Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
СЕРЖИО ПОРТО

ПОЭЗИЯ

 

Дано тебе маленькое поле.

Если хочешь — оставь его диким и вольным

или долби его землю, твердую, словно камень,

паши ее плугом или прямо руками,

ее засевай, нежностью или ненавистью ослепленный,

а после пшеницу железом жни закаленным.

 

И мне дано маленькое поле...

Падаю в его борозду, задыхаясь от боли,

и снова встаю, чтобы бросать бессонно

горсти зерна ладонью своей обожженной,

встаю — ведь кончается день и ночь надвигается темная.

А поле мое — оно, как земля,

огромное...

 

 

 

* * *

 

Все нужно делать вовремя —

 

покинуть полыхающий костер,

пока огонь не превратился в пепел;

и вовремя уйти из-за стола,

чтоб не делить оставшиеся крошки;

и отвести глаза,

пока глаза другие не остыли.

 

Я не люблю сухих цветов,

пустых бокалов.

Ты никогда ко мне не прикасайся

без любви.

 

 

 

ТЕАТР

 

Артист все кланяется

и кланяется.

По скулам его стекает пот,

ноги его дрожат,

как у коня

после жестокого бега.

И в голове все звучат и звучат

чужие слова

и чужие мысли,

и всплывает медленно он —

будто с глубокого дна —

к мыслям своим,

к себе самому.

Артист все кланяется

и кланяется.

 

А мгновенье назад

держал он в горсти этих людей,

швырял их на землю,

к звездному ветру их поднимал,

великими делал

и жалкими...

 

И непонятно мне,

почему

он теперь кланяется,

а не люди

падаю перед ним на колени...

 

 

 

ЗАПОЗДАВШАЯ

 

Теперь бы

воспела я

не первую любовь —

бесплотную, белую,

апрельскую и прохладную, —

я воспела бы ту,

запоздавшую,

беспощадную...

 

От нее не спастись, не укрыться,

она разрушает, ломает —

ей можно лишь покориться,

она оскорбляет

и бывает сама оскорбленной...

Не ступает она по мягкой траве зеленой,

а идет по грязи,

по острым камням,

сквозь ненастье и темень,

идет —

потому что страшно торопится время,

потому что грядет

величайшая в жизни разлука...

 

Идет,

горящая темным огнем,

сквозь счастье и муку,

следы оставляя кровавые

и все-таки в светлое веруя...

 

Не первую я воспеваю,

не первую.

 

 

 

* * *

 

Желуди, желуди,

желуди падают —

крупный, веселый

ливень над нами!

Сквозь листву густую,

звеня, ликуя, радуя,

падают желуди в землю нарядную,

чтобы взойти молодыми дубками...

И на ладонь мне кладешь ты торжественно

желуди — словно из старого золота.

«Как драгоценности!» — скажу я по-женски,

и царственно светятся в руке моей желуди.

А ты задумчиво: «Они как пули...»

И я их роняю — свинца тяжелее.

Кусты под дубами стоят сутулясь.

Как кровь человеческая,

листва их алеет...

 

 

 

СТАРЫЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРКИ

 

Седеют их головы — белокурые, черные,

словно вершины горные

в белых снегах под звездами,

словно вершины горные,

молниями обожженные,

ливнями и ветрами яростными исхлестанные.

Но и они не каменные,

они не вечные:

старые раны болят —

не лечат их годы.

Болят их сердца

болью тупой, бесконечной.

А сон в жаркой мучительной тьме

все не приходит...

Вместо него

из тьмы палачи являются

(ровно в полночь из тьмы приходит палач).

А ночь бесконечна,

ночь все никак не кончается.

И разрывает сердце

детский полузабытый плач...

А на рассвете приходят убитые —

братья, друзья, любимые

молодости твоей.

Сходят они беззвучно с пьедесталов гранитных,

с тех, что стоят в горах

и в центре больших площадей.

Приходят

расстрелянные, заживо в землю зарытые,

парни и тонкие девушки приходят из темноты,

живые и праздничные, с сердцами, солнцу открытыми,

и только на ноги им

пыльцу роняют цветы...

 

А утром,

забыв о мертвых,

с живыми они просыпаются

и трудятся вместе с живыми

в солнечном шуме дней.

И незаметно биенье сердец их сливается

со звонкими и веселыми голосами детей.

 

Они живут среди нас,

став нашей памятью гордою

об удивительных днях, что будут сиять в веках.

Они живут среди нас,

став живою историей.

И смотрим на них мы,

как на вершины горные,

утонувшие в облаках...

Сержио Маркус Ранхель Порто (Sérgio Porto) (11 января 1923 – 30 сентября 1968) — бразильский обозреватель, писатель, телеведущий и композитор. Он был более известен под псевдонимом Станислав Понте Прета.

 

"Порту" родился в Рио-де-Жанейро, и начал свою журналистскую карьеру в конце 1940-х годов, пишет для таких изданий, как Сомбра и Manchete журналов и газет "последний час" — Гора, "Трибуна" да португальской компанией imprensa и Дневник Кариока. В тот же период Томас Санта-Роза также работал в нескольких газетах и информационных бюллетенях в качестве иллюстратора. Именно тогда родился персонаж Станислав Понте Прета и его сатирические и критические хроники, созданные Порту совместно с Санта Розой — первым иллюстратором персонажа, вдохновленным персонажем Серафима Понте Гранде Освальда де Андраде. Порту также внес свой вклад в музыкальные публикации и написал музыкальные шоу для ночных клубов, а также сочинил песню "Samba do Crioulo Doido" для театра ревю.

 

Он также был создателем и продюсером конкурса красоты "Чертиньяс ду Лалау", в котором участвовали такие ведетки, как Анилза Леони, Диана Морел, Роза Ронделли, Мария Помпео и Ирма Альварес, а также FEBEAPÁ — Festival de Besteira que Assola o País (Фестиваль бессмыслицы, охватившей страну), колонки новостной сатиры, в которой он отпускал едкие шутки против военной диктатуры и социального морализма его время. Порту умер в 1968 году, до принятия Институционального акта диктатуры №5, установившего цензуру в бразильской прессе.