Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг

Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон

ПЁТР ЛИКИН

Пётр Ликин. Родился в 1990 году. Писать стихи начал в 16 лет. Принимал участие в поэтических фестивалях «Стрелка» и «Речет». Публиковался в поэтической антигазете «Метромост», на порталах «Полутона» и «ЛД Авангард», в электронном журнале «Лиterraтура».
В 2017 году вышла первая книга стихов «Дерево тюльпана». Живёт в Нижнем Новгороде.

* * *

 

Там ветер глаз и лучей
И сердце его
Проводила к холмам
Начинания перспективы –
Прообраз, где предстают
Предосенние пустоши в сиянии и тумане.

 

Мотоцикл остановлен у храма камней.
Скорбные инсталляции закатной пустыни
Сообщают эйфорию забвения поцелуя.

 

В небе видны минуты.
Возникшие птицы
Долго блуждают сквозь лучи и тени
Пункта прощаний –
Запада озарений,
Пересекая параллели каньона.

 

Ветер и страх тени грифа.
Объятия бессовестное круженье.
Успокоение после дозы нейролептиков на закате
Перед шагом в каньон.

 

 

 

 
* * *

 

Тусклые деревья
Одни у сонных дорог.
Обозначается в тёмном
Тумане неба и дня
Мост, уводящий нас.

 

Призрачное дыхание осенних холмов
Происходит — как будто
Ветер долетает в мою долину.

 

Бледность руки и лица, усталость.
Безлюдные земли под солнцем успокоений.
Путешествие в пункт как невозможность возврата.

 

Мимо огромных
Муравейников
В сумерках мы идём.
Нет выхода из кольца и пути,
Нет исхода замкнутых соответствий.
Кусты и следы машин.
Последние тучи темны во сне.
Всегда возможно в сердце блужданий
Предвестие бури.
Память есть сквозные эпизоды разлуки —
В предназначенный свет
Вернутся и слышать
Душу ветра и волн и восторг огня.

 

 

 

 
* * *

 

Облака, застывшие в испуге тумана,
И крик деревьев на белом мосту.

 

Тёмной зоны последние фонари
Проявляют в кругах
Искажённые фигуры провожающих на перрон.

 

Ты смотришь с парапета на танец
Исчезающих птиц,
Их очертания бесконечны в воздухе и воде.
Нет, наше эхо- не самолёт и не корабль,
Поэтому чёрные цветы недоступны другим ладоням,
На кладбище серой лазури
Разговоры и смех, — поэтому в хороводе явлений.
Фактура визуального воспроизводится в спектрах душ.

 

Мгновенья бури прерывают листья и флаги,
Поезд приходит под отверженные светила
И ты из серых сияний
Улыбаешься перед расставанием и прыжком.

 

 

 

 
Ангедония

 

Серые очертания, небеса,
Города бесконечные повторы
Воспроизводят эмоциональный ландшафт.

 

Мрачный дождь на тротуарах и в скверах.
Девушки и старухи из ослепшего сада сквозь
Разрушающийся образ лица.

 

Полиция пересекает деревья и арки.
Тинейджеры в капюшонах едут навстречу
Ветру и шуму в отравленном тумане.

 

Гнилая листва и призраки на мосту
Фокусируют на экран мерцаний
Тёмное кладбище за чертой промзоны.

 

Мир – в тусклых тенях — сближает границы решений
И перед прыжком в безмолвии отчуждённы
Объятия изломанных рук.

 

 

 

 
* * *

 

Падение предугадано
Взглядом из рая —  возможность
Остановить
Разломленную спираль.

 

Руки смыкаются из хоровода снежных сердец.
Два приказа, формирующие шум океана,
Соотнесённость множества языков
С небом знаков
В эпизодическом эфире, чей код зеркален.

 

Первая категория предпосылок
Обязывает к проходу изображений
Мимо мёртвых и живых глаз.

 

Сознание — расширяющаяся дорога.
Минувшие арку увидят старинный двор,
Сказочные   галлюцинации сюжета,
Сердца упавших на снег.

 

 

 

 
* * *

 

Только представлю сквозь радость сна
Возникающие ворота,
Поезд   любви проходит холмы и мост,
Дальний путь невидим в тумане.
Только начнутся   ветви — и сразу за   скорбным взором
Увижу утренний лес.

 

Динамика включает в себя
Многие птицы и память о трёх пространствах:
Страсти, эха и слёз — и мерцающих очертаний
Сердце безумно и хранит искусственные имена

 

Сбор листьев в конце золотой дороги,
Храмы инобытия озарённых прудов и селений
Предлагают возвращение к тождеству субъекта и знака,
Где   космический   ветер уводит информацию поля,
Аннигилируя   нас.

 

 

 

* * *

 

Те холодные фотографии —
Сбор винограда в роще у склона холма,
На ступенях белые нимфы и души деревьев
Переносят эхо и взгляд
Туда – где в блаженном покое
 Источник и забытый кувшин.

 

Меняется оптика, и капли
Воспроизводят жертвы животных,
В потоке видений бреда
Пламя единственной колесницы,
Капли в источнике расставаний
На мраморе и лазури

 

Ты фотографируешь ручей, и он уходит в мёртвое поле.
Наши лица становятся формами облаков.
Изображения данного и другого мира
Одинаково утрачивают границы
Тайные дороги озарены   вспышкой сигнала,
Смолкли звуки сияния и встречи; ветер замер,
Обрываясь у самых губ.

 

 

 

 
* * *

 

Ты спишь — и окне снег и туман.

Там – в городе – никого.

Чтобы предупредить шествие ласковой катастрофы,

Нарисуй зелёный маяк.

В урочный час

К нему сойдутся
Тени сирот
И контуры бабочек и рыб.

Там найдёт укрытие среди безмолвных

Тот, кто знает, что свечение — дверь.

 

 

 

 
* * *

 

Останься запечатлеть фрагмент.
Свет дальних окон, обретаемый в новых границах.
Обречённые пешеходы на мосту в кружении хлопьев и звёзд
Смотрят поцелуи без лиц.
Аргументы гибели говорят – и в полном покое
Фазы инобытия пронзают затменную данность.

 

Вот дорога и где выбор и маска,   меняющая вариант пути.
Сомкнутся звёзды во тьме.
Осколок фотографии поцелует  снайпер.

 

И снова изменит путь
Знак двоящегося высказывания,
Повисший над городом и страшной судьбой
Звездой без возврата.

 

 

 

 
* * *

 

Сведённые спектры отсутствия и взгляд звезды.
Слышится во время прочтений
Крик из другого пространства комнат.

 

В полёте светил
Слайды восстанавливают воображаемый дилижанс.
Данность отсутствия на дорогах:
Хор погибает на обороте изображения.

 

Взгляд в сердце звезды
Проявляет повесть
О прерванном поцелуе.
Одновременно в двух точках
Взгляд синтезирует информативные сферы.

 

Алый дневник распадается в пробелах
Времени, августовский небосвод безмолвен
В конце пути, камни деревни
Укрывают окраины алогичных знаков,
Где цветы, фотографии и тексты —
Как преграда воспоминания.

 

 

 

 
* * *

 

Перечесть и вспомнить:
Движение осеннего ветра
И звон окна,
Его удары с нарушением вздохов,
Городское небо во власти руинированного сна,
Период затмений,
Повторяющийся вновь и вновь.

 

Вспомнить у предела разлук
Летаргические аллеи усадьбы
И тёмные фигуры идущих среди теней.

 

Вспомнить листья и солнце.
Спорт мгновений сквозь жёлтые тоннели.
Четыре часа дороги,
Эротика успокоения перед приходом дозы.
Фиксирующее взгляд и свет
Небо любви и небо отчуждённых прогулок.

 

 

 

 
* * *

 

Так в глазах испуганных птиц и кошек
Проплывают мёртвые до рожденья
Дома и заглохшие пруды.
Потемневшей окраины шум:
Ночные кузнечики и обречённые травы.

 

Струи дождя в проёмах
Разрушенных крыш
Ведут невнятный шёпот
Осенью при бледном сиянии небосвода.

 

Так этим зрачкам без помощи чувств
Доступна страна запустения.
Земля принимает воды, листья и сор,
Медленные старухи проходят сумрачные огороды.
Так наше небо — оптический путь — и в нём
Тусклый орнамент.

 

 

 

 
* * *

 

Привнесение изображённым
Копии первой зари.
Сознание отделяет себя –
Письмо и телесность
Временные пределы – церковь покрывающие снега,
Разрушающаяся музыка сквозь
Модели сна.

 

Сконструированные связи пространства: пляж и облачный небосклон,
Снежный участок недалеко от воды,
Опасный цветок.

 

И пусть тебя уведёт
В последние минуты прострации и покоя
Ангел моря,
Недосягаемый в холодных лучах.

 

 

 

 
* * *

Может ли содержать отказ
Ложное суждение обо мне;
Боль от соприкосновения с мёртвым,
Слова, застывшие на камне,
Влажное сердце звезды.

 

Птицы и деревья среди миров представлений
Долго поют над озарённым полем:
Тот, кому недоступен мой свет, отойди.

 

 

 

 
* * *

 

Сон и его разрушающаяся материальность.
Видения проходят сквозь тоннели, в которых
Фиксация невозможна.

 

Посмотри: болезненное движение глаз;
Тучи за птицей и воздушным змеем;
Август и волны его парада.
Различные формы страха перед миром и пробуждением.
Точки дальних окон, где проносит свою отчуждённость
Тёмная река мимо места нашей святыни.

 

Ты вернёшься в рощу серых закатов
Перед наступлением осени, совсем одна,
Плакать об уничтоженных деревьях.

 

И будут вечны
Сквозь память и сон
Земля и листья, и один нескончаемый дождь.

 

 

 

 
* * *

 

Крики чуждых птиц над городом в час разрыва
Отведут параллели пустой звезды,
Подскажут число и знак.

 

Над бесконечной далью
Шумы и пение чужих гостей.

 

Повторов серебряные кольца

С нездешней руки в фатальный круг

Слетают- как шествие предзнаменований.

Мой призрак встретит ошибочные предметы дизайна

И долго смотрит внутренним взором

Прощальное торжество над погасшей тенью

Нелюбви, убившей меня.

 

 

 

 
* * *

 

Тот ветер — там, за окнами дома.
Тёмные воды зари.
Долгое отсутствие любых возможных дыханий.

 

Красные огни тёмных, забытых небес
Принесут имя и облик
Той, что слышала шёпот иного сада.

 

Вода между цветов и дорожек.
Незримая утренняя мгла
Насекомые скрыты среди камней.
Рукотворный журавль на крыше
В потоках ветра и туч.

 

Комнаты покоя времён и далей
Похожи на болезненные голоса
Тех, кто давно ушёл.

 

 

 

 
* * *

 

Там, на другой стороне моста,
Осень и её дождь.
Туда из нашей пустыни
Мёртвые параллели влекут странников и младенцев.

 

Девушка сидит на скамье
С алой книгой и отделённым цветком.
В тени барельефа
Ангел дистанцирован от фигуры.
Музыка пиршества и кавалькады —
В эти торжественные минуты
Вода пылает и сумрак свивается у прекрасных ног.

 

Он нужен больше всего —
Дождь вечной осени на вещах и лицах.
Нам дороги отчуждённым покоем
Проходы между сценами повторяющихся отражений.
Свет и взгляды не отходят от центра моста.
Механика предусматривает монтаж разрыва.
Мир — будет, как день, закатна и совершенна
Дрожь звука — перед тем как умолкнуть.

 

 

 

* * *

 

Структура сна
Создаёт мерцание башен.

 

Смерть похожа на влюблённые воздушные корабли.

Там, на серой площадке, ветер, руины, животные.

 

В мутные окна на безупречном фоне
Внезапно увидишь
Синие сердца империи обречённых.

 

Дальнее пространство покрыто деревом и арматурой.
Вблизи игрушки, бинты.

 

Миновав лестницу, мы оказались в саду.

 

 

 

 
* * *

 

Свеча озаряет ступени.
В комнате дождливые мотыльки кружатся.
Красные фрагменты вечного неба
Удаляются из спокойных глаз

 

Прекрасные окна пересекает серое дерево.
Кажется, что книга лежит и север настал.
И от мысли странно: статуй тела живые.

 
Движение бабочек во время дождя
Прерывает дышащая перспектива:
Улыбаться на похоронные корабли.

 

Призрачным летом смотришь на край окна.
Хорошо слышна дистанция вдоха, составы крови,
Пурпурные сгустки — фрагменты вечного неба.
Наслаждение похоже на гибель —
Как сонные сумерки затемняют высокие ступени.

 

 

 

 
* * *

 

В начале снега несут
Пещеры пустой огонь.

 

Стеклярус приближается колдовства.

Над хижиной и над дворцом – звезда.

Мы слышим успокоенное море сердец.

Вода испаряется с милых, живых ладоней.

И потом безмолвие и восторг.

Женщина собирает маски и колокольчик.

 

И во власти единственной звезды
Время рассказа о птицах.

 

 

 

 
* * *

 

Прогулка в сумерках.
В безмолвии проходишь вечерний парк.
Засыпанные снегом аттракционы
Отражают силуэты фиолетовых кораблей
В белых разрезах стран голубиных.

 

На воздухе продают жареные пирожки, шоколад.
На другом берегу каньона трепещут матерчатые узлы.
Флаги над островом озаряют фантомный воздух.
Люди в аллеях идут,
Слышится разговоры и смех.

 

Звуки трамвая за спиной секунды
Постепенно смолкают через сквозящий песок
Можно уловить конфигурации бессмертных времён
Животных воображения, уходящих на будущие башни.

 

 

 

 
* * *

 

Именно ранней весной
Шум морфия в холодных скульптурах парка —
Как будто растут бледные цветы.

 

Опьянённая дальней музыкой в ветвях и колоннах,
Ты проходишь среди волшебных каруселей,
Мерцая клетчатой юбкой в тени —
И странные листья приближаются к живому лицу.

 
Советское здание венчают сумрачные скульптуры.
Внезапный свет восходит к ступеням.
Люди печально пересекают границы кино.

 

Древние минуты покоя.
Блуждают огни в освобождённых берёзах.
В радостном воздухе сияние и смех —
Сон повторяет и происходит опять.

 

 

 

 
* * *

 

Дорога: снежные кусты, изваяния, птицы.
Памяти отражённые аллеи
Сопровождают звуковой коридор.

 

Внутри отключённого фонтана
Раздаётся смех и пасмурная голубка
Всегда в глазах: север, полёт.

 

Мы проходим за шлейфом сталинской кавалькады,
Говоря о траурных окнах.

 

Свет долетает, как будто ангел, узнавший причины моря.
На параллельной дороге становится снежный воздух.
Моменты покоя обволакивает ветер сердец.

 

Послушная голубка кружится над имперской могилой.

Мы можем улыбаться и смотреть на европейский закат.
И радостно как в раю: на экранах войны.

 

 

 

 
* * *

 

Звезда над городом. И звезда над лицом.
Повторение бесконечного эпизода:
Такси, проскользнув в тумане,
Остановится у отеля.

 

Всё это похоже на совершенную сеть.
Силуэты в окнах и деревья в парке.
Огни рекламы продолжаются с той стороны улицы —
Как будто люди и двойники синхронны.

 

Тени на лицах.
Высокий дом. На экране
Танец невидимых существ.

 

И машина проезжает тоннель,
Называющий современный ужас

 

 

 

 
Future

 

Голоса любовников во время атомной ночи,
Обретающие царство двоякой луны,
Проносятся к шелестящим перилам
Китайского замка музея голубей и кукол
И становится смутно и холодно
Всем, кто живёт, кто видит дрожание тёмных окон
Видит синдромы смерти, разъятые в сумрачных кинотеатрах,
Снежное небо взгляда торжественных иллюзий
Нависает над городами, утратившими имена,
Где уличные банды сражаются в свете блаженных софитов
Знаки грядущей весны проступают на коже вооружённых блудниц,
Пока искусственные птицы приближаются в крематории океана.

 

 

 

* * *

 

Листы легли на тёмные воды.
Медленно в памяти отразились
Обозначенные черты.

 

Мне показалось, что монахиня перешла парк
И с той стороны ветер донёс голоса,
Кто исчез в лесу, не закрыв дверь калитки.
Нищие и животные в прозрачном тумане
Стоят в слабых лучах солнца.
Безумец поёт о лотосах и полях.
Старый садовник одиноко несёт
Лестницу к границам холма.

 

Девушка со старинной книгой
Сидит на дальней скамье.
Бесконечные законы пейзажа, где ветер
Надо мной и небом — в сумеречном краю.

 

 

 

 

* * *

 

Вспыхнут перед началом
Сна и кружений
Осени бледные фонари.
Старые вещи и светлые одеянья
В комнате галлюцинаций,
Где отверженный мальчик
Говорит разными голосами.

 

Вот он: желтый матрос,
Уходящий с красавицей за черту.

 

Вот он: сказочник старых домов,
Умерший на окраине Петербурга.

 

Вечерние улицы теней,
Бред, ведущий сквозь разные двери,
Знаки отчуждения и любви.
Встреча — белый цветок — когда
Портал в конце коридора.

 

 

 

 

* * *

 

Дороги к тихим деревьям
Нарисованы в старой тетради.
Утро: спишь и лежишь:
Разговоры у каменного ручья.
Слышу сердце: в квартире покой и упадок.
Ветхая одежда на стульях, смерть и свет,
Заброшенный дом раскрывает ветер потока.
Улыбаюсь и слышу снова

 

Праздник, состоявшийся в давние времена.

 

Птицы кричат и солнце светит в окне.
Разноцветная игрушка-спираль
Застыла в моих руках.
Листаешь книгу и вспоминаешь
Далёкий цветок в белом кувшине.
Шум сердца и удары часов,
Забытые покои, сон и сон наяву.
Останусь и умру — отсюда
В остановленном небе бабочка холодна.

 

 

 

* * *

 

Смещение: сон лета:
В одном и том же кадре
Внимательное присутствие отчуждений.
Узорные ограды дальних домов,
Фигуры: охотница и дитя
Внутри усталых глаз.

 

Трамвай проходит закатный город —
Мёртвые двойники
Не покинут его никогда.
Мы улыбаемся — и видим могилы.
Мы — забыты в кругах химер.
Улицы ветра и безличных кошмаров
Привнесены в наши сердца.

 

Я покажу тебе образ:
Нищий, исчезающий в бледном
Солнце — моя душа.
Всё, что бывает тихим и другим,
Хороводы ангелов на лазурном мосту,
Письмена, увиденные во сне.

 

Века прозрачных скитаний:
Не бойся восприятия границ,
Не думай о неизречённом
Шуме мгновений
В переходе через проём.

 

 

 

 

* * *

 

Как будто перед смертью опять
Проходят медленной чередой:
Коридоры больницы умалишённых,
Игры детей на солнечных островах,
Нищий, уснувший в речном песке.

 

Имя: Любовь; путь — отдалённый праздник
Заката и фейерверка.

 

Лица друзей; сонный город: вдали
Развернувшиеся грифоны.
В синих лучах рассвета
Смешной старик вращает кинематограф.

 

 

 

 

* * *

 

Бред, расходящийся на небо и взгляды,
Дрожащие переливы дождя,
Улыбок и лёгких прощаний,
Потусторонних улиц, покрытых сетью,
Новая тень ветвей.

 

Полёты дней;
С одной стороны на другую
Слепой переход.
Блаженная зелень сада —
В ожидании птицы вечерней
Плеск танцовщицы и шёпот гадалки.

 

В мертвых узорах весны
Из пламени проступает лицо.
Так будет: ты смеёшься —
И цветы покрывают ткань.

 

Огни аттракционов воздушны,
В белом парке легли на воды
Бумажные журавли — как имя,
Отдалённое эхом от наших
Прозрачных и мимолётных руин.

 

 

 

 

* * *

 

Есть лица, созданные из лазури.

 

Подобная движению тучи,
Их смерть всегда на холме.

 

Так ребёнок играет в глиняные лошадки.

Так безумец смеётся, вступая в проём окна.

 

Пасьянс разложен.
Воздух и
Демон,
Тень, лежащая на земле.

 

Вспышка грозы похожа
На удаляющиеся шаги.

 

 

 

 

* * *

 

Вот он — близко во сне
Тонкий свет туманного утра.
Странные видения в спектрах душ:
Волхвы с ветвями проходят печальный путь,
Горлица покидает корабль.

 

Мы читали книгу у призрачного пруда.
Птицы в небе и узоры листьев земли.
Вот — память возвращается к нам.
Объекты и их амплитуда
Во власти нескончаемого сна.

 

Ближе глаз,
Озарённых дождём,
Образ серой певицы.
На обратном пути мимо больших колодцев
Она смотрит сквозь воду, чтобы извлечь
Лицо и голос забытых.

 

 

 

 

* * *

 

В сиянье дождя и ветра
Летящие волокна.
Выйдешь в холоде сквозь дома —
И сразу туманно вспомнишь
Лицо, скрытое в медальон.

 

В детской тетради
Призрачные слова;
Чуждый мир, забвенье —
Ни улыбок, ни снов о главном.

 

И жить, и умереть — страшно.

 

 

 

* * *

 

И вот разговор и сад.
Осень безмятежных мечтаний,
Снова увидеть позволь
Твои деревья во мгле.

 

Заброшенная дорога в лесу
Приводит к жёлтым фонтанам.
Опавшие орехи в траве.
Вершина группы — затейливые амуры.

 

Отшельницу окружают бронзовые кусты.
Её тёмные руки
Способны выбрать
Размеры и траекторию стрел

 

Пропорции безумных животных
Внушают испуг — как шествие на закате
В небо далёкой родины, где не начата речь.

 

 

 

* * *

 

Вечеринка во тьме
Осеннего сада.
Пентхаус в секунды теракта.
Стёкла трамваев и взгляды убийц и влюблённых.
Эхо, отражаясь, смещения — произвольны
Миграции внутренних и внешних небес.

 

Окна, объятые пламенем, символизируют уход.
Симпозиум длится в багровых залах.
Танец тёмных существ в сумерках бассейна под абсолютным неоном
Вручает алмазы ночей.

 

Мертвенно бледны
Современные женщины среди статуй.
Остановка истории как торжество красоты
Предполагает прочтение в контексте тайны.
Мэсседж невозвращений и любовных сигналов —
Мелькают мимо нас
Тени, сведённые на эмали спорткара.

 

 

 

* * *

 

Весна — её голос близок —
Сообщает гибель и радость сирени,
Ушедшей века назад.

 

Величественные пушки в снежном городе вечерних времён.
Каменные орлы и дальней постели призрак.
Дрожание стеклянной двери.
Тёмные секретарши  в обречённой зале
Одни.

 

Духи солнца в атомной тьме
Привносят в геометрию сада
Позднее эхо, дарующее печаль,
И сферы преображённой измены.

 

Наставница мёртвых и мира,
Ты смотришь свой бестиарий —
Увидеть воды и выпустить пар,
Запомнить зеркальце чёрных душ,
Его исчезающий отпечаток.

 

 

 

* * *

 

Голубой воздух далёких рощ,
Неподвижность смутных деревьев.
Пронизанные светом одежды
Нимф и жрецов.

 

Мы вышли в бесцельный путь — как было в легенде.
Мы видели повозки торговцев
И рыцарские гербы.
Миражи исчезали.
Монахи шли по воде,
Бормоча божественные имена.
Белые цветы в наших ладонях,
Дарующие забвенье.
Глоток утренней влаги,
Просветлённый покой пустых путешествий.
Мы молчим и мы повторяем
Город без имени и небо над ним.

 

И вот у источника неизлечимых
Будет совершён ритуал —
Книга сгорит в водяном костре,
Судьба свернётся в круговорот,
Ты будешь вечно смотреть,
Что прекрасны и неподвижны
Родины внутренние небеса.

 

 

 

* * *

 

Колышет спокойный ветер
Сквозь сон
Осеннюю ткань окна.

 

Ты скажешь про созданные миры.
Трамвайный звонок сквозь солнце и тучи
И ангел в лучах окна.

 

Мне кажется, что голос дошёл
И оба мы — в комнате на берегу
Одного воображаемого моря.

 

Туманы укроют забытый город.
Непроизвольно и отчуждённо
Вспорхнёт корабль с пустого лица.

 

Двоятся мои исчезающие шаги.

 

 

 

* * *

 

Серая роща и дышащая листва
В своём молчанье едины.

 

Утренний холод;
Капли воды — рядом у первых рук.
Шум далёких деревьев, и возвращение их теней.

 

Раздвоенные голоса всегда говорили;
Здесь были люди, но ничего не осталось.
Поверженное эхо на серой траве.
Чувствуешь: сердце легко замолкло;
Слышишь: дождь в заколдованном доме.

 

Мы из меня разошлись между ветвей и теней.
Внезапно вдали
Где-то там — рисунки и разговоры
И сумрачный хоровод прикосновений рук.

 

 

 

* * *

 

Снежные дворы — музыки и огня
Переливы;
Сияние фонарей — за аркой
Призрачный переход молчащих.

 

Холод;
Идущие к старым домам,
Люди скрыли бледные лица.
Далёкая речь луны
Невидима за оградой.

 

Забытый романс о встрече
Уплывающих улиц во сне и тумане.
За поворотом зданий
Смолкшие трамваи — ночь навсегда.

 

Идём туда и не слышим
Вечные пульсации зимы,
Будто о встречах и грёзах
Больной паяц танцует в руинах окна.

 

Над городом в скорбный час
Фонарь раскрыт и музыки звон далёк.

 

 

 

* * *

 

Луна и голоса на холмах.
Мы из мира чужих скитаний
Спускаемся к ночному ручью.

 

Говорят про август прохлады.
Говорят, что легионы ушли.

 

Там, где Ника соединила руно,
Там- ни корабля, ни звезды.
Небо цветёт над иллюзией ухода.

 

Ряды деревьев вдоль старой дороги.
Сумрак и статуи без лица;
Каменный спуск; шаги,
Затихающие непрерывно.

 

Ворота с медным щитом.
Путники вновь озарились:
Крик осла, вспомнившего город.

 

Знаки судьбы и блеск жемчужин.
И луна — и никого на дороге.
И вот я плачу, и говорю: Нарцисс.

 

 

 

* * *

 

Тайное в знаке Рыб.
Венера не видит вод.
Зеркальце отошло
В бледные руки царевны
И двоится души тающий отпечаток.

 

Тонкий покой весны
Вижу сквозь пряжу дней.
Я ухожу в бесчувственные порталы —
Птицы и звери у ног моих,
Капюшон скрывает лицо.

 

Так ли — Венера свои дары
Мне отдаёт — и сплела венок.
В пещере — безумие и вода.
Тёмную музыку бросим мы пред собой
И царскую пряжу расстелем.

 

 

 

* * *

 

Кольцо падает со звоном.

Шуршит камыш на траурных берегах.

Мы вместе поём о пустых мгновеньях.

 

Снова всходит звезда обиды
В твой первозданный покой.

 

Импульсы отчуждённых
Объятий и слов.
Символика печальной встречи
О новом сердце и последнем дне.

 

Разные тени — облака и челнок —
Лежат среди победных лучей.
И всё темней и прекрасней
Поверхность общего сна.

 

Но- между мирами — в калейдоскопе явлений
Нам кажется, что движенье одно.

 

 

 

Начало поэмы

 

1

 

В разливе весенней тьмы
Город молчит и лишён движений.
Соединённые реки
Цветут над туманным умом.
    
Когда на закате каменный мост красив,
Белые птицы мимо раскрытых глаз
Летят, исчезая.

 

То ли сказать — собиратель камней
Видит вещи в блеске бесцветных стёкол.
Мертворождённый кошмар — струи ветра в тумане.

 

Крик доносится с башни
Солнца голубых глаз —
Тревожный шум в проёме
Мельканий лучей и кадров;
Люди и слова
Собраны в единый поток.

 

2

 

Ветер воспоминаний
Приходит с кладбищ,
Пыль дальних времён
Ложится на сонные дороги.
Бродяги и кошки
Одни на царских руинах.
Ночи и дни
Несбыточных встреч —
Одинокий мираж за чертой ограды.

 

 

 

* * *

 

Светлый сад, окружённый тенью, —
Остановленным взглядом представишь небо и лёд.
Медленно — в забвенном покое —
Проходят незнакомые миражи.

 

Твоё дыхание сохранено в глубоком стекле,
Праздничные фонари и лёгкие птицы над нами.
Подожди, когда фейерверк,
Уплывающий над дорогой прощаний
Фиолетовый звон.

 

Сонные крылья забыты;
Мимолётных дней
Мерцающие кружева;
Смех из бледных лучей деревьев,
Книга, лежащая на скамье.

 

Печальная сказка вернёт
Меня во дворец —
Будто умрёшь и вспомнишь
Ветер и пустые листы.

 

 

 

Благовещение

 

Стоит в преддверии дня,
Смотрит на ангела с туманной ветвью
В светлом саду внутри портала
Богородица, окружённая голубыми цветами апреля.

 

И тогда, приближаясь к живым вратам,
Слышится невидимый хор.

 

И в памяти быстротечных одеждах
Сонные послушницы приносят сосуды и свечи.
И кажутся блаженней и ближе
Ласковые звери и голубки под крышей собора.
Сквозь сияние улыбок и слёз
Души образуют круженье, скорбя о вершинах.

 

 

 

* * *

 

Розоватые лотосы приближают мёртвые острова.
И дети молчат у прекрасной башни,
Ожидая фиолетовые огни.

 

На блаженной скале — среди птиц и цветов — Христос
Видит облако и дерево в глубине долины,
Где слепые лучи окружают тела скитальцев.

 

Спектры приближают четыре взора —
Сонные лица осла и колёса телеги.
Среди песка священным путём
Правильное движение к пределам пустыни.

 

Правильная перспектива элизийских далей
Ясна между точкой и всем.

 

 

 

* * *

 

Цветок этот смотрит
Король дождя.
Произносит предсказание о счастье и новом дне,
Там сходятся фрагменты портрета с безразличием небесных улыбок.
Кувшины по обе стороны божественной галереи,
Наполненные холодным песком.
В царстве смолкших молитв медленные гекатомбы
Способны преобразить
Наши любовь и проклятье
В хронике падающих теней.

 

То ли дождь — деревня, уход.
Путь из красных полей к мёртвой военной базе.
Памяти край и овраг, где слышно во тьме
Эхо расстрелов.

 

То, что сказано им, случится.
В незабываемый час наши ресницы и имена
Покроют радиоактивные воды.

 

Останется только пейзаж,
Кинематографический покой избранного присутствия.

 

Вечерние птицы
Над твоим саркофагом
Звенят, провожая облик.

 

 

 

* * *

 

Сонные потоки в тумане
Мгновений; взгляды,
Переключённые над калейдоскопом пустыни
В снегах и окнах,
Помыслы, изменчивые в красных лучах.

 

Реконструирует сон
Дальний, погибший  мир; город
В свечении мостов и зданий;
Тусклые, исчезающие лица,
Прекрасные фотографии мёртвых времён.

 

Лошадь влечёт коляску; близок
Театр- люди с флагами отошли
К сакральной границе знака.

 

Нарастающий шум огня;
Скорбные тела и спадающие ткани;
Аннигиляция прежних сердец.
Трепет крови затих. Тёмный
Цветок наслаждений
Замер у горла, и ветер
Обрывается и стихает.

 

 

 

* * *

 

Дебаркадеры заражённой воды.
В конце миров
Облака, прошедшие универсум.

 

Прекрасный полёт мгновений;
Цветы и свечи в руках блудницы;
Дивизия страсти
На пути огня и апреля.
Тёмное солнце мира — исчезающий мой Берлин.

 

Мерцание знамён благовествует ветер,
Мотопехота движется к городу и закату —
Так вечно слышен в воздушных волнах
Ультиматум, сказавший сердце покоя.

 

Сумрачные руины,
Их воздух и речь —
Говорение о невозможном.
Как будто шум — как приказ к возвращенью-
Распался и навсегда исчез.

 

Дыхания мигающая звезда
Пробежала назад —
Насквозь скрещения крыльев.
Явились парад и дождь —
Над могилой и красотой без имён
Серые небеса застыли и отразились.

 

 

 

* * *

 

Путь и дыхание существ —
Мимо изменённых ветвей
Торжество иллюзорной структуры.

 

Как память о боли,
Как ярость и знак
К преодолению собственной смерти.

 

Белые волны омывают очертания далей.
Шаги по мокрой траве в сторону светлого моря —
Твой исчезающий смех.
Это ты открываешь
Сплетения рук,
Ты уходишь к тайным границам.

 

Уничтоженная речь движется за гранью живых.
Воспроизводят ответ:
Шум мельниц,
Животные с цветами,
Ангелы на холодных ступенях.

 

Выше правды мира
Происходят светлые одеянья,
Неопознанное движение пустыни,
Потоки слёз и шаги в рассвет.

 

 

 

Взыскание погибших

 

Трепет саламандры в озёрной траве;
Радужных рыб
В разрезах тёмной воды
Бескровный шорох кружений.
Фигуры мемориалов,
Камни неподвижных лучей —
Недоступный язык дальних надгробий.

 

Пульсация стихшей крови
Приносит имя, где знак и душа
Нам даруют хрупкую непрерывность.

 

Поля осенней зари в неподвижном тумане,
Холод полей, полных жертв здешней борьбы.
Крики раненых, несущие непрерывную боль,
Страх и право на память.

 

Знамение, явленное в осеннем
Небе перед началом боя.
Над чёрной ямой
Разговоры могильщиков, приглушённые вечным дождём.

 

Мы знаем имя и смерть;
В кристалле времён ясны и доступны
Тела, ставшие пеплом и дальней землёй,
Дыхания, ушедшие в воздух.

 

И в здешних кругах
Благовествует сошедший огонь
Шум расстрела побеждающая молитва.

 

 

 

* * *

 

Время рассвета в узорных окнах.
Стоящая в пустых волнах
Видит наступление моря
Со стороны раздвоения субъекта.
Лодыжки утопают в песке.
Туман над телом.
 
Огромное зарево близится к истокам глаз.
Время в смежённых кадрах совершает эпизоды бесчувствия.
Ласковая музыка уводит в медоточивые покои
Где можно услышать раскачивающиеся дыхание
Воображаемых кораблей во власти любви.
Там день внутри лучей над туманом лица.
И пламя и птица в бесконечных повторах неба.

 

 

 

* * *

 

Скажи мне, что океан
Наступает безмолвно на наши дома и поля.

 

Я вижу шуршание Атлантиды
И пляску убитой блудницы.

 

Сквозь камни сада  ветер, туман.
Здесь холодно и внутренние гобелены
Прерывают прах отражения
Лица твоего смеха смерть.

 

И когда разлетятся аисты и драконы,
Смогу сказать время восторга
В шуменье волн, закрывающих губы.

 

 

 

* * *

 

Пустая ограда. Дорога осени
Пересекает поле среди теней и травы.
Мраморные кузнечики шумят
Монотонно, как будто эхо уходящего мира.

 

Солнце в свете заката похоже на разрушенный павильон,
Сообщающий деревенскому пейзажу
Благородную кровь древних.

 

Люди идут под капюшонами и зонтами,
Затемнённые облаком и телегой.

 

Венеры каштановые волосы
Сверкают в глубине туманного стога
И ветер пропадает за её бледной спиной.

 

Перевязанные пони
Закрывают внутри
Глаза — и таинственных движений
Возращение и уход.

 

 

 

* * *

 

Станет спокойствие в павильонах
Птенца, смотрящего на закаты,
Тенью зелёной гвоздики,
Сжавшей рот.

 

Мы отпустим воздушные шары
И воздушные змеи
К основанию моста королевы.

 

И потом станет совсем светло.
Пилигримы расскажут о грёзах,
Озарённые сиянием фейерверка.

 

 

 

* * *

 

Внутри майской рощи ветер зеркальный звенит.
Нимфа полуденного покоя,
Обнажённая среди истуканов,
Проносит в зубах мраморный белый цветок
К истокам ручья.

 

Эхо звенит над источником белых вод.
Между радостного молчания и смеха
К берегу приходит желанный двойник.

 

Лицо нимфы двоится в благоуханных водах.
Кружатся бабочки и колибри
Немного выше её плеч.

 

И долго в бледных лучах
Золотистые косы
Сверкают среди зелёной листвы.

 

 

 

* * *

 

Ты пройдёшь сквозь тени в холодный дом
И флаги медленно вспыхнут за твоей спиной.

 

Жандармы пересекут улицу
В наплыве осеннего ветра.

 

Листья будут лететь по ступеням и на полу в гостиной.
Прозвенят часы. Улыбнёшься,
Поднося к губам  надломленный цветок.

 

И море сияет  в туманных окнах,
И станет совсем светло и равнодушно,
Как выстрел в момент поцелуя.

 

 

 

* * *

 

Столбы ворот на пути к деревне.
Принимают бескровные тени траектории полёта
Движенья птиц.

 

Осенние берёзы под дождём и в тумане
Изменяют улыбки пилигрима.

 

В священной роще бесплотной любви
Перед рассветом начинается хоровод —
Это когда камень из водоёма песнопений
И голубые женщины венчают цветы.

 

И снова руины и серый ветер
Дней, и покой прозрачных пейзажей,
И странные лошади и существа.

 

Вот холмы, вот дерево и дома...
И мельница проступает под утренним сияньем.

 

 

 

* * *

 

Как город в фильме, куда уводят порталы.
Игра в бадминтон среди пасмурных строений.
Женщина с цветком на довоенном автомобиле
Проезжает сад разговора.

 

Над побережьем радуга адюльтера.
Ласточки кружатся симметрично движению слёз,
Как шум поцелуя и пепел моря.

 

Медленные минуты, восторги.
Струится воздух в кровавых бокалах.
Порталы уводят вечереющий некрополь —
Путь среди кустов винограда и пасмурных строений —
Сигнал маяка и блаженный край.

 

 

 

* * *

 

Озарённые фотовспышкой река и лес
Остаются в памяти навсегда.

 

Мир медленно становится чёрно-белым,
Как будто улыбки и утренние цветы.

 

И воздух восходит к ангельским павильонам.
Сиреневые чаши, наполненные фруктами и печеньем,
Лежат в раю пикника.

 

Спектры лучей изменяются, убегая.

 

Пустая погода, когда внутри
Сомнамбулы радостные истуканы.
Внутри души восстановлено изображение лодки.

 

 

 

* * *

 

И в памяти воссоздаёшь фрагменты.
Таинственное озеро зеркальной любви.
Деревья зари в осеннем тумане
Ожидают, когда
Испуганные аисты прилетят.

 

Эхо русалок — время покоя
Встревожило пепельные воды
И оказалось, что ветер и голос
Влияют на солнце изображений.

 

Большие сонные бабочки
Оказались на другом берегу,
Ибо  цветок пошёл к иллюзиям дома.

 

 

 

* * *

 

Киммерийские области весной.
Орлы и львы на закате
Наблюдают вариант впечатлений.
Проходит катер с голубоватым сияньем.
Медленно выплывает скульптура моста.

 

Солнечные сущности на смотровой площадке.
Странная природа повторяющегося лица.
Девушка в сумерках передаёт
Копии изображений из ладоней в ладони.
Спокойная галерея, где холодно и темно.
И сердце слышно, что ветер
Умирает, не долетев.

 

 

 

* * *

 

Птицы над лодками и причалом.
Как бы во сне или в тумане фильма
Зажигается островной рассвет
И со стороны метеостанции долетают крики прощаний.

 

Заброшенные шезлонги сквозь воздуха переливы.
Возлюбленной смерти радостные маршруты
Внутри визуальных струй.

 

Два тёмных солнца над погашенным стадионом.
Пляж, полный мусора и песка, встречает силуэты бейсболистов.

 

Эхо во власти отчуждённой вспышки.

 

 

 

* * *

 

Лежит между деревьев парка август тяжёлой любви.
Ветер вернётся на берег
И взгляд на светлые острова
Окажется пульсом слова тебе.

 

Будет светло, пустынно.
Дождём озарённые листы
Медленно сфокусируют смещение перспективы.
Осколок зеркала, забытый в песке,
Восстановит солнечное лицо.

 

Прозвенят фольга и стекло.
Символ озеро превзойдёт — тогда
Сомкнутся ладонь и звук.

 

 

 

* * *

 

Летящий лист и шорох одежды.
Золотистые волосы подруги воды.
Мимо аркад и ветвей жасмина
Скольжение структурированного сна.

 

Сборы и променад ласковой осенней аллеи.
Стратегии ухода сквозь солнце шелестящих деревьев.
Языческие сердца, пронзённые ветром, в преддверии листопада
Переносят языковое о протяжённых грёзах.
Медоточивые звуки далёкой флейты.
Покинутые помещения и замкнутые одежды.

 

Тёмные тона лиц и небес,
Замирание флюгера погибшего дома,
Винные излучение августовской веранды —
Всё это запечатляет взгляд, преодолевший документальность
События, отрицающего себя.

 

Производит сомнамбулы стадий распада
Неосознанная реакция речи.

 

Наркотический хоровод обнажений —

 

Вечное возвращение в свет у осеннего входа.

 

Аллея могилы Улялюм.

 

 

 

* * *

 

Странник, вспоминающий рисунки больницы
И ветер и звук разговора,
Ожидая внутри арки
Когда окончится дождь.

 

Мы пели о птицах, которых нет,
И видели спутники обречённых солнц,
Пересекая иллюзорные города.

 

Тени вещей у предела аннигиляции
Становились ладонями и дыханьем.
Переходы дневного восприятия
Передавали слёзы и сны
Сквозь шум намокшего капюшона —
Брелок в форме плюшевого зайца,
Плески туманных курток сообщают о финале мистерий.
Смутные сочетания лазури и тучи
Вспоминают трагедию андрогина.

 

 

 

* * *

 

Стереоскопия и спектры взгляда
Подводят пейзажи, образующие треугольник,
Что вспомнит всегда водоворота бессмертных
Застывший образ.

 

Воскрешение Солнца у пасмурной скалы.
Гидроциклы, кружащиеся в тумане
Возле форта последних встреч.

 

Подруги пространств
Смотрят мелькание птиц и тление полуденных островов,
Ласкают безжизненные орхидеи.

 

Крепость полна шумом веселья.
Заморские гости рады блаженным флагам.
Танцовщицы окружены сияньем.
Тусклые залы пирований
Проходят слуги августовской природы.
Над сонным столом слышны
Забытые хвалы и удары ладоней,
Дальние песни- в спокойствии отчуждённом
С вечерней площадки из открытых окон
Влюблённые смотрят падение альбатроса.

 

 

 

* * *

 

Диктует сон дрожащих ветвей
Правила ухода вселенных.
Альтернатива дистанций лучей и слёз
Изолирует взгляд в единую область —
Сведённой в окно зари
Оптические структуры.

 

Маска велосипедистки пролетает инерцию монтажа,
Экфрасиса нелюбви разомкнутые звенья,
Озаряя девственные поля.

 

Смех и движение сквозь
Грустные галереи погоды —
Эхо ловит
Венок окровавленных плеч.

 

Создание связи
Обеспечивает переход сквозь огонь.

 

 

 

Последние карнавалы

 

Путь печальной процессии сквозь ворота —
Старинный город, ожившие люди, птицы,
Александрийские улицы и левкои —
Сумерки проходят зоны содомии;
Проклятая компания созерцает оранжевые вершины,
Отбытие кораблей пустынной столицы,
Пламя последних цветов
И последние карнавалы —
Ветер ночного моря
Во время восхода луны. 

 

 

 

 

Эмили Дикинсон

 

Долгое движение сердец.
Терновник и дрозд в тумане.
Ты одна на аллее вздохов
Благословляешь лес и пруды.

 

Время заката, когда вспыхивает флюгер,
Останется радостью воображаемой любви.

 

Вечерние, озарённые окна.
Ты следишь видения и потоки.
Дерзкий взгляд на мозаику прерываний —
Мёртвые цветы у моста.

 

Затворница в белых одеждах,
Ты знаешь — правда и гибель этюда
Обретают помыслы бессмертия и покоя —
Пронзённого взора цветок и птица —
Возвращение в Луговую Даль.

 

 

 

* * *

 

Зелёное, алое пламя,
Совершая майские встречи
Духов холмов и деревьев,
 
Увидишь в алгоритме исчезновения
Блаженных нимф с бубнами и цветами,
Ласково поющих среди теней,
Купающихся в сумерках водопада.

 

Вот мёртвый след камня —
Одна из них оставила прекрасный кувшин,
Перед тем как уйти.

 

Там- в проёме широких листьев —
Соблюдаются смутные интервалы:
Области безмятежных птиц
Провожают утраченные взгляды.

 

Светлые сны и звуки
Объемлют алтарь природы —
Ритуальные бусы забыты
В раю источника отчуждений.

 

 

 

* * *

 

Во время вечерних купаний
Ты пела на пустом берегу,
И птицы августа в раю эспланады
Вечерели сквозь озарённый воздух.

 

Голос звучал
В одинокой ретроспективе влюблённости и прощаний;
Замок цветов и мост предосенней дороги
Останавливали потоки загадок:
Фигура беспамятства о песни безликой.

 

Волшебные заботы твои
Обеспечивали во время заката
Последовательный уход
В золотые порталы лазури.

 

И то, что было сладострастием, оказалось
Бездушным началом исчезновения.

 

 

 

* * *

 

Встречи бронзовое сиянье.
На обратной дороге светлы и волшебны
Полуденные ромашек поля.
И ты вспоминаешь осени медленные плоды,
И ветер над мельницей, уходящий вдаль.

 

Возвращение под солнцем спокойных —
Воды ручья вокруг женских ног
Фиксируют образы гибели неофита.

 

Медоточивые маршруты пасторали
Приводит геометрия монастыря
В соответствие и многозначность.

 

В периоды урожая
Заревая отшельница делает гобелен,
И видит сквозь улыбки и слёзы
Ангелы мегаполиса — облако восхождений —
Ворота украшают химеры.

 

 

 

* * *

Медленный час озёрный.
Вечерние облака сияния
Королевства
Услаждают взоры скитальцев
И рыбы лазури
Покидают водоворот.

 

Сквозь оконченного дождя долгие звуки
На запад отлетают дома.
Твоя душа — визуальный синоним,
Ты копируешь изображения воды и сердец.

 

Памяти переходы,
Бледные божества,
Отторгнутые круги двойников
Несутся навcтречу мира,
Где шёпот и плеск;
Озёрные растения в форме влюблённых губ
Провоцируют ирреальный аффект:
Явь и мечтанье
Ловля впечатлений и рыбы лазури
Праздник интимной пасторали.

 

 

 

* * *

 

Смена видений над полем.
Постепенная победа тумана.
Созерцает нецелованный призрак
Птицы с далёким шумом
И листья поздних берёз.

 

Воспоминание пути без цели:
Сплетённые руки
И розы старой могилы.
Вернувшись, огонь оживит
Мирные холмы в беспамятстве воскресенья.

 

 

 

* * *

Пальцы соедини на кристалле дня —
Богини неба как воздух и полукруг
И пасмурные следы сиянья.

 

Случается сквозь рельефы неба и поля
Взаимное отражение перспективы.
Облака, структурированные как дары ухода,
Отдают сердцу и взору
Свет и покой на бесконечных дорогах.

 

Так, в слабое время солнца,
Звук птицы на пустой земле
Остановится при выборе варианта возвращений.

 

Шелест и шум;
Сплетения тёмной любви;
Танец ведьм и друидов
В блаженные, золотые минуты —
Радость благословенных пальцев;
Голос на границах природы не знает пути назад.

 

 

 

* * *

 

Синева и тепло
Над забвением и покоем.
Ветер в садах
Проносит руки и речи
Существ, бывших давно.
Голубые лица пронизаны
Памятью старых ветвей.
Грустные разговоры, прощанья,
Праздничные компании на дорогах,
Искусственные объекты, память, утопающая в началах,
Райские секунды погоды, проёмы
Сквозные, медленные о визуальном —
Грёзы; рандеву безумия и обиды, когда птицы сквозь ветер-
Слабое солнце озаряет игры на берегу.

 

 

 

* * *

 

Мимо территории парадиза
Проехал автомобиль
И в эти блаженные секунды
Поляна крокета
Принимает предзакатное пламя.

 

Киноаппараты установлены на пленэре.
Предстающая утомлённым взорам
Книга дней в фокусе осенней зари.

 

Молочные коктейли в прохладе ротонды,
Замирание ветвей равнодушного покоя,
Провожание вечереющих опьянений.
Перемещение человеческих предметов —
Плетёные кресла — мимо парадиза —
Муза художника модерна.

 

Меланхолия искусственных ландшафтов —
Цветы по законам эстетической геометрии
Организованы в причудливые ряды.

 

Странные группы осматривают деревья империй.
Первые сумерки блаженно и близко
Над коттеджем и станцией флаги статичны.
Дамы бледны и смеются узорам последних птиц.
И, проходя композиции камней,
Фланёры скучают в ожидании фейерверка.

 

 

 

* * *

 

Дожди и воздух туманной весны.
Порочный отцвет в пустынных лицах.
Путь среди церквей и фантомов
Произносит поиск блужданий
У входа дворца.

 

Бледный огонь в конце дороги блужданий.
Движимые музыкой тёмные цветы
Перед гибелью касаются губ и ладоней.

 

И ветер кладбищ приносит воспоминания.

 

 

 

* * *

 

Так поток дождя приносит навстречу
В скорбный сад мёртвые отражения руки.

 

Осенние люди идут в хрустальных садах.
Улетают бесшумные волокна,
Ткани прозрачных объятий.

 

Прекрасные персоны как призраки расставаний.

 

И уносит навстречу в спектры тоннеля
Милые лица и ваши руки
Проклятый корабль с прозрачной звездой.

 

 

 

* * *

 

Смерть или детство похожи.
Взойдёт похоронный дирижабль —
И с пляжа доносятся ветер и смех.

 

Ты у светлого моря бежишь, исчезая из объектива.

 

Мы говорим о возможном солнце —
Как будто удалённые эпизоды мультфильма.

 

В Америке осень.

 

В обнажённый лес пройдешь
Играть в бумеранги.

 

 

 

Непроявленный эпизод

 

Сталинская арка на холодном ветру.
Деревья не выходят из объектива.
Сети момента освещения покрывают непогашенный небосклон.
Машина инстинкта темна
С левой стороны звездой озарённого мира.

 

Пешком мимо античных конструкций
Проходишь в место любви и смерти.

 

Красные деревья бледны от вспышки.
Неподвижное лицо в воздуха разрывах
И призраки восходят к теневым территориям.

 

Тот автор, чью тень
Шёпоты вздохов сманили в края полёта
Видит, удаляясь, инфернальные цирк и сады.

 

Касаются тёмных плеч незнакомки
Конгломераты звёзд.

 

 

 

Стихи в альбом

 

Фотографии туманного сада
Представишь, когда начнётся дождь
И к тёмным решёткам подойдут листья и воды —
В перерывах между письмом любви
Ожидание розы эльфийских стран.

 

Камни у спуска
В источник вечных видений.
Астры и подорожник на серых изгибах оврага.
Знак повторяется, шутя и ласкаясь,
Из лепета сонных струй.

 

И ветер вернёт назад
Прямые стебли из тела статуй —
Чтобы странники увидели вход,
Окружённый нимфами и оплаканный голубем и колибри,
Где вечная пульсация витражей
Сквозь влажный сумрак навстречу
Нас подарит фрагменты туманных лиц.

 

 

 

* * *

 

Раздвоение волн у рыбацкого мостика образуют водовороты.
Пикник на пляже — сияние яблок и слив
На серебристых подносах.
 
Люди забыли имена,
Осенью на берегу
Играющие в бумеранги.

 

Сумрачное озеро отразит разноцветные флаги.

 

Всплески рук и удивление глаз —
Воздушные змеи вверху.

 

Перед приходом дождя медленно темнеет воздух.
Недалеко от пещеры
Бежит собака и дети за ней.

 

 

 

* * *

 

Так происходит сеанс обмена теней.
Вдали от деревьев и мельниц идут спиной к закату
Двое на зеркальной дороге.

 

Старинный цветок исчезает над забытой книгой
В сумерках белой ротонды.

 

Вдали на границах взгляда
Павлины проходят мерцающие огороды
И пугало бездушно и неподвижно.

 

Медленный путь среди вечных роз —
Двое сквозь сердце единственной дороги
Идут — в капюшонах и шарфах — в серый туман.

 

И где силуэт повторяет образ,
Там обретают тень.

 

 

 

* * *

 

Пересекая сияние и листопад,
Двое идут осенней дорогой —
И там разлука и мост,
Мелькания ветреная вода.
Волнообразные тени бури
Восходят из тёмных зеркал.

 

Там, где сведена в двух точках
Перспектива ухода,
Небо озаряют туманные флаги,
В сиянии исчезают фургоны цирка.
Тот край, где ветер видит радость влюблённых,
Дальние статуи, и на зелёном ковре — дракон.

 

Трагедия вечерних деревьев,
Различие фоновых времён,
Взаимозаменяемость высказывания и вздоха.
Несказанное движение каравана
В самом конце — фокусник развевает шарф, —
И безумица смеётся игре ладоней.

 

Аисты и стервятники над тропой уходящих.
На границе леса и поля
Есть колодец возвращаемых душ.
Двое идут туда
Осенней дорогой.

 

 

 

* * *

 

Наступающая минута мерцаний
Знает, что фигура покрыла одинокий проём —
Движение воздуха в озарённые двери,
Остановился огонь в потемневших окнах
И в чёрном небе, где листья и хлопья,
Начерталась испуганная звезда.

 

Сонные животные прибежали на млечные поляны
И стало прекрасно смотреть радостный хоровод.
Дальние селения в сумерках рек и холмов
Окружило фотографическое мерцание,
Словно возможны в блаженные минуты
Танцы вокруг костра и песни у тёмной воды.

 

 

 

* * *

 

Прекрасный офорт заметит
Во время отдыха
Золотые верхи деревьев
И эхо вернёт и подарит от глаз и душ.

 

Закатные дни над отдалённым лесом.
Промелькнут в небесном тумане
Длинные носы журавлей.

 

Ясность одежд озаряет душные долины.
Люди, закрыв глаза, идут и молчат.
Камень дороги покрывают лучи и тени.

 

Переступая ручей,
Процессия подарит улыбки и разговоры.
Всё исчезнет — и влюблённые тёмных пейзажей
Останутся посмотреть на вечерние холмы.

 

 

 

* * *

 

Среди вечерних лучей и волн
Лежит забытый цветок.

 

Бледные тучи,
Освещённые блаженным закатом,
Идут над полем и водоёмом.

 

Отражения бабочек скользят
На поверхности сонных вод
И в первом сиянии эха
Умершая смотрит сладчайший цветок.

 

Психические пейзажи идут оттуда
И в эти минуты смерти и счастья
Мы говорим о мельницах, о камнях.
Процессия животных и человеков
Уже у самых ворот.

 

Птица взвилась над полем в канун дождя.
Прекрасные губы целуют
Забытый цветок.

 

Волны застыли, медленно говоря
Гибель вечерней реки.

 

В пальцы вплетённые травы —
Влюблённый мудрец, в удовольствии созерцая
Тёмные огороды пламени и тумана.

 

 

 

* * *

 

Облако в окне трамвая- как будто ветер затих.
Время сиесты. Террасы, озарённые солнцем.
Уличное кафе, сонные золотые зонты,
Затенённые столики и песчаные клумбы,
Сумрак, покой.

 

В самом конце августа потонувшие дома и порталы —
Предзакатное время прошедших
Лиц и теней, летящих внутри потока фотографий.

 

Колонны театра принимают слова и звуки
И рядом во сне
Музыка мимо девушек молчаливых. 

 

 

 

 

Озёрные огни

 

* * *

 

Озёра с сообщением между собой.
Озёра, знающие, что мастер дельтаплана
Летает над купающимися людьми.

 

Воздухоплаватель в элизийском тумане.
В серой долине.
В раю пикника.
Механика молочных препятствий.
Механика блаженных орбит.
Там — дым.
Озеро двух озёр.

 

 

 

* * *

 

Пустое пенье
Над удалённым лесом.
Нимфы играли
В карты на берегу
Звука, живой воды.
Жёлтой воды.

 

Руки в разводах
Локации теневого.
Движения теневого
Шорох, туманный шорох.
Воздух без начертаний.
Дамы и короли.

 

 

 

* * *

 

Комнаты города — перламутровые потоки
Последних эмоций.

 

Комнаты, вестибюли и клумбы.
Комнаты в туманных вазах.
Комнаты забытых прикосновений.

 

Воздух едят и беспамятствуют лемуры.
Внутри воображения. Внутри расширяемого кита.
Комнаты города. Комнаты. Алтари.

 

 

 
* * *

 

Колокол говорит про исчезновение снегов.
Раннее утро — безжизненная весна.
И птицы, жёлтые птицы над призрачным полем
Замирают на восемь или шестнадцать секунд.

 

Колокол или поезд — серебряное ведро.
Сфотографируй ручей — соедини в тумане
Камень и белый лист. Соедини в тумане
Огромные ладони утра и блистательное окно.
Светлые снега. Воздух
И музыка. Воздух.

 

 

 

Этюд завершения

 

Смотреть на время.
Огонь отсутствия двух теней.
Тени яблок. Тени в коричневых суставах.
И чувствует рыжая земля —
Подсолнухи прорастают в совершенном безмолвии.

 

Смотреть на вершины дома.
Движение флюгера,
Обнажённые статуи
В ярких цветах. В порталах.
Призраки протекают — эхо когда-нибудь.
Страх или сад вообще.

 

 

 

Идиллия

 

Тихие ветви близятся к парусам.
В тихом лесу построен
Шалаш полуденной и океанской любви.
Утки, плывущие вне траекторий
Над зубцами Аркадии,
Над островом
Разводы летучих мышей.

 

Луна в преддверии солнца.
Осенние мухи на чреслах
Кощунственных фей.

 

Луна
В руке арбалета.

 

 

 

* * *

 

Священный лось, явившийся в пасмурный четверг,
Выбегает навстречу повозке, где струятся корзины.
Музыка прорастает и не кончается.
Лось ест оранжевые плоды,
Смотрит туда, где катится колесо,
Лось видит, что делают шарлатаны.

 

Пьяный шарманщик закрепляет багровый бант
На маятник — прямоугольные совы.
Циркачка в осенних чулках
Плюёт на блаженных стрекоз.

 

Повозка пролетает над озарёнными холмами.

 

 

 

* * *

 

Испанские крестьяне
Маршируют на пиршество маскарада.
Ведут обезьянок,
Несут золотые рога,
Рога небесных быков.
И тают знамёна  пурпурной крови,
Крови цвета того, что нельзя сказать.

 

Окна распахнуты на апельсины,
 На апельсины в садах блаженства.
Крестьяне идут,
Мальчишки и уличные певицы
Идут в часовню смотрителя маяка.
Колокол над ухом ребёнка,
Колокол и флаги, флаги,
И чувствуют флаги и жертвы
Рассветной республики у призрачного океана.

 

 

 

* * *

 

Серая роща, образованная дождём,
Скажет, что смерть,
Что ожидать.

 

Майка мерцает под золотыми ветвями.
Посередине арабских кузнечиков
Летит ожидание птахи.

 

Воздух-шумение.
Воздух.
Шумение.
Удары пустой воды
О бледные локти.

 

 

 

* * *

 

Длинные звуки берёз,
Разломленных и уходящих.
Тело ежа на тропе пустынной.
Сирены в ладонях дрозда.

 

Грани, где возникают
Тяжёлые кусты и прозрачные птицы.
Следы реактивного самолёта
В розовом воздухе.

 

Путь и его начало.
Мост над чужим ручьём.

 

 

 

* * *

 

Прозрачного эха потоки.
Центры зари.
Барельефы осеннего колорита
Над сердцем и головой.

 

Над камерой тела дождя
Народы и народы насекомых.
Над блёклой розой ладоней
Травы поникли. Поля дышали
И казалось, что нет возвращенья.
Оттуда нет возвращенья.

 

 

 

* * *

 

Стекло и свечи наверху.
И, может быть,  уже убит.
В микроскопическом цеху
Стоит на цыпочках карбид.
Где виртуальный водоём —
Мы думаем, мы знаем дом.
 
Выходит дворник из стекла
И голову снимает с плеч.
Но если бы душа смогла
Возглавить рученьки и речь,
Я стал бы деревом больным —
Подпрыгнул и увидел дым.

 

Барашком танкер назовёшь
С расстрельной розой на бедре.
Супрематический чертёж,
Где крематорий и тире
И голос хора из кассет
В Варшаву через сотню лет.

 

 

 

* * *

 

Мы умерли другого дня.
Там смотрит чайка на меня
С большим лицом над чёрным домом.

 

Вуаль приклеена у лба.
Поют валторна и труба
И нет покоя насекомым.

 

Там радуга в луче косом.
Мы ампулу туда несём.
Завод струится и гангрена.

 

Весталка проверяет шприц.
Здесь больше не бывает птиц —
Там музыка, но нет Верлена.

 

Апрельский холод на холме.
Я был и бабочкой в уме
И белой скорбью абсолюта.

 

Ты не бываешь, но живёшь,
Читаешь мир и чуешь дрожь,
Молчишь, пока шумит минута.

 

 

 

* * *

 

Санитарки раздают компот.
Облака идут наоборот.
Кварцевые лампы побледнели,
Где корабль и море на стене.
И лежат предметы на постели —
Красный воздух пьёшь как бы во сне.

 

Тени удлиняются белком.
Ничего о дереве другом.
Холодеет жестяная ложка.
Сквозь ворота, лица и дома
Мрачная въезжает неотложка —
Лабиринт загробного письма.

 

Вечереет смертная земля.
Фолианты крови шевеля,
Ватка водорода бездыханна.
За обедом знаешь и молчишь.
Вечное окно творит Светлана.
Катастрофа, континент и мышь.

 

Расцветает ветер марсиан.
Уши затопляет океан.
Старая шарманка в светлом доме.
Реверсивный разум-мотылёк.
Это Гамлет говорит в проёме
И кристаллы движутся у ног.

 

 

 

* * *

 

Когда из комнаты к альпийскому движенью
Бессовестная в зеркало вошла
И лики пташек над сиренью
Отобразили мир и музыка светла.

 

Изгибы гусениц в кругу полурасплаты
На табуретке покрывал —
Летели, как сачок, экстазы и сонаты
И карнавальный тополь умирал.

 

Весна плыла над мёртвым экипажем.
В лицо людей — сердца зари.
Звезда в саду звезда с неоновым плюмажем.
Звезда и радиация — умри.

 

 

 

* * *

 

Свет стекла, затемнённый кармическим маем.
  Сквозь деревья сирени,
Сквозь дождливую ночь на ветру улетаем
  На зеркальном олене.

 

И двойные трамваи детей и счастливых —
  Как тела из бумаги.
И над призрачным оком в багровых разрывах
  Золотые зигзаги.

 

 

 

 

* * *

 

Такого дома нет и ветер вод.
Вот облаков с раздвоенной спиралью.
Вот облака поют, я слышу лёд,
Лёд февраля, венок везёт Наталью —
И ягоду глотаю.
Лёд на реке и розы подо льдом
И движут тени мраморные сани.
А значит — можно умереть потом
Больным богам в саду воспоминаний

 

 

 

 

* * *

 

Выйди сквозь ветер и по воде
  Не оставляй следа.
Яркое небо — нас нет нигде.
  Символы — это среда.

 

Это время и море —  медленный камертон
  И шрам на ладони жив
И дикая роза — древний летит дракон,
  Звезду и себя забыв.

 

 

 

 

* * *

 

Пастух головой кивал,
  В снегах ослеплён.
Возник из руки кристалл —
  Тяжёлый кулон.

 

Так цирка пустая мгла —
  Покрыла плита.
И фея в лучах пришла
  Туда, где врата.

 

 

 

 

* * *

 

Расставлены глухие тротуары
 В оправе призрачного дня.
Или дождя широкие фанфары
 Не долетают до меня.

 

Или душа, и буквы у колонны,
  И мухи мрака над плитой —
Больничных соловьёв дивизионы
  Сквозь подбородок золотой.

 

 

 

 

* * *

 

Над тёмным лугом реки и сирень
К бескрайним тополям, к морским могилам
Летит мой голос, мой блаженный день,
И сумрачным огнём, и пятикрылым
Ступенчатым, как сердце, Азраилом
Спокойный проживает парабеллум
Императрица на песке пустынь.
Весна, раскрой ладони, — и аминь.
И длинный дым над локтем омертвелым.

 

 

 

 

* * *

 

Звезда больного сентября
В кругах имён. Умри скорее.
В глаза гигантской галереи
Вползает тусклая заря.

 

Сбежали листья по аркадам
И аист целовала рядом
Ночей детёныша внутри
И полусмерти фонари
Над изолированным садом.

 

 

 

 

* * *

 

Рашель нарисовала льва.
Он стар и просит витамины.
В ту осень мокнут дерева,
Арабы тянут паланкины.

 

Циркачка плачет на мосту
Мерцает рыжая причёска.
Я из гуаши прорасту
Письмом второго перекрёстка.

 

Струится итальянский дом,
Шатёр седой и синеокий.
Стекло, в котором мы поём,
Ручьями украшает щёки.

 

Фиалки, и на потолке
Летает лев внутри рояля.
Но это было вдалеке —
И не покинет зазеркалья.

 

 

 

* * *

 

Там лица лётчиков — крылатое панно,
Где яблони и смерть несут аккордеоны.
Двенадцать дураков мотают шарф зелёный,
Но арфа навсегда и воздух — всё равно.

 

Там барокамера летает и тоннель.
Поставлен потолок и звёзды слишком серы.
С деревьями в мозгу до самой стратосферы
Восходит золотой — и август, и апрель.

 

И эхом кажутся бесшумные врачи.
Кончается рука на красном покрывале.
Но лампы над лицом меня не волновали —
Навстречу выходи и музыку включи.

 

 

 

* * *

 

Я укололся о стрелу
  И статуя в крови.
Огромных звёзд и страшный час
Блуждает осень по стволу.
Но после жизни, после нас
  Слезами не корми.

 

 Стеклянный соловей назад
  К обветренной губе.
Глаза внутри у страшных звёзд,
Но после бабочки взлетят,
Они взлетят на метромост,
  Рыдая о тебе.

 

 

 

* * *

 

Я повторить смогу теперь
  В эоловом лесу,
Куда бежит короткий зверь,
Куда я голос твой несу —
  Шумит земля потерь.

 

В корзинах ягоды лежат.
  Кузнечики с холма
Летают в поле и назад.
Растут кукушек терема,
  Огромные стократ.

 

 И вот  чудовище жука,
  Свирели расцвели.
Вот голоса и облака.
Я вижу в зеркале — пока! —
  Живые корабли.

 

 

 

Аква

 

Четыре века спят киты.
Дождь прерван на второй минуте.
В трюмо медузы пролиты.
В лиловом парке Мидзогути
Слепые шевелит цветы.

 

Тень, возжелавшая квазар,
Блаженно дышит о фонтане.
Летит манок и голос стар
И мы вкушаем лепетанье
Цевницы марианских чар.

 

Калипсо северный сосуд
Разъят губами гидросферы.
Титаник ночью крабы жрут —
И там рыдают офицеры
Внутри безветренных кают.

 

 

 

* * *

 

Каникулы, а нас уже нигде.
Береговая,  отпуск без конца.
Меняет нас и капсула лица
Спускается на сумрачной ладье.
Веночки мы, моменты мертвеца.

 

Винтообразный шум, виолончель.
Контекст из пенопласта подари.
Шушукают вакханки, упыри.
Высокий экзорцист — почти апрель.
Империя, болящая внутри.

 

Но вертолёт с поверхности зрачка
Восходит, пятиглавый, потому
Что это ты коническую тьму
Кромсаешь и целуешь облака.
Мне страшно, алгоритмы, я возьму.

 

 

 

* * *

 

Письмопредатель и плывун
В осеннем воздухе расстелет
Мерцание прозрачных струн,
Бескровных роз токсичный шелест.

 

Вот, скрипку скорбную раскрыв
У тусклого виска глухого,
Сквозь ночь летит локомотив
И стремя тёмное двуброво.

 

Вот царь, и звуковая дверь,
И на холмах растут больницы.
Плетут на кладбище теперь
Шарфы движения девицы.

 

Концерт на станции двойной.
Квадрат с оптической мадонной.
В лесной песок упасть спиной
Во власти музыки синхронной.

 

 

 

 
* * *

 

Даже дождь человеком не хочет никак,
  Потому что испуг.
Над большим хороводом старух и собак
  Водит спичкой вокруг.

 

Пробегают подружки под грохот другой
  Субъективной листвы.
Дорогие дома засыпает лузгой.
  И метро,  и мертвы.

 

Постепенно темнеют, меня отпустив,
  Две декады аптек.
Гробовщик с тамадой изучают архив.
 Расстаёмся навек.

 

Оглушённые шпроты возьми на еду.
  Потому и двумя
Силикатные лужи, где я пропаду,
  Красным сердцем гремя.

 

Духовая дуга углубит серебро
  В плане древнего дня.
Водостоки и вербы с рассказами про
  Никого и меня.

 

 

 

* * *

 

То восьмиосный патер. Там темно.
И ласточки теряются и знаки.
Взрастают очи — кто-нибудь — Лено —
ры рикошет, зияющий, двоякий.

 

Испачкана одежда, куплен хлеб
И мною ангел огненный прочитан.
Не нам гадать, что делает Эреб,
Что говорит кондуктор, плачет Милтон.

 

Лицо зимы придумало тепло,
Где трубадуры, мёртвые от сказок.
Продавленное кресло отцвело
С ремиссией деревьев синеглазых.

 

Удар лопатой — это сразу Китс.
Замёрзла глина — пульс её кровавый.
Земной объём рабочих рукавиц
Растянут высоко и над канавой.

 

Томительные миги, шебетня
Элементарных птах непостижимых.
Струился сон, ты сделал для меня
Шкатулку — и остался фотоснимок.

 

 

 

* * *

 

Смирительная сетка, сигарета.
От чёрного — как сердце — туалета
Струится рот и выдыхает дымом
Лучом невыразимым.

 

В дурные дни мы шли больничным садом.
Качает цепь и матерится рядом.
Сияет ночь на памяти недолгой
Креветкой и карболкой.

 

Гараж бывает, в сущности,  безлунней.
Подчёркнут опрокинутой колдуньей,
Глазами смерти без альтернативы
Мой шрам и тени живы.

 

Сквозные флуктуации синхронны.
Ты куришь и пасутся скорпионы.
Плюёшь и материшься под сияньем,
Которым вскоре станем.

 

Спортивный лунапарк, сакральный выдох.
Скажи тому о глиняных гибридах.
Сиянье сфер слепых универсалий —
Как ангелы мечтали.

 

Смеркается, но идолы нетленны.
Стенает кибернетика и стены.
Нет, не пароль, а просто пандемия.
Реальности немые.

 

Сидела наяву, была виола.
Солярис, дозировка димедрола.
Таврические модули на вынос.
Лицом назад откинусь.

 

Проектор — брат, колеблемые колбы.
Поёт труба и красные микробы
Среди скульптур и газовых фиалок —
И  не найти аналог.

 

 

 

* * *

 

Сто предметов случайно молчат и страдает комод.
Птица вместе с убитым окном, с алфавитным фантомом
Человеком квадратные клумбы на хобот возьмёт
И навстречу простит элизийским птенцом невесомым.

 

Кровяные клочки, на которых по-прежнему спишь.
Озарённые четверти, Кришна, рисующий ногу.
Уникальной улыбки людскими ланитами лишь
Прорастёшь из подвала и сразу похож на эклогу.

 

Словно наш Ахеронт, в гидравлическом греясь бреду,
Город полон гигантами — резкие звёзды ладоням.
Это я,  Саломея,  по стынущей плазме иду,
Где всё будет как ты, где атласный орган похороним.

 

Саддукейские  суффиксы базиса рта не заржавь,
Чтобы бывшим зрачком, чтобы зеркало теней накликал.
Это мёртвый Орфей по реке отправляется вплавь
Посмотреть на прекрасных зверей и поставить артикул.

 

Безъязыкие беженцы движутся сверху всегда.
Лотофаги. Лос-Анджелес. Больше на фарс, а безумье.
Вёртолёт красных губ кровоточит второе ада-
жио, новую жизнь, биокод исторической сумме.

 

Дорогие дома, вы узнали надземный язык
Глинобитных героев, покрытых ночным виноградом.
Символ есть диплодок и контекст каменистый привык
Волосами Камены сиять стекловидным аркадам.

 

Если эхообразное сердце и было тобой,
Если вечный фломастер потерян среди асфоделей,
Можно вместе с большими гусями лететь на убой,
Выше всех кораблей, холодней золотых рукоделий.

 

И не знает никто, как прекрасен последний проём,
И провидческий пульт, и органики понт двуединый.
Полубог — архетип исчезает над мысом живьём,
Возвращаясь вовнутрь, на огромные волны пучины.

 

 

 

* * *

 

Фонарщик деревянный.
Никто не любил комара.
Ударяешь локтем — изгиб окна.
Просыпаешься. Перенимаешь место и музыку об.
Много осенних деревьев, дальше барак и детсад.
Даже не сон. (Видео про дельфинов)
Копии глаз во дворе, копии после потопа.
Красное — мишка в тумане.
Серое яблоко, нищая, нет загородок:
Я — перспектива; слушаешь медленно и отражённо
Произнесённые нараспев показания святой Агаты.

 

 

 

* * *

 

Реальности от компьютерной стратегии
Отданные локации черепахам.
Враг наступает, щупальцы заражены,
Полупрозрачны для нас, глинобитных деревьев.

 

Строят завод, северный образ проигран.
И дымом холма зелёной и призрачной карты
Кончились имя и время, и юниты наверх.

 

 

 

* * *

 

Соединённые тигры и динозавры.
Несутся и облако и долина.
Голос в домах-крепостях, пришелец с ружьём.
Передвижение: роботы и массивы.
Наука о северных ангелах, рай, в котором
Приближается пуля, женщины плод, темнота с детьми.
На побережье лемуров раненая марсианка.
Полифонических плач, длинная наша звезда — Аристотель,
Привезённый арабами на будущие острова.
Не о том оператор, вечный ручей существами и крови.

 

 

      

* * *

 

Воздух, нет, а сумрак и восход,
  Где горит огонь,
На горах, где восседает конь,
  Человек идёт.

 

Кажется, вот смерть, внутри вино,
  Помраченье дня.
Перистой рукой, рукой огня
  Тронет волокно.

 

 

 

* * *

 

Сквозь сеть растений сквозь тогда
Меня увозит луноход.
Там ежевика — биокод.
Пастух живёт, бегут стада,
Бегут, читают черновик.
Смерть есть равнины. Смерть — язык.

 

Ты — ноги осенью в пруду
От дозировка до карбид.
Шпинат— ты почему болит? —
Ты — торф, я розы разведу,
И розы будут, где ковчег —
Внезапный звук великих рек.

 

 

 

* * *

 

И угол отражён дитя
Сквозь фрагментарный сад фиалок.
И плещут воды до локтя
И оттого светло в провалах.

 

Четыре станции умру.
Прекрасны комнаты и тени.
Я помню детскую игру,
Что разбивала на ветру
Ладони улицы осенней.

 

 

 

* * *

 

Летела цепь и мой всегдай
  В зависимый апрель.
Нечеловеческий трамвай,
Как цифра, как тоннель.

 

Конспект о птицах над виском
  Ладонью разверни.
И медленно упасть проём
  Глаза мои огни.

 

Водой неясной лопоча,
  На мраморе уснёшь.
Татуированы плеча —
  Тогда булавка нож.

 

Восходит цепь насквозь стекло
  Никто белей бинта.
Лететь уже, а всё прошло,
  А это пустота.

 

 

 

* * *

 

Уронившая зеркальце вспомнила и всплыла.
Сквозь осеннее озеро холод покрыл бедро.
Красное там смеялось облако без чехла.
Чёрные водовороты к небу несли перо.

 

С человеческим  пеплом можно смешать слезу,
Можно видеть, что небо, словно ладонь, прямо.
Лаборантсткие лебеди жили у нас внизу
И прозрачное поле, время совсем, само.

 

Разрезая поверхность,  стала туман и дом,
И безумной, большой, уплывала уже на тот.
С золотыми глазами губы внутри с письмом,
С обнаруженной кровью рыба Европа рот.

 

 

 

* * *

 

Я чертил на листе в присутствии полудеревьев.
Сказали прочти: мне мы мелиорация
И царских садов чувствуют белые культи
Больничные боги.

 

Оцепенённые  воды,  мимозы, вставала Татьяна
Чашами луга — над сердцем луна.
Трупный тоннель это Индокитай.
Голову возьми и сад останови.
Лунохоодящие спутники поли-Голгофа

 

Эллипса, озера, серого, золотого.

 

 

 

* * *

 

Просвечивает небо от локтя.
В двух миллиметрах. Даже двух разрывах.
Нам говорит о кактусах дитя.
Нам здесь нельзя и лошади красивых.
Они везут тонометры внутри
К Фелициану — сенсорные чаши.
Наш кактус мёртв, а ты не говори:
Звезда, звезда, архангел черепаший.

 

Немного страшно, Шива, не солгу.
Я океан построю ядовитый.
Компьютер включен. Дом на берегу.
Запястья пьют и бегают юниты.
Жаклин одна. Там мёртвый водопад.
Разрежет вены. Вырастит тюльпаны.
Она поёт, что лошади назад
Идут туда, на красные курганы.

 

Там мельницы. Их много. Это сон.
Нам здесь нельзя и мы за всё ответим.
Мы думаем: серебряный дракон.
А это смерть. Другим тысячелетьем
Четыре флейты медленно растут
Четыре дня. Ты мертвая такая ж.
Ты говоришь — и глиняный сосуд
Дрожит в глазах. И ты его читаешь.

 

 

 

 

* * *

 

Ресивер сном и тело снеговым
Отцепленный щелкунчик амплитуды.
Приподымает сердце серафим
С немого льда водоворота душ.
Как будто аппликацию разрушь.
Балконы — и богини белогруды —
И остров от свечи непоправим.

 

Катамаран привязанный стекла
Монахиня беспамятства несла
На голове сквозь светлые дубравы.
Как Прозерпины лестница тепла.
Секунды страха — шубы или тоги,
Не капилляры, но и не составы
Имперской крови в парк четвероногий.

 

 

* * *

 

Л. Д. М.

 

Сквозь диссонанс ветвей полусобак
Клубящихся опарышей эмблемы.
Прядь над рейхстагом- ландыш и Ламарк —
Инъекция, где шествуют големы.
Астарты кто-то ужас вытяжной
Постхристианской кормит ветчиной
Тем Колизея небо насекомым.
Цветы летят на снег и перегной
И корчится лазурь над чернозёмом.
Амбивалентный шум от воробья
На меховое платье меланхолий
Как римские квадраты укололи
Касает лоб и плакать без тебя.

 

 

 

* * *

 

Жёлтое — и поле, и Винсент.
Ты затем пришла туда мерцать.

 

В кольцах блеск, в таблетках углерод.
Пристегни каноэ и княжна.

 

Танец над колодцем — там Кугыть.
Мельница огромная и мост.

 

Овощи в повозке — так поёшь,
Реченька целуемых существ.

 

 

 

 

* * *

 

Трое удалялись к тусклой реке.
Ампулы искали о воротнике.

 

На ладони края клевер возрос.
Я увидел ветер, зарево слёз.

 

Родника структурного эра-пролог.
В зону помрачённую входит челнок

 

Небо цвета шеи и там стога.
И огромным полем эмаль долга.

 

Спутники сознанья рубцами плеч.
Я носок-кузнечик, любовь и речь.

 

И они смеялись, и цвёл бальзам.
Светлое селенье — я умер там.

 

 

 

 

* * *

 

Тебя адепт навстречу улыбака.
У статуи другого диплодока.

 

Ушастые персоны зазеркалий,
Иглой преображая эпителий.

 

Я был тарелкой и ручьём побуду —
Отстукивать сплошную Атлантиду.
 
Кровопролитный танец с Марианной —
На цыпочках в концлагерь озарённый.

 

 

 

 

* * *

 

Она принцесса и её больница
Окружена мостами и стеной.
Завязана рука как плащаница,
Где северным окном и остальной,
Где сумрачный и мир, она болела,
Она молчала, руки проросли
Сквозь баночку цветов до коридора,
Внутри из шара, ногти от земли.
Жар-птицы и сердца — одни минуты.
Внутри палаты белая рука.
Она принцесса. Кольца и квадраты.
Её больница. Наши облака.

 

 

 

* * *

 

Училка, и первым письмом наверху
  Прочла, и окно.
Субстанция-сон, и в себе на меху
  Мерцает вино.

 

И страшного леса деревья и крест,
  Невеста с ножом
Стоит у ручья,  и огромный проезд,
  И лица сожжём.

 

Является лестница тварей чудных
  В глазах изо рта.
Система — как музыка или язык —
  Горит береста.

 

 

 

 

* * *

 

Микробы и крыши-таблетки.
  В беспамятстве мышь.
Огромные окна. Медведки..
  Ты, мёртвый, дрожишь.
Как доза и руки разжаты
  И прах на ступне.
Фрагменты и эти стигматы
  В кровавом окне.

 

Мой эзотерический воздух.
  Мой траурный бинт.
И падает в сенсорных розах
  Блаженный карбид.
Качаются красные губы.
  Летают дома.
И ласточки наши и трупы.
  И наша зима.

 

 

 

* * *

 

  Где кольцо из гвоздик
Упадёт с человеческим звоном.
  Театральный двойник
На сетчатке в раю застеклённом.

 

  В замурованный сад
Сквозь туманные, алые листья
Пролетают планеты и кисти —
  Треугольный парад.

 

  На трамвае туда
Улиц нет и закрыто движенье.
  Где больная звезда
Умирает и слышит оленя.

 

  От колеблемых сфер,
От двоящихся небо свирелей
Я не знаю — в тряпичном тоннеле
  И в саду, например...

 

 

 

 

* * *

 

Чёрной почты бледней
Омут крови и руки купца
Тот, куда уводили могильных коней
И чудовищ лица.

 

Даже девочки шар —
Кибернетики лоб голубой.
И кружатся коты сквозь прекрасный кошмар-
И гробы над тобой.

 

Всадник атомных зим.
Девятнадцатый вальс на снегу.
Пожирая глазами ипритовый дым,
Говорить не могу.

 

И качается хвост.
И кометы о чёрном коне.
Птеродактили плачут из северных гнёзд,
Но мертвы обо мне.

 

Возвращаться всегда.
В переходах бегут фонари.
Там — в узорчатом зеркале — наша звезда.
Там — туда не смотри.

 

 

 

 

* * *

 

Лицо в снегу, глаза пусты.
И прядь светла из-под короны.
И ужас сумрачной четы
Внутри проходит павильоны.

 

А там оранжерейный сад
Продолжен пеночкой реликвий.
И канарейки мельтешат,
Суммируя рассвет великий.

 

Какое мёртвое кино
Задержится у губ раскрытых!
Как бы таблетка или свиток —
Развёрнуто веретено...

 

 

 

 

* * *

 

Как пляшет птаха на тюльпане!
Как сладко йогурта шуршанье
В губах блаженных и больших!
Я сам люблю твои растворы
И грохот розовой Авроры
В телах фаянсовых шутих.

 

Светлы, как черви, макароны.
Летим на бал инфекционный
В лазурном блеске живота.
Нам кони снежные дыматы —
Но жирной девушки халаты,
Но красных окон темнота...

 

 

 

* * *

 

Усни, замусоренный сад
 Китайской головой назад.
Но мы не боги и не ткани.
Мы — узловатое дыханье
Того, чьи руки верещат.

 

Больные голоса во льду.
Я ближе к дереву пройду.
У края арфы и площадки
На веках вылеплю звезду
И чутких пальцев отпечатки.

 

Что рыцарь пасмурным метро
Конструктор морды кинохро-
ника — избранницы творенье.
Там развевается перо
Над головой, а мы как тени.

 

 

 

Атавизм приставок

 

Ведут больного звукача
Кедровые века и груди
Как птица алая в сосуде
Подушка смерти горяча

 

Пыхтит подруга о корунде
Большую арфу лопоча
И время вызовет врача
На плечи толстые как люди

 

Мулатки траур крутолобый
Автобус вспыхнет за спиной
И просветление амёбы

 

Внизу где мост цветут арабы
Где вспомнить и убить смогла бы
Китаец где кого кино  

 

 

 

* * *

 

Надбровный форум чучел под листом.
В садок стрекоз войду, умру, раскрою
Конверт письма над призрачной зарёю,
Где на пуантах облачный проём.

 

Расширенной избранницей второю
И кукловод не растворяет дым,
И стадиона ёмкие фронтали.
Наш аэрограф чудом и ночным —
Где экипажи смерть перелетали.

 

 

 

* * *

 

Весной сетей и капсулой к проливам
Возник на льду психический цветок.
Сам по себе — письмо — электрошок —
Летит корабль на кладбище тоскливом.
Эмаль людей готическим курсивом
Переставляет атомным вулканам
Лицо в лице — чувствилищем туманным
Амфитеатра жреческий возок.

 

 

 

* * *

 

Свирель летящая смогла
Представить зеркало Валгаллы.
Черты лица — шрам от крыла —
Войдут в кровавые кристаллы.

 

Войдут туда — цветок велик.
Войдут в презренные сосуды.
Глаза — разрез — метаязык —
Костюм безумия Гертруды.

 

 

 

* * *

А.А.

 

Дым от ноги и травы и волос
Волосы дочери дыма и речи
Сон это дом где дома по-овечьи
Пальцы мешают летит альбатрос

 

Преобразит золотая скала
В крупных цветах неземные тела
Фотодетектор сторукой Эллады
Ты виноград это ты небосвод
Реверс лица навсегда оборвёт
Стелла мультфильмы внутри водопады

 

 

 

* * *

 

Синих коней не бывает нигде.
  Даже и красных колёс.
Поезд несётся навстречу беде-
 Реки и лейкоцитоз.
Музыка мира на страшной звезде.
  Плазма реликтовых слёз.

 

Там- на поляне лишённых ума —
  Мы говорим о ноже.
Сыпется дождь — и с другого холма
  Поезд несётся уже.
Даже не знаю — живут терема
  Там, о которых блаже...

 

 

 

* * *

 

После длинного сна параграф, тома и тепло.
Островерхие гавани, кораблики, эдельвейсы.
На графитных ресницах милое море спало.
Руки в тусклом стакане, разноцветные, — ты надейся.

 

Так она бормотала, рядом была свеча,
В изголовье Гомер, дауны, эритроциты.
Девятнадцать столетий сказки и сургуча
Золотыми глазами символы перевиты.

 

Так шумела вода, я остался забыт в письме.
Доколумбовой эры ангельские хризантемы.
Наши местоимения длинного сна во тьме.
Неподвижного рта атомы и фонемы.

 

 

 

* * *

 

Скрепки и гибкие голоса.
  Красный кошак в кессон.
Осенью можно и паруса
  Слышать со всех сторон.

 

Видеть меня, это круг руки,
  Родинка, карамель.
Можно и озеро — все венки,
  И отпустить свирель.

 

Свитер надет, барабаны бьют.
  Роща и птица-дронт.
Листья шушукают — не обут.
  Так зашивают рот.

 

Так на эмали дрожит челнок.
  Вверх говорят дома.
Тень человека чужих дорог
  Падает из письма.

 

 

 

* * *

 

В изогнутой руке искусственный цветок.
На улице темно и люди-автоматы.
Я это помню сам, но умер и не смог.
Кислотные глаза огромны и крылаты.
Всё небо хорошо, об этом знает Бог.

 

Фонтан простил, пропал; мы мёртвые почти,
Мы в самом сентябре, мы призраки в отеле.
Забудь сама себя; вселенский прах, расти
В изогнутой руке — безумное безделье.
Сияет персонал и сон закрыт в сети.

 

Рай- эпицентры слёз — инверсия сама.
Холодный манекен и приближает к дверям.
Там утонул король, но это не тюрьма.
Прекрасный замок весь — мы озеро измерим,
Где солнце не взойдёт и не найдут письма.

 

 

 

* * *

 

Сатурны на небе задымленном.
Фиакры — разрушенный штамп.
Гвоздики на венах всем римлянам —
И Шуберт оплакивать штаб.

 

Окончилась арфа весенняя.
И это меня на покой
Атланты во время затмения
О лестницу били башкой.

 

Пролесок, подчёркнутый сваркою.
Пейнтбол — это сетчатый шум.
Придурки косынку неяркую
Подарят валькириям двум.

 

Красавиц запястьями быстрыми
Рефракция солнца прервёт.
И дымы и схемы с регистрами
От похорон наоборот.

 

 

 

* * *

 

Период наркоза
Звезды и теней.
И рыхлая роза
Искусственных дней.

 

Простые покровы
И карма дорог.
И августа новый
Могучий челнок.

 

Ни знак, ни дрожанье,
Ни дроби ума,
Но в сером тумане
Пустого письма

 

Над пепельным морем
Твои города.
Звезда — к мёртвым зорям
Лети навсегда.

 

 

 

* * *

 

Сумрак, отторгнутый взглядом
  В арку ворот.
Цирком твоим или садом
  Сердце встаёт.

 

Ангел с крылом над колонной
  Сквозь снегопад.
Розы зимы оглушённой
  Долго дрожат.

 

В арку ворот футуролог
  Кошка и клон.
Свет фонаря и осколок
  Страшных времён.

 

 

 

* * *

 

Вверху вавилонская шмара
Седлает светло лошака.
И красная роза Недгара
В кислотной руке затекла.

 

Лежат ледяные тритоны,
Как замок и римский психоз.
Заплёванным снегом промзоны
Проносятся тени волос.

 

Она развевает суставы —
Над цирком, над городом плоть.
И розовой бритвы державы
И Авеля внутренний рот.

 

 

 

* * *

 

Ты зарифмованным растеньем,
Ты станешь маком и осколком.
В имбирный лес не по ступеням
Над человеческим протоком.

 

Вот парк и статуи-убийцы.
Клуб, пионерами кровавый.
Такие круглые больницы,
Такие красные составы.

 

Ты держишь череп, и под клёном
Лежат игрушки и таблетки.
И гаснет лоб твой затемнённым
Внутри диаметра запретки.

 

 

 

* * *

 

Я словоремя, арфа, я мешок.
Любимый луг мерцаний светотени.
Мерцает лето — сумрачный щенок —
И колба над ручьями комарений.

 

В ладони луч, сачок, и без стрекоз,
И, постепенно бормоча предметы,
Холмы бровей — живой анабиоз —
Растут в сердцах, и реки, и скелеты.

 

Но бабочки и ленты золотя,
Перебинтован клочьями вербены,
Струится рот, и чуткое дитя,
И насекомых шкуры и рентгены.

 

Так словоремя светлое само
Среди существ ступает по каменьям
И бабочки туманное бельмо
Необщим сном, безликим отраженьем.

 

 

 

* * *

 

Телесистема друга декабря,
Меняющая в панике регистры.
Магнитный мост и три больных царя.
Стояла там- розариум сверхбыстрый.

 

Бензоколонка с жёлтым существом
Вытягивала пальцы из плаценты.
На голове в эфире неживом
Качалась кровь и золотые ленты.

 

Пришёл бульдозер. Красная плита
Упала — и к ногам оледенела.
Бегущий там есть книга без хребта.
Паяц Антон из цирка беспредела.

 

В меня квадратный вакуум зашит.
Сияет снег и замерзают травы.
А там тетрадь на клавишах лежит.
Рисунок страшный. Каспиан двуглавый.

 

 

 

* * *

 

Предметного неба проёмы
Отторгнуты бледной скобой.
Сестрой милосердья влекомый,
Ломается шприц над тобой.

 

Без шёлка и воздуха соткан
С предсердием и под дождём
В решётке конических окон
Тоннель -— треугольник — синдром.

 

Слепой вспомнил кошку из кожи.
Потом подавился едой.
И облако единобожий
Ладонью лежит молодой.

 

Стеклоны и моноструктуры.
Конспект, телевизор и трон.
Но шахматы — это фигуры
И кровью кристалл окаймлён.

 

 

 

* * *

 

Как бронзовые волосы училок
  Я помню снег тяжёлый.
Расколотые зубы на затылок —
  Красивые уколы.

 

В большом окне во время песнопений
  Мир алый и зелёный.
Мой балахон на улице осенней.
  Колибри над промзоной.

 

Растерзанные розами верховий
  Гигантские фонтаны.
И обморок от говоренья крови —
  На берег волк стеклянный.

 

Танцовщицы и виолончелистки
  Инфекция голуба.
Вопрос о смерти — сахар по-английски
 Земного ледоруба.

 

 

 

* * *

 

Плыл летом ягодный патруль
Овчарками в руке с письмом
Насквозь привязанный жигуль
Обетованный на потом

 

И сумрачный хоровод коровы
Автономии вирусные амазонки
Шахматы и канистры
Сдвигая улица через проём

 

На тусклой лодочке теней
Как будто Глория легенд
Но- миротворец и пигмей —
Летит комар на континент

 

В том чудесном мультфильме дереволюди большеют
Силуэты волчицы силуэты козла
Воздух яростный словно тональный
Мимы отделённые бритва любовницы призрак

 

 

 

 

* * *

 

Мяч попадает в огонь и блаженный футбол.
Посередине стеклянная арфа толстухи.
Монстры ли, ангелы — каждый китаец взошёл.
Енотовидной собаки дворец вислоухий.

 

Странная ссора размотана кровью бинта.
Подан сигнал к остановке природы и флага.
На берегу навсегда корабли и врата.
Сыпется дождь — и его забирает бумага.

 

 

 

* * *

 

Выходит с яичницей райского шума сестра,
С резиновых лиц убирая дома и обиды.
От мраморных кухонь, где кактусы больше одра,
Летят дирижабли, которые слышат друиды.

 

Колышется фартук — кровавые звёзды внутри.
Внутри, и лицо, и северный самый ребёнок.
Ребёнок с губами как рыба атласной зари.
Она и сама это робот династий бессонных.

 

 

 

* * *

Переживай свои полуповторы
И запусти под снегом карусели.
Везёт слепых трамвай Элеоноры
В глазастый рай, где птицы тяжелели.

 

Где, как игрушки, вишенки на двери
И мимо парка внутренних гуделок
Проходит ветер — радость тех империй —
И роботы на танках и пробелах.

 

Упразднены и действуют стеклоны.
Катаются не-мёртвые лошадки.
И светлый круг над крыльями чаконы
Какой-то золотой и полукраткий.

 

 

 

* * *

 

Трилистник цвёл, а я был человек.
Перед окном цветок и оберег
Влекли лицо сквозь сад местоимений.
Я там кусал кристаллы молока.
Но матери снега сестры осенней —
Диспансер сам и небо с ноготка.

 

Катамаран привязан и провал.
Блестит река, где Пушкин возлежал.
Я это вижу пеплом как пейзажем.
Древесный дым: умрём и не расскажем.
Но гроб несли и конник нам бряцал.

 

 

 

* * *

Возникнет ветер и возьмёт квадраты
И зеркало сломает над тобой.
Огромный глаз и глаз продолговатый
Рисунок неба арфой и трубой.
Осколочные крылышки затрону.
Сквозь спектры крови целовать персону,
Впускать птенца в разбитую ладонь.
В болезненном саду по небосклону
Лежат цари и бегает дюгонь.

 

 

 

* * *

 

Булавок нет, но гусениц подаришь
К воротнику живому моему.
Сквозь синий мозг — таблетка и товарищ —
Оторванную голову возьму.
И будут розы кораблекрушенья
Вползать зрачок и жить до четырёх.
Ракушки расцвели, и вот чертог,
И радиально плавают поленья.
Водовороты серые возьми.
Оберегай абстрактные симптомы,
Что движутся до смерти над людьми —
Со всеми существами той семьи
Заболевают пальцы невесомы.

 

 

 

* * *

 

И кораблём на голове большим,
И белое находит колыханье.
Внизу принцесс затылком на тюльпане
Мы оперу кровянок совершим
От партитура до Иероним.
И овцебык кричит над городами.
Сильфиды слёз квадратной голограмме
Подчинены и сомкнуты уста.
Внутри потока празднует убийца.
Блаженный день высок — как сирота —
Как лотос называет полуптица.

 

 

 

* * *

 

И музыка, и воздух над снегами,
И человека вскрытая ладонь.
Дорогами существ на пентаграмме
Блуждает ветер и шумит огонь.
Нельзя сиять, и тусклая земля,
И взглядывать на млечные поля.
Умчались тут волшебные бумаги.
Спокойно отдыхают саркофаги
Внутри холмов у бездны на краю.
Ничто не говорит о Вифлееме.
Летают волки, и больное время,
И раны на ладони узнаю.

 

 

 

* * *

Подземный морг над областью укола.
Пустой кораблик пальцами сожми,
Чтобы узнать, как тусклая виола
Всплывает над безглазыми детьми.
Святой слезой над головой калеки
Ты вымыла рисованные реки.
Внутри апреля чёрного стекла
Уснула крыса и звезда взошла.
Расстроенное облако того ты
Где боги созревают бегемоты —
Вальяжная птицаль полусветла.

 

Или любви летальные лемуры,
Кораблик серый на плечах текстуры
Кровавый синтезирует пупок
Клошар поёт то шрифт вариативен,
Бросает кости астма и парторг
Безумие сонет сиамка Стивен

 

 

 

* * *

 

Рисунок быстро и темно.
Растёт игрушечный порядок.
А мне сказать о шелкопрядах
И посмотреть на полотно.

 

Лицо умершее сестры
Всплывает в зеркале осеннем.
А эхо станет преступленьем
Сквозь итальянские шатры.

 

Умчалась жизнь, и над кинжалом
Разбита ампула сердец.
Душа в отверстие — певец —
Стекает сумраком усталым,

 

Струится терцией холма
И сконструированы лица.
А там прекрасная больница —
Смерть осветлённая сама.

 

 

 

* * *

 

Там парк холма, и назовёшь
Слезой загробного пингвина,
Как будто церковь и машина
Отделены и стали — дрожь.

 

Представишь парк из темноты
И шелест крови и берёзы.
Так дети делают гипнозы,
Когда скукожены листы.

 

Построй, и башни убеги
Упасть с колен к самосожженью.
У шеи серые круги
Ветвятся акварельной тенью.

 

И распадается конкрет —
ный  образ: слово и система.
Промзона — девочка — просвет
Над кораблями Вифлеема.

 

 

 

* * *

 

Больные школы и зелёные апрели.
Мир инсулиновый, розариум сквозной.
Засыпаны дождём могилы и постели.
Двойная кукла ты со сломанной спиной.
Сон карликовых звёзд из камеры Китая,
На литографии зрачки переплетая
Двугорбой, как дельфин, как Азия, волной
Со светлыми, как сад, оборками дуэли
Нейтронных лягушат я в цирке берегу,
Что были и дворцы снаружи леденели
Как памяти твоей божественном мозгу

 

 

 

* * *

 

Огнём холма над бровью провела.
Над океаном сумеречны сети.
И круглые мерцают зеркала,
Бессонные убийцы, полудети.

Полярный лабиринт поверг проём,
Отторгнутое зеркало над телом
Лежит, и мы пришельца узнаём,
Обратный сад во рту оледенелом.
И боль его врачуема углом.

 

 

 

* * *

 

Таких коней ты видела в кино.
Глаза и гривы пели о кристалле.
Мне сумрачно и страшно. Мне темно.
Сквозь королевский сад они бежали.
Скажи их мне, а больше никому.
Повязаны земные диадемы.
Кровь на глазах и движется к письму,
Где мёртвые, где радостные все мы.

 

 

 

 

Воспоминание

  
1

 Многие  значительные внутренние и внешние мотивы побуждают меня говорить о Георгии Недгаре. Собственно, эта статья не первая моя попытка разговора о нём. В декабре 2014 года я делал  доклад об этом поэте на семинаре  “точка.доступа”.  Последовавшее тогда обсуждение серьёзно на меня повлияло. Особенно ценными были замечания Юрия Орлицкого, присутствовавшего на семинаре.

 Я много думаю о Недгаре и часто обращаюсь к его стихам. Субъективно для меня Недгар — самый  важный автор неподцензурной поэзии. Я чувствую огромное духовное родство с Недгаром; есть знаки, связующие нас. Есть идеи и положения о Недгаре, которые я считаю необходимым высказать.

 

2

 Коротко очерчу жизненный и поэтический путь Недгара. Георгий Недгар (наст. имя Юрий Виленский) родился в 25 мая 1944  в Москве. Писать стихи начал в 15 лет, тетради с юношескими стихами были позднее уничтожены автором. Недгар рано получил признание со стороны мэтров модернизма: его стихи были высоко оценены Ахматовой и прочитаны Георгием Ивановым на эмигрантском вечере поэзии. К началу шестидесятых относятся первые литературные знакомства (С.Красовицкий,  В.Хромов) и публикации в самиздате и за границей.

  Поэтическое развитие Недгара проходило в изоляции, он был ярко выраженным поэтом-одиночкой. Важную роль в  творческой судьбе Недгара сыграл известный деятель подпольной культуры Слава Лён. Лён высоко его ценил, включал в свои антологии, в 90-е организовывал посмертное издание книг.

  После двенадцатилетнего молчания (72-84) поэт создаёт своё вершинное произведение — тетралогию “Марцефаль”, где нашли своё выражение эзотерические поиски и наркотический опыт Недгара. 4 мая 1989 года Недгар погиб после попытки суицида.

 

3

 Теперь о стихах, точнее о том, чем эти стихи дороги и важны для меня. Во-первых, это эстетизм, то есть присутствовавшая и реализованная установка на утончённость. Недгар великолепно выдерживает стиль:

Чужую розу не сорву
И птиц кармических не трону,
Не выпаду в чужую зону
И не забудусь в мрачном рву.
И пусть свистящая Лилит
Мне руку плоскую протянет –
Я вижу: ночь блестит и вянет,
И сердце тонкое лежит
На дне конического ада...
И вот уж – утро и прохлада,
И солнце новое бежит
Присесть на край ночного сада.

Ни одного провала, и подобных безупречных вещей у Недгара много.

Во-вторых,  иррациональность поэзии Недгара — смещение конвенциональной логики речи. В сочетании с классичностью формы этот фактор даёт поразительные эффекты:

“Твой гроб стоит на старте у крючка,
В приливе и отливе воскресенья.
Ни радуги, ни свертка, ни сверчка –
Ни даже человеческого пенья”.

 Картина мира деформирована творческим воображением.

 Недгар — поэт модернистский и одновременно в хорошем смысле классичный. Излюбленная форма Недгара — четырёхстопный ямб; большое значение имеет любимый им Пушкин.

 Недгар являет собой редкий в неподцензурной  поэзии пример последовательного развития поэтики символизма. И символистское модернистское понятие жизнетворчества остаётся для него актуальным,  это видно по стихам.

 Стихи  Недгара содержат различные аллюзии: и библейские, и из классической литературы (Гоголь, Достоевский, Набоков).  Я  не филолог и не критик, и у меня нет задачи проводить стиховедческий и культурологический анализ поэзии Недгара, но я очень хочу, чтобы эту работу выполнили другие, потому что поэт такого масштаба должен быть изучен. Пока же о  Недгаре написано прискорбно мало, из известных мне работ могу выделить рецензию Заны Плавинской  “Дно конического ада”

 

4

 И в заключение хочу ещё раз сказать – отсутствие Недгара в контексте современного поэтического процесса представляется мне крайне несправедливым. Был рассказ о Недгаре в радиопрограмме Светланы Буниной “Частная коллекция”; была публикация прозы поэта в одном из номеров “Волги”, подготовленная Владимиром Орловым, но всего этого катастрофически недостаточно. Недгар должен быть введён в ряд классиков неподцензурной поэзии, качественно издан и исследован. Художественные достижения всегда должны получать адекватное признание.

 

2018

 

 

 

* * *

 

Перед расставанием переверни крыло —
Там мраморной рощи сосуды,
Священные сети.

 

Сон или эхо —
К деревьям приближался рассвет.
Эхо или рисунок —
Прозрачные пели.

 

Другие землянку копали.
Оба исчезли.
Перед расставанием ветер не покидает поля
И ветер уже не знает имён.

 

 

 

* * *

 

Вероятно, музыка.
Ветер в берёзовых глазницах
Ветви любви,
Рыжие в часы покоя.
Оранжевый лёд.
Дыхания оранжевый лёд.

 

Ягоды осени, овраги.
Облака свиваются над  ротондой.
Пеликаны не покидают моста.

 

Дерева нет. Качели исчезли.
Смотришь, по-прежнему, боги и кардиналы
Японского города.
Города изнутри.

 

 

 

* * *

 

Конь, смотрящий сквозь зеркало в чужие сады,
И яблоки на вершине холма.

 

Твои пирамиды инопланетян,
Твой тусклый и прямой шелест.

 

Осени облака и дома
В глазах на лужайке
Встречают властителей хороводы
И воздух ручья.

 

 

 

* * *

 

Сказка скользит
Про изумрудное ожерелье,
Про свет океанов и платьев.

 

В благоуханных сумерках колокол не звучит.

 

На толстых столах шарлотка, дыни
И дети уводят пустого пса.

 

Самолёты над полем
Манжеты счастливых
Танцы внутри лучей
Границы
Счастья.

 

 

 

* * *

 

Мир серой покрыт звездой.
Мир полон ветра в конце апреля.
Парк вознесён над
Лицом.

 

Дорожка аллеи, где не бежим,
Где голос,  нет, ветер.

 

Ветер, нет, кристалл водоёма
Вспыхнет — внутри
Деревья серое лицо отразят.

 

Спектры затмений вечно
Мелькают; образы кладбища,
Укрытый в руке значок.

 

 

 

* * *

 

Сеть предосенних и золотых зеркал
Явилась во сне.

 

Началась промзона.
Ласточка пролетала магнитные поля.
Розами отчуждения
Озеро озарено.

 

Бледные травы Орфея.
Песчаный берег.
Вдоль неба коляску везли.
Серые орехи сияли.
Эхо кричал ребёнок
Над кротким рыжим лицом.

 

 

 

* * *

 

Струны смерти скажи
Про птиц на луне.

 

Страх лесного сада, лесного моря
Возвращается церемониями суицида
В послеполуденные
Покои безумия.

 

Музыка населяет лилий страницы.
Небесная невеста
В преддверии танца.

 

 

 

* * *

Ведьма на белой
Лошади у разрушенного фонтана
Проявляет калейдоскоп забвений,
Желаний листьями ежевики.
Между ветвей долетает шум
Последних кузнечиков ненаступающей осени.

 

Её странная душа проходит через туман.

 

 

 

* * *

 

Пелена туманных сплетений
Закрывает лицо и растворяет сон.
Лица милых чудовищ летят
В лесах лунапарка.

 

Арлекина переходит с веером, и цветы,
Лягушки среди камышей песчаных.
В тусклых краях ближе и ближе
Закатные статуи.

 

В цветах аттракционы,
Фургоны, где продают мороженое,
 Украшенные туманным дождём
Берега и предметы.

 

Проходят в проёмы
Могилы, аллеи,
Ладоней, сплетений.

 

 

 

* * *

 

Неопределённый опыт
Продолжают деревья на экране
И ветер над-визуальный
Переносит лица структуры,
Тусклое облако радостной катастрофы
И над белой водой ландыши и лицей.

 

Покоя сумрак —
Обнаружены символы сиянья,
Весенний оранжевый волос —
(Медальон сохраняет разные структуры лица).
Эхо уводит на крематорий культовой скалы.
Там ничего не слышно.
Удалённые деревья на экране.
Услада. — Гибель. 

 

 

 

* * *

 

Минута соотнесения на едином экране
Мерцания молний ночных полей.
Похоже, качание колыбели
Напоминает безмятежный приход
Минуты рисунка сердец.

 

Энергосистема предчувствует раздвоение мира —
Двойная душа и дробление диалога.
Сидя на краю иллюзорной повозки,
Можно дышать и видеть —
В помрачённые зоны приходят знаменосцы дождя.

 

 

 

* * *

 

Вступаешь в серые лучи воздуха осени.
Вспоминаешь озарённую калитку сада.
Потоки фотографий
Образуют обморок над-катастрофы.
Над изгибом запястья в часы заката
Вечно восходят улыбки северных озёр.

 

Шелестящие потоки фотографий —
Испуганные бабочки летят к потемневшим рукам
Влюблённые стоят на мосту, удерживая графитные цветы
Собаки и птицы пресекают поле
Озеро парка, где холодеют воды
Роскошное одиночество сумеречных пирований.

 

 

 

* * *

 

Мерцания нет, диоды
В обратную сторону обозначают флаг.

 

Дракон пролетает над пасмурным дворцом
И любовники смеются в тумане боскета.

 

Процессия движется под зонтами
И радостные музыканты бросают цветы неона
Мимо игрушечных льва и коня.

 

Два жонглёра являют симметрию с двух сторон моста
Принцесса смотрит на неразличимые силуэты.
Люди в холодном тумане переступают клевер лужайки
И ветер бесплотной реки касается рук и платья.

 

 

 

* * *

 

Светлое озеро вспоминает гигантский цветок
В конце аллеи.

 

Кавалькада пересекает каменный мост.
Поднимая флаги. Держа игрушки.

 

В руинах замка ветер и свет.
Прозрачная грёза воссоздаёт миры
Отблеска каштановой дороги.

 

Вдова герцога вспоминает волшебный цветок
В конце аллеи.

 

Слуги приносят молоко и орехи в корзинах
Для ужина на траве.

 

Свечи сияют в земле.

 

Маленькая птица ест сахар с руки герцогини.

 

Карлики в лёгком тумане сделали хоровод
Вокруг прекрасного клёна.

 

 

 

* * *

 

Мельницы, мокрые на закате,
Рассказывают истории
В перерывах погоды, образующей дождь и тень.

 

Экскурсия голландских учеников пересекает вересковое поле,
Где мерцает мост.

 

И слышится звук рожка.

 

Структура сцены хронометрична, то есть разрозненные объекты
Определяют предметы построек.

 

Во время пикника к группе подходят собаки и козы,
Деревья, сюжеты
В конце августа медленно вспоминая.

 

Шум поля напоминает бесконечное дробление диалога.

 

 

 

* * *

 

Увидел дом, но молоко не съел.
Есть мельница и все её ресурсы.
Тяжёлый шум, реликтовый пробел,
И ангел золотой, и ангел русый.

 

Сквозь колоннады сна и мы прошли.
Стояла лодка с ангелами близко.
Но никогда не видели земли
Ни рыбаки, ни мрачная арфистка.

 

 

 

* * *

 

Прочти меня, блаженная страна,
Где листья и рука туманной яви.
Тяжёлый наш трамвай и тишина.
То небо без покрова пятиглавий.
Есть осенью колеблемые сны,
Короткие посланцы из лазури.
В железной куртке мы отражены,
Что вьётся кровь, что смотрим на Меркурий.
Такое дно такое белизны
Такое море — северные сети
Протянуты — который ангел третий,
Он смотрит на тебя среди колец.
То небо без покрова, тот мертвец.
Среди хрустальных эллипсов, арфисток
Шумит пучина пальцев золотистых.
Огонь уходит и уже. Конец.

 

 

 

* * *

 

Мы жили под небом.
Лепили цветы из стекла.
Качались они это мы это нерпам
И лодка плыла

 

До Ultima Thule,
Где сказочник спал золотой.
Ресницы шумели над морем — вернули
Кристалл с кислотой.

 

 

 

* * *

 

В тугих лесах деревья без врачей.
Блуждают оттопыренные тучи
Внутри висков, и слышится ручей
Сквозь тусклый глаз над стёклами созвучий.
И нам звезда обратно на денёк
Бросает хроматический песок.

 

И парусник в стакане с димедролом
Качает парабеллум не-тяжёлым.
Соломенный солдат сквозь Аушвиц
И казусы оторванных ресниц
Пренебрегают ласточкой над молом.
Морские нимфы — остров и язык.
Мерцает флаг и близится к решёткам.
И солнце — лигурийский духовник —
Ведёт сеансы на плато коротком.

 

 

 

* * *

 

И снег на чертеже блистал,
Удвоен берегами яда.
И соматический бокал —
Недостижимая аркада.

 

Но камнепад и волокно,
Змея и дерево чудесны.
Подобие дискретной бездны
Вокруг ресниц отражено.

 

 

 

* * *

 

Тогда и город обойду,
И сад — никто не знал об этом.
И медленный цветок на льду
Прижму к руке и стану светом

 

Того тоннеля, где лицо
Священной кажется спиралью.
Её девятое кольцо
Переплывает к зазеркалью

 

От кабинета и снегов,
Где крест и Вертер тонкогубый
И духов медные раструбы
Колеблют книгу и покров.

 

Но арфа зимняя смогла
Меня простить на полуслове
И, Боже мой, с больных верховий
Летят — не капсулы — крыла.

 

 

 

* * *

Испепелённой ладони разрез.
Я для тебя из трамвая
Приподниму руки мёртвых принцесс.
Вниз голоса деревами отвес-
ными — душа лучевая.

 

Восемь секунд, и огромный комар
Видит цилиндрами церковь.
Падает вниз, купол это нектар.
Ты говоришь, что убил комиссар
Этих живых полумерков.

 

Сцена мерцает сквозь атомный дом
И приближает к ладоням
Космос огня с королевским лицом,
С небом, и на голове унесём,
И на холме похороним.

 

 

 

* * *

 

Область осенней страны.
Голос из зеркала. Голос.
Гордость того, что темны.
Ракурс — темно — раскололась.
Дом на свирели. Сыны.

Вот раскадровка. Потом
Схвачены руки с письмом
От багателя к Элизе.
Ангел стоит на карнизе
И приближается дом.

 

 

 

* * *

 

Древо рассыпано на голоса — пойми.
Это меня, что увозят на санках в дом.
Души лежат монеты. Сквозь океан с людьми
Страшное это слово. Внутренний водоём.

 

Многое кажется, многое есть совсем.
Там, на границах, сферы поёт орган.
Делает таитянка — тёмный горит тотэм —
Головы, потому что чучела марсиан.

 

В тусклых рельефах крабы, а наверху звезда.
Мальчик из пенопласта может туда лететь.
Танки другой планеты. Тёмное то всегда
Падает, и на спину, и накрывает сеть.

 

 

 

* * *

 

Мимо озера ребёнка несут.
Концентраты там колибри парят.
Синий лёд тогда резервы секунд
Тяготеют, лабиринт, маскарад.

 

Забинтованы деревья, плеча.
Гуманоид, перевитый огнём.
Архивариус, который свеча.
Человеческий троллейбус. И дом.

 

Мимо озера блаженный в глазах
Малой оптики мелькает фонтан.
Лёд горит, гигантский воздух зачах
На губах — и улетает биплан.

 

Очень долго журавли на ремонт.
Возникает королева сама.
И последняя, кому нет имён.
И того, что ты не знаешь, зима.

 

 

 

* * *

 

Струи от снега, прозрачные серые цветы
Колодца ладоней, воздуха и ограды.
Уплывание го-
лоса за берега,
В человеческие порталы.

 

Приходит трамвай
И на все аллеи микрорайона
Облачное свечение глаз.

 

 

 

* * *

 

Возникшие тени
Ладони в пустом проёме.
Правильное движение к поверхности сада.
Обещание выхода из
Мира, двери безлиственного покоя.

 

Не зная это назвать,
Сцена остановилась над хребтами навигации.
Стала дорога
Взгляд во времени, взгляд после полудня
И в лучах бессмысленного тоннеля
Тёмное качнула стекло.

 

 

 

* * *

 

Сломаешь гербарий на излучине вдоха.
Парусник переплывёт
Тихую территорию, розы кудрей.
Под колоннами безопасного водопада
Движутся верблюды и книготорговцы.
Так бывает, что солнце,
Солнце совсем похоже на медленные улыбки
В разрезах полный покой.
Это даже не имя.
И будут вараны и боги
И ветер сотрёт лицо.

 

 

 

* * *

 

Спроси о том, откуда приходит беспомощная вода,
Затопляет аллеи любви и радужные могилы.
Уносит обломки, и к берегу священных наречий
Внезапный аист бежит.

 

Не забудь узнать, что озарённая книга
Совершенно одна на западном окне
Небоскрёба, который солнце и смерть.

 

 

 

* * *

Осеннее озеро над зеркалом
Комнаты выбегая эхо из
Могильные колоннады коней
Пролетают, не слыша,
Вспоминают, что дерева движения и синхронны
Несутся во сне Арки

 

Арки живой вообще
Космос ры мя.

 

 

 

* * *

 

Видимо, что смерть, существа и экраны
Отдадут спокойные льды пустыни
Прекрасная игрушек зима
Может ума откажется от
Соответствия мрамора —

 

Ветер пустого рта
Тёплые водовороты
Светлый воздух над лебедями оптики над вершины
Книга необитаемого числа.

 

 

 

* * *

 

Огромные протяжённости:
Остановка, расстрел и сад.

 

Субъект вечно возвращаемого моря
Страх абсолюта
Величие льда холма
Арктические губы холма

 

Расстояние крови, расстояние, говорящее кровь.

 

Дерево глаз мертворождённых машин
И облако без лица
Сказавшее это — милый Меркурий.

 

 

 

* * *

 

Куст линиями сферот
Оправит лекало звезды
И медиум рая солнцестояний
И цапля на снежном пруду

 

Верховного цирка фотофасады —
Клён, человек, трамвай.
Движутся зайцы — туда Психея
И магия, дирижабля труп

 

Виадуки
Во сне среди нас
Триумфы и ткани.

 

 

 

* * *

 

Есть времени внимательный звук,
Превращающий сад в империю биолучей
Это знает куница, поющая над грибами
В белых разрезах рощи, видимой вне.

 

Вне ракурса жертвоприношений
Прекрасные персоны
Со свечами на каждом виске
Убегают в порталы,
В ясное никогда.

 

И свеча на виске озаряет египетские леса.

 

 

 

* * *

 

Обида — как пропавшая птица —
Не знает и не молчит
О том, что яркие церемонии
Повторяют или забвение или идеал

 

Спокойные боги собирают лотосы на океанских дорогах.

 

 

 

* * *

 

В це-лое небо
Прозрачный путь нари-
сован: эхо артерий.
Красный фон эроса в оптике излучений.

 

Остановленные объективы —
Кажется, что мертвы.

 

 

 

* * *

Безумной зимы уборы —
Печати мира отверженных
Покрывают плечи, ладони.

 

И лебедь гибельного ритуала
Застывает на ледовой площадке.
Автостоянка. Ангельская воронка.

 

Колонны из мрака.
Полёт над дальней промзоной.
Уходим и видим
Блистательные стигматы.

 

 

 

* * *

 

Как аист ноги отражает в храме
И облако бежит из алтаря.
Двойным лицом под самыми верхами
Кружение скелета сентября.

 

И там всегда под небом многогранным
Лежит гнездо и дети не поют.
Отброшенный на север океаном
Священный распадается сосуд

 

Вхожу один в сады полифонии
И на холме невыразимый дом
И взмахи крыльев, крылья ледяные
Проявленным кончаются окном.

 

 

 

* * *

 

Теней движенье в сквозном окне
Напоминает бросок через солнце залива,
Через области возвращаемый сон.

 

Это время такое полуденное
Это сердце застывает на последней минуте.
Татуированное тело в холодном саду
Окружено прозрачными бабочками, летящими через портал.
Она повисла у дерева перед окном.
Кувшин не дрожит на краю колодца.

 

 

 

* * *

 

О линзу пальцы я обжёг
И желтый упадёт платок
На беспробудный бережок.

 

Умрёшь за несколько минут.
Мосты на острове растут.
Трепещет над дворцом лоскут.

 

Мы жили на большой звезде.
Пускали лотосы в воде.
Такого больше нет нигде.

 

Погасло светлое число.
Забыли зимнее тепло
И розы ветром унесло.

 

 

 

* * *

 

Снова переплывает сумрачные веки
Дорога пустынной весной.

 

И кажется, что с той стороны озарённой комнаты
Мы приходим смотреть портрет.

 

Лодыжки утопают в песке
И волны дрожат у навсегда замолчавших губ.
Атласные тона разрушающегося заката
Становятся дальше и прекрасней
С каждой секундой.

 

 

 

* * *

 

Мир зеркала велик и без чехла
И варежку живую из больницы
Приносит и бывает тяжела
Её ладонь – коричневые птицы.
Рубашка растворяется, блестит,
Всей темно — синей, в клеточку — возносим
Туда, где нет таких кариатид
И полон парк водой, разноголосьем.

 

В земном лесу живые таковы,
Что говорят и листья не целуют.
Карандашом качанье головы
В бессонницу на дереве рисуют.
Почувствуй хорошо, потом умри,
Где в обмороке статуи искомы,
Как будто круг и мы его внутри
В корзинах с именами и симптомы.

 

 

 

* * *

 

Внезапно вернутся цветы и листья.
Скамейка, освещённая осенней зарёй,
Продиктует волшебную гибель.

 

Мы поднимем цветы, поцелуем листья
И пойдем к широким и серым воротам,
Где статуя ангела закрывает дорогу в сад.

 

Колибри сверкнёт на зеркало в излучине дуба.
Мимо дома сказочника собирать яблоки
Идти с золотой корзиной
Ближе ручья или холма.

 

Сонет категории звука.
Кислотной статуи коленей
Тумана мерзкое пятно.
Покров керамики осенней
Пронзает мёртвое окно.

 

И древний город отражений
Кладёт цветок себе на дно
И под дождём бежит Евгений
С конём в просвет и казино.

 

Нырок пластмассовых ладоней.
Как ренессанс потусторонний —
Портал над женщиной с пером.

 

Сквозь прах разжатых и согретых
Рука украсила альбом
Огнём во внутренних просветах.

 

 

 

* * *

 

Тень на холме
Становится деревом и домом.

 

Серые формы становятся сумеречным потоком.
Тусклые фонари переплывают
Себя и сад.

 

Ночи зимы холма.
Бескрылое, пустынное время.
Снежные народы движутся в никуда.

 

Потоки теней это космический транспорт.

 

 

 

* * *

 

Постигает зазоры между
Передвижные фарфоровые статуэтки
Свет приглушённый
На ладони экрана

 

Ягоды ветер сказавший что
Руки на перевязанных глазах
Комната во времени отсутствующего сна
Штрихкоды в смещении лучей
Свет из лица

 

 

 

* * *

 

Станция на руинах апрельского леса.
Иероглиф, назвавший по имени И.
Пригород, где мертвые
Играют в цветочное лассо.
Мотылёк, летящий над поездом
Мимо деревьев.

 

Пастухи, рассказавшие время прекрасных картин.
Прозрачные быки у гибельного водопоя.

 

 

 

* * *

 

Бессмысленное зеркало убирать
В колодцы песчаной боли.

 

Сделать венок из кро-
ви и музыки.
Крови и музыки.

 

Во имя всего, чему нет прощенья,
Пальцем провести на безобразном дожде.

 

 

 

 

Больная муза

Знаки явившихся из мертвенного севера.
Трупы, покрытые розами сколопендры.
Бутоны безумия из гавани эхообразной —
Всё это сад время и город.
Медные морды на пустых и сумрачных воротах.
Приблизительно в час
Воскресного грязного заката
Темноволосая плакальщица обозревает
Стену башни, багровую долину
Как будто с человеческими камнями.
Верует имя.
Приход кораблей —
Которые убьют мир.

 

 

 

* * *

 

Ровные части с набережными успокоений
В кино выходят из магазина.
Отзвуки луны из потемневшей шеи.
Отзвуки на террасах
Прозрачных, как дерево умершего мультфильма.

 

Кажется тем,
Что ветер сказал
В канун расставания тихими шагами
Вдоль фиолетового зеркала коммерческого региона
Центра рассказа о птицах
Храма золотых удовольствий
И боги: козы и свет.

 

Автор не знает рисунка.

 

 

 

* * *

 

Ясные руки на фоне
Последних пустых деревьев
Парк продолжен глиняными голосами
С той стороны.
Начинаются рассветные воды,
Как будто лодка, обретающая формы лица.

 

Смуглые облака неоконченного светила.
Свет между замысловатых полотен
Приходит к небу, и воздуха радость безумна
В деревянном, как арфа, в неозарённом
Дворце.

 

 

 

* * *

 

Розы при термической обработке
Оказываются книгой про острова.
Может быть, те, где магистры, кокосовые медведи,
Может быть, трупы освобождают зрачок огня.

 

Линия воды у
Приближённого преступления и песка.

 

Целовала всю смерть яды обугленных роз.

 

 

 

* * *

 

Листья внутри
Глаз, образующих дом.

 

Поздние побеги поля мозаики и прерываний.

 

Взгляд через оранжевое озеро.

 

Сети такие яркие.

 

Лица живые на лодках
Возвращаются через восемнадцать секунд.

 

 

 

* * *

 

В обратный путь
Розами убранные ступени.
Серое бельё диагоналей дождя.
Ткани человека.

 

Опускаются совы,
Совы опускаются в призрачные спальни.
Витые колодцы.
Водовороты душ.

 

Колокол на маяке.

 

 

 

* * *

 

В церкви летает маятник.
В церкви часы.

 

Бьётся из коридора осеннее бельё.
Воздух, лежат до заката
Плоды, в почве пустой плоды.
И не знаешь, что музыка, где,
Где небо, восход.

 

Луна восходит на призрачным холмом.

 

 

 

* * *

 

Холодный остров с необратимой рекой
Между пальцев возникнет, между ладоней.
Лицо за пустыми деревьями.
Поёшь на рассвете
За пустыми де-
ревьями.

 

Появляется лодка в потусторонних просветах
И привозит икону
На красный берег ручья.

 

 

 

* * *

 

Обломок дерева, пересечённый тенями
С края дороги, удаляющийся в
Тусклые области.

 

Хрустальных листов бессовестное круженье.
Первые параметры
Одинаковых голосов,
Ставшие холодом,
Капсулой или улыбкой.

 

Ручей мемо —
риалы, ракушки из медленного песка.

 

В розах из пепла
Пульсация океана
На обнажённых плечах.

 

 

 

* * *

 

Призраки, которых
Никогда и нет никогда.

 

Лес, обретаемый вновь из гигантских ярких ладоней.

 

Полнолуние раковин, содержащее песни племён.

 

И важнее и больше
Странные формы орнамента и листа.

 

 

 

* * *

 

В социальном сквере обугленные листья.
Серебристые статуи с номерками.
Перепончатые маковки и колени.
Прошедшие коконы — аура биосистемы.
В Сталинград из Неаполя, по-моему, сверхэстетично.
Возвращаться не смей без восьмых и кристаллов книжных.

 

 

 

* * *

 

Настоящее безумие не спутаешь
Ни с чем. И оно шумит.
Дни и колбы, дни и вагоны.
Напоследок эквивалент.

 

Термаль, ледяные тимпаны
Летят, где бубнит свирель.
Враги сожгли порезы инфузорий
И сноговорящий Рауль.

 

 

 

* * *

 

Озарённая истинная поляна.
Дом кирпичный. И экран наверху.
Герметичные трубы строительниц и деревьев.
Мы приходим, мы делаем дом. Целый якорь.
Разграфиченный хаос, амулеты от крови его.
Я лечу, значит, не существую.
Выпадает мук а.
Зацепляет окно.

 

 

 

* * *

 

Призрак. Седлает трамвай.
Дальше нельзя. Книга. Гипсовая русалка.
Ты убегать на коньках.
Время летит у запёкшихся губ.
Белые перила — тронешь и леденеешь.
Кактусы в чашках. Сосуды. Это и я
Знаю. Время. Время и полудраконы.
Время летит у запёкшихся губ.

 

 

 

* * *

 

Оратория верблюжат и больничного смеха.
Начинают кричать половины и правды
Это я, мне приснился корабль, это губы, я музыку выну,
Серый Хлебников клеток, Диана в бесцветных садах
Копьё и змея. Зыбятся в женской руке.
Древний доктор проколот, слышимый, светится яд.
Половина — окно. Разрушена. От материала
Остаётся рука, древний, короткий браслет,
Там, где красный порез и по-прежнему музыка-Марта,
Свечи чаек у гроба зыбятся в женской руке.

 

 

 

* * *

 

Время возьми на излучины крыльев и губ.
Карлики, в камере. Розовые ритуалы.
Лишние капли. Лунные дни княжны.
Замок похож на больницу с берегом и водопадом.
Губы. Излучины и пеликаны.
Розы. И время. Возьми эту плазму пореза —
Будешь со мной. Даже дышать над снегами.
Обнаруженный звон - насекомых причёски сестры
Безумной. И нерождённой.

 

_______________________________________________

 

 

 

 

Архив до вспышки

 

В данной подборке представлены тексты 2007-2008 гг.

 

 

* * *

 

Мне снился эмалевый сад
Игрушечных лестниц и скрепок.
Ручей, односложен и цепок,
Опасный принёс виноград.

 

Катились по склону огни.
Летели блаженные горы.
И маятник, и разговоры,
Пасхальные камни в тени.

 

Слух завтракал жалобой ос.
Являлась, меня укрывая,
Тумана молочная свая,
Ленивое небо лилось.

 

Объёмный исследуя грунт,
Я видел высокие тени
И сопровождал разрушенье
Летающих райских секунд.

 

 

 

* * *

 

Ты — мне солнца синоним.
И период молчанья
Вторит образом сонным
На моё расставанье.

 

Я покинул долину
Кислородного пенья,
Где святую пластину
Населяют растенья.

 

Удаляясь в пространство
Событийное, слышу,
Как хранит постоянство
Неподвижную нишу.

 

Небо. В сером огни там
Отражении странном
Водяным мегалитом
К неизвестным туманам.

 

 

 

* * *

 

Луга голубые бегут в глубине
Летейского лета. И в нежном окне
На белой заре расцвели корабли.
Прилив не велит оставаться вдали.
Рассказчица-явь на зелёном сукне
Трепещет в огне, удлиняя нули.

 

От гипноглаголов, ломая алмаз
Прозрачных пустот, приближается глаз
Галактики гордой. И волны. И ход
Двухцветного паруса наоборот,
Изнанкою. Из онемения в нас,
Стеклянно склонясь, смотрит северный плод.

 

 

 

* * *

 

Слышу ночь. Беспомощно звучат
Слёзы позабытых расставаний
И следы скрываются за мной.
И кубический стеклянный сад,
Где сияюще размыты грани,
Отгорожен ложной тишиной.

 

Звёздный плеск. Игрушечная грусть.
Не дыша, пытается воскреснуть
Песня, изнутри озарена
Пустота. И вновь, лишаясь чувств,
Истончает ртутную поверхность
Лунность ветра, бледная до дна.

 

 

 

 

* * *

 

И тонут исчезающие звуки,
И неба непротёртое стекло,
И в неподвижном омуте разлуки
Двойное отраженье замерло.

 

Прозрачный холод неделимо звонок,
Как зимнего тумана пелена,
Когда душа не узнаёт спросонок
Себя в смертельной белизне окна.

 

 

 

* * *

 

Трудный выдох из глубин
Ярким снегом объяснён.
В зимнем голосе один
Он в предвечное влюблён.

 

И прекрасна простота
Фиолетовых минут,
Где малейшая черта
Знает, как её зовут.

 

С зимним голосом ничто
Не способно разлучить
Твой двоящийся фантом,
Воскресающий в ночи.

 

Там светло, там пальцы звёзд
Тонко трогают лицо
И потусторонний мост
Заключается в кольцо.

 

 

 

* * *

 

Летели призрачные дни,
Как тучи на закат весенний,
И уносили наше пламя,
И забывался милый звон.
Крал сердце внешний псевдоним,
Качались бледные сирени
И заодно с колоколами
Густое бормотанье крон.

 

Деревья вечера темны
Тысячелетним ветром. Память
Бродила в кладбищах событий,
Надеясь встретиться с родным.
Но просьбы были не слышны,
Томленье не могло расплавить
Сомнений, и затменья нити
Тянулись пологом лесным.

 

 

 

Баллада

 

Странник побеждён имперским дубом.
Скифская могила помогла
Суеверий синеватым шубам
Виновато высохнуть дотла.

 

Безупречна слёзная основа.
Мелодичен север меховой.
И слои овечьего покрова
Спят на плащанице теневой.

 

Ледяные капельки-всезнайки,
Просияв, летят так хорошо!
И лукавый вакуумной спайки
Облака кокошник небольшой.

 

Неделим гиперборейский климат.
Мойры вопросительный рожок
Никогда напрасно не поднимут,
Не сочтут лучистый порошок.

 

 

 

Слушая сон

 

Пух. Подушка. Я, щекой
Прислонясь, впиваю сумрак,
Где сумбурною рекой
Возится лазурь фигурок.

 

И медовый холодок
Гонит в золоте воронок
Густоту снотворных строк,
Слишком лёгок, слишком звонок.

 

И наречия поют,
Чудный берегут комочек,
Чтоб неведом был приют
Полуночных оболочек.

 

Только тайной, только ей
Живы чуткие виденья
И динамику корней
Нежно кормят ударенья.

 

 

 

* * *

 

В разрезе вымыслов зелёных
Кузнечик тикает прилежно
И сень на солнечных плафонах
Кленовой воли центробежной.

 

И одуванчиковым чарам
Покорны очи бесконечно
Оранжевы и горьким паром
К тоннелю точности сердечной.

 

Прекрасной смерти детский лепет
В росе на венчиках беспечных
Дневные междометья треплет —
Легчайший стебелёк — подсвечник.

 

 

 

Рисунок

 

Напомнит карандашная шарманка
Сюжеты сахаристого тепла.
Сорвётся с пальцев ветер угловатый
И, белая от близости расплаты,
Вернётся мысли ломкая стрела —
Раскроется словесная изнанка.

 

Движений беглых промежуток лунный.
Центральных линий сумрак звуковой.
Счастливые графитные селенья.
Непостижимых точек приближенье.
И — в перспективе сказочно-живой —
Сухих штрихов неряшливые струны.

 

 

 

* * *

 

Жёлтая весна остановилась
Перед самым тайным небосводом.
И по влажным рамам возвратилась
Персефона — роща с кислородом.

 

Полдень уподоблен властным тучам.
Платина высот из сердцевины
Обливает временем певучим
Наши рукотворные руины.

 

Высший знак тождественного света
И забвений нежность паровая.
Скор я, совсем без силуэта,
Встречу, забывая, узнавая...

 

 

 

* * *

 

Были морские пути на лице
Светлого неба. И было волненье,
Непроизвольное белое пенье
С облачным ритмом в невинном венце.

 

Рай расширялся векам вопреки
И глубоко принимала долина
Точки спокойного ультрамарина
И серебристого звона клочки.

 

Были холодных страниц зеркала.
Были слова, но порвалось вниманье.
И, вынимая сквозное дыханье,
Ласточку нежная смерть позвала.

 

 

 

* * *

 

Стеклянная дверь далеко за спиной.
Мерцанье сознанья и звук небосвода
Придут одновременно
В туманную комнату смерти ночной.

 

_________________________________________

 

 

 

Тень тех

 

 

От автора

 

В подборке представлены тексты 2006- 2007гг.

с некоторой позднейшей авторской правкой.

 

 

* * *

 

Ступени лестницы судьбы
Лежат на движимой наклонной.
Спиной сияя сквозь столбы,
Толпятся тени — с болью сонной
Несут светильники рабы
За уходящей Персефоной.

 

На ниточках висит луна,
Грозя сорваться на подмостки.
В одежде радужного сна
Душа встречает отголоски.
Бесцветен хоровод вина
И возникает ветер жёсткий.

 

Скрижали северных гравюр
Развёрнуты туманной точкой.
Спокоен гид и раб понур.
Становятся волной и строчкой
Прозрачный груз и абажур —
Огонь под хрупкой оболочкой.

 

 

 

* * *

 

Японские рощи в сиреневом,
Безжизненном спектре ветвей
Окончены глиняным деревом
И тенью ранимой своей.
И если есть место для встречи нам,
И песенный мир допустим,
То пусть эпилогом, отмеченным
Прощеньем, его утаим.

 

 

 

* * *

 

Весенняя морось торопит уснуть
И синяя улица необратима.
Седая задумчивость сладкого дыма
Колечками стелется, кутает путь

 

От куклы-звезды до пустого угла.
Апрель развернулся блаженной вороной.
Узорная лунность свечой возмущённой
В алмазную зону, и там замерла.

 

Довольно темно. В круговой тишине
Фарфоровый воздух наброшен фатою
Сквозь медленный вечер, и всей красотою
Охранная высь наклонилась ко мне.

 

 

 

* * *

 

В колодце призраков зелёный полусвет
Пленяет токи опрокинутым фонтаном,
Соприкасаясь скорбь — и клином безымянным,
И растяжимым сном, и караваном лет.

 

Орлица властная на скипетре сидит,
И медленная смерть, и ртуть голосовая.
Кипит в каньоне ад — и ветром обливая,
И пепел розовый с ночных кариатид.

 

Твердыня горная подвижную спираль
На дне удерживает щупальцами мрака.
В печальном зеркале качается Итака
И растворяется торжественная даль.

 

 

 

* * *

 

Смеркалось, и была певуча
Река, дрожала изумрудом
Листва, и ускользала туча
От ветра к разным амплитудам.

 

Кентавром красным замирала
Глухая местность, грязь оврага
Глотала пузыри провала,
Как говорящая бумага.

 

Пейзаж забывчивый колыша,
Моментов масляные рыбы
Мелькали, расширялась крыша
Вершин до первобытной глыбы.

 

Лиловые мерцали ели.
Как будто верная Венера,
Огонь инертных ожерелий
Делила с ними атмосфера.

 

 

 

* * *

 

Викинга туманный меч
Подарило забытьё.
Можно превратиться в речь,
Можно отогнать её.

 

Скандинавский снежный рог,
Убивая и трубя,
Смотрит, смотрит на восток —
Смерть свободная себя.

 

 

 

* * *

 

И за пределами горы
Взошёл, обвязанный закатом
От плеч и ног, твоим палатам
Жечь поминальные костры.

 

Лекарство каменных корней
И возвышенье подземелья —
Бездверная большая келья
Среди людей, среди теней.

 

Лицом к лицу. Невыполним
Конечный путь, я знаю это.
Летит бессолнечное лето
Над виадуком нефтяным.

 

 

 

* * *

 

Летаргический гул,
Землю грубую хмуря,
Мглой меня затянул —
Будет вечная буря.

 

Гималайская дверь.
Голубые лавины.
И спиральных потерь
Перебор соловьиный.

 

Где-то рядом лоза
Виноградных песчинок.
И парит стрекоза.
И стихий поединок.

 

 

 

* * *

 

Мне хочется уйти туда,
Где ничего нет — кроме рек
Беззвучных — взгляд из-подо льда
Прозрачно шупающий снег,
Где горизонта города
Уменьшены у ровных век.

 

Как календарь без лишних лет,
Тот гладкий край, как островной
Маяк, невидимый рассвет,
Стоящий вечно надо мной,
И беспредельно серый цвет,
И полушёпот земляной.

 

Прекрасных линий на руке
Разбег и стержень речевой.
Сиянье капель на щеке
Живой, не более того,
Как роза в солнечном мешке,
Плывущая сквозь волшебство.

 

 

 

* * *

 

Якорь достигает дна
И ночных медуз страна
Тяжелее янтаря.
Пьяных раковин заря.
Якорь достигает дна.

 

Грусть разбитых кораблей
Груза млечного смелей.
Прах, Египет, гибкий грот,
Спрут и сфера. И поёт
Грусть разбитых кораблей.

__________________________________

 

 

 

* * *

 

Кислотным праздником дыша,
Как знаменатель к абсолюту,
Ты вскинешь руки на минуту
В узлах живого шалаша.

 

В разливах кружатся моторки,
Над морем мамонты взлетят.
Ты на метле — твои оборки
В растерянный струятся сад.

 

 

 

* * *

 

Твой остров арок и религий.
Безногий парусник поблёк.
Пустынниц тусклые квадриги
Вскрывают пасмурный песок.

 

Созвучий северное лето
Касается людских ключиц.
И сердце тонкое, как шприц,
Имперским фосфором одето.

 

Сонливой матрицы листва
Багрит акрополь виртуальный
И ты прозрачна и жива
Среди зари суицидальной

 

 

 

* * *

 

Жокея яркое крыло
Собой разрежет руки статуй
И через парк летит горбатый
Членистоногое число.

 

Лаская ящериц верха,
Гигантский ветер славословий
Всегда распахивает брови —
Сквозит грибная шелуха.

 

И этот ангел многорукий
Пульс прерывает — темнота.
Порочные его цвета
Прощаются на виадуке.

 

 

 

* * *

 

Сними разорванной ладонью
С листа оливы полусвет.
Представь сквозь прядь к пятиоконью
Геометрический лорнет.

 

Где зонтик гипсовый Агата
Отправит в лужи сквозь Париж.
Пойми механику возврата —
Бездушная, как остров, мышь

 

Покровы пальца потемнели.
Кольцо — бескрайняя кайма.
И не среди теней холма
Ни дирижабля, ни дуэли.

 

 

 

* * *

 

Аккомодации ветвист
Взор — осень — тусклые халаты,
Когда вершины ноздреватый
И золотой, как воздух, лист

 

Спадает в стереопоток
На берег красный и ручейный,
Когда глаза её дорог —
Невесты лунные бассейны.

 

Но, под сиянием раздета,
Увидит мраморное дно,
Когда свеча как бы в кино
Не освещает амулета.

 

 

 

* * *

 

Бежал и дым его пингвин.
Животной площади контрасты.
Между алмазов и руин
Качал свой маятник глазастый.

 

Мотыги женское серсо
Прозрачной расторгала пастью
Свой жук, свой галстук из гипсо —
картона, молнии к ненастью.

 

С пустой поверхности стремглав
На ярус птицы и стигматы —
Как бы континуум утраты
И перевязанный рукав.

 

 

 

* * *

 

Летающий живот весны
Плевок, как озеро, туманный
Огромный ветер и каштаны
И пальцероны сплетены

 

Где фраки и корсеты вот
Поют заплаканные твари
Гиперборей во рту поёт
Винтообразных полушарий

 

Вот фрейлина от слёз мыша
Ладони бархатом одеты
Верх окровавленной кареты
Дворца квадратная душа

 

Сквозь сад и чучела несут
И кукол вынуты лопатки
Смерть восемнадцати секунд
Синапса статуи сон сладкий

 

 

 

* * *

 

Амулеты, сердца
Белая синяя ткань
Мелькание птиц пение птиц
На востоке канун путешествия

 

Над чудовищными каньонами пятипалый корабль зари
В хижине склад —
Странная мебель, жёлуди, пауки
Мелькает милая роза
Японской, расцветшей
Лого спортивной команды

 

 

 

* * *

 

Двери дома, оказавшиеся снегом, углом.
Маятник, плывущий
В лицах и океанах.

 

В облачном коконе серые браслеты.
На столе — подсвечник. На подсвечнике — лев.
Странное пламя на четыре секунды —
Над головой лунные парики.

 

На ступенях жёлтая — жёлтая собака.
Дворецкий висит на крюках.
Горничная украла фиолетовый веер.
Блюдо с английским печеньем.
Пение, прозрачное эхо, окно.

 

 

 

* * *

 

Осеннее молоко роща
В пузатых кувшинах
На несуществующих огородах
Клубника, мозаика убеганий
Багровое озеро с флигелем, где пеликан
Изогнутый мост над озером свечения
Узорные каналы
Высокие причёски русалок
Ядовитых, полных, прозрачных
Сборы охотниц — причудливые дороги
Дыша деревьями — ночью дыша.
Ближеолень

 

 

 

* * *

 

В разрезах корзины теней, ушей,
Звук, символ, сад.
Вернись на вершину двукрылия,
Вернись на еврейский холм.

 

У лодыжек Рахили заражённый ручей
Пробегает — вернись к плодам.

 

 

 

* * *

 

Священная роща в мраморных мягких листах.
Сетчатый сонник.
Резервуары лучей.

 

В искажённом пространстве объекты, деревья
Танец невидимых.
Фотосеанс — тело птицали.

 

 

 

* * *

 

Рельефы поля прозрачны
И небо теней
Пролетает над розовыми островами
Подруги, оставшейся без венка.

 

В корзинах орехи и бутерброды.
Бутылка мирного молока.
Бабочки вокруг бровей королевских коз,
Секта, закат, странная облепиха.

 

 

 

* * *

 

Удар отсутствия окна
Кажется обликом путешествия
Того, где ряды грибов
Между блистаний и бега.

 

Между субстанции обморок кипариса и звёзд
Там, где крылатый друид
Возле костра неоконченного августа.
В случайных пространствах храмах, быть может, вокзала
Птица, может быть, голубь.

 

 

 

* * *

 

Теория буквальных падений
Изучена — перелетают шмели
С того края, где остров и башня
Восемь столетий светлы.
Всегда светлы.

 

 

 

* * *

 

Песочные часы замирают — не прикасайся.
Подожди золотые минуты моря.
Арбалетный тир на другом берегу каньона.

 

Долетает вода до треугольной скамейки.
Рукотворные аисты достигают верховья
Книга сказать — молчи — мачта цианистых дней

 

Выплыла сквозь сталинские эрмитажи.
Пронеся теневыми путями
Белый и синий мяч.

 

 

 

* * *

 

Принцесса с двумя мечами
Бежит на приход корабля.
Алая убийца с гоблинами и соловьями
Празднует голову корабля.

 

На фоне морской зари
Посёлка тюльпанов
Вырезала сердце
Верховного пирата, и птица с руки ушла.

 

И будет дом, где флейта
И флейта всегда.

 

 

 

* * *

 

Ступени, переплетённые солнцем и виноградом.
Розовые скворешники треплются на холмах.
Переходит праздничная процессия через края перспективы,
Через жужжание роз

 

Венок лежит на ладонях ручья
Жившей в башне пятьсот лет назад.
Сумрачная яблоня- жилище слепого осла.
Он привязан. Он не знает ни мух, ни камней.

 

Шествие в ореолах сияний.
Сияют одежды.
Изгнанный принц впереди.
Хобот осла. Разрушенное оригами.
Ветер платка. Ветер ручья и платка.
Скажи о чёрной повозке.
Скажи про спиритические интервалы.
Скажи-те, кого везут,
Кто они, звери, огонь, случайные Книги Существ-
Акробаты или убийцы?

 

Никто не знает. Музыка или вино
В золотые сосуды.
В гипсовые нарукавники вечно плывёт виноград.
Ворон увидел башню другой длины.
Чья рука уронила первый сладчайший цветок
Безумия и благородства?

 

Никто не знает.

 

 

 

* * *

 

Золото исчезновения — четыре часа до заката.
Уровни параллельной воды.
Храмы крысёнка выносят в импульсах и разрезах
На первое поле
Раковина без числа.

 

Сиюминутные вымыслы обретаемых глаз.
Разные формы на лоджии цвета и пенопласта.
Арфы проектируют крокодилы.
Хореография сумерек сада тысячелетий.
Звуки другой длины.

 

И эхо на сложной поверхности
Кажется книгой, проявленной в фотолучах.
И клиника в эхообразных костюмах.
Воздушные змеи. Птицы с руками человеческими.
Уплывание. Аннигиляция.

 

 

 

* * *

 

Оранжевый свет оконный.
На сетчатке огненные машины.
Машины морских лучей

.

Сиамский архипелаг оркестра.
Переливы крови и водорода —
Сообщающиеся сосуды
На розовом, остроконечном ветру

Реальные тоннели — птаха стопкадра.
На туманных вершинах прожектор с младенческим флагом.
Фуги на шарнирах величия — маска платка.

 

Роботы мёртвого племени.
Дымные комнаты с непогашенным небосклоном.
Дома на окраине. Ночь вне жизни.

 

 

 

* * *

 

Великий испуг — центральные деревья.
Влюблённая цапля на графитном мосту.
Время заката —
Пульсация над
Муравейника
Трапеция, рыжая смерть.

 

Рыжие листья в потоках воздуха и воды.
Серые струи флигеля. Розы бессонниц.
Яблоко на поверхности
Испуганных вод.
Зеркало голубых одежд.
Провожание холмов с призрачного гобелена.
Навсегда. Прощайте, холмы.

 

 

 

* * *

 

Верёвка высока.
Летят саксофоны
Сквозь медленный, медленный дождь.

 

Четыре катамарана
Возникают в арабских цветах.
В арабских цветах.

 

Мессер уносит гроба.
Уносит гроба.
Спасибо, кто танцевал.

 

 

 

* * *

 

Дельфиниум возрождённый
В окне на пустом ветру.
В пустом окне, где ветви спокойны.

 

Ветви розы — смертельные их запястья.
Вилка с изображением хоккеиста.
Рисунок природы. Алый и голубой.

 

Цветные дома. Мгновенная перспектива.
Абстрактные этюды. Пути челнока
Туда, где поле.

 

Поле в первородных лучах
Всего пустого
Без человека.

 

 

 

* * *

 

Дождь на протяжении часа.
Дождь краеугольной ладони.
В тумане дверь.
Серые ограждения.
Переходы. Композиции камней.

 

Отшельница радужных и блаженных
Стоишь в тени нескончаемого листопада —
Тихая, с непрозрачным крылом.

 

 

 

* * *

 

Сердце — трясущийся виноград.
Воздух в покоях.
Крики, опустошённые приливом.
Цветы и короны
В сумрачных интерьерах.

 

Локоны кармелиток.
Заря, в которой тяжёлая месса.
Снежные водопады на лучезарных отрогах
Крови, которой укус.

 

 

 

* * *

 

Там-отражённые голоса.
Там дома слова и смех
И вечно в разъёмах красных стрекоз
Луна надо лбом.

 

Лица друзей. Камни в садах.
Статуя с незаземлённой ногой.
Невидимый диалог.
Вход олимпийцев на двойную дорогу.
Там- забвенье и страх.

 

 

 

* * *

 

Дым радуги.
Пастушка шепелявая. Рожок
Радуга февральских гусей.
И хоровод в быстротечных одеждах-
Живые врата.

Живые птицы — гуси, пингвины, додо.
Песни и смех на холмах
Изгородь. Украшенная шиповником. Украшенная небом.
Ленты тумана — маятник – дождь далёкий.
Радуга. Кровь.

 

 

 

* * *

 

Орнамент обморока.
Звезда со всеми пятью слоями.
Звезда с пастушескими губами

 

Мычит о трагедии побледневших селений
И серые цветы летят из ладони,
Летят над ручьём, бескрайним

 

Муравейником, над территорией
Идола, яблочной и воздушной.
Обморок, где нарисованы операция – август детей.

 

 

 

* * *

 

Подумаешь, что разрезанное поле
Окажется взглядом.
Окажется кораблём.

 

Народ одуванчиков.
Народ человекомышей.
Народ плакальщиц и коровок.
Народ строителей
Народ, наблюдающий паруса.

 

 

 

* * *

 

Дороги ведут
В зеркало. В сад.

 

Мельницы неправильной формы
Расстаются с голосами, с клеёнчатыми людьми.

 

Стадион с внутренним помещением
На руинах необитаемой планеты.

 

Полные вереска.
Полные вереска сумрачные поля.

 

Бесконечные плато. Призраки на экране.
Вспышка безобразной звезды.

 

_________________________________________

 

 

 

 

Сон спектр

 

 

* * *

 

Портреты вымокшие во сне
Область пустой зари
Кони, которые движут днём
Дни и коней берега аркады

 

Ветер шевелит бескрайний стог.
Мы не едим
Лунного хлеба,
Мы не едим
Стог стрекозиный.

 

 

 

* * *

 

Дымчатых роз
Волны и волны
Между мостками и лодками,
Между глазами
Приходят к ногам.

 

Приходят, дрожат.
Изумруды,
Дворец визуальный.
В реках и травах
Богини, богини следы.

 

 

 

* * *

 

Там корзины и луны были
Памятью. Прилетали
Совы отчуждённых. На брег, на красный,
Медленно, вместе, запястий римских
Благословенней, брелок.

 

* * *

 

От линии младенца — от
Лица, которое вернули,
Сетчатка светлая поёт
И это роботы в июле.

 

Над детским парком небеса
Несут герои и кристаллы.
Но повороты колеса —
Спокойных нас на карнавалы.

 

Фрегаты – точные цветы,
Где не-трамваи, где пентакли.
И флейты крови разлиты,
И певчие зрачки иссякли.

 

 

 

* * *

 

В тусклых аллеях всегда
Рут со стеклянным цветком.
Дерево это слюда.
Бродит сестра босиком.

 

В серых больницах дождя
Птицы и души темны.
Руку назад отведя,
Дочь не узнает волны.

 

В капсулах моря сестра
Рядом лежит, и включи
Окон дрожащих ветра,
Как забывают врачи.

 

 

 

* * *

 

Вспомнила, бросила волан
Сквозь открытую, сквозь блаженную руку.
Я смотрю позади — множество разных дождей.

 

Солнце не одного листа.
Драматургия. Богов и деревьев.
Самое облако блаженные песнопений.
Самые розы растут из воды – кувшин.
Разговор и волан на ветру. Улетает.

 

 

 

СОН СПЕКТР

 

Мерцаний горла
Свивается сеть

 

Лунный лёд на холме
Лизну
Мерцаний браслета

 

Тени вершины балкона
Тени другие тела

 

 

 

* * *

 

В замок над берегом, в зеркало полусна
Бабочкой мёртвой
Бредящий водоворот.

 

Галерея прозрачно и приколоть лицо
К ледяному проёму – ветра и снега звезды.

 

 

 

* * *

 

Золотая зима от абстрактных постелей
Посетительниц просит четыре хлеба.
И лицо проступает – лепнина – Аврелий,
Острова, и над этим играет труба.

 

В помещение женщины входят и стены.
Говорит Ангелина проём теневой,
Где летят далеко сквозь алтарь внутривенный
Медицинские ангелы вниз головой.

 

 

 

* * *

 

Мне снилось, я бежал, облаками,
По школьному стадиону, сирени и лужи,
Звучащие земли – там планетарные сёстры
Бежали, плыли. Бессолнечно и всё равно.
Какое это – какое время: казалось, что город тогда.
Освещённые таймеры, части, лица церквей.

 

Свод оболочки сноговорящей.
Ястреб курочку убивает.

 

 

 

* * *

 

И куколки тёплого света,
И красные рты,
Морей, библейские, береговые.
Девы и области. Плазменные паруса.
Маска невесты глиняной – так темно –
Пьющая убийцу китов,
Сердце его, губы и голос.

 

 

 

ПЕРЕМЕЩЕНИЕ

 

Только облако. Больше нет.
На площадке детей сквозной
Этот воздух и этот свет
Продолжаются за спиной.
Под листвой лепрозорий, Кэт,
Карнавальная кровь весной.

 

Шаурма. Зашнурован сад.
Мертвецы и журчат хиты.
Чёрный рыцарь чужих баллад.
Человечки кабин просты.
Павильонный фонтан. Возврат
Где игрушки и где бинты.

 

Почему это плачет столь
Тяжело на ветру большом?
Репродуктор и бандероль.
Больше нет, это наш фантом.
Смотришь вверх – хорошо – консоль.
Тень трапеции над холмом.

 

Океания от виска.
Квадроциклы кружат внизу.
Мы – трёхмерные облака.
Ординаты твои безу.
На поверхности ноготка
Больше нет. Забери слезу.

 

 

 

* * *

 

Ровесницу рисуют марсиане.
Ни дерево не знает, ни душа.
Темнеет утро, в кухонном тумане
Внизу руки разложена лапша.

 

Нам неба нет, отшельница согрета,
Сатурн стрекоз, улыбки и дожди.
Струится светлый пар, без амулета
На улицу нельзя, не выходи.

 

Большие сны и жёлтые тарелки
Мир перемешан – деревянный стол
Сам по себе – ни август – дождик мелкий,
Ни океана – и уже ушёл.

 

 

 

* * *

 

И знак, и свет, и башни без волос,
И прозревают быстрые ковчеги
Луны и цапли мёртвый симбиоз
Бумажные алмазы и омеги
Пружинный пляж и клоуна телеги
Летят снаружи рот и лабиринт
Летят асфальта траурные тэги
Туда, где сон спектральный догорит.

__________________________________

 

 

 

 

Северный дом

 

 

От автора

В данной подборке представлены тексты 2007-2008 гг. с некоторым позднейшим редактированием.

 

 

* * *

 

Я ошибся. Гипсовый Египет
Невозможно формой победить.
Но, когда из дельты август выпит,
Ночь способна детство повторить.

 

Возвращаясь внутрь, Психея вспомнит
Северное белое окно
И болезненный орнамент комнат,
Где всегда безвременно темно.

 

 

 

* * *

 

Вечереет смертная земля.
Тени гладят смутные предметы.
Солнцем умирающим согретый
Белый пар считает тополя.

 

Детские цветы. Дрожит роса.
Пропасть взгляда. Бабочка мерцает.
Долгое затишье отрицает
Одиноких веток голоса.

 

И уходят миражи. И вновь,
Жертвуя мгновенными веками,
Имя, сомкнутое облаками,
Повторяет медленная кровь.

 

 

 

* * *

 

Зеленоватый остров в юных дюнах.
Морская графика. И облака.
Издалека арабский свой рисунок
Подводят кожей тёплого песка.

 

Родное солнце милосердно к формам.
И, как являет детство стрекоза,
Вневетровой восход над чёрным штормом
Возвысила прелестная слеза.

 

Теченье безболезненно, и полный
Незыблем перламутровый покой,
Пока полифонические волны
Пленяют созидательной тоской.

 

 

 

* * *

 

Оловянный октябрь мне заменит омегу,
Скорбный город мостами разгонит молчанье
И ручьями свободы по серому снегу
Растворится твоё световое дыханье.

 

Тротуарные камни и карие крылья
Тёмных птиц, и слова, и сердца восковые
Очарованы вкрадчивой спицей бессилья,
Словно двойственность их проявилась впервые.

 

Пусть пустыня нема, пусть отчаянно долог
Многозвонный мороз, но последним спасеньем
Благосклонной вселенной бесценный осколок
Остаётся во мне, соответствует теням.

 

 

 

* * *

 

О дымном городе другом,
О самом маленьком уюте
В двойной доверчивой минуте
Вздыхает пробуждённый дом.

 

Утраченного царства горсть.
Чудесен несерьёзный перстень,
Певучий ключик неизвестен,
Цветочный подоконник прост.

 

Белковой наволочки плоть
Очерчивает мой затылок.
И выпуклый протест прожилок
Намерен время проколоть.

 

Ушные раковины звук
Встречают с лёгким раздраженьем
И вспыхивает снежным зреньем
Громоздкий плоскостной паук.

 

 

 

* * *

 

Ржавые листья в небесной воде.
Слабые контуры – сумрачный шорох.
Воздух неузнан, рассыпан везде —
Горькие вздохи в живых разговорах.

 

Верность восходит свинцового дня.
Отсвет холодный рябины неярок.
Светится сон, невесомость храня.
Я принимаю осенний подарок.

 

Около сердце, блаженная боль.
Напоминаний напев отражённый
Тихо уходит, теряя контроль
Над сокровенной загадкой иконы.

 

Изображения в мёртвом саду
Переплетаются временем влажным.
Меркнет сознанье как в милом бреду
И покрывает покоем протяжным.

 

 

 

* * *

 

Вчера мне казалась родней
Печаль ожидающих окон,
В бесчувствии зимних огней
Свивающих пасмурный локон.

 

Безмолвное поле пришло
И мысли ответили белым.
Уже убывало тепло,
Мирилось страданием телом.

 

Боль вдоха. Покой на дворе.
Опущенных рук треугольник.
Лелея обман о добре —
Желанной свободы невольник.

 

Вчера небо ближе. Вчера
Мне виделось северным домом,
В котором прозрачны ветра
С шуршаньем, извечно знакомым.

____________________________________

 

 

 

* * *

 

Побережье без очертаний, без каймы
Лицо и ладонь парусником безмолвия.
С недостроенных башен испуганные бекасы
И деревья воды.

 

В затенённую область.

 

Нежные и сырые
Фотографии океана.

 

 

 

* * *

 

Конница числовая тогда
Возвращаются мёртвые ночевать.
Я бамбуковый дом, я высок скелет
Треугольники, флаги и после того
Я горю на семи кострах.

 

 

 

* * *

 

Оцепенённый холмами, голосом материк
Вырастает под кольцами ста четырёх церквей
Деревце и павлин.
Деревце и аркан.

 

Локальные лестницы.
Небо над плоскогорьем.
Над языческим домом бронзовый буду цветок.

 

Водовороты ручья — треугольники тела — никто.
Воздух тобой унесён.
Деревце и арбалет.

 

 

 

* * *

 

Троглодита остров оцепенённый.
Я кораблик и конь: замочная асимметрия
Прерывается входом ветром и рёбра.

 

Такое бывает — брошенный империал,
Играется Каин и Скрябина область,
Золотые харвестеры,
Раненые македонцы,
Облако-стола в церквах и каньоны.

 

 

 

* * *

 

Звери огромные там – звери начала времён.

 

 

 

* * *

 

Сквозь сетчатки лица огонь
И воздух убывают. Сорок девять — блаженная часть
Того, что осталось от неба, севера те зеркала.
Зеркала из обугленных глаз.

 

По наклонной поверхности шествуют
Малые книготорговцы, старый точильщик и сын.

 

Мы молчим и не знаем — красное или живое?
В коробке из-под спичек,
В коробке корабельные крылья.

 

И летающий ангел пейзажа,
Электронное кладбище — берег тряпичных детей.

 

 

 

Пластика

 

Гиганты силуэты снежного спуска.
Золотые светила осматривают тела.
Мрак на длинных ступенях ночных.

 

Красная шея, каньон, кадрами, плавниками
Воспалённые губы. Призрачные голоса
С проницаемой галереи, стереометрия, сон.

 

Девичий мозг
Наблюдает Гвадалквивир.

 

 

 

Декада

 

Священном саду анклав
И кто говорит: горы

 

И шёлк миокарда цветок, окаймлённая
Склянками, пятиконечный приход

 

И кто нарукавники беатриссы

 

 

 

* * *

 

Папоротник разломлен.
И над детским оврагом тьмы
Огненные мухи — солнца сороконожки

 

Над шалашом и лужайка несуществующих
Полыхают качели дикие лимонад

 

Так сияние заливает
Глазницы Кассандры

 

 

 

Постулаты

 

Будда безмолвный, папиросный фрегат.

 

Человечек отточенный и анчарный.

 

Соло стрелы, капитаны, хамелеоны.

 

Равновесие сада смычок небожитель.

 

И по-прежнему, и половина.

 

А мерцание мёртвое оболочек.

 

А я говорю: конь

 

 

 

* * *

 

Был на башне бумажный змей
Август Чужестранец Проектор.
Ослик, большеголовый капустным крылом
Обдуваемый дом Древомир

 

АнжЕлики пышные сны.

 

Память сердца — звёзды травой.

 

 

 

* * *

 

Цепенеют на сканер отроки, и дома
Возвышаются — зона – асимметрия
Подготовленной куколки внутренний вдох.
Холмы на дирижабли и потом на холмы.
Ниоткуда ни гОлоса, ни археолог.
Никто и меня сквозь синие дыры,
Переносят сквозь дыры ладоней.

 

 

 

* * *

 

Распиленное зеркало метро
Прижми к губам и выпусти из губ
Двугорбое деленье болеро
Прости меня как винтовой шуруп

 

Я шум коня, княжеский болиголов
Венценосной артерии куклами на магистрали
Выходили выбрасывать окна тела
Тела свои

 

И белые лежали говоря

 

 

 

* * *

 

Ореховый лес

 

Золотого арфа лица

 

Звезда над планетой

 

 

 

* * *

 

1

 

Замкнутым тождеством золото на тропе
Разливает, и солнце — графика почему?
Мысленным воском веретена испуг.
Дерево не надейся — дерево не вернёт

 

Над листьями солнца и солнца-гибриды.
Перевёрнут, подчёркнутый дом сияет
У реки бесшумной, её колодца.
Пленница плачет: руки безводных слёзы.
Небо — осеннее зеркало — небо двойное.

2

 

Так зеркало, приближаясь ко рту,
Кажется озером, дождём или словом.
Дурочка с флейтой чувствует пустоту,
Движет руками, небом, холмом багровым

 

Стёкла хранят дыханье, воды живут восход.
Мы смотрим на красные стены, на муравейник.
И на поверхности зубы наоборот,
Зеркало близко, ближе стрекоз мгновенных.

 

Необратимые ветви нежных существ среди.
Она улыбалась. Озеро веронала.
Зачем это время? И капсулы, и дожди?
Флейта вернула сквозь красное сквозь умирала.

 

Роза казалась светом, может быть, и стеклом.
Багровые ленты делала Ариадна.
Дурочка пела в цирке флейтой-небытиём.
Зеркало это озеро и никогда обратно.

3

 

Зеркало шаровое выпало из чехла.
Смотрим, а там фотограф: катится красный мяч.
Смотрим- из Петербурга лица семи сестёр.

 

Вынула мех, колпак. Вышла и всё сожгла.
Сделала, не вернулась. Там на снегу костёр.
Зеркало — это небо — гибкая ты земля.

 

 

 

* * *

 

Рисунок на виске, чей профиль невысок.
Внезапные глаза над берегом и лугом.
И мы светлы — как все. И мы едим песок.
Песок небытия на темени упругом.

 

Огромные хвосты продолговатых рыб.
Еноты слышат лес и раздувают губы.
Я это знаю всё, но я уже погиб,
Но компас мой — эмаль, стигматы и суккубы.

 

Скелеты и шкафы несут на острова.
Весь воздух насовсем, все крыши нараспашку.
Княжна растит кристалл, субстанция жива,
Поёт архипелаг про жёлтую рубашку.

 

Тряпичный терем там, где не живёт ничто.
Шумит пучина дней на скучном диалекте.
Безумное стило на берег пролито,
Где смерть — скажу-песок и делаем как дети.

 

 

 

* * *

 

Деревянный круг на земле
Сантиметрами костра
И осеннее озеро
В траурных тайнах и звуках.
Видишь птенца и проходишь
Сквозь мерцающий
Чёрный песок.

 

 

 

* * *

 

Жёлтые звёзды похорон китаянки.
Скрещенный отражатель с двойной серьгой.
Дождь — восемнадцать версий изнанки.
Сети, и тусклые на другой.

 

Разные ракурсы, роботы, половины,
Комната детства, светлая на лету.
Фото- нас нет. Нас не будет — и всё руины.
Девочка с флейтой вспомнила пустоту.

 

Возле стены, озарённая мотыльками,
С лучшим лицом закрывает рукой извне.
Функция — жить плакать маленький труп в рекламе,
Даже наоборот — облако на окне.

 

Дерево флейты, шума и содроганий.
Тоненьких рук бархат-диагональ.
Что океан и останется сон на ткани
Вечно и не вернётся, того не жаль.

 

 

 

* * *

 

С листвой магический мешок.
Ступают роботы в дожде.
Но это и нас нет нигде.
Ни анаконда, ни чертог.

 

Нет музыканта на звезде,
Наш светлый, страх Шопен подох.

 

Струятся руки из стекла.
Гидроцефал, фатальный винт.
Титаник под водой сипит.
Болезнь и два её крыла.

 

Но никого из аонид
Инфанта вспомнить не смогла

 

Психея, флейту подними,
Где свет, где мёртвый терем ваш.
Изогнут локоть сквозь дренаж.
Восходит ветер не с людьми.

 

Нет имени, меня предашь,
Блуждая буквами, детьми.

 

 

 

* * *

 

На зелёном холме письмо
Пролежит. Целый год.
Вислоухая — смерть — окно.
Вот народы и сад.

 

На графитный огонь стрекоз
Заживает лицо.
Сон — спектральный гомеостаз
От безумца письма.

 

От безумца сломать тростник,
Где внутри ветер дул.
И письмо расцвело — колпак
Улетает на бал.

 

 

 

* * *

 

Занавес у главного входа.
Девочка немая — веночек на самокате.
Озарённая рыжей и красной листвой
Каталогом — кристаллы и звери,
Пеночкой, эхом,
Огненная, полубежит.
Биосистема дерева, даже театра,
Но клоуны и существа.
Неоглаза — цикламены.

 

 

 

* * *

 

Движется дерево, дальше кораблик, битлы,
Мертвые все и бегущие с аэродрома.
Сектор заката, какие-то руки теплы,
Руки теплы, но нельзя никуда без фантома.

 

Змеи кружатся в бокале, короткий канат
Над перекрёстком, нас нет, имитация — некто.
Синтез граальских камней, где менады визжат,
Зомби садится в трамвай, это друг диалекта.

 

Кинематограф и снег, силуэт и синдром.
Высятся трубы и нас закрывают субтитры.
Транспорт покинут на тёмном и полуседом
Пункте прощанья, на остров прозрачный и хитрый.

 

Осень пришла навсегда, дорогая страна,
С круглым лицом исторический прах междометий.
Книга опоссуму больше, чем вечность, нужна.
Красные звёзды, и шаттлы, и рёбра мечети.

 

Шорох, гигантские ноги людей и могил.
Выйдут четыре мента и шумит фонограмма.
Завтра умрёт, это всё, что я в мире любил-
Птицы шарманки, оркестры, Прекрасная Дама.

 

Завтра умрёт, я увижу с другого холма
Лучницу слёз и убитую из арбалета,
В страшном огне прижимая к губам, прижима...
Воздух, прощай, никого, никогда, Генриетта.

 

 

 

* * *

 

Шумовые хрусталики, долгий август.
Ветер на цепочке за спиной.
Это вообще человек.
Это сон, который не бывает.

 

Нас спокойно несут на трапецию тёмных.
Окружают аорту деревья, звук.
Боже мой, игрушки на реке.
Сосчитает про буквы, вернётся.
Долгий август, универсум ветра.
Хорошо, что смерть, я вижу, вижу,
И висят бумажные драконы,
Головы не касаясь.

 

 

 

* * *

 

1

 

Фоторобот, поверхность
Дряхлого камня, кристалла.
Хрупкий камыш, мне плохо.
Роза вверху.
Эхо, короткие руки вместе.
Студия леса из Боттичелли.
Лилии в розовых водопадах.
И удалённый наездницы смех.

2

 

Эхо симфонии — это хвост.
Только третьей природы того.
Неразбужен , с факелом нас.
Алгоритмы лица, волосы, минералы.
Путешественник старый в шаре движенья.
Так кончается мир.
Я на башню всходил.
Ступени.

 

 

 

* * *

 

Гиацинты и снег.
Радостно, полусветло.
Можно в окно и на море.
Выход. Куда — не скажу.
Сущности, это нигде.
Мангусты и древо руки
Близятся, небо вверху.
Полубоги, но вместе пробирки.
Голова упадает назад.
Дальше — кончается кровь.

 

 

 

* * *

 

Замри в кино. Лягушка в волосах
И розовые черви — красота.
И с лотосом во рту замри в кино.

 

Действительно, деревья тяжелы
И осенью бегут без монтажа,
Но ты замри и хорошо вокруг.

 

Вот струйка крови гаснет и висит.
Вот бабочка, вот лошадь, вот амбар.
Всё это никогда и ничего.

 

Вернись одна, попробуй пол-лица,
Вернуться в чёрно-белое совсем,
Где кладбище похоже на страну.

 

Зелёный дым, во тьме велосипед
Ловить, на корабле замри в кино.
Но нет, не то, — останься, говори.

 

 

 

* * *

 

Декоративные книги — шумеры — не существуют.
Полнокровные реки, тетрисы, золотинки,
Знаки всего, что бывает, как шмель и подросток,
Шнур на поверхности, больше кровей и таблеток.
Можно и тени от статуи, можно эмблемы.
Время рассыпчатых рук на скамье на фонтане.
Получасы марсиан, вивисекция телепортала.
Можно гимнастику глаз отличить от разведки.
Стереограммы и шкуры — солдат перевязан.
Сахар огромен, и кубики ярких и светлых,
Волосы женщины в ампуле невозвращенья.

 

 

 

* * *

 

Надтреснутым зеркалом ласточка не течёт.
Над живыми — не бойся — яблоко, суицид.
Эпилепсия тёмных, времени полон рот.
Дорогие дома и республика шебуршит.

 

Струящийся бархат, надтреснутый Лины шприц,
Что эго луны, озарённая ей вода.
Холмы и зигзаги, бессмысленный бег куниц
Снаружи на шум, и к вратам, и уже туда.

 

 

 

* * *

 

Сонет ни для кого

 

Потом приходят люди и враги
И говорят об озере внизу.
Полуденная зона, не солги,
Верни меня, квадратную грозу.

 

На небе нет невидимой ноги
И происходит музыка в мозгу.
Рыдают, расплываются круги —
Бессмысленное пламя и слезу.

 

Философема холодна на вкус.
Я вас любил, я больше не вернусь
К неоновым деревьям тем родным,

 

Что умирают, плечи наклоня.
Не алой дамбы дикция и дым,
Но Арзамас не-солнца не-меня.

 

 

 

* * *

 

Губы-хлеба.
Деревце.
Строки сонетов.
Поролон.
Полиграф.
Величество. Пришелец.

 

 

 

* * *

 

Что такое? Липучка, кругляши.
Вынуты все дорогие.
Демоны высятся — там элефанты.
Ветрены прозрачные танки.
Спектры рисунка, я укрою.
Аннигиляция — полный статус.
Выбросы за пределы человека.
Бинт мистериальный, бинт над бездной.

 

 

 

* * *

 

Перебегают мыши и лемуры.
Там ягоды, кентавры с верхотуры
Глазеют и спасают больше бреда,
Но кладбище со стеблями Лауры —
Амфетамины без велосипеда.

 

Считаю — три: волнуются Сорбонна.
Там шлюха наверху идет — бездонна.
Пеницитарный облак и арбитры.
В дыму без глаз красивого Сайгона
Стоим одни с букетами селитры.

 

Круженье — шесть — не цифра, а цианий.
Волшебный шум, цепочка задыханий,
Где покемоны вяжут асфоделей
У наших лиц — всё ближе и туманней
Обратная процессия турелей.

 

 

 

* * *

 

 

 

Всё на озере там, это дом и труба комбината.
Приближается звук, в ртутных жабах четыре мента.
Листья в ржавом лесу и пульсируют как анахата.
Геральдический пляж, это дети бегут, пустота.

 

Негативы сняты, где русалки и головорезы.
Если палец открыть, то поймёшь безымянный тайфун.
Шорох-Горовиц-горб, шлакоблок, дерева и диезы.
Там лемуры бывают и смотрят из белых лакун.

 

Лес убитых людей, я предвижу морфемы и шрамы,
Что с обратных ладоней растут, называют песок.
Ренессанс-инцидент над реальным объектом, когда мы
На машинах врачей и на лица наденут мешок.

 

 

 

Некрополь

 

Деревья перед выпиской. Внутри
Бессонницы волшебные наросты,
Живая ведьма с книгой и хвостом.

 

Границы губ, альбомы, фонари
Произведут, блаженны и бескостны,
Наш сад, наш камень во дворе простом

 

Ржавеют розы и плывут плоты.
Вверху шумит домов дихотомия.
На мёртвой вышке выключен сонар.

 

Приходят цифры в замок мерзлоты.
Почти поют феномены немые,
Где наши трупы вспомнит антиквар.

 

Пьеро горит на матрице бинта.
Сто тысяч лет абзацы и куницы.
Стань белой буквой, а потом уснёшь.

 

Блуждает на руинах красота.
Рот покрывают кварцевые птицы.
Другой трамвай и диафрагмы дрожь.

 

Могила человеческих камней,
Конкретный прах, где я стою четвёртый.
Я- космос, незнакомый никому.

 

Наш дельфинарий больше и страшней
Истории и траурной аорты.
Я здесь лежу и жертву не приму.

 

 

 

 

* * *

 

Ритмы технически — страшных долгот.
Метемпсихоз. Лабиринт ледниковый.
Трупы тромбона шагают вперёд.
Прах — на помойках шуршат крысоловы.
Траурный веник, внезапный народ

 

Пауза — это почти паралич.
Статуи древних снимают со сцены.
Муха летит — и её не постичь.
Тяжкая память червей Ипокрены —
В красном овраге ручей и кирпич.

 

Атомы Тибра меж рёбер прямы.
Ест Нострадамус из сумрачной колбы
Райскую грязь — золотые холмы.
Кобра-живот и бежит в катакомбы.
Выйдут на берег богини чумы.

 

Кровь — резонанс, Аполлон — цитадель,
Кактус — акустика, цифра — цикута.
Брови и морг. Сквозь пергамский апрель
Светится ртутный волан Воннегута.
Ритмы — и я упадаю в тоннель.

 

 

 

* * *

 

Там в зашитых карманах живут шумеры.
Модильяни на дамбе с огромным ромбом
Там задымлен омнибус среди фанеры
И босая блудница по катакомбам.

 

Морфология кварца и птицы эти.
Генуэзских лошадок широкий шёпот.
Сквозь горящие шахматы едут дети.
В роковых рюкзаках упакован опыт.

 

Миллиарды ноктюрнов на грязной сцене.
Приближается лес. Нарастают плачи.
Вулканических кузниц сезон сирени.
И навстречу идёт катафалк кошачий.

 

В респираторе бледном стоит сверх-автор.
Средоточие смерти — почти Висконти.
Сквозь висок Альбертины ползёт экватор.
Воцаряйтесь во прах — и лица не троньте.

 

 

 

* * *

 

Рефракция. Реальная земля.
Там иволга по имени Илья
Безумствует на воздух и в сосуде.
Огромный лес и в нём проходят люди.
Я сплю и вижу терем и паром.
Там ангелы сквозь форточку — поём.

 

Там кислород, могильщики-зрачки.
Кунсткамера, в которой кошаки.
Праматери предметы и платаны.
Корабль и кровь от никакой мембраны.
Деревья и драконы нараспев.
Армагеддона внутренний рельеф.

 

Пустынницы живут наедине.
Монах несёт убийцу на спине
Сквозь римские квадраты космодрома.
Silentium — и точка невесома.
Её творит прекрасный псевдоним
С непостижимым реверсом глазным.

 

 

 

* * *

 

Девочка-дерево под навесом.
Рядом — пучок гвоздик.
Поезд-призрак во сне белесом,
С холодным перстнем другой двойник.

 

От трансформатора до аркады
Высится воздух, где нет меня.
Смутные дни — триады.
И рушится нимб ремня.

 

Путь от сиянья и до затменья.
Тормоз и речи скотч.
Физика слёз Монтеня.
Азиатская ночь.

 

Красная камера человеком
Может не быть уже.
Золотые дома с океанским верхом
Виселиц Беранже.

 

 

 

* * *

 

Я выйду во двор, надкушу цветок,
Стекло растворю во рту.
Плохой одуванчик, лети без ног,
Я гробик тебе сплету.

 

Не знаю, что зеркало и крыло,
Которое у цветка,
Но надо уехать и не спасло,
И дерево как рука.

 

Июльские слёзы, и всё шумней,
И маленький Грэгор-жук.
Печальный-подросток, бумажный змей,
Берёзок гряда и друг.

 

Поехать по небу, когда совсем
Лолита на рубеже.
Святая скрипачка, пернатый шлем.
И нас никого уже.

 

 

 

Пять строк

 

Женщина с пластырем на обратном локте.
Физика дорожек библиотечных.
Поперёк капсулы листвы.
Мимо багровых гробов.
С геометрической флейтой.

 

 

 

* * *

 

Скажешь — бывают стрекозы, спички.
У жестокой, правдивой воды
Рядом русалки делают дамбу —
Розы и трупы, наш дом не вернётся
С дымом обратным и детством на кончике века.
Вспомнишь — умрут водомерки, другие кувшинки,
Радуга рук, пульсы, браслеты.
Небо бипланов — восьмиконечное имя.
Это не то, что бывает с людьми.
Смотришь за край водоёма.
Смотришь за край.

 

 

 

 

* * *

 

Психика капсул осенних.
Слёзы людские, стаканы.
Воздух, немножечко нервно.
Ягоды нет, умираем,
Абрикосы воруем, и тёмный
Остров — твои полимеры.
Это не кофта, а время,
Время, который ничто.

 

Сердцем, животным сияньем,
Кровью, песками в сосудах
Движутся на дирижабли,
Носят ножи, инструменты,
Постепенно подходят к ступеням,
Даже не те, другие,
Обезьяны, которым не выжить,
Глупые, розы ещё.

 

© 2009–2024  schokn.ru

Стояли звери около двери,

В них стреляли, они умирали...

Стихи очень маленького мальчика

Все материалы размещенные на сайте принадлежат их владельцам. При копировании материалов ссылка на источник обязательна! Администрация не несет ответственности за нарушения авторских прав, все материалы содержатся на сторонних ресурсах, все ссылки скрыты.

КОНТАКТЫ

 

Россия, г. Москва, ул. Зорге, здание COMCON.   

schokn@mail.ru  |  +1 212 736 3100

Контакты

 

Россия, г. Москва, ул. Зорге, здание COMCON.  schokn@mail.ru  |  +1 212 736 3100

КОНТАКТЫ

 

Россия, г. Москва, ул. Зорге, здание COMCON.   

schokn@mail.ru  |  +1 212 736 3100