Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА
Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
СТЕПАН СУЛТАНОВ

Султанов Степан Джалилович, родился в Москве в 1991 году. Окончил Институт Современного Искусства и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Стихи публиковались в журналах «Нева», «День и ночь», «Плавучий мост», «Литературной газете», культурном проекте «Флаги», сетевом издании «Топос» и др. Живет в Москве.

 

* * *

 

Продолжая известную тему,

Завершая растянутый жест,

Провожая речную систему,

Весь ландшафт этих карт, этих мест

 

Долгим рассредоточенным взглядом,

Всем, что должен был произнести

Над тенями, упавшими рядом

На железнодорожном пути,

 

Где лежит вертолётная лопасть,

Оторвавшаяся на лету

И поток обрывается в пропасть,

Пламенея на ярком свету,

 

На багряном, на багрянородном,

Всё пронизывающем, при том,

Разгорающемся и холодном,

Рассекающем тонким кнутом

 

Горизонты событий, крапиву,

Разогнавшийся локомотив,

Всю обратную перспективу,

Все каскады таких перспектив.

 

 

 

 

* * *

 

Не высказать его, не умолчать:

Не гром, не рокот – шум автомобильный,

Трамвайный грохот, блики на асфальте;

Вселенная плывёт сюда рывками,

 

Как водомерка, как венок, скользящий

В июле, в свете – ночь ещё не скоро –

По узкой речке, в зарослях, где мелко;

Святой Антоний здесь остановился,

 

Чтобы у кромки преклонить колено

И заглянуть в глаза стрекозам, рыбам,

Пока гроза притихла за холмами

И воробьи купаются в пыли.

 

 

 

 

* * *

 

Придорожная пыль, оседая,

Заклубилась в приморских лучах.

Истончившаяся и седая

Закачалась осока. Зачах

 

Этот день, этот свет царскосельский,

Этот отсвет имперский в дыму.

Запредельный, холодный, карельский

Ветер мчится в кронштадскую тьму

 

Над тенями бегущих, упавших,

Вросших намертво в эту волну,

Победивших, восставших, пропавших,

Просиявших в имперском дыму.

 

 

 

 

* * *

 

Когда в Афинах наступает полночь

И город опускается под воду,

Один Акрополь бледным бастионом

Стоит над острыми рядами волн.

 

Ночной пейзаж ничто не потревожит:

Ни белые глаза морских чудовищ,

Ни призраки античных мореходов,

Ни восклицания седых жрецов.

 

Когда заря рождается в Афинах,

Воды на улицах как не бывало.

Ночная рыба плещется в колодцах

И пахнут йодом белые цветы.

 

 

 

 

* * *

 

Прохладный полуденный свет

И тонкие тени оград

Лежат на осенней земле,

На мирных могилах.

 

Дорога шумит вдалеке,

На кладбище нет никого,

Но плавно качается клён

Под куполом неба.

 

Вдруг будет всё в точности так,

Всё в точности до мелочей:

Прохладный полуденный свет

И тонкие тени.

 

 

 

 

* * *

 

Солнце село – земля одинока,

Потемнели следы у ручья,

Остаётся лишь музыка Блока

И звенящий осколок луча.

 

Потемнели лесные канавы,

Остаётся довериться снам;

Города, океаны и травы

Называть по своим именам,

 

Замолчать до известного срока…

Мерно бьётся о камни волна –

Это в сумерках музыка Блока

Корабли поднимает со дна.

 

 

 

 

* * *

 

Направо — лес, налево — перелески,

Холмы и хвоя, пыль и облака.

Здесь шли века — когорта за когортой —

И оседали пеплом на траве.

Гнусавый зов охотничьего рога,

Далекий лай охотничьих собак,

Хлопок ружья: все эти переклички

Умолкнувших навеки голосов

Всегда при мне — как облака, как тени —

В порывах ветра, в тишине зеркал...

Моя рука привычно гладит воздух,

Ложится на невидимый эфес.

 

 

 

 

* * *

 

Когда в Афинах наступает полночь

И город опускается под воду,

Один Акрополь бледным бастионом

Стоит над острыми рядами волн.

Ночной пейзаж ничто не потревожит:

Ни белые глаза морских чудовищ,

Ни призраки античных мореходов,

Ни восклицания седых жрецов.

Когда заря рождается в Афинах,

Воды на улицах как не бывало.

Ночная рыба плещется в колодцах,

И пахнут йодом белые цветы.

 

 

 

 

ПРИБЫТИЕ

 

Утро, пляж, пластмассовый стол.

Окурки разбросаны на песке: это и есть

Туши обезглавленных Аяксом быков.

Море перебирает останки существ,

Осколки камней и стекла...

Ахейцы вытаскивают корабли

На горячие дюны, волны

Рассыпаются, бьются о борт.

Впереди — только равнина,

Воздух дрожит от зноя.

Собираются тучи, ахейцы сжигают тук.

На горизонте мелькает молния.

Кривое, но сильное дерево

Вцепилось в скалу, ветер терзает его

Над распахнутым морем.

 

 

 

 

* * *

 

Сорок первый день Великого потопа,

Дождь остановился, слабый ветер

Задевает гребни тонких волн,

И сбивает пену.

Овцы молча смотрят в тихие глубины,

Холодает, наступает вечер,

Спит под палубой огромный вол,

Мокрые ступени.

Время думать, спать, плести корзины,

Слушать плеск воды и скрип ковчега,

И пасутся пасмурные рыбы

На вершинах мира.

 

 

 

 

БЕГСТВО В ХАНААН

 

Идут стада, погонщики и дети.

Дорога длится, тянется обоз,

Препятствий нет: есть гулкая пустыня,

Изъеденная ветром колея

И тьма; в ней тает сказанное слово,

В ней быстро разгорается огонь

И сразу гаснет. В эту тьму Иаков

Сосредоточенно идет, за ним

Идут стада, погонщики и дети.

Ни жены, ни рабы, ни сыновья

Не смотрят в ночь застывшими глазами,

Не различают ангела во тьме.

 

 

 

* * *

 

И детство, и паркет, и зимний свет —

Стоят, летят, сияют; и во сне

Пластмассовый двойной стеклопакет

Их запечатлевает, и в огне

 

Стоит зима. Мне пять. Мне минус три.

Полозья оставляют длинный след,

Неровный, непрерывный, и внутри

Следов синеет, розовеет свет.

 

Мне минус тридцать, в сумерках горит

Все тот же свет аптеки на углу,

Все так же снег над вывеской парит,

Зима стоит и в ледяную мглу

 

Уходит след, темнеет колея:

Смоленская дорога, путь ночной,

Дымит тысячелетняя земля,

Мне минус девятьсот, и я спиной

 

Стою к тысячелетней тишине,

И сельские холмы лежат в снегах,

И сторожа в глубокой синеве

Стоят, и разгорается в ногах

 

Холодное сияние, и в нем —

Седые сполохи, широкий частокол

Лесов, крестов, а главное — проем,

Дверной проем, пробоина, раскол

 

В бледно-зеленом камне бытия

В ребре угла, и холодно стоять

С лопаткой в тишине, в столпе огня,

Сжимая ледяную рукоять.

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

 

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь,

Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
   — Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали