КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон

ТЫ ПРИХОДИШЬ СЮДА

 

чтобы внести завершенность в картину погожего дня.

Чтобы вспыхнула молния, озарив на мгновение память.

Золотое свечение мига, мерцание дальней звезды.

Ради ночи приходишь. Чтобы услышать,

как поднимается в терновнике ветер.

Чтоб нарубить для костра ветки собственных жил,

а назавтра опять обнаружить, что ты одинок.

Свет, который вдали загорается

и потом угасает. Приходишь,

чтобы идти по пятам за собою самим средь небесных светил

над бушующим морем, чтобы похитить исчезнувший

одуряющий аромат.

Приходишь, чтоб камешком юрким, брошенным по-над волною,

скакать и отскакивать в пустоте,

наслаждаясь свободой и себя уже больше не видя.

Здесь маняще сверкает грядущее,

здесь рождается редкостный жемчуг мечтаний,

гонимых ветрами, здесь плодится забвение.

Это все — только выход наружу

из себя самого, чтобы себя одолеть и себя одарить

эхом собственной песни, раскатившимся в буднях.

 

 

 

 

 

 

Я ВСЕГО ТОЛЬКО СПУТНИК

 

Я всего только спутник неизвестного мне существа. Оно запускает меня

На орбиту, когда пожелает. Вкруг него я обязан вращаться

День и ночь напролет и опять бесконечную ночь — без надежды

Когда-нибудь с ним повстречаться. Меня оно не замечает.

Оно не видит меня. Да и вообще его, может быть, нет?

Оно раскладывает меня —

Без логарифмов, без формул — на отдельные атомы. Иногда я сбиваюсь с орбиты.

Я песчинка в бескрайней галактике, ему на меня наплевать.

 

Я погаснуть могу, могу разгореться, могу мгновенно взорваться.

Но и это лишь предположения. Существовал ли когда-либо я? Неизвестно.

Мой хозяин схватил меня и куда-то швырнул. И ничего

не почувствовал. Ничего.

 

 

 

 

 

 

В РЫТВИНАХ ТЬМЫ

 

В рытвинах тьмы нащупать пласты непредвиденного.

Отыскать меж землею и небом остатки древних маршрутов,

прежде чем в лес углубиться. Сохранить недосягаемое, таинственное,

сберечь родников неожиданность, непроизвольных дорог.

Приглушенные зовы, соблазны, их созвучия и оттенки,

целый мир отношений и связей — они мне заменяли наставника,

околдовывали меня музыкой, для других неслышной, запрятанной

в тишине. Одного знал я бога — Солнце.

 

 

 

 

 

 

ПОЭЗИЯ

 

Поэзия — это речи людей, околдованных раз навсегда,

в тебе рожденные речи, приходящие из-за скалистых нагорий,

это зов незнакомца, который колотит неистово в стены тюрьмы

своих зловещих видений. Это неуловимость зарниц

в ночах, что прочеркнуты кровью и молчанием долгим жрецов,

застывающих перед гранитом таблиц, где начертан пагубный знак.

Этот знак они сами взрастили и раздают не скупясь. Он их песня.

 

Те, кто раз навсегда околдован, уходят ночами во мрак,

чтобы верней заблудиться и сгинуть в лабиринте глухих закоулков,

Их нутро это магма, сплетенье кишок и гадюк

в непрочном спокойствии кожи. Это перчатка,

которую вывернули неумело с изнанки опять на лицо.

Вслушайся молча в себя, ты услышишь удары часов,

непреклонную вечности поступь под прикрытием сиюминутного. Слышишь!

 

Поэзия — это прибой, это волна на волну и волна за волной,

и порою так бурно, что вот уже кажется, ими захлестнуто солнце.

Легкая зыбь и зеркальная гладь. Ожиданье. Пустыня. Песок,

в котором исчезли слова. Умираешь от жажды, не зная,

куда подевалась вдруг суть бытия и не грядет ли новый потоп.

Но тут неожиданно песня опять начинает звучать,

и другой уже голос повторять начинает сигналы, пришедшие бог весть откуда,

он их слушает, ловит и рассылает их щедро вокруг —

эти слова, прилетевшие к нам из неведомых дальних вселенных.

 

 

 

 

 

 

ЧТО ОСТАЛОСЬ В НИХ ПОДЛИННОГО

 

Что осталось в них подлинного и живого,

в этом вихрении слов, в этом неспешном разматыванье забытых картин?

 

Они — завитки, арабески, которые снова и снова

над угасающим праздником тают. Праздник угас. И вам, привидения, надо

в водоеме ладоней омыть свои очи, свои чудеса.

Жизнь была подлинной, когда под рассветами канувших в Лету мгновений

вы были резвы, как живая вода, и прохлада вас манила в струю водопада.

Юркие рыбки, мальки беззаботные с мельницы старой, что с вами стало?

Я слышу, как сторона обратная солнца поднимает свой кубок над миром

Надвигается ночь. Не разбейте неловкими пальцами хрупкий хрусталь,

вам врученный когда-то. В темноте он тихонько звенит,

вспоминая события вашей промчавшейся жизни,

время ветров и ветвей, молодого вина, и веселого смеха, и гулкого эха

и секретов в полночных кустах, и мальчишеских радостных кликов, летящих в зенит.

 

 

 

 

 

 

НИКОГДА Я НЕ СТАЛ БЫ

 

Никогда я не стал бы печальной картиной, немым полотном,

я свалюсь со стены,

и раму отброшу,

и на куски разлетится стекло.

 

Никогда я не стал бы ни мельницей жалких молитв,

ни бесконечным журчаньем рыданий,

ни унылым напевом шарманки,

ни целебным отваром, тепловатым снотворным питьем.

 

Никогда я не стал бы ни белладонновым соком,

ни сухим лепестком для гербария, ни пыльцою ушедших цветений,

ни вишневым листком, дрожащим на мокром ветру,

ни шарканьем дряхлых шагов по асфальту.

 

Река молодая, что и зимою жива,

унесет меня к мельнице. С шумной ребячьей ватагой

я с плотины нырну в водопад.

«Погляди-ка, вон там отраженье мелькнуло!..» Может, это был я?

 

 

 

 

 

 

 

БАССОРСКИЙ НЕФТЕПРОВОД

 

Перевод М. Кудинова

 

Ни за грош отдавшие жизнь возвратиться не смогут назад,

Над ними — горячий песок, чужие знамена, немой небосвод;

Погружаются в жидкое золото руки мертвых солдат,

Кровь мертвых солдат наполняет Бассорский нефтепровод.

 

Убитые воины в кузницах ада огонь раздувают слепой;

Колумб с его золотом, «Стандард ойл», обещанье наград,

Троя, Гектор, Приам — все связано цепью одной…

Нам для побед и захватов нужен хороший солдат.

 

Нам для побед и захватов нужен поэтов восторженный бред,

Акционерное общество — это ведь их не проймет!

Нужны победные трубы, мундиры, военный совет

И смерть, чтоб наполнился кровью Бассорский нефтепровод.

 

Греми, барабан! Грохочи, грузовик! Немедля в расход

Героев, предателей, тайных агентов и вожаков!

Где шел когда-то Христос, там черное масло течет

И бьют из скважин фонтаны, смывая легенду веков.

 

Справедливость и Право забыты: над ними Телец,

Телец Золотой торжествует. Священным объявлен Доход.

Одним достанется все, другим — бесславный конец,

Чтобы давал дивиденды Бассорский нефтепровод.

 

 

 

 

 

 

 

КАК МИР ПОЖИВАЕТ

 

Перевод М. Кудинова

 

— Как мир поживает?

— А что с ним случится?

История тащит

Его колесницу.

 

— Как жизнь протекает?

— Да, в общем, все то же;

Но сердце сдает,

И морщины на коже.

 

— А как же с любовью?

— От частых дождей

Пути к ней размыты,

Покончено с ней.

 

 

 

 

 

 

КОЛОКОЛА МИНУВШЕГО

 

Перевод М. Ваксмахера

 

Колокола минувшего отдаются обычно в стихах

вечерним траурным звоном, что тает в прозрачном воздухе,

когда гулкая осень, кутаясь в синюю шаль

протяжных и грустных «мы были»,

уныло бредет перелесками и окликает покойников.

Но я не хочу этих медленных сумерек прошлого,

из которых сочится белесый туман,

не хочу больше этого дыма над крышами детства,

не хочу колдовской тишины.

 

Только нынешний день, только жизнь,

потому что она каждый день совершенно иная.

Только в завтра смотреть. Вместе с утром впервые рождаться,

и придумывать снова зарю, и придумывать крылья,

и слова поворачивать новыми гранями,

новые краски отыскивать, открывать чудеса космогонии,

радостный дом возводить.

 

 

 

 

 

 

ТОЛИКА ПЛОТИ

 

Толика плоти, горсточка костей. Я пламенеющее в сумраке сознанье,

Зрачок светила дряхлого в хвосте безумьем пораженной электрички,

Пыль каменистых круч в неясной мгле столетий,

Гранита черный луч в глазу номад, пустыня, ветер

И линза маяка, что долгие века не соглашался гаснуть.

 

Я главный страж, я на земле хранитель

Безвестной памяти, что в недрах солнца светит,

Я альфа всех глубин, омега всех тревог,

В смерчах и вихрях я хранитель слова,

В пещерах пращуров грядущего залог.

 

Я жемчуг вычурный в сафьяне приключений,

Старинный талисман, запрятанный в тайник монгольской маски,

Я с грузом шелка караван, завязнувший в песках,

Верблюжий рынок между Самаркандом и Ширазом,

История в котомке пилигрима, Сад Теней из сказки,

Скольжение из запредельных далей, атом, дух, эфир,

Неуловимый и неведомый. Я странник.

Я меж людьми за странного слыву.

ПЬЕР СЕГЕРС — PIERRE SEGHERS (1906 – 1987).

Французский поэт, литературовед, издатель. Лауреат премии Аполлинера. Его перу принадлежат многие поэтические сборники среди которых — «Добрая Надя («Bonne-Esperance». 1939) «Пиковый пес» («Le Chien de pique», 1943), «Корни» («Radu 1956), «Камни» («Les Pierres». 1958). «Песни и причитания» («Chansons et complaint! 1959—1964), «Диалог» («Dialogue» 1965).

Активный участник Сопротивления. В 1939 г., во время «странной войны», издавал журнал «Поэты в касках», объединивший призванных на фронт литераторов; в 1940–1948 гг. выпускал его продолжение под названием «Поэзия 40», «Поэзия 41» и т. д. В 1944 г. вместе с Элюаром основал издательство, публикующее серию «Поэты сегодня», в которой освещается творчество крупнейших поэтов Франции в всего мира. Стихи Сегерса полны гражданского пафоса и горячего гуманизма («Всеобщее достояние», 1945; «Будущее в прошедшем», 1947; «Корни», 1956; «Камни», 1958; «Диалог», 1965; «Скажи мне, жизнь моя», 1972). Составитель нескольких антологий французской поэзии, автор работы «Сопротивление и его поэты (Франция 1940–1945 годов)» (1974).

ПЬЕР СЕГЕРС