Павел Проскуряков — поэт. Родился в 1957 году в деревне Ежово Манчажского района Свердловской области. Юрист, нотариус. Автор книг стихов: «Хрустальная трава», «Глиняный человек», «Полынь», «О речке и о птичках». Постоянный автор литературно-художественного журнала «Урал» (с 2007 года), печатался в журнале «Наш современник», «Литературной газете», «Антологии современной уральской поэзии» (АСУП-4), коллективных альманахах и сборниках. Финалист Всероссийской литературной премии имени Павла Петровича Бажова (2020 год), лонглистер Международного литературного конкурса «Антоновка 40+» (Лит. Институт) (2021 год), 1 Всероссийского литературного конкурса им. А. И. Левитова (2021 год).
* * *
Ю. К.
Папа, я давно уже большой.
Мне б поговорить с твоей душой.
А была она, твоя душа.
Не было, быть может,
ни шиша.
Ты собак и кошек убивал.
Мертвой маме губы целовал.
* * *
Господь стучит в мое окно
и говорит
мы заодно
этаж двадцать девятый
без времени и даты
и дождичек идет с утра
и вроде помирать пора
я отворяю двери
и верю и не верю
* * *
Сопелка, жалейка, дудочка
заплачь надо мною, дурочка.
Помру
и стану ничей.
Жалчее заплачь,
жальчей.
* * *
Пустая пластиковая бутылка на столе
катается крутится от ветра
и не падает,
как заговоренная.
Поедем в деревню
* * *
Ю.К.
Почти что нагишом
по лавочкам слоняться,
слыть местным челкашом,
фуфайкой прикрываться.
В поленнице опять
бутылочку заныкать.
.....................................
Да боль бы продышать.
Да горе перемыкать.
* * *
Таскаю лет и зим обноски.
Себе на гроб стругаю доски.
Ищу сухой клочок земли.
Коплю на смёртный день рубли,
Не зная,что же делать с ним,
С остатним временем моим.
* * *
Татьяне Кулешовой
Съездить некогда мне.
Буду жив — загляну.
На родной стороне
воет волк на луну.
На погосте метёт
или дождь моросит.
Воробей крошек ждёт,
на дорогу глядит.
* * *
Огонёк вдали плывёт,
А другой — ему навстречу.
Встретятся, коль повезёт.
Всё у них по-человечьи.
Может, это мужики
Курят, возвращаясь с дачи.
Может, просто светляки.
Может быть, глаза кошачьи.
Хоть гадай, хоть не гадай,
В темноте не разгадаешь.
Не сойдутся — будет жаль.
Почему — и сам не знаешь.
Гвоздь
Поедем в деревню.
Как раньше,
пройдём вдоль кустов и заборов,
отыщем в бурьяне
ледащий
наш брошенный дом
без призора.
Четыре венца в нём осталось…
Из сруба гвоздь кованый выну,
на память оставлю,
на старость
наследства свою половину.
* * *
Себя почувствовать сосной,
Согретой солнцем и весной.
Чтобы не пули по стволу,
А ветки к свету и теплу.
Быть может, тихо подойдёшь,
Обнимешь и к себе прижмёшь,
Чтоб под корой твоё тепло
Зимой осталось, не ушло.
* * *
На кухне мы с тобой вдвоём
Творог едим и кофе пьём.
А за окном летят миры,
Невидимые до поры.
Их утром светлым не видать.
Видна другая благодать:
Шмели, трава и первоцвет,
И кажется — их краше нет.
Но тьма из сумерек придёт,
И весь в созвездьях небосвод.
Притихнут птицы и листва,
И закружится голова.
* * *
Не до хорошего —
мой потерялся пёс,
и дом заброшен,
и двор зарос.
Тын повалился.
Через огород
дрова соседи
возят круглый год.
Кому-то кто-то
скажет между дел:
— Хозяин помер или заболел…
Тын подниму.
Сыщу дурного пса.
Полы помою
после мертвеца.
* * *
Вот и тронулись вагончики.
Жду прощального гудка.
А на полке во флакончике
неизбывная тоска.
Буду пить,
кому-то плакаться.
Долго-долго не усну.
А вагончики закатятся
за ночь из зимы в весну.
* * *
Памяти Н.Я. Мережникова
Когда она умерла —
он носил её бусы вместо креста.
Когда она умерла —
он писал ей стихи о любви.
Когда умер он —
я стоял как сирота.
И готов был писать стихи
о сыновьей любви,
хоть и не сын я ему.
Вдруг позвоню, как всегда,
но он не скажет: — Да-да!..
* * *
Хотелось всё успеть,
подолгу не спалось.
А седина — как плеть
на тёмный цвет волос.
Иголкой в сена стог
жизнь по ветру летит...
И наступает срок,
и вдруг — душа болит.
Ткань
1
Устарела рифма парная,
Детская, элементарная.
Из неё половики
Ткали бабы в две строки.
2
Порвалась ткань раёшного стиха,
И сыплются метафоры в песок —
С укропом огуречная труха
Да камешки в башмак или в носок.
* * *
Снова падает в мокро
снег,
смурной,
тяжёлый.
Греется его нутро.
Порваны подолы.
Ни прикрыть,
ни удержать.
Таять по приметам.
Лёд обратно в воду сжать
солнцем, взглядом, светом.
* * *
Быть стыдно счастливым,
но я — ни при чём.
Другой сговорился с лукавым.
В нечистого плюну
за левым плечом,
и вздрогнет ангел
за правым.
До самых небес…
* * *
Надежде Болтачёвой
Дерево думает,
дерево дышит,
дерево слушает,
дерево слышит.
Дерево — лес,
когда вместе и рядом.
Каждое дерево
меряю взглядом,
чтобы увидеть,
как высится лес
каждой вершиной
до самых небес.
* * *
Ю.К.
Выйду,
а дождик мочит,
слабенько так,
не очень.
Есть, говорят, примета —
маленький дождь до рассвета.
Выйду да и заплачу,
тоненько так,
по-собачьи.
В дождик никто на свете
слёз этих не заметит.
* * *
Я устал и простужен,
никому,
кроме Бога,
не нужен.
Не хочу, но старею
и молиться
совсем не умею.
* * *
Зеркало и окно
высветлили друг друга.
Вместе они заодно —
там и здесь кружится вьюга.
Если я подойду
к зеркалу —
вьюга уймётся,
и за спиною в окне
сразу появится солнце.
* * *
Там у нас всегда
на чердаке
воробьи летали
в холодке.
Всё прошло,
прошёл и детский страх,
что сидел по вечерам
в кустах.
Больше
не вернулись в этот дом,
и часы
остановились
в нём.
* * *
В морге при горбольнице
сам отца обряжал.
На постоянное место
я его соборовал.
И не боялся,
рубашку, не разрезая, надел.
Вместо молитвы песню
его любимую пел.
Про хозяйку молодую
и буланого коня.
* * *
Пишу стихи
на глиняных табличках,
на солнце обжигаю
на века.
Пишу стихи
о речке и о птичках.
Никто их не читает
ни фига.
* * *
Леониду Баранову
Вышли на крылечко
двое человечков,
старых человечка
вышли на крылечко.
Вышли за ограду
и всему-то рады,
не закрыв ворота,
вдруг вернётся кто-то.
Вспять поворотиться
не дала им старость.
Мне на память блюдце
звонкое осталось.
Выгнутый орнамент,
под глазурью кобальт.
Влага, глина, пламень,
звук был долгим чтобы.
* * *
Ночь,
море,
звёзды.
Край вселенной.
С отцом умершим разговор.
Зашёл я в море по колено,
как будто в вечности простор.
Я плакал, говорил.
Он слушал.
Подумалось вдруг невпопад:
он так любил икры покушать,
а я не покупал,
вот гад.
Любил он выпить.
Я припомнил,
как он просил налить винца.
И вот стою в солёном море,
прошу прощенья у отца.
* * *
Лежу я в травах
В позе Винчи,
Гляжу на звёзды в вышине.
Озябшая, с повадкой птичьей,
Спиной прильнула ты ко мне.
Лишь бабочками ты питалась,
Жила среди вот этих звёзд
И вдруг вчера со мной осталась,
На дачу я тебя привёз.
Мерцанье звёзд,
Пружинки травок,
И аромат твоих волос,
И бантик от прозрачных плавок —
Всё спуталось,
Переплелось.
Наверное, нас бес попутал,
Господь ли свёл нас, может быть.
Не разрубить, и не распутать,
И, может быть,
Не разлюбить.
* * *
А мама бродяг привечала.
Пускала их в дом,
кормила.
Молчала,
не говорила.
Не знали про это сначала.
Обстирывала понемножку,
давала с собою картошки.
Её называли порою
и дурою,
и святою.
Бродяги ей стали как дети.
Но слишком их много на свете.
И только мы с братом знаем,
как трудно,
когда мать святая.
* * *
Мёрзну на волглом ветру.
Может, сегодня умру.
Может быть, умер вчера.
Это такая игра
в "умри, замри, отомри".
Я оживу
на счёт "три".
Может, хотя бы на миг
прадеда вспомню язык.
* * *
…Постигну немоту и слепоту,
и в темноте увижу темноту,
и буду в снах нестрашных появляться
у самых близких
изредка,
лет двадцать.
* * *
Вот стою,
как последнее чучело,
и боюсь подойти
к тебе я.
Подрочу втихомолку,
при случае,
и представлю,
что ты моя.
* * *
…Есть заповедные места,
где мы опять
распнём
Христа…
* * *
Два дерева,
и стая птиц,
и мир из образов и лиц.
Кругом трава,
вокруг листва,
восход
и солнце лишь едва.
Вот я проснулся и не сплю
и всю вселенную люблю.
Так пахнет скошенной травой,
как будто кровью
неземной.
* * *
Рисую лодку,
забываю отраженье,
и лодка застывает без движенья.
Кричу в ущелье,
чтоб отозвалось,
но эхо не пришло,
не родилось.
Спрошу у птицы,
почему летает;
у дерева, а почему растёт.
И у цветка,
зачем он расцветает.
У Господа,
зачем он всех спасёт.
* * *
Как хорошо у ёлочки
на солнце
пить коньячок
и Пушкина читать,
смотреть в окно
(в замёрзшее оконце),
пить коньячок
и Пушкина читать.
И ничего,
что жизнь уже на донце, —
не тороплюсь
допить
и дочитать.
* * *
Вдруг над стихами я заплачу —
они про прошлую войну.
С лица стыдливо, по-собачьи,
слезу солёную смахну.
Не хочется дожить до новой.
Но, может статься, доживу.
Спасусь в лесу:
куплю корову
и научусь косить траву.
* * *
Идти по городу;
скучать;
на девушек заглядывать.
Одни и те же
в двадцать пять
желания загадывать.
С Серёгой в рюмочной принять
с утра уже по маленькой.
И вдруг в кармане отыскать
цветочек смятый
аленький.
Мне подавальщица нальёт
"для цветика помятого".
Поставлю в рюмку — оживёт!
Тот самый он, без всякого.
* * *
Сергею
Забытый Первомай
рождает ностальгию —
мы тоже говорим,
что было веселей.
Что праздники теперь
какие-то другие.
А мы с тобой уже
и Ленина старей.
В тот давний Первомай
играют на гармошке,
и пляшут, и поют,
и пьют исподтишка.
И верят в коммунизм,
наверно, понарошку.
И два худых отца
несут нас на руках.
Звонок
В дверь звонить ей стали с лета
по утрам с другого света.
Там, видать, так грустно мужу:
он зовёт родную душу.
Этот свет покинул белый —
сломанный звонок не сделал.
А теперь звонок молчащий
стал будить её всё чаще.
* * *
Валентине
Стоял я в тамбуре вагона,
Не удержал и не окликнул.
Ты вышла и идёшь к перрону,
А я вокзал не отодвинул.
Ты не спешила оглянуться,
Переступая рельсов льдинки.
Гляжу я вслед, а рельсы рвутся
И скручиваются в пружинки.
Вот хорошо бы из вокзала
Вдруг выпустили крокодила,
И ты ко мне бы прибежала,
Прижалась и уйти забыла.
Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс
Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь,
Бог объяснит мне, что такое турбулентность.
— Вернер Гейзенберг
Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали