Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА
Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
Веня Д’ркин

Веня Д’ркин (настоящее имя Александр Михайлович Литвинов; 11 июня 1970, пос. Должанское, Луганская область — 21 августа 1999, Королёв, Московская область) — советский музыкант, поэт, рок-бард, певец.

НА ИВАНА КУПАЛА

 

Полотно, на котором был лес,

В котором был дом, в котором жил я,

Который не спал в ожиданьи чудес,

Сгорело дотла, как седая ветла

За краем села, на Ивана Купала.

 

А выпь, что стенала о нас,

Поющих про птиц, похожих на свет,

Несущий нам крест, который не спас,

Меня обняла, со мною была

За краем села, на Ивана Купала.

 

Теперь только черный чердак,

Чернее чем ночь, которая там,

Где совы да сыч - мой названный брат.

Слышу голос сыча, значит, чья-то сейчас

Загорится свеча на Ивана Купала.

 

Костер - мой единственный друг

С рассветом потух. Лишь я знаю то,

К чему он был слеп, о чем он был глух...

Не дождавшись утра, она умерла

На углях костра... На Ивана Купала.

 

В страстном сумраке свеч одежда падает с плеч,

Я держу в руке венч. До скорых встреч

На Ивана Купала.

 

 

 

 

ПОЛЧАСА ДО ВЕСНЫ

 

 

Мы с тобой за шальной игрой

В четыре руки да в четыре ноги.

Под колючей бедой да под горячей струей,

По причине тоски да под предлогом строки.

 

Наш дуэт - беспричинная месть,

Параноический бред - ни пропеть, ни прочесть.

Неуклюжий сюжет - тащим в чистые простыни

Грязный ответ на красивый вопрос.

 

Бесимся, бесимся, бесимся

Под новым месяцем, месяцем, месяцем.

Чертовка мельница, мельница, мельница

Все также вертится, вертится, вертится...

 

Заглянувший в окно не отмолится, не открестится...

 

Ты да я - гости небытия,

В забытьи теплоты да под теплом пустоты.

Утром рано воды из под крана, кляня

Приближение дня самой страшной беды.

 

Вот и мы, под прицелом войны.

Мы ни слова в ответ, вы ни слова взаймы.

Огоньки сигарет да в последний раз чай,

В полчаса до весны уходящий трамвай.

 

 

 

 

БЕЗНАДЁГА

 

Была у милой коса честью-безгрешностью.

Стали у милой глаза блядские с нежностью.

Ой лебеда-беда моя — далека к милой дорога.

Рваная в сердце рана, безнадега ты, безнадега.

 

Жареный в красном зареве, в четырех дымах копченый,

Бросил снова взгляд за море — спасибо конченым.

У милой кольцо на пальце обручальное с кровостеком.

Крылья под капельницей, безнадега ты, безнадега.

 

Это недолго куплено, то, к чему руки тянутся.

Продана — не загублена, крадена — да останется.

Только уже не хочется бить копытами у порога.

Ржавчиной позолоченого, безнадега, ты, безнадега.

 

 

 

 

 

В ПАРКЕ ТЕРНОВОМ

 

В парке терновом которому тысячи лет,

Мальчик с глазами уставшего старца

Что-то мурлычет в пыли отлетавших планет,

Серым котенком играет и пальцем знаки рисует,

Что тайного смысла полны.

 

А рядом откуда-то льется печальный мотив.

А мимо дитя пробегает дорога.

Старая стерва с косой от бессилия взвыв,

Тихо уйдет, проклиная так долго,

Так неестественно долго живущий огонь.

 

Только мальцу безразлично — он просто играл.

Судьбы при этом крушил и созидал.

Даже не думал, что чьи-то умы он смущал,

Чьи-то надежды разъил словно воздух,

Смело, как дети, играл, не ведая зла.

 

 

 

 

МЕЧТА МОЯ

 

Город с куполами, золотые ворота —

Мечта моя. Эх, мечта...

В замке братья да сестры, нет хозяина,

Лишь господь Бог да синие звезды вдосталь.

 

Коль не город — крылья мне бы

Да в самое небо — мечта моя. Эх, мечта...

Я по небу поплыву, что мне километры,

Лишь бы отсюда куда-нибудь с ветром.

 

Не крылья, дык девку-бабу

На забаву — мечта моя. Эх, мечта...

Лебедь синеглазую завалю на простыни,

Обомну, замацаю до смерти...

 

Коль не девки, водки ба,

Да все в рот мечтать мечта моя,

Эх, мечта...

 

 

 

 

ПРОКЛЯТУЩАЯ

 

Дом захлопал ставенками

На зажатые стоны в руке

И остались яблоньки

На колючей проволоке...

 

 

 

 

* * *

 

Начесали петухи пункера,

Распустили хаера хипаны.

Казином сдавались в плен мусора,

Шли этапом до великой стены.

 

Прорастали швеллера как лоза,

С них напилась стрекоза серебра.

И исчезли этажи в миражах,

И блестят твои глаза... Жить да жить.

 

Золотоглазый Коперник, твори меня вновь!

Спасибо, колдунья-весна, за твою акварель,

Спасибо вам, вешние чары, за нашу любовь,

За маленький домик, с видом на небо, а в небе апрель.

 

Но защелкали замки на руках,

Заскрипели на портах кирзаки.

И остался пункерам назепам,

Паркопановый бедлам — хипанам.

 

И на этом вот и вся недолга,

Иллюзорная модель бытия.

Оборвались небеса с потолка,

И свернулась в карусель колея.

 

Ты, спасибо, помогла чем могла,

Ты на феньки порвала удила.

Ветхой пылью рок-н-ролл на чердаках,

Я иглою на зрачках наколол.

 

Маленький домик с видом на небо, а в небе апрель.

Спасибо вам, дикие травушки, за липкую кровь,

Спасибо вам, камушки, за вещую вашу постель.

Золотоглазый Коперник, твори меня вновь!

 

 

 

 

УБЕЙТЕ, ДАЙТЕ МНЕ ТИШИНУ

 

Клином в точку сходятся стены —

Вперед один шаг и все труднее дышать.

Убейте, бросьте в котел,

Растворите на мыло...

 

Пусть я буду мылом

И нежно, несмело

Буду тереться о женское тело...

Убейте.

 

Распили мой череп и поставь его на пол,

Стряхивай пепел в пустые глазницы.

А я буду смотреть, как ты склоняешь к измене

Чужую жену...

 

Убейте, дайте мне тишину!

Убейте.

 

Небо уставов и море инструкций,

В сторону шаг, как попытка бежать.

Убейте, разорвите на части, отдайте на кухню...

 

Пусть я буду мясом, сегодня диета —

Сегодня бифштекс из певца и поэта...

Убейте!

 

Меня кто-то вилкой отделит от спагетти —

Вам даже мясо мое не в кайф...

Тогда повесьте на крест мое тело

И делайте вид, что нету вам дела,

Убейте, дайте мне рай...

 

Полная власть у некомпетентных,

В сторону шаг, как попытка бежать...

Убейте!

 

Облокотясь на подоконник

Кто-то счастливый глянет в окно,

А на улицах темных насилует гопник

Малолетку-весну...

 

Убейте, дайте мне тишину...

Убейте!

 

Брось меня в топку своего паровоза,

Пусть перемешаюсь я с черным углем...

А мне наплевать на все ваши угрозы о смерти...

 

Убейте! Тогда заживем...

Убейте.

 

 

 

 

УЛЕТАЕМ!

 

В досках шальные гвозди,

Визгом дурные вести,

Розданы розги.

Брызги извлечь из песни...

 

Была бы любовь да так,

Чтобы кровь от нее стыла...

Дык, нет - мир не спасла красота!

Мир не спасает пиво...

 

Дунул Губа не в ту степь —

Глаза песком облезьте.

Вчера нашли в капусте,

Сегодня нашли в подъезде...

 

И что теперь здесь удержит

Упряжь лесных оленей?

Последней умрет надежда,

 

Надежда на хлебного волка

В стогу последнем...

 

Эники-беники, мы улетаем.

Навеки, на венике, веки смываем.

Знаем, мы знаем —

Не вспомнится, не ищется...

 

Так стоит ли слать приветы

С обратной стороны солнца?...

 

 

 

 

РАМА ХАРЕ

 

Я смотрел, как мой дом пожирался огнем,

Как потом ветер злой в поле пепел унес.

Я сижу и курю над потухшим костром -

То ли дым от костра, то ли дым папирос.

 

Вместе с ветром умолк умирающий волк,

Крик тропических птиц, шум далеких лесов.

Лишь чуть слышно одежды колышется шелк -

Это трепет пожаром напуганных сов.

 

Рама Харе — рубаха-парень, давай с нами,

Двенадцать глотков в стакане...

Леди под боком, леди на мутном экране...

 

Когда пала роса, видел старца и пса,

Да не лапа у пса, но людская ладонь.

У обоих веками томились глаза,

Оба были щедры, восхваляя огонь.

 

У времени два пути — я не знаю, какой из них вспять,

Но если его не найти, нам нечего станет терять.

Вчера я молился на всех, но всем на меня наплевать,

Сегодня коленями в снег — молюсь на последнюю блядь...

 

 

 

 

РЯБИНОЙ ЗА ОКНОМ

 

В саду был найден клад,

Когда его открыли —

В нем был все тот же сад,

Деревья те же были...

 

 

 

 

 

* * *

 

Мертвенный пепел лун в трауре неба,

Перхотью буквы звезд - мое имя,

Чтобы его прочесть столько верст.

 

Нибелунг, ничего у тебя не выйдет — кошка сдохла, хвост облез.

И никто эту кровь н выпьет, и никто ее плоть не съест.

 

Ждешь? Врешь! В руках синдромная дрожь. Пьешь? Что ж...

На то и солнечный день раскис в квадрате окна.

И твоя мама больна, и твоя мама одна.

Утешься собственным сном, где я — рябиной за окном.

 

Вольному руки греть в пламени танго,

Я заклинаю пить воды Конго,

Чтобы пожар отмыть — петь да петь.

 

Нибелунг, это палит костры туземка — бронзовая самка гну.

И ты в клетке ее так крепко, что не поймешь, почему...

 

"Весна" — похмельный сладко мурчит бес сна.

Вчера была тарида, сегодня в горле блесна.

Твое вино не беда, когда вина не ясна.

Еще одним серым днем на кухне с грязным столом,

Где я — рябиной за окном.

 

В памяти млечных рун — смерти и корни.

В рунах движения зла в миокарде,

Чтобы его простить — два крыла.

 

Нибелунг, это плавит твой воск конвектор —

Перья крыльев вмерзли в сталь.

Память в трубы уносит ветром... Улетай! Улетай!

 

Семь бед — один ответ — Бога нет как нет,

Где на столе будет гроб, там на столе будет спирт.

Где за столом кто-то пьет, там под столом кто-то спит.

Где человеческий лом присыпан хлоркой и льдом —

Там я — рябиной за окном.

 

 

 

 

С СОКОМ ГОРЬКОГО АИРА

 

С соком горького аира тело шепоты впитало.

Все пути ведут в начало, ты дошел до края мира.

В точке между "есть" и "нету" миг без ночи и без утра.

Богомолом, пустоцветом.

 

Если выйдешь из начала — станет время изменений.

Самой чистоты кристалла хватит, чтоб родиться тени.

Первый шаг сминает травы и тогда роса, от боли,

Станет каплями отравы.

 

Спать забыл, смыкая веки, остудил себя под утро

В остановленные реки — руки скрученные в мудру.

И у ног седые змеи счет ведут чужим дорогам.

Только им мешать не смею...

 

Кем-то высечен из камня, кем-то сотканный из ветра,

Тоньше самой тонкой ткани. Светел и невидим.

 

 

 

 

ХОЖУ И ГАЖУ

 

Мне сказали: "Пойди, там клево",

Я пошел туда, а там гадко.

Я назад пришел и здесь гадко,

А мне сказали: "До тебя было лучше".

 

И теперь у меня одна загадка —

Почему там, где я, там и гадко?...

 

А может это я хожу и гажу,

Может просто это я хожу и гажу.

А если это я хожу и гажу,

Тогда зачем мне просто жить на этом свете?...

 

Шоколадку укусну, сладку,

Ты съела и тебя стошнило.

И весь день тебя потом тошнило,

И всю ночь тебя потом тошнило.

 

И нет загадочней на свете загадки,

Может дело все и не в шоколадке...

 

А может это ты ходишь и гадишь,

Может просто это ты ходишь и гадишь.

А если это ты ходишь и гадишь,

Тогда сиди и не вылазь из дома.

 

А ты сказала: "Надо быть лучше

И душою, стало быть, чище,

И мыслями, стало быть, краше"...

И полюбила меня без остатку.

 

И я тебя полюбил без остатку,

И мы стали добрее и лучше,

И мы стали светлее и чище,

И в окно поглядели украдкой...

 

А за окнами гадкие люди,

И от этого на улицах гадко...

 

А может это все ходят и гадят,

Может просто это все ходят и гадят...

А если это все ходят и гадят,

Тогда зачем нам просто жить на этом свете?...

 

Знают взрослые и знают дети.

Знают маленькие и большие.

Знают негры и бледнолицые,

Краснокожие и голубые...

 

Знают, знают всякие гадости,

Но не знают то, что должен знать каждый...

 

Что если, если это я хожу и гажу,

Если, если это ты ходишь и гадишь,

Если, если это все ходят и гадят,

То это значит только то, что мы - гады!

 

 

 

 

ОДИНОКИМ

 

Одиноким — одиноко, вьюга только да осока.

И дорога не подруга — однонога, однорука.

Не дорога, а дорожка от порога до окошка.

Одиноко от печали — не ругали, не прощали.

Мне не надо, ради Бога, ни заката, ни восхода.

Мне бы снова хоть немного, хоть бы слово от порога.

 

 

 

 

ПРИТЕЛОГРЕЕШЬ ТЫ МЕНЯ...

 

Приноровлюсь-ка я к тебе.

Звезда на ушко нашептала,

Что после пятого бокала

Сгореть нам в чувственном огне...

Приноровлюсь-ка я к тебе.

 

Прителогреешь ты меня,

Я стану тверд и покраснею.

В ответ чего-нибудь посмею...

Эх, мать-подушка, простыня!

Прителогреешь ты меня...

 

И наконец твоя взяла,

Она взяла и попустила.

Наверно, в том мужская сила,

Что нет стакана без стола...

Не секс, а так.. Куча мала.

 

И угораздило же нас —

Меня сейчас, тебя чуть позже,

Что, собственно, одно и тоже,

Смотря на то, как посмотреть...

Пусть угораздит нас и впредь.

 

 

 

 

ОСТРОВ ДОЖДЕЙ

 

Я живу на острове дождей,

Грязных улиц и слепых домов.

В свете неприкаянных огней,

В шуме утихающих шагов.

 

Ты живешь на берегу тепла,

Призрачных и сказочных дворцов.

В искрах догоревшего костра,

Где царит и властвует любовь.

 

Я живу на острове зимы,

Бледных и запуганных синиц,

Призрачной и снежной тишины,

В скрипе уходящих колесниц.

 

Ты живешь на берегу борьбы,

Старых и забытых площадей.

Ты живешь на краешке судьбы —

Это берег острова дождей.

 

 

 

 

АРИЯ ЧУМЫ

 

Ты мне только открой — я стоял под окно.

Ты не сможешь уснуть — я не дай тебе спать.

Бесы на небесах — это серая ртуть,

Это мертвая грудь в леденящих руках...

Под такой же дождем.

 

Молчи! Молчи, обманешь.

Молчи, майн кляйн,

Молчи, обманешь.

 

Правда, я холодна, но прозвали — весна.

Дай мне ломани грошь, я тебе погадайт.

И меня пролистав, ты под утро уснешь...

Но, что ты мне запоешь, от заразы устав...

Вселенский тоска.

 

 

 

 

ТАНГО

 

А вот и танго

А вот оно

Ах это танго фрезерных станков

Ах это танго архимедовых червей

Ах эта музыка со знаком качества

Она талантливых людей чудачество

А может хватит с нас

И двух плексиглас

А третий к чему плексиглас?

Ведь для двух плексиглас

Есть две дырки как раз

Ну а третий — рукав не пришей

Так гоните взашей

Продавца продающего булочки

И хрустящие палочки

И вообще леденцы

И цветные фонарики

И воздушные шарики

Тропиканок секретики

И прочие все леденцы Жизнь наша — танго фрезерных станков

Жизнь наша — танго архимедовых червей

Жизнь наша — музыка со знаком качества

Она талантливых людей чудачество

Мне сигналишь ты и звенишь про болты

А тебе сколько раз не стучать

Твои гаечки все максимум 27

А болты мои на 35

И вообще мне списать

На твои полустертые кнопочки

И разбитые лампочки

И тупые резцы

Всякой смазкою липкая

Всякой стружкою грязная

Железяка холодная

Ла-ла-ла ла-ла-ла Жизнь наша — танго фрезерных станков

Жизнь наша — танго архимедовых червей

Жизнь наша — музыка со знаком качества

Она талантливых людей мудачество

 

 

 

 

АВТОВОКЗАЛ

 

Автовокзал проглотит тебя вместе с шумной толпой

И выплюнет прочь, в электрический свет.

А тебе завтра с утра просто нужно домой.

На улице дождь и на твой автобус билетов нет.

 

Я не хочу этот город — город чужой.

Я не хочу этот город — он стал слишком злой.

Я не хочу этот город — мне нужен свой.

В котором есть дом, где хотя бы портреты

На голой стене...

 

Кто-то из них больше всех не хотел, чтоб ты уезжал.

Кто-то из них... Наверно, ты сам.

И тебя провожая обнял только грязный вокзал,

И перемешал с теми, кто расселся согласно местам.

 

Солнце не стало ярче, не стало тускней,

Человек одел плащ — значит будет гроза.

Собака грызет свою кость, кто ловит мышей.

Все как всегда и только траурный август спрятал глаза...

 

 

 

 

МАХАПХАРАТА

 

Вам всё равно, и вы включили свет,

И ваше окно залило проспект,

Неразгаданно-нежным, способным учить любви

Не умеющих достойно любить,

Никто не окажется слеп.

Ведь если угли золой засыпать,

Кто в них жар разглядеть сумеет?

И кто сможет увидеть жемчуг,

Если раковина закрыта?..

И было красиво, да так, что порой

Даже несравнимо с Родена «Весной».

И соседний дом в тысячу глаз и сотен окон

Уставился в вас, восхищаясь вашей игрой.

Ведь если тучи небо затянут,

Кто ответит, взошёл ли месяц?

И кто сможет узнать, какого цвета

Лотос скрыт в глубине бутона?..

 

 

 

 

ПРО ЛЮБОВЬ №3

 

Где Карибское море ласкает

Флориду, а солнечных дней.

Не больше чем зёрен какао,

Но не меньше, чем пива и рыбы

Живет миссис Джейн.

Она аж трясётся — так жаждет героя

И верит, что он скачет к ней.

Быстрее чем ветер, чем стрелы гуронов...

Хау-ду-ю-ду, миссис Джейн!

На старой беззубой гнедой

По прериям скачет гобой,

Оставив свой скальп

На узкой тропе Мичигана.

В улыбке разорванный рот,

Задумчив единственный глаз,

Последний патрон

Заклинил в очке барабана.

Но любовь сильнее, чем жажда,

Но любовь июльского солнца теплей...

Вот если однажды он доедет,

Он скажет: «Хау-ду-ю-ду, миссис Джейн!»

 

 

 

 

Ти Бо Бо

 

Кукла с оскаленным ртом, с острыми зубами — я люблю свою куклу.

Я с ней игрался в раннем детстве, я её резал ножом на кухне.

Я ей ломал руки-ноги и выкалывал красные глаза иголкой.

Я ей вырезал ноздри, ногти, и вешал в ванной на бельевой веревке.

Тибибо, потерпи немножко — неотложка в пути.

Тибибо, кукольная любовь моя, кукольной жизни рознь.

Кавалер орденов невинной крови, с ним походная кухня.

Щипчики, скальпели, зажимчики… А ты сегодня будешь моей раненой куклой.

Раз, два, три, я — доктор Тибибо, а что у нас внутри, ну-ка?!

Четыре, пять, шесть, и ты внутри такой же, как и все. Фу! Скука!

Тибибо, не кричи напрасно, просто здравствуй ещё один.

Тибибо, кукольная любовь моя, кукольной жизни рознь.

Раз-два-три-четыре-пять-шесть, я — Тибибо, хочу вас всех съесть.

 

 

 

ЖУРАВЛЬ В НЕБЕ

 

Я пойман в поле голым,

Мой волк убит дуплетом.

Мои сова и ворон,

Где вас искать, не знаю...

 

Пылью играются лучики

Ano Dominie.

Я быть слепым не наученный —

Журавль в небе.

 

Я слышу, в коридоре

Слепые санитары уже идут за мною.

Им вирой — гнутый сольди,

Они едят друг друга.

Когда им станет мало

Они полезут в небо.

 

Я — зайчик солнечный,

Начали. Ano Dominie.

Я не умею быть схваченным —

Журавль в небе.

 

Когда ты станешь тифом,

Когда я стану оспой,

Мы выйдем ранним утром

Благословлять рунины,

 

Листики вырваны, сложены...

Ano Dominie.

Тенями на небо брошены —

Журавли в небе.

 

 

 

 

КАК ПО ЕСЕНИНУ...

 

Как по Есенину — тоскливо и сказочно,

В замке уютный бардак,

Капли последние звездочно, марочно —

Слёзы, и дождь, и коньяк.

 

Сначала был ливень, потом был туман,

Так тяжек и безголосен.

И замок мой пал, и нынче в нём бал,

И королевою — Осень.

 

Даже времени неподвластна,

И королева сама это знает.

Согласитесь, она прекрасна

В шубке из горностая.

 

Королевы своего сердца

Лишь мантии касаюсь едва.

Что поделаешь — всяк — своё место.

Кому я один, а кому-то — е-два.

 

В замке окно всего лишь одно —

Окно, выходящее в сад.

Там сыро, темно и тысяча «но»...

Как жаль, что ещё не вино

Раздавленный мой виноград.

 

 

 

 

 

ЭПИЛОГ

 

Воля, что неволя, что вой в поле..

Во, бля! Понесло за порог, за ворота, за околицу — на болота.

Эпилог. Задерни зеркала черным бархатом

Впрок. А счастье по чужим векселям, видит бог.

 

Мимо суетливых дорог,

Мимо неосмысленных дат.

Мимо одиноких всех нас

Лежит камень и под него не течет.

 

Дай нам! Дай нам даунам ум...

Ом Мани Падме Хум.

Без ума нам туман, ни до бога,

Ни до города не дорога дорога.

Туманом, где в тумане мы все без лиц от ума.

Погладит по соленым щекам белый день.

 

Мимо непременной стены,

Мимо на стене зеркала.

Мимо послезавтрашних дел

Узелками твой город, проклятый мной.

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

 

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь,

Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
   — Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали