Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ЛЕОНИД ВИНОГРАДОВ

Леонид Аркадьевич Виноградов (27 июня 1936, Москва — 1 апреля 2004, там же) — русский поэт, драматург.

В советское время выступал в официальной печати как автор пьес для детей и взрослых (в соавторстве с Михаилом Ерёминым, в том числе инсценировки «Слова о полку Игореве» и повести А. Н. Толстого «Аэлита»). Входил в одну из самых ранних (с 1957 г.) ленинградских групп неподцензурной поэзии, впоследствии получившей название «филологическая школа», или УВЕК (по первым буквам фамилий участников: Владимира Уфлянда, Виноградова, Ерёмина и Сергея Кулле).

 

Первая публикация стихов в России — в 1997 г.

 

По складу поэтического дарования Виноградов — миниатюрист, большинство его стихотворений не превышает четырёх строк. Его миниатюры, в которых преобладает мягкий юмор, своей опорой на речевую стихию близки московскому минимализму (в лице, например, Ивана Ахметьева), однако метод поэтической обработки материала у Виноградова более традиционен, и полные самородной поэзии фрагменты речи он, как правило, облекает в строго метрическую форму, стремясь к особой отточенности рифмы:

 

На мой медный грошик

человечности

отпусти мне, Божик,

кило вечности.

 

Не чужды были Виноградову и формальные эксперименты: ещё на рубеже 1950-60-х гг. он начал сочинять моностихи, в конце 1990-х разложил некоторые свои тексты в так называемые «горизонтальные стихи» (каждая строка на отдельной странице), прибегал и к другим приёмам визуализации стиха: так, моностих

 

Тропинкаприлиплакботинку

 

— записан Виноградовым без пробелов между словами, то есть мотив «прилипания» дан не только словесно, но и иконически.

 

_________________________________

 

 

Леня Виноградов говорит про себя: «Я самый короткий поэт». И это святая истина. За свою творческую жизнь он написал книгу одностиший, двустиший, в общем, коротких стихов, многие из которых я потом встречал в виде эпиграфов у разных прозаиков. Они были изначально эпиграфы, так и задумывались. Виноградов, по моему мнению, является родоначальником сегодняшних поэтов-минималистов. Его стихи похожи на современный фольклор, и некоторые становились им — нашим (питерским) фольклором.

 

Я его знал как добрейшего и теплого человека, но не подозревал, что он — основатель еще одной школы: «стенаизма», я так понимаю, от слова «стена». Профессор Лев Лосев пишет: «Перебравшись в Москву, он (Л.Виноградов) в один прекрасный день стал основателем самой многочисленной последователями философской школы — стенаизма. Первый постулат стенаизма гласит: два стенаиста не могут смотреть друг на друга в одну подзорную трубу с двух разных концов. Стать стенаистом может каждый, а перестать им быть не может никто и т.п.» В общем, как видите, обэриутское движение продолжается и в следующих поколениях ленинградцев.

 

«Книга эпиграфов» до сих пор не издана. Недавно поэт сочинил еще одну книгу: книгу-стихотворение, а само стихотворение состоит из семи строк. По слухам, пишет большой роман. И это завершает его гармоничный портрет.

 

Г.Сапгир

* * *

 

Мы — фанатики. Мы — фонетики.

Не боимся мы кибернетики.

 

1958

 

 

 

 

* * *

 

Марусь!

Ты любишь Русь?

 

 

 

 

 

* * *

 

Я — паучок. Я паутинку тку

от этого цветка к тому цветку.

 

 

 

 

 

* * *

 

Самое святое —

своему сынишке,

у горшочка стоя,

застегнуть штанишки.

 

И дарить игрушку,

змея вместе ладить.

Милую макушку

мимоходом гладить.

 

 

 

 

 

* * *

 

Вербует верба воробьев —

помочь ей вылезть из оврага,

но вдруг взлетает вся ватага.

Шумят березы у краев:

«Осталось-то всего полшага!»

И пенится вода, как брага,

в ручье, поднявшем страшный рев.

 

И плачет пьяный Огарев,

в овраг, гремя, скатилась фляга,

других спугнувши воробьев.

 

 

 

 

 

* * *

 

Вороны как хлопья

бумаги сгоревшей.

В поклоне холопьем

трепещет орешник.

 

 

 

 

 

* * *

 

Я смело вышел на арену.

Качнулся цирк. И кончен бой.

Мелькнули лица. Как мгновенно

я был туширован судьбой!

 

Ей мало. Стала гнуть салазки.

Я на ковер покорно лег.

Лежу, не сняв борцовской маски,

спокойно глядя в потолок.

 

1 апреля 1976

 

 

 

 

* * *

 

Как посмотришь на Россию

с птичьего полета,

так и сбросишь на Россию

птичьего помета.

 

 

 

 

 

* * *

 

Вздыхает жук,

присев на розу:

«Бывало, друг,

здесь тьма навозу».

 

 

 

 

 

* * *

 

Кто-то пашет землю,

косит впрок траву.

Я сему не внемлю.

Я другим живу.

 

Кто-то на заводе

делает жратву.

Или что-то вроде.

Я другим живу.

 

Есть еще Создатель.

Он другим живет.

Это мой приятель.

Он меня поймет.

 

 

 

 

 

* * *

 

Красит краской одной хлорофилл

и вьюнок и ползучий лишайник.

Я тебя, мое время, любил.

Ты прошло и теперь не мешай мне.

 

 

 

 

 

* * *

 

Будущее не наступает —

оно отступает.

Прошлое не отступает —

оно наступает.

 

 

 

 

 

* * *

 

Свернулось время трубкой,

края его сошлись.

Товарищ сталин с трубкой —

трубящий в рог улисс.

 

 

 

 

 

* * *

 

Выдает себя желе за

усталое железо.

 

 

 

 

 

* * *

 

Будь доволен флагом алым!

Будь доволен желтым салом!

Будь доволен черным калом!

Оставайся добрым малым!

 

 

 

 

 

* * *

 

И громко закричала Муза:

«Служу Советскому Союзу!»

 

 

 

 

 

* * *

 

Былины и блины.

Долины, что ровны.

Калины, что красны.

Дубины, что длинны.

Перины, что пышны.

Былины и блины.

 

 

 

 

 

* * *

 

Льву Лосеву

 

Прищурившись из-под очков

на стрелки часиков карманных,

спешит от сыновей дьячков

профессор к радостям гурмана.

 

И слушатель его спешит

в свою сырую комнатушку.

Он там, перекусив, решит,

какую порешит старушку.

 

 

 

 

 

* * *

 

Есть конверт у письма.

Есть объем у ведра.

Есть границы ума.

Есть пределы добра.

 

Дотянуться до бра...

та... ракана убить...

До утра без добра

быть собой. И не быть.

 

 

 

 

 

* * *

 

Несу с базара сельдерей.

Орут из-за ворот, дверей,

из окон,

с крыш,

через порог:

«Почем творог? Почем творог?»

 

 

 

 

 

* * *

 

Сергею Кулле

 

На мой медный грошик

человечности

отпусти мне, Божик,

кило вечности.

 

 

 

 

 

* * *

 

Я с фотопортрета

волчьего билета —

хитрый, как змея.

Нет, не я был это,

это был не я.

 

Или я был это,

а теперь не я?

 

 

 

 

 

* * *

 

У кого ключи от рая?

У еврея, мать честная!

 

 

 

 

 

* * *

 

Когда туда войдешь, то там легко.

А вот войти туда ужасно трудно —

контора невозможно далеко,

и очередь в контору многолюдна.

 

 

 

 

 

* * *

 

Картофель уходит в подполье.

Швыряет листовки дубок.

Побег совершает на волю

сквозь сада решетку дымок.

 

Природа скрипит под диктовку.

Лишь ветра священный порыв

спасает от тленья листовку,

меж книжных листов уложив.