Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА
Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
МАКСИМИЛИАН ВОЛОШИН

Максимилиан Александрович Волошин (фамилия при рождении — Кириенко-Волошин; 16 [28] мая 1877, Киев, Российская империя — 11 августа 1932, Коктебель, Крымская АССР, СССР) — русский и советский поэт, переводчик, художник-пейзажист, художественный и литературный критик.

* * *

 

Отроком строгим бродил я

По терпким долинам

Киммерии печальной,

И дух мой незрячий

Томился

Тоскою древней земли.

В сумерках в складках

Глубоких заливов

Ждал я призыва и знака,

И раз перед рассветом,

Встречая восход Ориона,

Я понял

Ужас ослепшей планеты,

Сыновность свою и сиротство…

Бесконечная жалость и нежность

Переполняют меня.

Я безысходно люблю

Человеческое тело. Я знаю

Пламя,

Тоскующее в разделенности тел.

Я люблю держать в руках

Сухие горячие пальцы

И читать судьбу человека

По линиям вещих ладоней.

Но мне не дано радости

Замкнуться в любви к одному:

Я покидаю всех и никого не забываю.

Я никогда не нарушил того, что

растет;

Не сорвал ни разу

Нераспустившегося цветка:

Я снимаю созревшие плоды,

Облегчая отягченные ветви.

А если я причинял боль,

То потому только,

Что был жалостлив в те мгновенья,

Когда надо быть жестоким,

Что не хотел заиграть до смерти тех,

Кто, прося о пощаде,

Всем сердцем молили

О гибели...

 

 

 

 

Подмастерье

 

Посвящается Ю. Ф. Львовой

 

Мне было сказано:

Не светлым лирником, что нижет

Широкие и щедрые слова

На вихри струнные, качающие душу, —

Ты будешь подмастерьем

Словесного, святого ремесла,

Ты будешь кузнецом

Упорных слов,

Вкус, запах, цвет и меру выплавляя

Их скрытой сущности, —

Ты будешь

Ковалем и горнилом,

Чеканщиком монет, гранильщиком камней.

Стих создают — безвыходность,

необходимость, сжатость,

Сосредоточенность...

Нет грани меж прозой и стихом:

Речение,

В котором все слова притерты,

Пригнаны и сплавлены,

Умом и терпугом, паялом и терпеньем,

Становится лирической строфой, —

Будь то страница

Тацита,

Иль медный текст закона.

Для ремесла и духа — единый путь:

Ограниченье себя.

Чтоб научиться чувствовать,

Ты должен отказаться

От радости переживаний жизни,

От чувства отрешиться ради

Сосредоточья воли;

И от воли — для отрешенности сознания

Когда же и сознанье внутри себя ты

сможешь погасить —

Тогда из глубины молчания родится

Слово,

В себе несущее

Всю полноту сознанья, воли, чувства,

Все трепеты и все сиянья жизни.

Но знай, что каждым новым

Осуществлением

Ты умерщвляешь часть своей возможной жизни:

Искусство живо —

Живою кровью принесенных жертв.

Ты будешь Странником

По вещим перепутьям Срединной Азии

И западных морей,

Чтоб разум свой ожечь в плавильных

горнах знанья,

Чтоб испытать сыновность и сиротство,

И немоту отверженной земли.

Душа твоя пройдет сквозь пытку

и крещенье

Страстною влагою,

Сквозь зыбкие обманы

Небесных обликов в зерцалах земных вод.

Твое сознанье будет

Потеряно в лесу противочувств,

Средь черных пламеней, среди пожарищ мира.

Твой дух дерзающий познает притяженья

Созвездий правящих и волящих планет...

Так, высвобождаясь

От власти малого, беспамятного "я",

Увидишь ты, что все явленья —

Знаки,

По которым ты вспоминаешь самого себя,

И волокно за волокном сбираешь

Ткань духа своего, разодранного миром.

Когда же ты поймешь,

Что ты не сын Земли,

Что Солнца и Созвездья возникали

И гибли внутри тебя,

Что всюду — и

в тварях и вещах — томится

Божественное Слово,

Их к бытию призвавшее,

Что ты — освободитель божественных имен,

Пришедший изназвать

Всех духов – узников, увязших в веществе,

Когда поймешь, что человек рожден,

Чтоб выплавить из мира

Необходимости и Разума —

Вселенную Свободы и Любви, —

Тогда лишь

Ты станешь Мастером.

 

 

 

 

Спекулянт

 

Кишмя кишеть в кафе у Робина,

Шнырять в Ростове, шмыгать в Одессе,

Кипеть на всех путях, вползать

сквозь все затворы,

Менять все облики,

Все масти, все оттенки,

Быть торговцем, попом и офицером,

То русским, то германцем, то евреем,

При всех режимах быть неистребимым,

Всепроникающим, всеядным, вездесущим,

Жонглировать то совестью, то ситцем,

То спичками, то родиной, то мылом,

Творить известия, зажигать пожары,

Бунты и паники; одним прикосновеньем

Удорожать в четыре, в сорок, во сто,

Пускать под небо цены, как ракеты,

Сделать в три дня неуловимым,

Неосязаемым тучнейший урожай,

Владеть всей властью магии:

Играть на бирже

Землей и воздухом, водою и огнем;

Осуществить мечты о превращены!

Веществ, программ, событий, слухов

В золото, а золото — в бумажки,

И замести страну их пестрою метелью,

Рождать из тучи град злотых монет,

Россию превратить в быка,

Везущего Европу по Босфору,

Осуществить воочью

Все россказни былых метаморфоз,

Все таинства божественных мистерий,

Преосуществлять за трапезой вино и хлеб

Мильонами пудов и тысячами бочек —

В озера крови, в груды смрадной плоти,

В два года распродать империю,

Замызгать, заплевать, загадить, опозорить,

Кишеть, как червь в ее разверстом теле,

И расползтись, оставив в поле кости

Сухие, мертвые, ошмыганные ветром.

 

 

 

 

Террор

 

Собирались на работу ночью. Читали

Донесенья, справки, дела.

Торопливо подписывали приговоры.

Зевали. Пили вино.

С утра раздавали солдатам водку.

Вечером при свече

Выкликали по спискам мужчин, женщин.

Сгоняли на темный двор.

Снимали с них обувь, белье, платье.

Связывали в тюки.

Грузили на подводу. Увозили.

Делили кольца, часы.

Ночью гнали разутых, голых

По оледенелым камням,

Под северовосточным ветром

За город в пустыри.

Загоняли прикладом на край обрыва.

Освещали ручным фонарем.

Полминуты рокотали пулеметы.

Доканчивали штыком.

Еще недобитых валили в яму.

Торопливо засыпали землей.

А потом с широкою русскою песней

Возвращались в город домой.

А к рассвету пробирались к тем же оврагам

Жены, матери, псы.

Разрывали землю. Грызлись за кости.

Целовали милую плоть.

 

 

 

 

Суд

 

1

 

Праху — прах. Я стал давно землей:

Мною

Цвели растенья, мной светило солнце.

Все, что было плотью,

Развеялось, как радужная пыль —

Живая, безымянная.

И океан времен

Катил прибой столетий.

 

 

2

 

Вдруг

Призыв Архангела,

Насквозь сверкающий

Кругами медных звуков,

Потряс вселенную;

И вспомнил себя

Я каждою частицей,

Рассеянною в мире.

 

 

3

 

В трубном вихре плотью

Истлевшие цвели в могилах кости.

В земных утробах

Зашевелилась жизнь.

И травы вяли,

Сохли деревья,

Лучи темнели, холодело солнце.

 

 

4

 

Настало

Великое молчанье.

В шафранном

И тусклом сумраке земля лежала

Разверстым кладбищем.

Как бурные нарывы,

Могильники вздувались, расседались,

Обнажая

Побеги бледной плоти: пясти

Ростками тонких пальцев

Тянулись из земли,

Ладони розовели,

Стебли рук и ног

С усильем прорастали,

Вставали торсы, мускулы вздувались

И быстро подымалась

Живая нива плоти,

Волнуясь и шурша.

 

 

5

 

Когда же темным клубнем

В комках земли и спутанных волос

 

Раскрылась голова

И мертвые разверзлись очи — небо

Разодралось, как занавес,

Иссякло время,

Пространство сморщилось

И перестало быть.

 

 

6

 

И каждый

Внутри себя увидел солнце

В зверином круге...

 

 

7

 

...И сам себя судил.

 

 

 

 

 

Пути России

 

Написание о царях Московских

 

1

 

Царь Иван был ликом некрасив,

Очи имея серые,

Пронзительны и беспокойны,

Нос протягновенен и покляп.

Ростом велик, а телом сух,

Грудь широка и туги мышцы.

Муж чудных рассуждений,

Многоречив зело,

В науке книжной опытен и дерзок,

А на рабы, от бога данные,

Жестокосерд,

В пролитьи крови

Неумолим.

Жен и девиц сквернил он блудом много.

И множество народа

Немилостивой смертью погубил.

Таков был царь Иван.

 

 

2

 

Царь же Федор

Был ростом мал,

А образ имея постника,

Смирением обложен.

О мире попеченья не имел,

А только о спасении душевном.

Таков был Федор — Царь.

 

 

3

 

Царь Борис — во схиме Боголеп —

Был образом цветущ,

Сладкоречив вельми,

Нищелюбив и благоверен,

Строителен зело и о державе попечителей.

Держась рукой за верх срачицы, клялся

Сию последнюю со всеми разделить.

Единое имел неисправление:

Ко властолюбию несытое желанье

И ко врагам сердечно прилежанье.

Таков был царь Борис.

 

 

4

 

Царевич Федор — сын царя Бориса —

Был отрок чуден,

Благолепием цветущ,

Как в поле крин от Бога преукрашен.

Очи — велики, черны,

Бел лицом,

А возраст среден.

Книжному научен почитанью.

Пустотное али гнилое слово

Из уст его вовек не исходите.

 

 

5

 

Царевна Ксения

Власы имея черны, густы, —

Аки трубы лежаше по плечам.

Бровьми союзна, телом изобильна,

Вся светлостью облистана

И млечной белостью

Всетельно облиянна.

Воистину во всех делах чредима.

Любила воспеваемые гласы

И песни духовные,

Когда же плакала —

Блистала еще светлее

Зелной красотой.

 

 

6

 

Расстрига был ростом мал,

Власы имея руды.

Безбород и с бородавкой

У переносицы.

Пясти тонки,

А грудь имел широку.

Мышцы толсты,

А тело помраченно.

Обличьем прост,

Но дерзостен и остроумен в речах

И в наученьи книжном.

Конские ристалища любил,

Был ополчитель смел,

Ходил танцуя.

 

 

7

 

Марина Мнишек была прельстительна.

Бела лицом, а брови имея тонки.

Глаза змеиные. Рот мал. Поджаты губы.

Возрастом невелика.

Надменна обращением.

Любила плясания и игрища

И пялишася в платья

Тугие с обручами,

С каменьями и жемчугом,

Но паче честных камней

Любяше негритенка.

 

 

8

 

Царь Василий был ростом мал.

А образом нелеп.

Очи подслеповаты,

Скуп и неподатлив,

Но книжен и хитер.

Любил наушников,

Был к волхованьям склонен.

 

 

9

 

Боярин Федор – во иночестве Филарет —

Роста и полноты был средних.

Был обходителен.

Опальчив нравом.

Владетелен зело.

Божественное писание разумел отчасти.

Но в знании людей был опытен:

Царями и боярами играше

Аки на тавлее.

И роду своему престол Московский

Выиграл.

 

 

10

 

Так видел их и, видев, записал

Иван Михайлович

Князь Катырев-Ростовский.

 

 

 

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

 

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь,

Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
   — Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали