Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
Вячеслав ЛИТУСОВ

Вячеслав ЛИТУСОВ (1973—1999). Родился в 1973 году в Петразоводске (Карелия, неподалеку от Финляндии) в будущей офицерской семье. Детство провел в городе Свердловске, откуда в 1987 выехал в Вятку (Киров). В 1991 году поступил в Кировский медицинский институт, откуда год спустя ушел в местный пединститут на филологический факультет. В 1992-93 годах начал работать в журналистике. Занятие это было продолжено и в Екатеринбурге, куда вернулся в 1996 году. В период учебы занимался рок-музыкой, издавал самиздат-журнал «12-13». Был близок к екатеринбургской литературной группе «Калевала-97».

• • •

 

Только к вечеру сад опустеет,

от зачёркнутых строчек темно,

ладно, ладно – тебе напевает

в приоткрытое ветер окно,

 

ладно-ладно, спроси себя: где я,

а ответу – не хочешь, не верь:

за окном догорает Помпея

и Венеция плещется в дверь.

 

 

 

• • •

 

Через месяц на полях растает снег.

Через три – посеют овёс.

Через шесть – снова выпадет снег.

Через сто тысяч лет здесь будут джунгли.

Через двести – ледник.

Через триста – проеду я на автобусе мимо.

 

 

 

• • •

 

Я не имею меры,

чтобы себя измерить.

Окрестность зарастает травой,

и уже у двери

плещется море,

и ночью встают стеной

звёзды, будто некто

решил заклеить

окна дырявой бумагой.

Трубят отбой

трубы водопровода, и я спасаюсь

тем, что снова закрываю глаза

за собой.

 

 

 

• • •

 

Становлюсь – обновлённое время.

Два светлых пятна – созвучно имя

тому, что означает пустоту.

Я, растянувшись многоточьем клеток,

тянусь за светом нитью,

где кончается материя,

и говорю кому-то для чего-то:

когда наступит час увидеть Солнце,

ты предсказать закат уже сумеешь.

 

 

 

• • •

 

Наполнив прозрачную чашу водой,

наполни вторую терпением.

Когда сон смешается с пылью,

Ты узнаешь тайну огня.

 

11.07.90

 

 

 

• • •

 

Как листья падают с ветвей,

как ты глотаешь кефир,

как сдают сдачу с трёшки,

как снимают дачу

и грызут орехи,

совсем не так заходит солнце.

 

11.07.90

 

 

 

• • •

 

Мне странно смотреть назад,

составлять слова,

бывшие именами тех

всех, с кем оглядывался через плечо

вперёд.

 

 

 

• • •

 

Август сыгран бездарно.

Но зрителям нравится

предвкушенье: вот-вот

и артисты представятся

и предстанут на сцене,

завёрнуты в занавес,

словно в карту Европы

какой-нибудь Каунас,

над которым и нам

облаками ползти,

чтоб вернуться дождями

и, сердце в горсти,

но сезон доиграть

и услышать «виват»

на последнее – с выдохом –

«ах, виноват».

И в промокшем кафе

разрядить наугад

именной парабеллум

в первый зрительский ряд.

 

 

 

• • •

 

Прозрачный зверь

Бросается к ногам

Звездой.

Теперь загадывай желание.

 

 

 

• • •

 

Я уже привыкаю к первому этажу.

Я уже скорее промолчу, чем скажу.

И уже скоро при порыве ветра

закажу себе шляпу из серого фетра.

Я уже при слове "люблю" не жмурюсь.

И уже не вмещаюсь в сплетение улиц.

И при виде к свету летящей птицы

знаю, что лето. И могу не злиться

на последний автобус, неясность речи,

но всегда горят в изголовье свечи,

чтоб не дать забыть поутру о бывшем

в прошлом и оттуда сюда прибывшем.

 

 

 

• • •

 

Эти длинные сны...

До полудня кричит вороньё.

Утверждают, что осень,

но, кажется, это — враньё.

Смена года времен —

только смена пальто и сапог.

Говорят, в наших жилах

течёт электрический ток.

И сближенье частиц

порождает в итоге любовь.

Ведь чего не болтают!

К чему это чешется бровь?

До обеда не встану.

А после — остывший бульон.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЖИЗНЬ.

В этот день, в этот год, в этот сон.

 

 

 

• • •

 

Переступишь порог, а за ним - ничего. Пустота.

Ещё небо хранит силуэт разводного моста.

И высокая мачта, его разбивая, звенит.

Не беги, если в спину услышишь: сейчас побежит

до метро, где околыш с кокардой за каждым углом

и с разбегу запрыгнет в пустой уходящий вагон.

И помчится сквозь камень, как быстрый стремительный сон.

До конца. И конец тот, наверно, и будет концом.

Отзвенит пустота. Ещё небо хранит. Не беги.

Сигаретный дымок. Что-то будет ещё впереди?

Предпоследний вагон и фуражка мелькнут за углом.

Оглянись. Никого? Ничего. И порог перейдён.

 

 

 

• • •

 

Что делать ночью нам? Не спать,

читать при тусклом свете книги

и никого не замечать,

смотреть в лицо и глаз не видеть,

без цели молча подходить

к остывшей скомканной постели.

Ты знаешь, можно и не жить,

пока на улице метели.

Пока темно читать, не жить

и узнавать по силуэтам

изнанку времени, где ты

не ждёшь ответов.

 

 

 

• • •

 

Озёра ещё не оделись в лёд,

но холод молча своё берёт.

Из-под пальто выгребает жар,

мысли и чувства сгущает в пар.

Словно древний алхимик, камень

души он обращает в нечто,

что раскалывается от любого

подтвержденья о том, что жизнь — не вечна.

Да он и сам об этом напоминает.

Или, вернее, велит забыть

обо всём другом. И уже не тает

то, что в сердце смогло остыть.

 

 

 

 

ИМЕНА ГОДА

 

• • •

 

День. Гостиничный номер провинции. Пусто. Среда

окружает теснее и просит оплаты по счету.

Или просто на чай. Или просто — люби-не-хочу.

Этой самой любви здесь хватило б на целую роту.

Этим здесь не живут. Здесь мечта виртуала — не спать —

перелита в термометр и ртутью застыла в деленьях

в назиданье приезжим потомкам, спешащим отстать

от стук-тук каблучков пробегающих мимо мгновений.

 

 

 

• • •

 

Переступишь порог, а за ним — ничего. Пустота.

Еще небо хранит силуэт разводного моста

и высокая мачта, его разбивая, звенит.

Не беги, если в спину услышишь: "Сейчас побежит

 

до метро, где околыш с кокардой за каждым углом

и с разбега запрыгнет в пустой уходящий вагон,

и помчится сквозь камень,как быстрый, стремителный сон

до конца. И конец тот, наверное, и будет концом."

 

Отзвенит пустота. Еще небо хранит. Не беги.

Сигаретный дымок. Что-то будет еще впереди?

предпоследний вагон и фуражка мелькнут за углом.

Оглянись. Никого? Ничего. И порог перейден.

 

 

 

• • •

 

Эти длинные сны...

До полудня кричит вороньё.

Утверждают, что осень,

но, кажется, это — враньё.

Смена года времен —

только смена пальто и сапог.

Говорят, в наших жилах

течет электрический ток.

И сближенье частиц

порождает в итоге любовь.

Ведь, чего не болтают.

К чему это чешется бровь?

До обеда не встану,

а после — остывший бульон...

Я люблю тебя, жизнь.

В этот день, в этот год,

в этот сон.

 

 

 

• • •

 

Городским, аммиаком пропахшим, снежком

заметает февраль.

Перекатывать в горле комок

и листать календарь.

Свой простуженый голос

в глухое окно подавать,

не желая вставать,

нежилая кровать,

не желая желать.

А лететь по этапу

несбывшихся снов на мосты,

где в разбитом стекле

ещё можно увидеть черты.

Перелётные белые мухи

вращают часы.

И мотают часы

и минуты себе на усы.

 

 

 

• • •

 

Август сыгран бездарно.

Но зрителям нравится

предвкушенье: вот-вот

и артисты представятся

и предстанут на сцене,

завернуты в занавес,

словно в карту Европы

какой-нибудь Каунас,

над которым и нам

облаками ползти,

чтоб вернуться дождями

и, сердце в горсти,

но сезон доиграть

и услышать "виват"

на последнее — с выдохом —

"ах, виноват".

И в промокшем кафе

разрядить наугад

именной парабеллум

в первый зрительский ряд.

 

 

 

• • •

 

Только к вечеру сад опустеет,

от зачеркнутых строчек темно,

ладно, ладно — тебе напевает

в приоткрытое ветер окно,

 

ладно-ладно,спроси себя: где я,

а ответу — не хочешь, не верь:

за окном догорает Помпея

и Венеция плещется в дверь.

 

 

 

• • •

 

Когда старятся вещи,

их убирают в шкаф.

Поэтому вещи

переживают своих хозяев.

Сколько ещё

провисят пиджак или шарф,

очертания тел

бессмысленно повторяя.

Очертания душ.

Их привычки и их повадки.

Вот — след поцелуя, вот пепла,

конфет-помадки.

На сто тысяч лет одино...

Нафталина. Моли.

Куда б они делись,

была бы на то их воля?

На парсеки ВПЕРЕД,

где НАЗАД навсегда забывая,

просто в р е м я

от ВРЕМЕНИ спрячет их,

не примеряя.

 

 

 

• • •

 

Век выходит из моды —

"Человек" не звучит.

Человек выходит из дома.

Время молчит.

То есть, буквально —

часы не идут, хоть тресни.

Впрочем, чу! Кукушка?

Трамвай? "Воскресни"?

Нет.

Не воскреснет.

Некоторые в таких случаях

говорят "капут".

Что значит — сдавайся.

Приехали.

Cкоро в моду войдут

сплошные ноли.

Человек промолчит

и впустит

конец столетья.

к себе во двор. Или

на край земли.

 

 

 

• • •

 

Я уже привыкаю к первому этажу.

Я уже скорее промолчу, чем скажу.

И уже скоро при порыве ветра

закажу себе шляпу из серого фетра.

Я уже при слове «люблю» не жмурюсь

и уже не вмещаюсь в сплетение улиц.

И при виде к свету летящей птицы

знаю, что лето и могу не злиться

на последний автобус, отрывистость речи,

но возможность спать при зажженной свечке

не дает забыть по утру о бывшем

в прошлом и оттуда сюда прибывшем.

 

Вятка — Екатеринбург 1991 — 1997.