Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
МАКСИМ ПЕШКИН

Максим Пешкин. Живёт в Краснодаре. По образованию – переводчик.

Книга заклинаний

 

 

В качестве предисловия

 

Когда в жизни ничего абсолютно ничего не происходит и мир вокруг пуст –

точнее он кажется пустым потому что пуст на самом деле ты – и когда ты

не вертишься в поэтической или литературной или окололитературной

тусовке – и вообще ни в какой тусовке не вертишься – и не знаешь о чем

там сейчас принято писать – и когда ты думаешь о том что останется после

тебя и боишься что после тебя останутся только страница в социальной

сети и положительная кредитная история – то есть что после тебя ничего

не останется и думаешь о боже что же делать я не хочу этого – и когда

тебе хочется писать писать стихи потому что это единственный способ

почувствовать себя живым – почувствовать себя способным хоть на что-то –

и когда писать не о чем потому что как уже было сказано выше жизнь пуста

и сам ты пуст – и ты уходишь в себя потому что идти больше некуда и как

дурак стучишься в свои глубины бесконечными сим-сим-откройся надеясь что

пустота расступится и ты поймешь ЧТО ты хочешь сказать – и когда ты

о великий самокопатель начинаешь бурить прокладывать путь сквозь свое

чертово бессознательное – и наконец обнаруживаешь месторождение чертовой

нефти – и она начинает бить из-под земли – и ты весь измазанный этой

чернотой стоишь под этим нефтяным дождем – и подставляешь ему лицо

и открываешь рот – и ты довольный говоришь что устал как последняя

сволочь но оно стоило того и ты местами даже счастлив – вот тогда

и появляется «книга заклинаний».

 

 

 

Книга заклинаний

 

Созвездие удачи

рука, что бросает миры,

словно игральные кости,

гладит меня по голове

 

 

 

Толкователь

 

истукан острова Пасхи,

садись мне на плечо

и раздели со мной молчание

и растолкуй мой трёхсекундный сон,

в котором я бог знает сколько лет

блуждаю по заснеженной пустыне

 

 

 

Колыбель

 

неуловимый ангел детства,

верни меня туда,

где звёзды кормят молоком

и никогда не падают те звёзды

 

 

 

Голод семи поколений

 

ем чёрный хлеб ночи

с вареньем лунного света,

ворчи, желудок,

голодом семи поколений

 

 

 

Слепота

 

о дух глубин

рукой твоей я достаю до дна

его там нахожу и открывают грудь его —

жемчужное скрывается там сердце

что делать дальше с ним —

не знаю

 

 

 

Утренняя роса

 

дитя одиноких глубин

с глазами ясными, как мысли ночью,

врывайся ветрами в мой дом,

в мой сад из мрамора,

в мою обитель —

там для тебя журчит ручей из снов,

ложится там к твоим ногам

всё время, что считается моим

 

 

 

Исчезновение

 

поток жизни послушен мне,

поток неистовый и беспощадный —

и он смывает моего врага

со стен пещеры бога-одиночки,

и враг мой обзаводится друзьями,

которые уже не говорят

 

 

 

Поводырь

 

укрощённое солнце,

что лает в спину горбатой ночи,

веди меня по следу той,

что исчезает в густоте тумана

в лесах, которые не замолкают ни на миг,

в рассвете дня, который я не помню

 

 

 

Эхо электрической долины

 

бог электрической долины,

огонь погасший разожги,

пусть греет тени в костяной пещере

 

 

 

Стрела

 

стрела, украденная из колчана

бога-одиночки,

пройди сквозь плоть и кость,

пронзи сомнения и веру

и расскажи мне, что увидишь там,

куда не доберутся взгляды

 

 

 

Кокон

 

избавь меня от всех вокруг —

они напоминают мне

о существе, которое во мне живёт,

о существе, которым я являюсь,

напоминают о смоле,

которая кипит в груди

 

 

 

Принцип реальности

 

заключаю тебя в лампу одиночества —

джинном, который не исполнит

ничьих желаний,

джинном, которому никто

не загадает желания

 

 

 

Принцип удовольствия

 

солнечные руки лампу трут,

в той лампе – джинн рассвета,

услышь мои желания, ленивый джинн,

и покажи мне мир, который дышит,

и покажи мне мир, в котором

пути мои свободны и чисты,

и покажи мне мир, укрытый в шёлковой тени

смеющихся над юностью деревьев,

меня оставь ты там

и можешь быть свободен

 

 

 

Дождь бессознательного

 

я бросил детей своих в том мире,

где днём восходят огненные луны

я бросил детей своих в том мире,

где красный туман кусает ноги

я бросил детей своих в том мире,

где духи угрюмые твердят

о завершении времён

я бросил детей своих в листве садов висячих,

цветут они лишь при луне

я бросил детей своих в мире,

где эхо гуляет

 

 

 

Глухота

 

пробейся, молчание, из-под земли,

воздвигни купол,

в который не проникнет глупый звук,

пролейся, тишина, дождём,

рассыпься снегом,

пусть не растает он,

пока я не вернусь обратно,

пусть не растает он,

пока молчу я сам с собой

 

 

 

Весенняя муза

 

ручей, чьему журчанию я доверяю,

ручей, что создаёт лишь мне

понятные слова, избавься ото льда, в

движение приди, и пусть гордятся

реки, которым воду талую несёшь

 

 

 

Драконий доспех

 

драконы на моих запястьях,

я кровью вскармливаю вас, в

меня растите, прорастайте,

вы станете моим доспехом,

храните плоть и кровь того,

кто вас от голода избавил

 

 

 

Проклятие шизоидного короля

 

окружаю тебя тысячей кукол, и ты

заговоришь чужими голосами,

молчанием чужим ты замолчишь,

ты будешь жив в чужих глазах, в

своих же — будешь мёртвым,

своими же глазами не

рассмотришь себя

 

 

 

Тоска глубин

 

расходится земная твердь,

и слышно как томятся недра,

почувствуй, брат ослепший мой,

ведь это ритм пылающей тоски,

почувствуй трещины, плетущиеся паутиной

 

 

 

Драконий доспех

 

драконы на моих запястьях,

я кровью вскармливаю вас,

в меня растите, прорастайте,

вы станете моим доспехом,

храните плоть и кровь того,

кто вас от голода избавил

 

 

 

Камикадзе

 

дарую тебе три тысячи жизней

и в каждой из них проклинаю тебя,

мой призрак ходит за тобою по пятам,

и будет это продолжаться

три тысячи твоих существований;

в последние мгновения твои

он ослепит тебя, ты не заметишь,

его глаза твоими станут,

увидишь ты три тысячи своих смертей

и станешь частью чьих-то сновидений

 

 

 

Колыбель для кошки

 

в девятой жизни кошка

плачет над потерей в первой,

в девятой жизни кошка не

помнит прошлых жизней, в

девятой жизни кошка

прячется во сне, и хвост её

свисает в реальность

 

 

 

Волчья песнь для луны

 

волки на моих запястьях

воем разгоняют тучи,

свети невыносимо, лунный дух,

в ту грудь, что трещину дала

apres землетрясеньица в четверг

 

 

 

Волчий оберег

 

волки на моих запястьях,

кусайте всех, кто станет вас кормить,

рычите вы на тех,

чьи тени упадут на ваши,

бегите вы от тех,

чей запах вам покажется знакомым

 

 

 

Сверхновая

 

огонь всеядный настаёт,

он обрывает плоть с костей,

как ветер обрывает листья,

огонь всеядный, дикий жар,

срывает крышку костяного сундука,

хранящего неисчислимые секреты

 

 

 

Дыра размером с бога

 

врата Вальхаллы распахнулись,

тела и души смертных

текут туда рекой,

игла и нить небесного портного,

латайте брешь между мирами,

пока один из них не утонул в другом

 

 

 

Обращение к богу-одиночке

 

бог, ловящий в свои сети тени

из подземных царств, бог,

бросающий улов о стены

своей пещеры, бог, гадающий

по случайным этим рисункам,

разбавь сны мои красками,

которых ещё никто не видел

 

 

 

Достучаться до небес

 

копье, которое нанизывает дни и

жизни людские, пронзает

янтарное сердце ангела, за

крыльями которого прячутся

звёзды

 

 

 

Благословение летней луны

 

утопай в лунных морях,

в лунном свете загорает

бледная душа

 

 

 

Либидо-квазар

 

тот, чьё третье око - око бури, тот, кому

послушны нимфы и фавны туманного

космоса, приходит мне на помощь,

приходит на помощь

 

тот, кто сворачивает спирали галактик,

тот, в чьём уме

распускаются розы

сверхновых, приходит

на помощь

 

 

 

Оно

 

пес восьмиглавый настороже,

семь голов его думают, восьмая

– ест; я мысль зайцем по траве

пускаю,

и восьмиглавый пёс бросается за ней и

разрывает в клочья

 

 

 

Наска тела твоего

 

в пустынях тела твоего

трезубцем выжигаю я рисунки,

что от распада сберегут тебя

и тело сберегут от смерти

 

 

 

Безымянный

 

сбрось все кожи свои, которые

висели над тобой, в ночи скрывая

млечный путь; и шкуру сбрось

убитого тобою зверя, предстань во

всей прозрачности своей пред этим

миром и собой; под беспокойным

незаметным градом Вергилий

проведёт тебя по лабиринтам

отпечатков пальцев

 

 

 

Воплощение эмпатии

 

принимаю раны твои,

как дерево осеннее

принимает ворон на голые ветви;

делю с тобою твои раны,

как делят полушария планеты

дни и ночи

 

 

 

Изгнание

 

изгони прокажённых с земель моих,

из пирамид гони ты мёртвых фараонов,

изгони всякого,

чьи ноги оставляют след,

изгони всякого,

чьи ноги пачкают снег,

что становится живой водою талой,

питая голоса в ночи

 

 

 

Утреннее благословение

 

ложишься горным озером среди

вершин,

пусть солнце, над тобою проходя,

замрёт, любуясь отраженьем, и до

глубин тебя прогреет

 

 

 

Берсерк безмятежный

 

пусть стрелы градом сыплются,

пронзая тело,

и вражеские копья входят в грудь,

их не боюсь

и не боюсь кинжалов в спину,

я плоть не чувствую,

я есть бесплотный дух,

я есть спокойствие,

я есть всевидящая ярость

 

 

 

Погребальный костёр

 

прими огонь,

что поджигает северное

небо он будет освещать

твою дорогу в мои сны,

прими огонь,

что поджигает северное

небо сгорает в нём душа,

не оставляя пепла

 

 

 

Берсерк

 

бешеные псы срывают цепи,

рычание и лай

перекрывают глас учителя

в пустыне дней

 

 

 

The beast I’m in

 

останки зверя, найденного мной,

покройтесь, обрастите плотью,

вдыхаю дикий дух в тебя,

воскресший зверь,

меняемся с тобой местами,

теперь я часть тебя, я вижу мир

твоими красными глазами,

глазами, что налились кровью ночи,

глазами этими слежу я за тобой

и познаю тебя твоим же мозгом

 

 

 

Музыкальный яд

 

в твои дымящиеся раны

вливаю музыкальный яд,

яд звуков голосов чужих,

яд звуков струн чужих,

он раны как ворота распахнёт,

ворота города, что не сдержал осаду

 

 

 

Вопль Осириса

 

ищи Осириса, Исида,

найди куски, которыми он стал,

соедини их тёплой смесью

сияний солнца и луны

 

 

 

Волчий вой

 

волк золотой на солнце воет,

богов он просит о весне;

волк алый воет на закат,

смиренно просит он о смерти

на вечной зелени лугов;

волк белый, воющий на звёзды,

он просит Звёздную Волчицу

о молоке, которым он накормит

свою ещё слепую душу

 

 

 

Пробуждение

 

проснись сейчас же, ненасытное дитя,

которое не знает, что такое жалость,

сбрось взрослый сон,

который поглотил тебя лавиной,

и пробуди горячее ядро,

что станет сердцем всех вулканов,

проснись, дитя голодной ярости, проснись,

проснись и плачь, и заклинания кричи,

их шепчет эхо тишины твоей,

и обжигай глаза горячими слезами

 

 

 

Усыпление

 

дитя ненасытное, дитя-самоед,

кровавым орлом клюёшь своё сердце,

я прячу в скорлупу тебя

и заворачиваю в кокон,

покойся с миром в глубине,

покойся старой-старой сказкой,

покойся там, пока не позову

 

 

 

Вертумналии

 

тебе я в жертву приношу все дни

ползущие смиренным змеем

все дни что Уроборосом свернулись

и эти дни густого гнева

и дни что потерялись в городской пыли

и дни идущие толпою тёплой

я жертвую все дни слепого сна

и ночь в которой тишина шипела

и ночь в которой белый потолок

так безымянно вис над головой

о Вертумн

 

 

 

Смерть короля

 

я отпускаю вас, все те,

кто укрывал меня щитами,

кто кровь со мною вместе проливал

и сохранял при этом веру,

кто цитадель мою годами возводил,

кто город мой поднял из пыли,

кто укреплял мой разум, моё тело,

кто к раю моему нащупал путь,

кто воскрешал мои давнишние потери

и кто бессмертие моё искал в пробирке,

я отпускаю вас, я отпускаю вас

 

 

 

Тени

 

узор теней,

скользи под ноги моего врага,

опутай тёмной паутиной,

пусть он, с тобой соединившись,

растает тенью,

я погашу свечу —

и моего врага не станет,

свечу зажгу —

и не появится он вновь

 

 

 

Нимфа

 

нимфа в чёрном одеянии,

мрачная нимфа окраин города,

избавь меня от звуков жизни, от

звуков жизни слишком громкой

 

нимфа в чёрном одеянии, мрачная

нимфа окраин города, избавь меня от

грома сердечного, от грома сердец,

бьющихся поблизости

 

нимфа в чёрном

одеянии, укради для

меня молчание из ларца

тысячеглазого великана

ночного

 

 

 

Разрушительная симфония

 

музыкой незаметной в тебя проникаю,

потоком звуков размываю,

как вода - песок,

каждая нота атом уносит,

нот разрушения хватит на легионы

 

 

 

Призма I

 

подставлю призму свету из конца

тоннеля, свет распадается на семь частей,

и жизнь видна как на ладони

 

 

Призма II

 

в моей призме ты

распадаешься на части,

ты распадаешься лучом,

теперь тебя я знаю как

свои пять пальцев, твои я

вижу семь цветов

 

 

 

Мрамор

 

я вижу своё тело, сбежавшее от суеты

мирской, от суеты людской сбежавшее,

готовое к отходу в глубину, темнее той, в

которой заблудился разум, оно лежит в

снегах под солнцем, которое согреть уже не

в силах, не в силах снег околоплодный в

воды превратить

 

 

 

< безрезультатное >

 

желудок воет волчьей стаей, кишки

– клубок уснувших змей, коробка

черепа – зимовье для ворон,

конечности как тупики метро, я

есть витрувианский человек, что

колесуем в колесе Сансары

 

 

 

Сутра творительного падежа для раздувшегося эго

 

я есть никто переплетённое с

ничто, в отличие от тех, которые в

отличье от меня, являются хоть

кем-то или чем-то, и кто-нибудь

гордится ими

 

 

 

Хранитель солнечного сплетения

 

я есть хранитель солнечного очага, подобно

жрицам Весты, я вечный в нём

поддерживаю жар при помощи комет и

звёзд, что сходят с неба, да не погаснет в

этом очаге огонь, и ни одна зима не одолеет

это пламя, к нему я приставляю стражу, и

она верна как псы, свирепа словно волки

 

 

 

 

Четыре чёртовых сутры

 

I Сутра осеннего вечера

 

чёртов наёмник, убивающий звёзды,

одну за одной накрывающий саваном белым,

заключаю с тобой договор;

чёртов олимпиец,

метающий галактики как диски,

заключаю с тобой договор,

амброзию с нектаром я меняю

на шкуру, что не жалко будет подставлять

под острый дождь, колючий снег,

на шкуру, что меня потерпит до весны

 

 

II Сутра скромности космических масштабов

 

я бурый карлик, я пугаюсь в ногах

пылающих и раскрасневшихся

гигантов, я бурый карлик и меня

пугают гравитационные ловушки, мой

вес не значит ничего, я не имею веса, я

чёртов бурый карлик, и меня не видно

 

 

III Космическая сутра

 

я чёртов будда, медитирующий где-то во

вселенной, я чёртов будда, ищущий просветления

в темноте изнанки мира,

я чёртов будда, сидящий среди скелетов

созвездий, я чёртов будда, слушающий исповедь

умирающей звезды, я безразличие и

безмятежность, я чёртовы спокойствие с

блаженством, лежу в шавасане над головами у

людей, и это называют «млечный путь»

 

 

IV Зарасутра

 

я чёртов Заратустра, произносящий заклинания, я

чёртов Заратустра, и они

сейчас же забываются всеми на

свете, я чёртов Заратустра,

хранящий их на чёрном

монолите, я чёртов Заратустра,

и это всё, что я могу дать миру

 

 

 

Рождение василиска

 

я есть яйцо, покинутое

содержимым, мне в полость

попадает внешний мир, во мне он

начинает гнить и разлагаться,

родится из меня отвратный

василиск

 

 

 

Ветер

 

колдую ветер, вырывающий свет из

окон, отрывающий ребёнка от

родителя, вырывающий мёртвых из

земли, несущий перекати-поле

противотанковых ежей и рвущий в

клочья платье ночи, колдую ветер, от

которого мне страшно

 

 

 

Свинцовые чары любви

 

любовь распахивает грудь твою, как

тот ковбой, которого всем светом,

разыскивают мёртвым иль живым,

распахивает двери, заходя в салун

 

Амур, вооружённый парой кольтов,

двенадцать пуль вгоняет он в твоё

пропившее винчестер и патроны

сердце

 

 

 

Отчаянный

 

в небесную кузницу врываюсь яростным гостем, тысячи

лет слушал я звуки трудов непрерывных и голоса

кузнецов, что похожи на звук столкновенья молота и

наковальни; голоса их со временем стали голосами у меня

в голове, говорят они страшные вещи, деяния страшные

ждут клинок, который точила тысячи лет крови обильной

и мести безжалостной жажда, так заточен лютый клинок,

что лишь взгляд на него —

ослепляет;

с этим клинком в небесную кузницу я и нагрянул,

кровь кузнецов потекла кипящей рекою металла, в

грудь им вонзаю клинок, раздвигая ржавые рёбра,

из сердец их железных, пока те ещё не остыли,

доспехи кую, в которые я облачу свой дух

одичалый; всех кузнецов умертвив, засыпаю навеки

спокойно, я засыпаю навеки, и сны мои бесконечны

 

 

 

Упокоение

 

хозяйка чёрного дракона,

красотка Миа с волосами до земли,

она опять промчалась мимо,

меня оставив слепнуть в пыльной буре,

я знаки ей пытался подавать,

но людям непонятны эти знаки;

я дух неупокоенный, что бродит по земле,

и на призывы медиумов я не отвечаю,

я не останусь в памяти ничьей

и не осяду ни в одном из подсознаний

 

 

 

Период полураспада

 

прошлой ночью я почувствовал как распадаюсь в пенной

темноте я зачем-то сидел на кровати ветер на улице

расшумелся как пьяная сволочь слышно всем было как

он посылал меня к чёрту над головой громко жили

какие-то люди а в голове были люди которые жили

когда-то я встал с кровати и увидел что тело осталось на

месте оно било гитару по струнам и тьме подставляло

глазницы а я рядом стоял в тишине распадаясь на части

сгустки меня от меня отрывались и падали на пол

голодная комната их подбирала и ела сырыми я

испугался что собрать себя уже не сумею я испугался что

уже никто на земле не сумеет

 

 

 

Атлант

 

вернись домой, сбежавший разум, жилец

непостоянный, блудный сын, ты щит, что

защищает от распада, ты смесь, что

держит вместе камни замка, титан,

который держит небосвод

 

 

 

Сутра острова

 

я остров, лежащий в морях околоплодных,

я жду, что вода отойдёт и даст мне рожденье,

я жду, что вода обнажит всё, что так долго скрывалось,

и станут видны мои равнины и горы,

я жду, когда стану наконец континентом,

и жизнь здесь появится, и здешние люди,

глядя на звёзды, будут мифы слагать о творении мира

 

 

 

Сумерки

 

когда волки, живущие у него на предплечьях

завоют, и ответят им волки, живущие на его

снежной шее, и проснутся драконы, что спали у

него на запястьях, затрещат их хребты и по швам

разойдутся их спины, кровь драконья окрасит

багровым все воды на свете, и в его бездну взгляда

провалится слабое солнце, то уснёт он, и ничего уже

больше не будет

 

 

 

Воцарение порядка

 

хаос, заставляющий кровь бесцельно носиться по

телу, хаос, заставляющий беспорядочно воздух

вбирать, хаос, поднимающий снежную бурю у глаз и

поднимающий в них калейдоскопы жизней чужих, я

приручаю тебя, сажаю на цепь, тебя помещаю в шар

хрустальный, не будущее я хочу увидеть, а настоящий

мир вокруг

 

 

 

Голем

 

я голем и расту из-под земли, вся грудь

моя в могильных плитах, внутри храню я

кости предков и прах людей, которых

ненавидел, и золото погибших королей

 

и если, смертный, сможешь ты

во мне взрастить любое из деревьев,

во мне взрастить любой цветок,

любую жизнь, что отвлечёт меня от смерти,

остаток дней своих тебе я буду предан

 

 

 

Бестиарий

 

рычащих и грызущих руки

тварей, как кроликов из шляпы,

достаю из тёмных и глубоких

лабиринтов, что созданы

неведомою силой, и бесконечен

этот бестиарий

 

и каждый будет искалечен, кто,

тварей всех решив пересчитать,

без помощи и снаряженья в тех

лабиринтах примется бродить,

ведь бестиарий бесконечен

 

 

 

Край

 

живой поток, достигнув края света,

срывается бесшумно вниз и водопадом

он стремится в бездну, на дне которой я

лежу, и безразлично смотрят черепаха

и слоны, как с жадностью ловлю я эти

капли и постепенно избавляюсь ото

сна, от своего последнего кошмара

 

и снова молод я и свеж, и

снова жив, и снова счастлив

 

 

 

Уровень моря

 

я знаю, как собрать себя с нуля, без

паники, спокойно, хладнокровно, без

экзальтаций, истерических припадков,

без липших слов, движений и людей, без

помощи со стороны и свыше, без

докторов, целителей, гадалок, без

жертвоприношений и молитв, без

колдовства и глупых заклинаний, без

химии, алхимии, религий, без опьянения

и прочего дерьма, не дожидаясь, что

сойдутся вдруг планеты, не дожидаясь

нужных фаз луны, не дожидаясь, что

засветит солнце,

не дожидаясь, что засветит что угодно, не

дожидаясь, что войдёт вдруг чёртов ангел,

не дожидаясь, что войдёт хоть кто-нибудь,

не дожидаясь никого и ничего, с нуля себя

я собираю

 

 

 

Голубое солнце

 

колдун запирается в своей высокой

башне, склоняется над хрустальным

шаром, где змеиным клубком шипят

извивающиеся молнии, электрический

серпентарий;

колдун читает заклинание и призывает голубое

солнце, оно является из ниоткуда в мрачный полдень

и распускает ауру из газа; идущую до горизонта

землю охватывает судорога,

земля дрожит и гнётся в истерической

дуге, и голубое солнце гаснет столь

внезапно, сколь и появилось;

земля наслаждается спокойствием после боли,

колдун растворяется в неизвестном

направлении в пространстве и времени

 

 

 

Проклятие пяти часов пополудни

 

бессмысленное смотрение перед собой в

опустошающую пустоту и серый занавес

горбатых дней и голоса людей которых

не увижу никогда и никогда не приду на

их похороны

 

бесцельное кормление себя

бесцельное скармливание себя

чудовищам не чувствующим вкуса

психоанализ разбивается о будни

всё в мире разбивается о будни

почти всё в мире это будни и нет

меня в пустых объятиях темниц

 

бесполезное созерцание по

сторонам бесполезное

самосозерцание и ангел паранойи

(сползающий на шею нимб) тебя уносит

туда где не было тебя в помине тебя в

помине нет

 

 

 

Виноград

 

из точки расширяйся и расти и

виноградником опутывай скелеты комнат,

в шкафу скелеты обрастают лабиринтом и

обрастают плотью минотавра, которую

пронзит Тесей-тореадор

 

из точки расширяйся и расти, опутывай

лозой стократно земную ось, земную

твердь, и твёрдость зим обманывай

теплом своим густым, густым и

виноградным

 

 

 

Эдипова память

 

ты берёшь меня с собой в таверну, ты пьёшь там

пиво

с людьми, которых я не знаю и боюсь, оно, как в

сказке, по усам течёт, но попадает в рот, как в

жизни, я затыкаю нос и память

 

ты берёшь меня с собой к другу,

его старуха-мать мне предлагает хлеб,

солёный, словно мёртвые моря,

солёный мёртвый хлеб,

я показываю вам фокусы в надежде обмануть,

но здесь обманут только я

 

ты сидишь при свете ночь

напролёт, свято веря, что родился

спаситель, потому что хочешь, чтоб

тебя спасли, увы, я не могу тебя

спасти и не могу смотреть на это, и

в страхе ослепляю я себя

 

 

 

Котёл

 

я котелок,

в котором ведьма варит зелье,

она в меня бросает то,

что не доели остальные,

и под меня бросает больше дров,

и кормит ночи напролёт огонь,

и я горю как невиновный еретик;

шизофреническая ведьма шепчет

в меня беззвучные объедки смысла,

которые не разберёт никто из мудрецов,

и я варю послушно зелье,

оно красавиц превращает в жаб,

металл мой медленно ржавеет,

и у меня в глазах ржавеет,

и стенки эти не отмыть вовек

 

 

 

Психотический самурай

 

влюблённый самурай сэппуку совершает,

и бабочки летят из живота,

и бабочки летят перед глазами,

и он не спит, но видит сон,

в котором он толкует сон,

в котором он вспорол себе живот,

но проклят быть бессмертным,

и в животе его зияет бездна,

в которую прохожие плюют,

планеты лезут из орбит

его не очень солнечной системы

 

 

 

Пропавший без вести

 

ты пропадаешь без вести в шуме городской

латыни ты пропадаешь без вести в толпе

крестовых походов ты пропадаешь без вести среди

хрустящих трупов

листьев

ты пропадаешь без вести в

рентгеновских картинах октября ты

пропадаешь без вести средь бела дня

ты пропадаешь без вести по средам и

дням которые не среды ты

пропадаешь в бесконечных сводах без

вести пропавших

в очередях на получение пропажи без вести ты

пропадаешь без вести под крышами чужих домов

ты пропадаешь без вести под небом

которое пропало без вести в

дыму костров сигнальных

которые разводят те кто без

вести пропал

 

глашатай сообщил что ты пропал

потом пропал он сам и вместе с

ним пропали все кто слышал

новость пропали все кто слышал о

тебе

 

 

 

Некромант

 

при свете дня я вижу армии живых во

сне я вижу толпы мёртвых которые идут

под небом потерявшим цвет по миру без

сторон и света в кромешной

безнадёжности своей

 

я слышу грохот их костей и мне

знаком язык их онемевший ведь

я один из них один из них ведь я

их поводырь и предводитель

 

 

 

Вечернее небо

 

колдую вечернее мирное тихое небо

чтоб кто-то идущий домой после долгих скитаний

чтоб кто-то искавший новые земли

и их не нашедший

подумал что всё это было не зря

 

колдую вечернее мирное тихое небо чтоб кто-то

уставший от каждого атома этого мира

уставший от каждого шороха этого мира

уставший от мысли любой из этого мира

подумал что кто-то всё ещё помнит о нём

 

 

 

Антидепренессанс

 

я изгоняю из тебя злых духов и

призраков далёких лет, которых

ты когда-то приняла, в себе

великодушно приютила, они

твердят, что ты никто, а ты

послушно им киваешь, они

твердят, что ты ничто, а ты

поддакиваешь им, не видишь ты,

как ты прекрасна, прекрасно

каждое движение твоё, прекрасен

самый непонятный сон, который

кажется тебе абсурдом, ты этого

не видишь, потерпи,

всё это ты увидишь, обещаю

 

 

 

Шипение

 

шипела тишина, шипела пустота,

шипящий вакуум рассказывал о том,

как появилось всё из ничего, как

полетела времени стрела и как

впервые загорелись звёзды, которых

человеку не найти

 

шипела тишина о первых днях, о

первых утренних туманах,

шипела тишина о первой ночи,

шипела тихой колыбельной,

которой космос убаюкивал людей

 

 

 

Неважно

 

какими будут

последние твои слова

когда окажется что

серп жнеца острее

чем твой ум

 

какими будут

последние твои стихи

когда захлопнут

окна глаз твоих

 

какими будут

твой переплёт, твоя

обложка когда тебя обнимет

пыль в библиотеке

неизвестных никому

 

 

 

Сплиническая смерть

 

седеет отражение

твоё и тень твоя

седеет не слышат

города твоих седых

шагов

 

и в тёмных комнатах

стареют молодыми

 

закрыты на ночь все

гештальты и только

круглосуточный открыт

 

сегодня кто-то умер так

осеннее что невозможно

угадать причину

 

 

 

Певучий исландец

 

остались те, кому не

повезло, кого не приняла

Вальхалла, чьи раны

недостойны смерть нести

 

земля родная далеко,

морское дно недостижимо,

нам до него тонуть годами

 

в своём глубоком теле море безволнно

роет молчаливые могилы для наших

тел

 

несчастен погребённый морем,

ведь дух его блуждает по

волнам и никогда не ступит он

на сушу

 

фальцет исландский отпевает нас

тоской, не подпускающей к себе,

стихи его мы понимаем кто как

может, последний воздух тратим,

подпевая кто как может

 

 

 

Вольный каменщик

 

перебираю молча камни городов

построенных не мной

 

перебираю камни улиц по которым

ходил не я

 

перебираю камни площадей где

голову рубили не мою

 

перебираю камни стен

которые защитой были

не моей

 

перебираю камни дома

в котором ежедневно

старел не я

 

перебираю камни усыпальниц где

лежит чужое тело

 

когда работу завершу —

моим всё станет

 

 

 

Тот, кто не творит чудес

 

я знаю тех, кто знает того, кто

знает тех, кто знает того, кто

обратно приносит

брошенный в долину голос,

того, кто запускает солнце

воздушным змеем, того, кто

луну выводит на ночной

расстрел, того, кто не желает

зла и никогда не совершает

благо,

 

того, кто знает и молчит о том, что

чудеса творят придуманные боги, и

он о них не знает ничего

 

 

 

Первое троесоние

 

я вижу сон, в котором я всю ночь

гонюсь за чёртовым Морфеем, ловлю

его, ножом вскрываю грудь и достаю

оттуда бьющееся сердце, но тут же

просыпаюсь с болью у виска — с такой,

что не поможет чёртов морфий

 

я вижу сон: мой правый

глаз в бездонный падает

колодец, и все, кого я знал,

забыли обо мне, я,

одноглазый, остаюсь один, а

дети злые дразнят «Один»

 

я вижу сон, в котором мой скелет и

есть тот самый философский камень,

алхимики об этом узнают, и на меня

объявлена охота

 

 

 

Второе троесоние

 

я вижу сон, в котором в темноте

лежу на каменном полу и разминаю кисти,

готовясь написать универсальный гимн

всея вселенной,

но я не знаю нот, а пальцы

срастаются в уродливый обрубок

 

я вижу сон, в котором я лежу на

потолке какого-то собора и вижу,

как внизу толпятся люди и тычут

пальцами в меня, и пальцами с

меня снимают краску

 

я вижу сон, в котором я лежу в

пещере, охраняемой медведем, я

труп охотника, которого медведь

убьёт на будущей неделе

 

 

 

Дом

 

стоит один напротив дома который

спрятан в чаще леса который

спрятался в тумане который

спрятался в рассвете дня лежащего

на самом видном месте

 

когда находят этот день

навеки прячется он в доме

 

 

 

Третье троесоние

 

я вижу сон, в котором я в аду, за мною

следует послушный Данте, я,

никудышный проводник, не знаю путь

и лишь бессильно развожу руками, мы

остаёмся в самом сердце ада и дразним

дьявола на озере Коцит

 

я вижу сон, в котором я стою

среди толпы безликих

незнакомцев, мне говорят, что я

ошибся сном и просят вежливо

сей сон покинуть, а я бессильно

развожу руками

 

я вижу сон, в котором только я

бессильно развожу руками, все

остальные ходят в тёмный лес и

дружно собирают смыслы жизней

 

 

 

Нарцисс

 

он думает, что он кричит,

другие думают, что это

песни, и песни эти

непонятны никому, поэтому

никто его не слышит, но

звуки разлетаются по миру и

раздевают горные вершины,

лавины катятся последним снегом

для всех, кто попадётся на пути

 

трубит он в рог, пытаясь

пробудить создания из древних

мифов, и землю огибают эти

звуки, никто не понимает этих нот,

его зеркалит только эхо, да

мёртвые шевелятся в земле и

предлагают место по соседству

 

 

 

Кракен

 

в океане

блуждает

пугливый кракен

он одинок и зол

 

и одинока злость его

поскольку для неё нет

видимых причин и выхода

ей тоже нет

 

он утащил бы целый флот на

дно но он поверхности боится

поверхностности пьяных

моряков

и океан бурлит от этой злости

 

уничтожая замки из песка

которые лепили чьи-то

дети

 

 

 

Imagine

 

представь, что это твой последний

день, представь, что утром не

проснёшься, представь, что исчезает

память, всё то, что ты хранил и

собирал, представь случайное

исчезновение себя, которое случайней

появления на свет, представь теперь,

что жизнь твоя сгорает метеором в

атмосфере

 

представь, что пишешь завещание своё,

кладёшь в бутылку и бросаешь в море,

и через много-много-много лет его

находит неудачник-Робинзон,

представь, как он внезапно понимает,

что ты когда-то был, но это не меняет

ничего