Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
SIMON ARMITAGE

Саймон Армитидж (англ. Simon Armitage, род. 26 мая 1963, Марсден, Уэст-Йоркшир) — английский поэт и прозаик.

Песни Саймона

 

Перевод: Владимир Светлосанов

 

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

 

Саймон Армитидж родился в 1963 году в местечке Марсден, в самом сердце Пеннинских гор, “between nowhere and Scapegoat Hill, or on Saddleworth Moor”.
Если отбросить “nowhere”, то оставшиеся топонимы, по всей вероятности, не выдумка автора, но сущая правда. Склоны гор и берега рек, поросшие явором, пустоши и холмы, дорога, связавшая Лидс и Манчестер. Это Западный Йоркшир. Петр Вайль никогда не рассказывал нам о гении этих мест. Стало быть, такового не было. Саймон из Марсдена не даст соврать: не жили здесь гении. Он, внимательно читавший лондонцев и дублинцев, Кольриджа и Йейтса, Хьюза и Ларкина, ежедневно наблюдает эти места, сидя за рулем автомобиля, напевая или еще только обдумывая тексты своих путевых песен (“Traveling songs”). В молодые годы он изучал географию в Портсмутском университете, но не стал географом и вскоре перебрался с “вредного” для него юга на родной северо-запад. Занятия географией не прошли даром: уже названия его книг отражают поэтический ландшафт: “Xanadu” (1992), “The dead sea poems” (1995), “Cloudcuckooland” (1997). Первый сборник “Zoom!” был издан в Англии в 1989 году, последний – “The Universal Home Doctor” – в 2002-м. Его публикуют Bloodaxe Books, Penguin, Faber and Faber. Книга стихов “The Shout” в 2005 году была издана в США. Помимо восьми поэтических книг, его перу принадлежат четыре пьесы, многочисленные сценарии для телефильмов и даже одно оперное либретто.

 

 

 

 

Песня

В горах, на берегу реки,
я взял кусок кирпично-красной
коры и вырезал кораблик,
величиной с форель, не больше,
и наблюдал за ним, плывущим
и тонущим. И там, где он исчез,
дюйм серебристой плоти над водой
блеснул на солнце – на одно мгновенье.

А ниже по теченью, за мостом,
собрал немного я травы пожухлой
и взял кремень, чтоб развести огонь.
И явора двойные семена,
похожие на маленький пропеллер,
сорвались с ветки, закружились
и оказались стрекозой, летящей
вниз по теченью – в стелющейся дымке.

Потом – затерянный в ночи
дом у реки. И на тарелке рыба,
форель, чья розовая мякоть
коптилась перед тем, как я
её отведал. В этом суть вещей,
их предопределение и форма,
которая таится в именах.
Сокрытое проявится на солнце,
обещанное выпадет дождём.

 

 



 
Сойка

В саду все зеленело и цвело;
перед заходом солнца я повесил
сушиться платье мокрое твое,
нежно-зеленое, в лучах заката.

Я, помнится, тогда натер ладонь,
откручивая голыми руками.
в подвале вентиль. Помню хорошо
те дни, давно прошедшие, то время.

Как на равнине весельная лодка,
беспомощный птенец, расставив крылья,
пересекал тропинку возле дома.
Мы подняли его и рассмотрели

мышиный профиль с черными усами,
солидный зоб, коричневый наряд
с голубовато-серой окантовкой,
раскрытый клюв, и в нем продолговатый,

тончайший язычок, которым он,
как губкой, жадно впитывал прохладу.
Мы в тень перенесли его. Он тотчас
затрепетал, как мотылек, всем телом.

Я часто слышу, что первопричиной
возникновенья жизни на Земле
мог быть метеорит, упавший с неба,
что вспышка в атмосфере послужила

толчком к началу вечного движенья.
Но эта птица воплощеньем смерти
тогда нам показалась – ни добить,
ни полюбить мы не могли ее.

 

 



 
Крик

Того мальчишки,
с кем ходил я в школу,
лица и даже имени

не помню. Мы испытывали с ним
пределы голоса:
он должен был кричать,

я должен был
дать знак издалека,
что он услышан.

Над парком крик летел – я поднял руку.
Невидимый,
кричал он очень громко

оттуда, где кончается дорога,
с холма, с высокой смотровой площадки –
я поднял руку.

Он канул ровно двадцать лет назад
на западе Австралии далекой –
приставил к нёбу ствол, спустил курок.

Мальчишка, чье лицо и даже имя
забылось, не кричи, тебя я слышу.


Перевод с английского Владимира Светлосанова

 

 

 

Райские каникулы

 

В первую ночь — чих или вздох,

словно бы дверь распахнули внизу;

пес проворчал — и был заперт в сарай:

сутки ареста проклятому псу!

 

В ночь после этого — стук или скрип,

будто лазутчик крадется в углу;

пес забарабанил хвостом:

завтра бездельнику хвост отрублю!

 

В третью ночь — за стеною шаги,

словно там золото делят враги;

пес забрехал — и пинка схлопотал:

тихо лежи и дышать не моги!

 

Месяц в окне на четвертую ночь

глянул, как морда бандита в чулке;

чиркнула спичка — фонарь воровской,

тень, распластавшаяся на потолке...

 

Мог бы залаять, но верность и боль

тут не на равных: он к месту прирос

и осрамился от страха — наутро

был он за это пристрелен как пес.

 

Вскоре нас выперли — грохнул замок,

злобно спросонья мотор застучал...

Вечная память тебе, кабысдох.

Кажется, ты навсегда замолчал.

 

 

 

 

 

* * *

 

Прежде, чем развязаться,

внеси собак

в список неотвязных вещей, чье свойство —

возвращаться, как неразменный пятак;

пес, оставленный скулить в беспокойстве

у столба или выброшенный из машины,

как мешок с песком, где-нибудь в Девоншире,

перехватит вас в городке туристском

и, откуда ни возьмись, со счастливым визгом

бросится на грудь. Я слыхал о псине,

приносившей хозяину из магазина

яйца, бекон и утреннюю газету;

через год, как его увезли в больницу,

эту псину видели миль за тридцать

от деревни: газета почти истлела,

бекон съеден, но яйца в корзине целы.

Верный пес может с края земли вернуться,

чтоб в колени хозяйские носом ткнуться;

может с острова Мэн доплыть с перепугу

до английского берега, мордой к югу;

он сотрет до костей все свои четыре,

чтоб дойти, дохромать, на последней миле —

доползти, хоть как, До крыльца родного;

пес на все пойдет, чтобы сдохнуть дома.

Можно снять ошейник и в пруд забросить,

но собачьей шкуры не перекрасить.

Ты слыхала вой несчастного пса,

в ночь кромешную вышвырнутого за

свой порог? Погляди ему прямо в глаза.

 

Перевод Г. Кружкова

 

 

 

 

 

Poem

 

И если падал снег и засыпал тропинку,
он, взяв лопату, её чистил до светла.
И спящей дочки укрывал, с заботой, спинку.
И бил туфлей её, когда она лгала.
И ползарплаты своей тратил на застолья.
И что не тратил, то хранил в подполье.
И восхищался всякий раз жены стряпней.
И в шутку бил ее в лицо всей пятерней.

И к старой мамочке сиделок он привлек.
И в церковь, в воскресенье, ее брал.
И как ей хуже становилось он рыдал.
И пару раз залез к ней в кошелек.
Как оценить его, на это нет ответа,
он временами делал то, а временами это.

 

 

 

 

 

Сихотворение

 

И если шел снег, и снегом проезд покрывало,
он брал лопату и раскидывал снег налево или направо.
И всегда укладывал дочку спать и поправлял ее одеяло.
И один раз отшлепал ее, когда она неправду сказала.

И каждую неделю он приносил домой половину зарплаты.
И то, что не тратилось за неделю, он откладывал.
И за вкусный обед он жену каждый раз нахваливал.
И однажды, для смеха, он ее по лицу кулаком ударил.

И для мамы он нанял сиделку ухаживать и обслуживать.
И каждое воскресение на такси возил маму в церковь на службу.
И рыдал он, когда маме становилась все хуже и хуже.
И дважды из ее кошелька по десятке выуживал.


Вот так говорили в поминальных речах за его упокой:
Был он разный: иногда был такой, иногда был сякой.

 

Перевод Елены Рапли

 

 

 

 

 

Лиса

 

Застыв на верхушке холма, словно спрятавшись в логове из
низко-низко над ней нависающих звёзд.
Я бы мог пришибить её камнем, запалить зеркала́
её глаз от луча своего фонаря — вот как близко была.

А назавтра под вечер кто-то выбросил в мусорный бак
подтекающий чем-то мешок из-под корма собачьего.
Чуть попозже я слышал, как ссорится стайка сорок
у обочины, перекликаясь над рыжими клочьями.

 

Перевела с английского Мария Галина

 

 

 

 


Sagitta

 

Однажды вечером ни с того ни с сего на пустынной улице
его выкидным ножом по лицу ударил некто.
Лезвие отворило плоть от переносья до нижней губы. Полиция
утверждала, что мотива у нападавшего не было.

Так судьба вдруг стремительно стягивается в острие.
Но глядеть в пространство — это глядеть в историю,
ибо всё, что происходит со скоростью света с тобою и мною,
вот оно, перед нами, а вот уже за спиною...

 

* Sagitta — стрела (лат.).

 

Перевела с английского Мария Галина

 

 

 

 


Последний день на планете Земля

 

Липпинкот щурит глаз, притворяясь, что делает фотоснимок.
Витман поплевала на палец и рисует
на соляной корке. Йосиока закатывает в огонь
последнее на Земле пианино. Оуэнс швыряет камни
с утёса. Полдень поворачивается во сне,
опять засыпает.

Киршенштейн только что сменяла череп зимородка
на консервированный персик. Жером ловит воздух стеклянной банкой
и завинчивает крышку. Бамбук высевает последний свой зуб.
Джонсон укрывает свою гангренозную рану
бумажным пакетом. Болт выдвигает стремянку,
открывает люк на чердак.

 

* Фамилии персонажей стихотворения принадлежат мировым рекордсменам разных эпох в беге на 100 метров — самым быстрым людям планеты. — Прим. ред.

 

Перевела с английского Мария Галина

 

 

 

 


Бумажный самолётик

 

Человек, сидящий рядом со мной в самолёте,
увлечённо читал пустую книгу, водя глазами
слева направо по несуществующим строчкам, пальцы
переворачивали одну за другой девственные страницы.

Иногда он согласно кивал или качал головой,
старательно подчёркивал какую-то невидимую фразу
красными чернилами, помечал поля
то галочкой, то восклицательным знаком.

Это был увесистый том, сшитый вручную,
но на обложке ни слова, ни слова на корешке.
Когда объявили посадку, он заложил серебряной ленточкой
пустые странички, чтобы позже отыскать это место.

Я сидел в противошумных наушниках, погружённый
в пелену шорохов, когда он наклонился ко мне
и проорал: прошу прощения за беспокойство,
но как насчёт автографа? Полагаю, это лучшая ваша книга!


Перевела с английского Мария Галина

 

 

 

 


Ручей

 

Это всего лишь о тебе, ловце.
Прокрути обратно: исток
мог быть не более чем
слезинкой,
выдавленной из глаза кроншнепа,
проследи её спуск
к полногорлому
голосу устья;
оляпка
прогуливается рекой,
надев к ужину
белый нагрудник.

Неразрывная струйка
ручья,
вынюхивающего море,
волну, прилив,
мягко намыливающего гальку
тысячи лет,
или сейчас вот
разваливающего пополам
косогор,
после ливня,
словно цепная пила.
Или здесь,
где вода распускается
и повисает
у водопада на лице,
и лишь на этот один
растянутый белый миг
превращается в кружевце.


Перевёл с английского Аркадий Штыпель