Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА
Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
НИКОЛАЙ ГРИЦАНЧУК

Николай Грицанчук — поэт, художник. Автор многих публикаций и книг. Член Союза писателей XXI  века и Союза литераторов России. Живет в Москве.

ПРИЗНАКИ ПОДСТРОЧНИКА

 


 
* * *

 

Тазы дождем забиты
Гулко яблоки в зелень капусты

Вечерний запах ладана астр
В свечении куста шиповника

Наутро вскипает снегом зябь
И вороны клочьями паруса поля

Или чайной заваркой мороза
В подсвечниках луж

И в зимнем безмолвии грешны
В отсутствии райского сада



 

* * *

 

Бьется в стекло насекомое
На огонь пересохшей розы

Мелочь в кармане пересыпалась
Очертив бедро Давида

Тишина — мои чувства живы
Остро в бездействии застыв

Только копья запонок подлинника
Навстречу ночному дозору



 

* * *

 

На оборотной стороне медали
Обратная сторона медали

На обратной стороне Луны
Необоротная сторона

У флюгера стороны неопределены
Зато звук скрежещущий

Особенно когда полнолуние
Аромата сирени



 

* * *

 

В Америке память
След воздушно-капельного пути
Радуга ниже поверхности земли

В Америке вода
Низвергается в черный куб
Источник жизни и миражей в пустыне

Сводит ноги ночь
В пустыне метеоритный дождь
Звездное побивание камнями

Из сада ям
Биллиардных луз
Других нежилых планет прочь



 

* * *

 

Бог любит икру
Куполов храмов на каменистых перекатах городов

С рулетками дорожных развязок
Пути и кончины свободы выбора

Где просящие милостыню и поющие песни людям
Подобны Христу над Рио-де-Жанейро

В дождевом тумане прожекторов
С фиалковой подсветкой порционной манны небесной



 

* * *

 

Подтяжки канатной дороги
Удерживают эхо схода

Влетевшего в ущелье монетоприемника
Белоголового орлана

Упавшего на спину озера
Кока колы

Крепости и цвета базальта
Коллекционного фарфора

 

 

 

 

 

ВЕРШИНЫ ДЕРЕВЬЕВ

 

 

 

* * *

 

прозрачной синевы наряд –
мне представляются весталки.
леса осенние горят
на пьедестале зажигалки.

 

 

 

* * *

кружение галактик – весел след,
остывших звезд – опасный мусор,
упрямо вырываются из недр
гребцы – мифологические русы.

у цели замедляет бег корабль,
и к пристани – планета на отшибе,
в туманной глубине просматривается краб,
и в январе зависли рыбы.

пьянящее налито всклень,
расплескивает мифы кашель,
ошибочно вчерашний день
застыл в распилах яшмы;
и по орбитам вертела
кружат, как мысль, в ночном дозоре,
окольными путями шла
способность взглядом двигать горы.

живое чуть теплее льда,
молчим, не ведая секрета,
но пахнет оловом вода
в конце концов сухого лета.

 

 

 

* * *

в небо вгрызлись вершины деревьев,
ветер двигался – тенькал металл,
среди сосен, просветом алевший,
красной синью закат истекал.

небо стыло и лбом отвердело,
в бездне плоти хрустела пила,
пропасть центра медленно съела
излучения мутная мгла.

ночью выдохся яблочный уксус,
колокольно ушли звонари –
вновь в реке омываются руки,
вновь открылись стигматы зари.

 

 

 

* * *

летишь оранжевая пчелка
до оторопи холода и темноты
с пыльцой акации и шалфея
к незаживающим устам поэта
обкусанных богомолами
и акулой рта

 

 

 

* * *

гранат
пустой графин
неродина как лежбище моржей
и в гальке ластиков прибой у рта
за елью апельсин
под танец живота
стучит в мороз
по ящикам хурма

 

 

 

 

 

И сердцебиение, раз услышанное

 

 

* * *

 

угоним эскалатор из метро

свобода

в путь

глотнуть

 

 

 

 

* * *

 

в соль превратилась пыль столбом

 

 

 

 

* * *

 

А хил лес

Ахил лес

лес Ахил

 

 

 

 

* * *

 

стол

распахнутая книжка

текстом вниз

 

 

 

 

* * *

 

желтый мрамор

черный шрифт

нимф

 

 

 

 

* * *

 

асимметрия

ассоль

 

 

 

 

* * *

 

мне снился страшный сон —

под водой

в воздушной полости рта

с трудом дышалось

и сердцебиение раз услышанное

тонуло

легко

 

 

 

 

* * *

 

когда-нибудь

не переживу

осень

или весну

 

 

 

 

* * *

 

над волейбольной сеткой лебедь рук

 

 

 

 

* * *

 

Лето.

Дождь.

Купола пузырей.

 

 

 

 

* * *

 

про дать

 

 

 

 

* * *

 

кипа телефонных справочников с торца

словно доски ковчега — начала или конца

 

 

 

 

* * *

 

зычный Логос

 

 

 

 

* * *

 

ошибка сделана гекзаметром

 

 

 

 

* * *

 

один

а как же Бог?

 

 

 

  * * *

 

сало стало ало

 

 

 

 

* * *

 

вечер

звезды

янтарные соты домов

 

 

 

 

* * *

 

алкоголичка

бедная собака

 

 

 

 

* * *

 

последние капли,

всхлипы листвы,

подобно рыбам на берегу,

блики, просвет, чешуя,

йодная сетка лучей.

 

 

 

 

* * *

 

Журавль в небе.

 

Синица в руках.

 

Gallina Blanka.

 

 

 

 

* * *

 

Бог есть Бог

 

 

 

 

* * *

 

Ангел-хранитель.

 

Ангел-техпомощь.

 

 

 

 

* * *

 

лес рубят — щепки летят

в пространство — время

 

 

 

 

* * *

 

история любви к спорту жареной картошке прыжкам в сторону деньгам неспелым ананасам вождению автомобиля розетке пылесоса луне депутатам Государственной Думы размышлениям о смысле жизни кубику Рубика пластмассовой ложке секретным материалам хорошему пищеварению геометрическим фигурам

огнетушителю дырке от бублика тополиному пуху...

 

мы производители

у нас все дешевле

 

 

 

 

* * *

 

весна

солнце

воробьи

церковная ограда

 

 

 

 

* * *

 

бум

шум

кум

ум

 

 

 

 

* * *

 

Бог — весть

 

 

 

 

* * *

 

язык небес

запутал бес

 

 

 

 

* * *

 

1

Бог знает, что...

 

2

Бог знает что.

 

 

_____________________

 

 

 

* * *
     
трудная глубина взгляда
как выход в открытый космос
зачеркиваний и исправлений
окончательной речи начала
бессвязной перестановки имен
до охлаждения страха смерти
и мороза по коже
осколками стекла

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Шипящий звук под месяцем-иголкой,
Ночь – граммофонная пластинка.
И вдруг – рассвет мгновенно долгий 
Алеет множеством фламинго.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Для крепости взболтать слова.
Томление перед началом бури.
Клубится воля большинства,
Гром в фиолетовом прищуре.

Шквал поглотил переполох,
Рванул на волю заключенный.
На скорости не сделать вдох,
Двор загудел – стакан граненый.

Холодных струй напор разил,
В дорожной пыли бой кулачный,
На лужах пену измельчил,
Насыпал град – комочки жвачки.

И куст сирени за окном
Шагнул, от слабости шатаясь,
Приник к стеклу и в раму лбом,
И бился в кровь, спасти пытаясь.

Листвы метались лоскуты;
Слабели, тише, реже всхлипы.
Стемнело, месиво куста
К стеклу уже почти не липло.

Окно и белая стена –
За ней сирени куст загрызли.
Бередит странная вина,
И думаю о смысле жизни.

Хожу, всего лишь наблюдал,
А тело от побоев ноет.
И мнится – я не побывал
Среди живых в ковчеге Ноя.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Забывчивость машины прощена.
Сияет потолка клавиатура.
Лучам обетованным тишина
Внимает точками акупунктуры.

Компьютеров и нервных клеток сеть –
В заброшенном чулане паутина.
Пора старателем осесть,
И конусом прощупывать глубины.

Указано на тело – вот тебе порог.
Из яви в сон перетекает время.
И Бог не имя, имя – знает Бог:
Все названное – только семя.

Поверхность языка – как два в одном,
И в соловьиный сад распахнута калитка.
Извечную печаль – одним глотком.
Молчание – прекрасная молитва.

И нимбы – кольцами на пне.
Вселенную наполнил гелий.
Из шара шар, и в шар – из вне…
Качели – бездна ↔ гений.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Люблю недосказанность, сумрак, печаль,
Удушающий запах сирени,
Когда не свое неизбывное жаль
В предчувствии скорого тлена.

Туманом и светлым аи декаданс
Пресытился в тёмных аллеях.
Из карт мировых разложили пасьянс
В бреду наркотическом феи.

Крестом зазвучал при порывах квартет,
И дата написана – проигрыш – мелом.
Вибрации струн принимали за свет,
Летящие бабочки к мертвому телу.

Отдельно от слуха слышны голоса,
И взгляд приближает к вуали.
Как звезд целлофан, выпадает роса.
Мертвецки покоятся каллы.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

На царство кладбище венчали
Отсутствием движения и чувств.
Снега – сыпучим аммоналом,
И холод безгранично пуст.

Реальное – хрустально-эфемерно.
На светлом чёрные мосты:
Наклонами прочерченные фермы,
Опоры под деревьями – кресты.

Несимметрично длится кома,
И в мраке полость – сферой свет.
В начале, в точке перелома,
Тьма оттеняет – бога нет.

Неразделенность погремушкой
Еще молчит на все лады,
И оставляют будущие души
На чёрном – белые следы.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Ночами змеи, о Египте сны.
Мерцают твердо звезды-скарабеи,
Вино и хлеб умерщвлены
Нефритовыми клеймами.

Сестра кладет в небесный шлем
Все семь частей и ждёт ответа.
Оживлено одним небытием
Нечетное значение букета.

Луна и логос плавятся в реке.
Вне толкований смысл крамольный.
Так «сумасшедший» в южном языке, –
По-русски, в переводе, «божевольный».

И я борюсь с чужим лицом:
Для похорон я только повод.
Cпасти цветы перед концом:
Их суть – универсальный довод.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Плен вымыслов отвел громоотвод.
Начало греет – времена абсурда.
Из пустоты в пески исход,
Где не растет сырье для смолокура.

И относительны масштабы катастроф.
Планета в зелени – разбитая коленка:
Еще не ангелов, а пение щеглов, –
Потом в буфете слоников шеренга.

Луна, как волки, будет выть,
Планеты – вроде в почках камни.
Придется означаемому жить,
Отсутствовать в раздельности, но с нами.

А глубже – в снах увидеть тяжело,
И в будущее длится чудо.
Там ощутят похожее тепло
Без тел, но с душами – не люди….

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Провисло небо – тучи в волдырях.
Гроза – разряд бактерицидной лампы.
Короткий миг – темно в глазах,
И звуки прянули от дамбы.

Набег порывов – гул всхрапнул.
Под свистопляску взбунтовали –
И банды рощ ушли в загул,
С пальбой ломались и орали.

Дождь перекручен до высот.
Угар, истощены до дрожи.
Ведет свинцовых капель счет
Луж барабанящая кожа.

Расстрельным ливнем страсть прошла.
Холмы очистились, остыли.
Омыв – в объятиях – тела,
Ручьи в полях могилу рыли.

И влага – плоть на голосах.
И птицы не летят, а – брассом.
Лохматы, блеклы небеса:
Отжали фиолетовую астру.

Венок остался на плаву,
Промозглость, вскоре стужа.
Вокруг в себе я вижу наяву
Без листьев мировую душу.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Слух был. Неумолкающий прибой
Так влажно страстен, долги всхлипы.
У кромки серебристой чешуей
Белеет опрокинутая липа.

И лунный свет струится, как пары.
Созвездия вчерне, как ноты смысла.
Вникаешь глубже – внешние миры
Перетекают в буквенные числа.

И скомканной бумагой гладь воды,
Прописаны тугие связки,
Но через миг теряются следы:
В сосудах слов вымешиваются краски.

Дождем, метелью хлещет звукоряд,
Молчание пастельно боязливо,
И неподвижный, долгий взгляд
Значителен, как точка взрыва.

А до того – в незнании блуждать…
Сносить земные муки.
Впервые речь, как в горе благодать,
Покаялись – разодранные звуки.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Белый город, розовая церковь –
К ней стремится взгляд.
По спирали к розовому центру
В рай стремится ад.

Одинока в поле изувера,
Спорами по окна занесло.
Храм напоминает термос
Способом хранить тепло.

Пустоши в рядах книгообмена,
В небе осторожны русаки,
Проблески колючие акцентом,
Ширятся серпастые зевки.

Белый город, розовая церковь.
Снежной чашей новь.
До краев, и вечер надо черпать:
Белизны просачивается кровь.

 

 

 

 

 

 

* * *

Слова с конца в архиве языков.
Все составные жизни порознь.
И тень от стрелки солнечных часов
Под вечер вызывает светобоязнь.

Как плоть, арбуз исследует оса.
Внутри все внешнее – невыносимо.
Я человек и отвожу глаза –
И всё, и все незримы.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Еще недавно высились сугробы,
А улицы напоминали мозг.
Но где-то соли дворник добыл, – 
Текли снега ручьями слез.

И обнажилась мыслей сущность,
Как на страницах дневника.
И намотались на верхушки
Съедобной ватой облака.

Смотри – обыденное чудо:
Дома как тучные стада.
Как хлеб, изломанные судьбы.
И след, и лед хранит вода.

Волна из мрамора – сугробы,
А блеск, как тысячи стрекоз.
Желтеет солнце долей лобной.
Казнь бестелесная – гипноз.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Еще не вечер, но уже не день;
Начало сумерек по краю поля.
Из ничего соткалась сень.
Пронзительно, свежо и голо.

И в дымке зашипел каленый круг.
Звезда от солнца месяц отколола.
Вот-вот холодный полукруг
Удобно ляжет в руку дискобола.

Стемнело. Ближе строки из огня:
В полях горит в валках солома.
Заворожили письмена
Из антимира астронома.

Он разгадать пытается их смысл.
Галактики – спирали тира.
А путь во тьме опасен и тернист:
Где центр везде, там нет ориентира.

И в купол превращается строка.
Не передать: слова избиты.
Перетекает факелов река
За ночь, за горизонт событий.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Вслед за Землей – кометный шлейф:
Пылает осень, солнца ветер.
Сигает в мир иной форель, –
И радужные кольца по планете.

Леса в потоке, как трава.
И волки подворотен воют в глотке.
До стали закалилась синева –
Глубины кристаллической решетки.

Привычно – лето позади.
Как пес, отряхивается осень:
Летит листва, летят дожди –
И тычется холодным носом.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

В прозрачной банке формам нет числа.
Зрачки по стенкам – пузырьками газа.
Смотреть со стороны – нагреты добела,
Скандальной слепоты предшествующая фаза.

Меж нами и над нами – водная среда,
И аневризмой раздувается мембрана.
По небу облака, внизу камней гряда.
Душа без тела в коконе скафандра.

Когда срывается, взлетает мигом вверх,
И без границ другая бесконечность.
Глубокий взгляд помог, как акушер,
Родить миры и их очеловечить.

Напрягся под давлением барьер.
Объем и зрение меняет вечность.
Местами бьет сияние из жерл,
И свет – наоборот, по цвету безупречен.

А рядом с банкой чистая морковь:
Струей воды и воздуха промыта.
Через порез обменивается кровь.
Дышите, форточка открыта!

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Для выживания язык теряет смысл:
Заря – избитое до полусмерти слово.
Подводит образный софизм
Под вечер ложную основу.

Алеет край – трепещут плавники.
Матисса краски – перистые рыбки.
И после дня тускнеют медяки
От светонакопительной улыбки.

Перетекает в заповеди бред,
И отблески ведут через барханы.
Багровой полосой прочерчивает след
К земле летящий на ночь ангел.

До выбора тернистый путь двулик,
В действительность уходим от порога.
Четвертый мир в сознании возник.
Закат, рассвет – гемоглобин от Бога.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Как на загривке, вздыбились торосы.
Прищур прогиба – ночи в феврале.
Дымок – клубятся альбиносы,
И серый пепел – иней на стекле.

И дышим на двухмерное пространство,
Где ширится прозрачное пятно:
Дыхание мистическим бураном
Второзаконие нарушило давно.

И утро без остатка в дне исчезло:
Ночь – зеркало отсутствия числа.
Живущим на стекле открылась бездна,
И до «кладовки» царство низвела.

Перед величием осознанного трепет,
Разбиты на истории умы.
От вспышки света тоже слепнут.
Нам видится – осознаем не мы.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Температура вздутия взахлеб
До стыни безразличия и мрака,
В беспамятстве немеет небосвод,
И свет в тени нам видится двояко.

На волны для препятствий недород,
Отсутствие склонилось к абажуру.
Рукав холмов преодолен вразброд
И свиток с письменами – агнца шкура.

Историй пешеходный переход
Содержит лесополосы с полями.
И лунных фаз заточенный штрих-код
Свободой выбора над нами.

 

 

 

 

 

* * *

 

Живущее, условно мертвое – всё под одним венцом.
Истории – есть воплощенье снов всевышнего.
Потенциальным бесконечным вакуум битком.
Трехмерие, объем содержит разум ближнего.

В конечном счете, плюс и минус – только ноль.
Быть может, наше зло добро уравновесило.
Возносит до небес мольбу немытая юдоль:
Наш мир – творца вселенной пятка ахиллесова.

В чертовский холод шаримся рукой
В готовности отдернуть – поиски горячего.
Так незнакомого лица касается слепой,
И облик мира – облик зрячего.

Он видит жизнь не с красного крыльца.
Реальность затерялась в фобиях.
И ищет Бога в тени без лица,
В несовершенной копии подобия.

 

 

 

 

 

* * *

 

Температурит смерть – нет абсолютного нуля:
Закончила молитвой рикошета.
И чуткий сон под блеском хрусталя
Пробился поспевающим ранетом.

Глубины освещает ореол,
Подспудное сквозь выпуклость просвета.
Под ним промерзший снег сошел.
Как косогор весной, земля прогрета.

И выдрами ныряют в глубь кроты.
По сути, люди не зверье, а рыбы.
И якорями в воздухе кресты,
А в дереве гвоздей изгибы.

Коварство замысла – адамово ребро.
Согласие – хватило жеста.
Рождает зло не меньшее добро –
Противоречие души с телесным.

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

 

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь,

Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
   — Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали