Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
СИ ЧУАНЬ

летучие мыши в лучах заката

 

на офорте гойи, это они художнику

подарили кошмар. это они делают петли

то влево то вправо; они шуршат шепотком

но не будят творца

невыразимая радость ощущается в этих

закатных летучих мышах

на человечества лике. как птицы

но все же не птицы, тела их — черная смоль —

сливаются с теменью, как семя что никогда не

исторгнет цветка

как лишенные надежды души

слепые, злодейские, мыслью ведомые

порою висящие вниз головой на ветвях

как чешуи сохлой листвы, что внушают сочувствие

жалость

а в других историйках, они во

влажных пещерах и гротах гнездятся

солнце за горы значит время пуститься

искать пропитанье, плодиться, потом раствориться

бестенно бесследно

они с силой потянут лунатика влиться в свой сонм

они отнимут из рук у него факел его загасить

они отобьют вторжение волка

заставят его безответного провалиться в ущелье,

ночью, если ребенок не спит

то тому точно причиной летучая мышь

что прячется от ноющих глаз часового

и подлетая вплотную ему вещает судьбу

одна, потом двое, трое летучих мышей

у них нет имущества, нет очага, как могут они

принести людям счастье[3]? от лун полных ли

ущербных повыцвело их

оперенье; они безобразные, лишенные имени

их камень-утроба никогда мне не трогала сердце

вплоть до потемок лета того

когда я проходя мимо прежнего дома увидел толпу

играющих ребятишек

увидел как тучей кружатся над их головами летучие

мыши

закатного света в хутуне[4] раскинуты тени

а у летучих мышей раззолочены платья

они впорхнут в парадную дверь с лаком облезшим

но в отношении судеб промолчат безглагольно

среди древних вещей, летучая мышь

это воистину род воспоминанья. они

удержали меня, заставили надолго остаться

в том районе, в моего взросленья хутуне

 

[3] Традиционно в Китае летучая мышь считается символом счастья, прежде всего из-за созвучия ее названия (фу) со словом “счастье”.

[4] Хутун — тип средневековой китайской городской застройки, околоток.

 

 

 

 

я с лицемерным притворством

 

прохожу дорогой весны

всё тело покрыто как шалью травой

на голове древесная крона

моя рука несёт белого облака полотенце

рот зажимает в зубах цветка сигарету

моя фляга полна только оттаявшей речкой

в моём рюкзаке лежит одна стопка

многоцветных горных цепей

я в подражанье весне себя наряжаю

пытаясь у города врат

пройти безнаказанным через заставу

стайка из норки зверей

в роли голкиперов

сверяясь с портретом (угрозыск)

меня осмотрит со всех возможных сторон

но в конце не найдёт никакого изъяна

прокравшись в весну

я про себя тихонько смеюсь

неожиданно неотвязный назойливый ветер весенний

большими шагами со спины догоняет меня

одним захватом срывая мой камуфляж

обнажая эту

снегом покрытую льдом одетую рожу

 

 

 

чудище

 

чудище – я видел. чудище: волос груб, зуб остёр, глаз почти что слеп. чудище, дыша тяжко, бормоча роковое, чьи ноги ступают без звука. чудище, лишённое чувства юмора, как тот кто тщится прикрыть худородность, как тот кто искалечен призванием, без колыбели чтоб помянуть, без цели чтобы стремиться, без достаточной лжи для самозащиты. оно бьёт по стволам, собирает детей; оно живёт, как кусок камня, умирает, как снежный обвал.

 

вороньё среди пугал ищет товарок.

 

чудище, ненавидит мою стрижку, ненавидит мой запах, ненавидит моё сожаление и осторожность. одним словом, ненавидит как я счастье одеваю в лалы и жемчуга. оно втискивается в мои двери, велит мне стать в угол, без долгих слов плющит мой стул, бьёт моё зеркало, рвёт мои шторы и все принадлежащие мне одному заслонки души. я умоляю его: когда я умираю от жажды не забирай мою чашку! оно здесь же вырывает колодец, считай мне в ответ.

 

тонна попугаев, тонна попугайского вздора!

 

мы называем тигра «тигр», мы называем осла «осёл». но чудище, как ты назовёшь его? без имени, чудища плоть и тень сливаются воедино, и тебе трудно вызвать его, и тебе трудно определить его место под солнцем и предречь его предзнаменование. нужно дать ему имя, например «тоска» или «стыд», нужно дать ему пруд для питья, нужно дать ему кров от дождя. без имени чудище страшно.

 

дрозд всю королевскую рать побивает!

 

оно тоже знает соблазн, но это не чин, не женщина – и не обильный кутёж при свечах. оно к нам подходит, неужели у нас есть то что заставляет его рот увлажниться? неужели оно хочет выпить из нас пустоту? что за соблазн! боком по тёмному коридору, навстречу блеску ножа, мелкая-мелкая рана научает его стонать – стонать, существовать, не знать что есть вера; но как только оно утишится, снова услышит кунжутных кустиков шорох, снова учует розовый запах.

 

перелетевший тысячу гор дикий гусь, стыдится сказать о себе.

 

эта метафора чудища сходит по горному склону, собирает цветы, на реке глядится в своё отражение, сердцем недоумевая кто это там; потом вплавь через реку, вылезает на берег, в огляд на речные туманы, ничего не открыв ничего не поняв; потом врывается в город, преследует девушек, получает кус мяса, под карнизом ночует, во сне видит деревню, товарища; потом во сне проходит двадцать пять километров, не ведая страха, в утреннем солнечном свете приходит в себя, узнаёт что вернулось в место откуда до этого вышло: тот же толстенный слой листьев, под листвой так же хранится тот самый кинжал – что здесь случится?

 

голубь в песке, ты кровавым глянцем прозрел. о, время полёта пришло!

 

Перевод: Юлия Дрейзис

 

 

 

 

 

 

Си Чуань. Алхимия стиха

 

Противостояние двух лагерей: народных·民间 поэтов и поэтов-интеллектуалов·知识分子 – задаёт главный вектор поисков китайского стиха в 90-е годы. Основными рупорами «народнической» парадигмы в течение всего десятилетия неизменно выступают Хань Дун и Юй Цзянь – оба публикуют колоссальное количество статей и эссе-манифестов о собственном видении поэтического творчества и месте поэта в новой литературе. На противоположном конце шкалы, среди отчаянно обороняющихся «интеллектуалов», самый мощный голос принадлежит Си Чуаню, основателю журнала Тенденция·倾向 и известному переводчику англо-американской поэзии.

В творчестве Си Чуаня обычные отношения между первичными и вторичными текстами порой оказываются инверсированы – другими словами, его поэзия разъясняет его поэтику, а не наоборот. Примером намеренной многозначительности Си могут служить три наиболее важных для него метатекста, укладывающиеся в рамки общих трендов «интеллетуалистского» направления. Это, во-первых, эссе Самоопределение искусства·艺术自释, написанное в 1986 году и опубликованное в знаковой книге критика Сюй Цзинъя·徐敬亚 Грандиозная картина китайской модернистской поэзии 1986–1988·中国现代主义诗群大观1986~1988, во-вторых, длинная статья 1995 года О девяти проблемах поэтики·关于诗学中的九个问题 и, наконец, серия афоризмов под выразительным названием Алхимия стиха·诗歌炼金术. Алхимия была увидела свет в 1994 году, но через пять лет Си Чуань расширил и изменил первоначальный вариант для публикации в сборнике Пятна воды·水渍 (2001).

Если первые два текста представляют собой простые рассуждения поясняющего свойства о поэзии, то Алхимия – это нечто среднее между вторичным и первичным текстом, между критическим и творческим форматом. Предлагаем читателю вступить в это сложное пространство образного языка, граничащего с поэтическим, через перевод Самоопределения искусства и Алхимии стиха в версии 1999 года.

 

 

Самоопределение искусства

 

Сичуаневский стиль – вот шутливое название, созданное моим другом Ли Дуном·李东. Оно говорит само за себя, но под этим знаменем – лишь я один. Для меня существовать пред лицом поэзии – всё равно что существовать перед лицом веры. Для меня поэзия должна иметь дело с естеством; человек – это отзвук природы, величие человека – в величии естества.

Для меня толерантность – это великая сила, и я учусь ей у Софокла, Сапфо, Катулла, у великих мастеров – Ли Бо[1], Гёте, Паунда, Франсиса Жамма. Я вовсе не сторонюсь других, мы идём рука об руку, однако я не похож на них – я отрицаю, и я же утверждаю, моя поэтическая мысль и свободна, и ограниченна.

Поэзия сама по себе должна обладать некой жизненной силой: поэт создаёт стихи, у них появляются имена, фамилии, профессии; сколько они проживут зависит от их способности к самопитанию. Поэт – и бог, и демон, его произведения загадочны и удивительны, но это вовсе не мистификация. Я не стремлюсь поднимать шумиху, мои ориентиры – вода, воздух и голубое пламя, что таятся под коркой льда. Поэзия обладает качественными различиями на трёх разных уровнях: первый – техника, второй – разум, третий – истина. Но истина, о которой я говорю – всего лишь своего рода догадка, такая истина рождается из мудрости и проявления поэтической изобретательности.

Существуют четыре мерила для выявления достоинств и недостатков стиха: первое – насколько стихотворение приближается к вечной истине; второе – насколько в произведении мир иной проявляется сквозь мир насущный; третье – насколько совершенны структура стихотворения и мастерство поэта; четвёртое – насколько интенсивно то эстетическое наслаждение, которое получает читатель от стихотворного произведения как от эстетического объекта. Позвольте мне взять от самой сути древней литературы и воссоединить это с духом современности. Позвольте мне встать лицом к лицу с религией и вовлечь поэзию в круговорот естества, позволив ей обрести жизненную силу. Такая поэзия исполнена спокойного умиротворяющего света. Позвольте мне ограничить себя. Позвольте обуздать все нестройности языкового материала, устремиться к совершенству формы, звука, образа. Я не приемлю лжекорифеев современной поэтической арены, их лукавых лжеистин, афоризмов, подобных редким искрам мысли, пустоты, зияющей меж новым и старым. Мне противны эти замшелые мерила творчества поэта: дутая слава, напыщенность, нагромождение поэтических образов; мне претят вырождение романтизма и героизма, то очищение, тот катарсис, который они насильственно вызывают страстью к разрушению; претят все эти дешёвые вскрики и мелочные душеизлияния. В эту эпоху душевных скитаний, позвольте рассказать вам о моей обители.

 

[1] Ли Бо (701-762/3 гг.) – один из известнейших и наиболее почитаемых поэтов золотого века китайской поэзии – эпохи Тан.

 

 

 

 

 

Алхимия стиха

 

1. Поэт не простец и не патриций. Он тот, кто воспринимает мысль и экспрессию.

 

2. Поэт – в своём роде интеллектуал. Он альтернативный труженик.

 

3. По необходимости молчание, по необходимости одиночество, по необходимости беспутство, по необходимости безделье.

 

4: Но кичиться своим образом жизни не стоит, ведь это – самая ничтожная часть поэтической жизни.

 

5. В процессе творчества не стоит переживать из-за своего поэтического авторитета.

 

6. Поэт – средоточие прошлого, настоящего и будущего. Мечты и грёзы поэта не принадлежат ни к миру прошлого, ни к миру настоящего, ни к миру будущего.

 

7. Достоинство поэта проявляется в непрестанно волнуемой творческой силе.

 

8. Работа над собой необходима, но работа над собой не равна творческой силе.

 

9. Следует остерегаться занимательности.

 

10. Традиция вовсе не синоним посредственности, новаторство не подразумевает низкого уровня поэзии.

 

11. Традиционно слишком много значения придаётся отношениям поэт–поэт и поэзия–поэзия и игнорируются отношения поэт–не поэт и поэзия–не поэзия.

 

12. Раз поэт пребывает в благодати, он должен вещать с высоты своего предопределения.

 

13. Нарекая сущее, поэт удерживает мироздание.

 

14. Стремление к власти нарекать всё сущее есть стремление к оригинальности.

 

15. Поэт должен преодолеть три преграды: эго, альтер-эго и супер-эго, он должен реинкарнировать все свои прошлые эго.

 

16. Состав эго: внешнее эго и внутреннее эго.

 

17. Состав внутреннего эго: логическое эго, эмпирическое эго и фантазийное эго.

 

18. Неизбегаема противоречивость.

 

19. Поэты верят в силу вдохновения и мистическую передачу великой истины. Им больше необходимы квазирелигия и квазифилософия, чем религия и философия как таковые.

 

20. Квазифилософия обнаруживает изломы мысли, квазирелигия указывает на эстетическую ценность веры.

 

21. Когда невежество почитается властью – это самое большое невежество.

 

22. Знание как источник творчества в процессе самого творчества преобразуется.

 

23. Без тайны литература не может существовать.

 

24. Сторонись предсказаний.

 

25. На стыке веры и суеверия поэт – своего рода алхимик.

 

26. Я могу смириться со смертью поэта, но не могу смириться со смертью поэзии.

 

27. Вдохни в поэзию жизнь, пусть она встрепенётся.

28. Поэзия – парящее в воздухе создание.

 

29. Поэзия – это и радость, и печаль, талант и дурачество.

 

30. Поэзия – способ души доказать своё существование.

 

31. Поэзия способна явить миру всё, что скрывает человеческая душа, выставляя её при свете дня такой, какая она есть.

 

32. Это явление души неразрывно связано с общечеловеческим счастьем.

 

33. Чудачество – это до некоторой степени побег.

 

34. Высмеивать то, что хотелось бы скрыть, – признак скудомыслия.

 

35. Прежде всего надо горячо любить жизнь, потом нужно ей пренебречь. Любовь к жизни обогащает поэзию, пренебрежение к жизни поэзию оттачивает.

 

36: Однако человек, которому недостаёт жизненного опыта, вряд ли сможет понять подлинное искусство.

 

37. Поэзия вечно пребывает меж двух духовных начал.

 

38. У поэзии существуют свои ограничения.

 

39. У поэзии есть объект обращения.

 

40. Поэзия нуждается в духовных горизонтах.

 

41. Дух поэзии подобен опоре здания: здание обрушится, опора выстоит.

 

42. Целомудренная поэзия отрицает, гуманная поэзия снисходит и прощает.

 

43. Необходимо развивать порывы фантазии, но не пускать их на волю, а изваивать их наново.

 

44. Возможно, нести околесицу.

 

45. От экспериментальной поэзии до трансцедентальной поэзии лежит путь восхождения поэта на сверхуровень.

 

46. Вдохновение – это открытие. Открытие проникающего свойства.

 

47. Красота подлинной, крепкой поэзии противостоит красоте поэзии притворной, больной.

 

48. То, что можно классифицировать как особенность подхода – будь то гнев, благоговение, восхищение, презрение – не есть средоточие поэтической силы.

 

49. Я понимаю отточенную шероховатость.

 

50. В недрах поэзии таятся силы, от неё отпавшие. То, как поэзия правит их в своей монолитности, создаёт поэтическое напряжение.

 

51. Только неискренние люди испытывают необходимость говорить об искренности – нельзя позволять искренности вредить поэтическому.

 

52. Можно писать и пролетарскую поэзию, и аристократическую, и буржуазную, нельзя – только мещанскую.

 

53. Никогда не говорите, что вы достигли подлинности, подлинность – вот кошмар поэтики.

 

54. Если говорить о поэтическом языке, то существуют три вида поэзии: лирическая, драматическая и повествовательная. Тех, кто в своих произведениях способен сочетать все три вида, можно называть мастерами.

 

55. Включать критику в поэзию – всё равно что включать в поэзию анализ, при этом анализ поэтический не есть то же, что анализ теоретический.

 

56. Куда интереснее афоризмов – лжеафоризмы.

 

57. Богатая поэзия требует энергии, злободневная поэзия требует риска.

 

58. Концентрированная, плотная поэзия с лёгкостью привлекает внимание, ведь она удовлетворяет интеллектуальное любопытство.

 

59. При наилучшем раскладе любой вздор поэта может стать хорошим стихотворением.

 

60. Обо всех явлениях в мире можно рассказать. До того, как будет найден способ рассказать о них, поведать о них невозможно.

 

61. Язык должен быть соразмерен с природой, с жизнью. Жизнь и естество должны стать критериями поэзии.

 

62. Поэтический язык не то же, что повседневная речь, и даже если поэт в своём произведении использует разговорный язык, то функция этого языка в стихе совсем иная.

 

63. Язык должен соприкасаться с вещами, и даже язык фантазии должен касаться плодов фантазии.

 

64. Язык в процессе метаморфоз образует парадоксы.

 

65. Хороший поэт одним прикосновением превращает железо в золото.

 

66. Чувство качества поэзии проявляется в гибкости стиха.

 

67. Чувство элементали поэзии проявляется в восстановимости стиха.

 

68. Поэтическая форма и есть музыка стиха.

 

69. Внешняя форма стихотворения может быть использована неоднократно, но внутренняя форма – только единожды.

 

70. Разный языковой темп порождает разное знание. Схожий языковой темп в разных произведениях одного автора создаёт авторский стиль.

 

71. Тип поэтичности: непринуждённое течение речи.

 

72. Тип поэтичности: неосознанное течение речи.

 

73. Тип поэтичности: экстатический отзвук в минуту кульминации речи.

 

74. Тип поэтичности: пустота духа в моменты обрыва речи.

 

75. Тип поэтичности: процесс затухания пламени речи.

 

76. Тип поэтичности: антипоэтичность.

 

77. Так называемая «основная мысль» не может передать сущности экспрессии как таковой.

 

78. Чтобы писать маленькие стихи, необходимо большое мастерство.

 

79. В сущности, по небольшим стихотворениям можно судить о технике поэта, по крупным – о его творческих возможностях.

 

80. Поэзия – явление многоуровневое. Поэзия в первую очередь – это она сама, уже потом – трамплин, намёк.

 

81. Завершённость произведения подразумевает под собой его самодостаточность.

 

82. Всякий раз, когда кисть поэта замирает, нужно вернуться к первоначальному истоку испить вдохновения.

 

83. Все печали, все радости в конце концов становятся песнями.

 

84. Высший уровень поэзии – это не многоцветье сада, а монохромность небес и океана.

 

85. История для китайцев – что миф для древних греков.

 

86. Не существует поэзии, изолированной от истории, мифа и существования, как не существует и языка, изолированного от них.

 

87. Поэт должен остерегаться давать поэзии какие-либо определения.

 

88. Если невозможно стать хорошим поэтом, можно стать хорошим читателем.

 

89. Нужно насколько возможно разделять тайны предшественников – поэтов и писателей. Не стоит воспринимать предшественников как образцы для подражания – но как друзей.

 

90. Одобрение читателей почивших куда важнее, чем одобрение живущих ныне.

 

91. Мастер – это полпоэта.

 

92. Большие мастера стирают со своих произведений блеск.

 

93. Со всеми второсортными произведениями можно и поступать по шаблону.

 

94. Секрет успеха для хитроумных и ленивых – довести до крайности все преимущества никчёмных произведений.

 

95. Секрет успеха для глупых: придерживаться глупости.

 

96. Утвердить второсортного поэта и восхвалять его как идеал. Цель этого – в признании второсортной поэзии, в прощении её.

 

97. От хороших стихотворений у читателя должно возникать чувство, будто он заново родился.

 

98. Поэзия никогда не склонит голову перед какой бы то ни было непоэтической силой. Это подтверждение независимости творчества.

 

99. Чем спорить с людьми, лучше спорить с самим собой.

 

100. Как не стоит верить своей писательской тактике, так не стоит верить и чужим.

 

101. В нужный момент похорони себя.

 

102. Начертание жёстких рамок – путь недолговечный.

 

103. Если не чувствуешь острой необходимости, поэзия отнюдь не то, что необходимо писать везде и всегда.

 

104. Я старательно устремлял взгляд в даль в поисках воздушных замков. Пытался насквозь пройти царство утопии. Пытался проникнуть в Вавилонскую башню.

Си Чуань (кит. трад. 西川, пиньинь Xī Chuān, настоящее имя — Лю Цзюнь кит. трад. 刘军, пиньинь Liú Jūn); р. 1963 в городе Сюйчжоу в провинции Цзянсу) — китайский поэт и писатель.

 

Настоящее имя — Лю Цзюнь. Родился в Сюйчжоу (провинция Цзянсу) в 1963 году, но вырос в Пекине, где живет и поныне. С 1981 по 1985 годы изучал английскую литературу в Пекинском университете, защитил диссертацию о китайских переводах стихов Эзры Паунда. В 1988 году вместе с друзьями основал неофициальный журнал поэзии “Тенденция” и много сделал для продвижения “интеллектуалистского” направления в современной китайской поэзии. С 1990 по 1994 годы сотрудничал в качестве редактора с журналом “Современная китайская поэзия”. Си — лауреат литературных премий Лу Синя (2001) и Чжуан Чжунвэня (2003). В настоящее время Си Чуань — главный редактор журнала “Современная зарубежная поэзия”. Он преподает классическую китайскую литературу в Колледже свободных искусств Центральной академии изящных искусств в Пекине.