КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон

ЮРИЙ ОРЛИЦКИЙ

Юрий Орлицкий

Родился в Челябинске. Окончил Куйбышевский университет по специальности «русский язык и литература».

Работает ведущим научным сотрудником учебно-научной лаборатории мандельштамоведения в РГГУ. Живёт в Москве.

Автор более 800 статей по теории стиха и прозы и современной русской литературе, литературоведческих книг «Стих и проза в русской литературе» (М., 2002), «Динамика стиха и прозы в русской словесности» (М., 2008), «Стих современной русской поэзии» (М., 2014).

Организатор и участник 23 фестивалей русского свободного стиха, участник литературных фестивалей в Санкт-Петербурге, Калининграде, Казани, Чебоксарах и других городах.

Печатался в «Антологии русского верлибра», альманахах и коллективных сборниках «День поэзии» (Москва), «Поэзия», «Стрелец», «Своим путем», « Речитатив», «Время «Ч», «Вчера, сегодня, завтра русского верлибра», «Коломенский альманах», «Итоги века», «Легко быть искренним», «Самое выгодное занятие», «По непрочному воздуху», «Перелом ангела», «Акт», «Черновик» и др., журналах «Арион», «Футурум-арт», «Литературное обозрение», «Аутодафе», переводил Т. Элиота, Э. Паунда, других американских, турецких, итальянских, французских поэтов. Автор семи стихотворных книг.

ГДЕ Я ТАК И НЕ БЫЛ

ПОЭТУ

Твои книги

Никогда не будут гореть на костре

Ни один левый или государственник

Не будет брызгать на них

Бешеной слюной с экрана

От которой

Книги горят лучше,

Чем от бензина

Из канистры,

Которую держит к руках

Парень в униформе

с тупым и равнодушным лицом

злобно пинающий пачку

сложенную поленницей –

слуги добра

всегда

с таким наслаждением

выкалывают глаза

цветам зла

да и самому тебе

ровным счетом ничего не угрожает

кроме необходимости

пробивать очередную дырочку на брючном ремне –

разве что

безразличное списание

унылой теткой без лица

в пыльном сером халате

потом – бессрочное ожидание грузовика

в темном коридоре

сырой подвал с тусклой лампочкой

медленная как в китайской пытке

ржавая вода с потолка

ленивые крысы забвения

бесплатный проезд

подсолнечное масло по льготной цене с 9 до 12

бесконечный

пустынный

пляж

в дешевом межсезонье…

В МИРЕ КНИГ

…Тогда

Сэлинджер был только один:

С черно-белым уайетовским мальчиком на корке.

Несмотря на огромный (чуть ли не 100 тысяч) тираж,

Его нужно было еще и достать

(хотя достали, кажется, все)

И книга могла оказаться потрепанной

С обтрепанными уголками

(до самого недавнего времени

и у меня была такая)

А этот – совсем новенький, разноцветный

Девочка читает его,

прислонившись к колонне

на станции метро

и никого не видит –

даже уайетовского мальчика,

на встречу с которым она пришла

Выше стропила, плотники!

Ловись, рыбка-бананка!

* * *

слова

услышанные поэтами

и произнесенные ими

иногда слышат

и нормальные люди

при этом

они наверное думают

что это было

откуда взялось

зачем это надо

но слава богу

очень скоро забывают

* * *

во сне видел дочь

читающую стихи на публике

твердым уверенным голосом

за которым

так легко увидеть

неуверенность и нетвердость

как я люблю ее

как боюсь…

все

больше ничего не осталось

ни слова…

ИЗАБЕЛЛА

К юбилею одноименной литературной группы

Та самая

Густая и красная

Как кровь

Только намного темнее

Сначала – в тугой грозди

Висящей прямо над террасой

В старом дядиволодином сухумском доме

(В предпоследнюю войну его разбомбили)

Еще не сок и не вино

Уже Изабелла

Потом

В запыленном кувшине

На обочине горной дороги

Стоявшем у ног

Вечно траурной абхазки

Потом

Разлитая по мутным чебурашкам

В угловом гастрономе

Том самом

Где Сережка спрашивал у всех

Как его зовут

Не вспомнив

Боялся идти домой

А потом

На вывеске того донецкого погребка

Где я так и не был

Но про который

Так много и так от многих

Тысячу раз слышал –

Будто и был

И вот сейчас

В этом странном доме

На странном острове

В странном городе

В никому кроме нас

Непонятной

Странной стране

Густая и темная

Настоящая

Как кровь

Тех, кого уже нет

А мы еще живы!..

Цвет Изабеллы

фиолетовый напополам с синим

или сиреневый с синим

или синий с сиреневым

или

(сколько там оттенков

различает глаз

самого рядового японца?)

и серебристый налет

на каждой росистой виноградине

цвет

полного до краев

розово-фиолетовой

влагой

стакана

вкус изабеллы

даже самая сухая

совсем не кислит

с мерцающим привкусом сахара.

и вязко-кисловатый

сгусток вокруг косточки

обычно его не съедают

и жесткая кожица

вокруг

все это вместе

в небольшом неровном шарике

сине-фиолетового

или как?

цвета

до краев полный

стакан

вкуса

на обочине жаркой пыльной дороги в горах

старая абхазка

с ног до головы в черном

припорошенная белой каменной пылью

с двумя кувшинами изабеллы

сок и вино

детство и молодость

только вчера

умершего винограда

вдвоем с отцом

мне 14

берем по стакану

сок вкуснее

вино пьянее

выбираю

вино

жара

пыль

горы

ТЕРРИТОРИЯ СМЕРТИ

О том, что никто не придет назад

Блок

Прозрачное вечернее утро в большом городе

Кофейная горечь во рту

Злой ветер

Долгая дорога на кладбище –

В другой, маленький город.

Яко по суху пешешествовав

Израиль, по бездне стопами,

гонителя фараона видя потопляема,

Богу победную песнь поим, вопияше.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Каплям подобно дождевным,

злии и малии дние мои,

летним обхождением оскудевающе,

помалу исчезают уже,

Содержит ныне душу мою страх велик,

трепет неисповедим и болезнен есть,

внегда изыти ей от телесе,

Пречистая, юже утеши.

Грешным и смиренным известное прибежище,

о мне извести Твою милость,

Чистая, и бесовския избави руки,

якоже бо пси мнози обступиша мя.

- Если бы не Шекспир –

Не простила бы, -

говорит Таня

Веселый могильщик

В донельзя растянутом свитере

Деловито вычерпывает

Мутную весеннюю воду

Из склепа

Заливая соседние могилы

Смеясь, закуривает –

Дуй, ветер, дуй!

Угасшу убо отнюд органу словесному,

и связавшуся языку, и затворившуся гласу,

в сокрушении сердца молю Тя,

Спасительнице моя, спаси мя.

Приклони ухо Твое ко мне,

Христа Бога моего Мати,

от высоты многия славы Твоея, Благая,

и услыши стенание конечное, и руку ми подаждь.

Не отврати от мене многия щедроты Твоя,

не затвори утробу Твою человеколюбную,

Чистая; но предстани ми ныне, и в час судный помяни мя.

Посмотрел на туфли

И заметил на них

Вчерашнюю кладбищенскую глину

(а чего бы ты хотел?-

Спрашивает Мишка, - тут, чать, не Черноземье,

Москва).

Из земли в землю

Из праха в прах.

Непостыдное и непогрешительное всем, иже в нуждах, прибежище, Владычице Пренепорочная,

Ты ми буди Заступница в час испытания.

Простерши пречистеи Твои и всечестнеи руце,

яко священнии голубине криле,

под кровом и сению тех покрый мя, Владычице.

Воздушнаго князя насильника, мучителя,

страшных путей стоятеля

и напраснаго сих словоиспытателя,

сподоби мя прейти невозбранно отходяща от земли.

А в самом начале весны

Мы хоронили тебя –

Веселую подругу юности,

Превратившуюся с годами в обыкновенную пьянчугу –

От которых

Отсаживаешься в метро

В гробу

Ты выглядела тихо и благообразно

Как монашка –

Даже как святая –

Может быть,

Уже стала ей?

Житейское море,

воздвизаемое зря напастей бурею,

к тихому пристанищу Твоему притек, вопию Ти:

возведи от тли живот мой, Многомилостиве.

Устне мои молчат, и язык не глаголет,

но сердце вещает:

огнь бо сокрушения сие снедая внутрь возгарается,

и гласы неизглаголанными Тебе, Дево, призывает.

Растерзаеми соузы,

раздираеми закони естественнаго сгущения,

и составления всего телеснаго,

нужду нестерпимую и тесноту сотворяют ми.

На пустой платформе

Меня встретил твой старшенький

В слезах и пьяный

На злом подмосковном ветру

На битом такси

Поехали в храм

На окраину

Саша долго объяснял

Кто и когда его поставил –

Отвлекался от горя

Священник ходил вокруг гроба

Деловито причитая

Кадил

Никто

Не плакал…

Росодательну убо пещь содела Ангел, преподобным отроком,

халдеи же опаляющее веление Божие,

мучителя увеща вопити:

благословен еси, Боже отец наших.

Нощь смертная мя постиже неготова,

мрачна же и безлунна,

препущающи неприготовлена к долгому оному пути страшному:

да спутешествует ми Твоя милость, Владычице.

Се вси дние мои исчезоша воистинну в суете,

якоже пишется, и лета моя со тщанием,

сети же смертныя воистинну и горькия предвариша мою душу,

яже мя обдержат.

Множество грехов моих да не возможет победити

Твоего многаго благоутробия, Владычице;

но да обыдет мя Твоя милость и вся да покрыет беззакония моя.

Отводящии мя отсюду находят, содержаще мя всюду:

душа же моя отлагает и страшится, многа исполнена мятежа,

юже утеши, Чистая, явлением Твоим.

Спечалующаго ниединаго в скорби моей,

ниже утешающаго обретох, Владычице,

ибо друзи мои и знаемии вкупе оставиша мя ныне;

но, Надежде моя, никакоже да не оставиши мя.

А лет семь тому

На другой пустой платформе

Меня встречал ты

Тогда еще живой

В неизбежном светло-сером плаще

Тоже было раннее весеннее утро

И злой ветер

И мы пошли через лес

Перепрыгивая через лужи

Жаль. Что мы не курим

О, како узрю Невидимаго;

како ужасное оно претерплю видение?

Како дерзну отверсти очи?

Како моего Владыку смею видети,

Егоже не престаях от юности огорчевая присно?

Зря конец близу жития моего,

и помышляя безместных мыслей,

деяний же, Всечистая, душу мою делательницу,

люте уязвляюся стрелами совести,

но преклоньшися милостивно, буди ми Предстательница.

Сын дастся нам за милость,

Сын Божий, и Ангельский Царь,

Превечный от чистых кровей Твоих Человек прошед.

Егоже умилостиви, Отроковице,

страстней моей душе, исторгаемей люте от окаяннаго моего телесе.

Следующий-то

Кто?

UNGRATTFUL DEADS

Памяти Леопольдо Панеро

Люди

Несущие на себе свое время:

Семидесятилетние рокеры

Шестидесятилетние байкеры и хиппи

Пятидесяти- -

Панки

Они движутся

в равнодушной толпе

как заблудившиеся

во времени динозавры

теряя на ходу

чешую,

шприцы,

постеры,

голоса…

Жизнь

Очень скоро

Закончится

А эти толстоногие тетки в метро

Так ничего и не заметят

Так и будут ржать

Как старые пьяные лошади

уже

после

бойни

Как живете, ровесницы

Давно вас, слова Богу, не видел

Вы ведь думаете,

Что еще живы

Смотритесь по утрам в зеркало

Намазывая лица

Собачьим дерьмом (вечером уже не решаетесь)

Рассказываете внукам

Байки о своей молодости

Учите их жить

Забывая

Что сами

Так и не успели

Сделать этого…

И – младшие:

Им тоже уже за сорок

Тоже есть что вспомнить

И не на что надеяться

Сидите в кафе

Вспоминая жен и мужей

Рассказывая о детях и внуках

Вцепившись руками

В сумки с ключами и зарплатой –

Тоже уже

Почти мертвые

Смерть

Заберет

Всех

И тех, и этих,

И даже совсем молодых

С голыми ногами и наглыми глазами

С колокольчиками

В носах и в пупках

В желтых ботинках –

Oh, tie a yellow ribbon cross the old oak tree –

Как протанцевал бы

Доживи он до 70-х

Андрей Белый…

__________________________________

* * *

мои стихи

отчаянно мечутся

в переходах метро

в переполненных автобусах

на платформах электричек

потом они успокаиваются

и ложатся на обрывки бумаги

и в дорожные блокноты

в залах библиотек

в жарко натопленных вагонах

мчащихся на Восток

на экран монитора

в третьем часу ночи

а потом снова

начинают отчаянно метаться

в тесных подвалах Питера

на дружеских вечеринках

за стаканом вина

надеюсь

и еще где-то…

For no one

Кто тут у вас где

Кто при чем

Кто почему

Никого тут нет

Никто ни при чем

И нечего тут

Закройте дверь пожалуйста, не мешайте работать

Девочка грызет печенье

И сочиняет хайку

НИ ДЛЯ КОГО

* * *

Все тише поют птицы

Все наглее кричит ворона

Всех уже перебила

Или кто-то еще

Остался в живых?

Кончается

Лето

* * *

Жаркое лето.

Душит духами соседка в автобусе

Закатывают в дымящийся асфальт духи города

Не спасти ни души

Ни тела

* * *

Жизнь без стихов

Бесконечные коридоры дней

Беспробудная пустота

Ночи

31.12.2000

* * *

Противоестественность

Санкт-Петербурга —

Конгломерата

Метрополитена

И пролетариата

Противоестественность

Московского представления о том

Что это противоестественно

Естество

Травы

И листвы

И там

И тут

Лето

жара

обостряет запахи

через окно вагона

сменяя друг друга

долетают ароматы

парной воды

зеленеющего леса

горящей помойки

птицефабрики

сероводорода

утром

все как один

выстраиваются в коридоре

и смотрят сквозь пролеты моста

на спокойную голубую Волгу

а накануне вечером

была предзакатная Потьма

щелкающие семечки девки с пирожками

дети с кульками черники

милиционер с мобильником

обнимающий за плечи

девчонку в красной кофте

медленно уводя ее в лес

за сельмагом

лето...

Читая «Время «Ч»

чистые руки —

до первой капли

крови

потом – не отмоешь

и не отмолишь

никакой

царской

водкой

даже слезинкой ребенка

самая-пресамая политика —

не замечать их политики

не спорить и не соглашаться

с ними

например,

отнимать у цветка аромат

и возвращать обратно

не замечая

что это —

аромат крови

вот за это они тебя

самым первым

и уроют

(как они говорят

у себя там).

20.2.2001

* * *

Набираешь «100»

И слушаешь

Как в трубке шуршит

Время

Через минуту

Ему дают отбой

И оно умирает

* * *

Разбегается по лысым холмам

огненная шкура дракона

В такие ночи умирают

в своих одиноких домах

больные

Как удар огненного хвоста

короток путь от эпиграфа к эпикризу

Заверни в фуросики печаль,

отнеси в далекие горы

оставленной умирать матери

Только сам не умри

по дороге...

Латвия, 1989

Голубое, высокое небо над утренней

Латвией,

Розовые и гладкие – словно пенки на

молоке —

облака

над весенней Латвией,

Светлы и тихи озера,

а под ними

Звенят в прозрачном воздухе утра

струны берез

Но:

Темна вода в придорожных

болотцах,

Словно раненые, стоят над ними

холмы

Прошлогодней травой обгоревшей

покрытые,

Снег не растаявший

Лежит островками

В звонком

лесу...

Сон и я

во сне

слетать в будущее

чтобы увидеть

когда и как

умрут

мать и отец

чтобы сразу забыть это,

но долго потом испытывать

бесполезную,

щемящую нежность

к ним

потом

можно навести справки

и о себе…

«первая рубашка…»

Надо готовиться к смерти…

Д. Самойлов

первая рубашка —

розовая

или голубая

последняя,

говорят, —

белая

если сможете,

назовите еще два оттенка

хотя бы...

* * *

светлая ниточка на одежде

означает

светловолосого ухажера

темная —

темноволосого

а без-

волосого?..

* * *

Ах, она мне здесь

на земле нужна

Из письма Тютчева по поводу смерти Денисьевой

Почему лукавил

лучший русский поэт,

переходя на фальшивый в его устах

кольцовский ритм

(это и выдает) —

сочиняя это письмо

для своего шестого тома

и, наверное, думая

при этом:

«А зачем – нужна?..»

шелестит листами старость,

общая для всех,

скучная,

как стихи восемнадцатилетних...

Про ударение

Чудны дела твои, Господи

Чу́дны

Или чудны́?

Чу́дны дела твои:

Столькими чудесами украсил

И ежедневно украшаешь

Ты мир...

Чудны́ дела твои:

Не устаю удивляться

Как странно, как чудно́

Устроил ты этот мир

Чудны дела твои Господи

Чу́дны

И чудны́

* * *

Приближенье последней зимы.

Ослепительно черная собака

На пестром снегу

За грязным окном вагона

Утром

Кез,

Кажется

(Такая станция,

На пути в Пермь)

Середина

Ноября...

Московская география–2

в центре Москвы – офисы, банки, магазины, музеи.

дальше по радиусу – заводы, ярмарки, склады,

еще дальше – больницы, больницы, больницы…

кладбища,

парки,

поля...

* * *

Люблю себя

Потому что узнаю в себе

то мать

то отца

то деда

даже бабушку,

с которыми рос.

и которых продолжаю любить

Каково живется тем,

кто ненавидит своих близких?

* * *

«Голубке Машеньке» —

надпись на книге

где ты теперь, Машенька —

только голос в телефоне остался

стихов не пишешь

книга

лежит у меня на столе.

* * *

поздно вечером

возвращаюсь домой в метро

читаю стихи —

свежий кузьминский «Воздух»

справа – свирепый бритый мужик

слева – миролюбивая на вид тетка

читает не то порнуху не то ужастик

складываю журнал в потертый рюкзачок —

доехать бы живым

до дома...

* * *

в московском метро

пахнет сытно:

пирогами

пивом

иногда даже коньяком

в питерском

не пахнет ничем

чисто и пусто

хорошо читать

и думать

Краткий путеводитель по литературным музеям Санкт-Петербурга

Дом Блока

постоянно зябнет

от дыхания близкого залива

В доме Ахматовой

вечно толкутся молодые поэты

и немолодые тоже

Собираясь в дом Набокова

приходится брать на прокат

фрак или хотя бы смокинг

Дом Тургенева

Всегда полный гостей

Все равно стоит где-то на отшибе

Так и видишь беднягу Некрасова

стоящим на балконе

аккурат напротив парадного подъезда

подышит – пойдет гулять

на Сенную

Музей Державина

(вид с Фонтанки)

Тут все так спокойно и неторопливо

Noblesse oblige, понимаете,

вельможный век...

Музей-квартира Бродского

(ИИ, а не ИА)

Если бы это был музей этого Бродского, а не того, я бы сказал так:

Искуснику Бродскому

Самое место на площади Искусств

Впрочем, искусственнику тоже

Май в Петербурге

Диме Григорьеву

Насквозь промокшая

пачка газет на поребрике

май в Питере

Сереже Смолякову

Прямо на глазах

темнеет трава

под майским дождем

Арсену Мирзаеву

Невидимый ветер

Качает ветви за окном

шевелит занавески

* * *

Тихая вода

Белая песчаная колея вдоль леса

Тихая земля

Сквозь деревья

Темно-розовым пожаром

Вечернее небо

Тихая вода

Тихая земля —

Кладбище

На опушке лес под березами

Тихие березы

Тихая вода

Тихий поселок

Десять вечера —

И ни одного огонька в окнах

Только инвалид на коляске

Переезжает с протянутой рукой

От машины к машине

На тихом железнодорожном переезде

Только утром

Сумеет он купить на выпрошенные деньги

Свою дежурную бутылку

В этом сонном поселке

Огонь уже прямо здесь, в окнах

Тихого станционного домика

Поезд медленно тормозит

И останавливается прямо напротив

Отраженного в мутном стекле

Красного шара

Интересно

Как переводится с мордовского на русский

Потьма

Не тихая ли вода?

* * *

Черный жук чемодана

Напрягся, готовый взлететь

Лето настало

* * *

Когда они живут, эти люди?

Вечером

во всем поселке

ни огонька

Утром

на улицах и перронах

ни души

только собаки и куры

Неужели именно так

transit

человеческая

слишком человеческая

жизнь?

В метро

look at all the lonely people

Две оранжевые женщины

сильно за сорок

Медленно ползут по эскалатору

с мокрыми тряпками в руках

Как любимого мужчину

обнимая каждый фонарь

* * *

посвящается Ч.Дарвину

боюсь огня —

шага,

сделанного древним человеком

к костру

до сих пор

не повторил

боюсь воды —

на отчаянный прыжок

совершенный на берег

обезумевшей рыбой

уже решился

но больше всего

боюсь людей

особенно тех

что прошли

огонь и воды

* * *

Не спи на закате,

Пожалуйста, не спи!

Понимаю, поезд так укачивает,

Ночь позади бессонная,

Дорога впереди долгая.

Все равно, постарайся, не спи —

В этом сне,

Одновременно тревожном и сладком,

Многие остаются навсегда,

Забывая проснуться.

За моим окном —

Сонная станция Уре́нь (или У́рень)

Вся залитая закатным летним солнцем

Серые старые домики

Пыльный газик

Цветущие яблони

Пожалуйста, не спи на закате —

А не то превратишься

Не в Урень, так в Урень

* * *

Ты всегда

Прибегаешь откуда-то сверху

Сначала слышится торопливый топот твоих туфелек

А потом появляешься и ты

Каждый раз растерянно улыбаясь

Это происходит

Примерно один раз

Каждые три года

И мы идем пить чай

В вашу убогую обеденную комнатенку в полуподвале

Разговаривая под удивленными взглядами новых сотрудниц —

Как будто расстались только вчера.

Наверное,

Только такой она и бывает

Любовь.

Город нелюбви

В этом городе

живут некрасивые девушки

и озабоченные женщины

из них мало кто

умеет улыбаться

почти никто

не любит мужчин

даже своих

даже тех,

с кем они по-детски

держатся за руки

под столиком в ресторане

никто не целуется

на улице

как будто здесь всегда осень

даже весной

и бабьим летом

как сегодня

Третья столица

звучит примерно так же

как третья молодость

или третья свежесть

проплывают

за дождливым стеклом

чужие посторонние лица

другая

третья жизнь

в конце гастрономического журнала стол

помещены цены

на временное жилье

в этом городе

трудно понять

что пугает больше

возможный ночлег за 250 рублей

в одной из 54 комнат

А-класс отеля

на улице Шаумяна

или цифра 69.950

против Атриум палас отеля

на Куйбышева...

* * *

...Слова спасителя нашего,

сказанные им на нашем кресте,

сделанном из нашего лучшего, отборного дерева

нашими лучшими мастерами

в известной на всю страну мастерской

по производству крестов

с применением наших новейших технологий

(особенно хотелось бы отметить

высочайшее качество

наших гвоздей, копий и губок)

…Отче, на кого ты меня оставил...

(и что, спрашивается, его опять не устраивает?)

Ночная музыка

Скрипят ворота

Или

Кричит птица

Шаги

Или

Шум трамвая

Кто-то проводит смычком

По натянутым

струнам

Тишины.

* * *

...Особенно зимой,

когда незнакомый ночной город

так неприветлив и холоден,

а он один

выходит вдруг из трамвая

на необъявленной водителем

остановке

всегда боишься за него,

не зная,

куда же он идет,

этот чужой человек...

* * *

Природа дала мне речь,

Чтобы я

Научился молчать.

Дала мне слух —

Понимать тишину.

Дала руку —

Спокойно лежать

На твоем сердце.

* * *

Твои пальцы

Мечтают

О клавишах фортепиано.

Рука

Напряженно дышит,

Лежа на желтом столе.

* * *

Ты уходишь.

Твои шаги гаснут

в ступенях лестницы.

Твое лицо

растворяется в черной вечерней улице.

Твое тело

становится черной точкой

в блестящей черной воде

зимнего неба.

И только потом

Уходит твой голос.

Сказавший: «Нет».

* * *

Нет музыки.

А город

Пахнет дождем —

Запах,

Знакомый с детства,

Которого уже не помнишь.

В черном

Блестящем городе

Надрывается

Последний осенний грач.

Нет музыки.

* * *

Люди думают,

Что,

Заглядывая

В их окна,

Я хочу видеть

Их лица.

Мне же

Просто необходимо зеркало.

Чтобы причесаться.

Фолкнер

Могильная плита

Или ладонь матери?

Серая книга,

Которую я

Только что прочитал.

Единственный собеседник

За двадцать с лишним лет

Непрерывной дневной болтовни

* * *

Я никогда не удивлялся

Шуму прибоя

В морской раковине.

Я привык слушать,

Как шумит пустой город

Ночью.

Комментарий переводчика

О многом задумываешься,

Листая большой англо-русский словарь:

А что,

если вовсе не случайно

одними и теми же

словами

обозначены здесь

девственность и незрелость;

смысл и чувство;

власть и сила?..

* * *

Старые письма

Обжигают пальцы.

Старые фотографии

Сжигают глаза.

Когда-нибудь

Я пойду по земле

Слепой

И безрукий.

* * *

Полуразрушенная

Мраморная плита

валяется на свалке.

Из длинной надписи

на ободранном боку

одно слово осталось

«забвения»...

Наверное,

это о том,

что его

нет!

* * *

О ночь!..

Горячей щекой,

Прислоняюсь к стене

И жду...

* * *

Ты живешь около вокзала

И каждую ночь слышишь,

как уходят

Поезда

Под моими окнами

Редко-редко

Шелестят полночные шаги

И шины.

Между нами —

Пять остановок трамвая.

Так и живем с тобой

В разных концах

Ночи.

* * *

Черный троллейбус

Стоит, наклонившись,

на обочине

ночной дороги.

Пусть тебе никогда

не будет

так одиноко.

* * *

умер

Бурич

абсолютно бессмертным

казался

и вдруг:

умер

на сколько тысяч отсеков

потопляемее стало

наше судно

Зеленый лист

(Мотив Луиса Жуковского)

Этому зеленому листу

Суждено пережить зиму:

Он надежно укрыт от ветра

Старой каменной стеной

И другими листьями,

Растущими ближе к ветру.

Этот лист переживет холода,

Но он никогда в жизни

Не будет так близок

К библейски-черному небу

И желтому кулаку солнца,

Как его братья,

Которым суждено умереть.

Может быть,

Он еще поймет это

Зимой?..

* * *

Беззаботной птицей поет Вивальди

В деревянной клетке органа:

Весна, Лето, Осень, Зима, Весна…

Перевод инструкции

PLAY

по-английски – «игра»

по-русски – «рабочий ход»

это вопиющее несоответствие

лучше не комментировать

прежде всего

из соображения

личной безопасности

RECORD

абсолютно красная кнопка:

нажмешь ненароком —

и сотрешь из памяти

пять лучших лет жизни

а не нажмешь —

все равно

жизнь станет короче

на запись

PAUSE

останавливает мгновение

спустя несколько секунд

начинает раздраженно комкать пленку

и портить изображение и звук

FAST FORWARD

с помощью этой кнопки

можно перемотать жизнь до конца

и увидеть финальные титры —

тут главное

ни вчитываться в фамилии

как струну натягивает капрон ракорда

REWIND

любимая кнопка:

кому не приятно

пробежаться по прошлому

останавливаясь на самых приятных минутах

увеличивая и смакуя

и каждый раз убеждаясь

что все было совсем не так

не там

не с теми...

STOP

эту кнопку

необходимо нажать

в самом конце

но когда включишься снова

именно над ней

будет гореть индикатор

EJECT

обычно совмещен с кнопкой STOP

выбрасывает кассету

которая в эту минуту

что-то грустно напоминает

своей продолговатостью и прямоугольностью...

Говорят

бывают и другие кнопки

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь,

Бог объяснит мне, что такое турбулентность.
— Вернер Гейзенберг

Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Стояли звери около двери,

В них стреляли, они умирали...

Стихи очень маленького мальчика

Все материалы размещенные на сайте принадлежат их владельцам. При копировании материалов ссылка на источник обязательна! Администрация не несет ответственности за нарушения авторских прав, все материалы содержатся на сторонних ресурсах, все ссылки скрыты.