Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
КСЕНИЯ МАРЕННИКОВА

Ксения Маренникова родилась в 1981 г. в Калининграде. Окончила Московский авиационный институт по специальности «финансовый менеджмент». Работает в области музыкального менеджмента. Книга стихов «Received files» (2005), публикации в альманахах «Вавилон», «Авторник», в Интернете. Шорт-лист премии «Дебют» (2004). Один из составителей антологии новейшей русской поэзии «Девять измерений» (2004). Живет в Москве, работает специалистом по пиару в музыкально-информационном агентстве «Кушнир Продакшн».

Среди своих любимых авторов называет Дмитрия Кузьмина, Евгению Лавут и Елену Костылеву.

Автокомментарий

 

Поэзия сегодня – что это такое?

 

Говоря о современной литературе вообще и о поэзии в частности, молодой автор либо «представляет» самого себя, либо русскую литературу в целом. Вменяемый же литератор говорит в таком случае о некой общности, причем речь может идти как о группе авторов, объединенных некоторой характерной особенностью письма, так и об авторах, продолжающих определенные культурные традиции. Этот круг авторов либо нуждается в определенном типе высказывания, и ты отвечаешь на этот запрос, либо эти авторы видят и чувствуют мир таким же образом, что и ты. На деле же речь как правило заходит о комбинации этих двух признаков общности.

 

Если говорить о литературе как о процессе имманентного развития (применительно к системе в целом, к отдельным её элементам, к структуре и др. параметрам развивающегося объекта), то речь сразу заходит об авторах условно старшего поколения, которые сформировали либо яркий узнаваемый групповой стиль письма, либо настолько индивидуальны, что их уже не переплюнуть.

 

Вторая характерная черта «общности» – реакция литературы на жизнь, на происходящее «здесь и сейчас». Реакция может быть как на социальные, культурные, так и на любые другие изменения (психологические, проблемы самоидентификации, etc.).

 

В каждый момент времени имеет место взаимодействие этих двух факторов. Всякое литературное поколение (а «Дебют» – поколенческая премия) застает, с одной стороны, некоторое состояние литературы, с другой – состояние реальности. Тот уровень качества текстов, который мы ожидаем от молодого поколения литераторов есть результат действия этих ортогональных сил. Это идеальная модель. В действительности, как правило, необходимого и достаточного сочетания этих двух показателей добивается мало кто. Особенно авторы, находящиеся на ранней стадии творчества. Если автор представляет интерес – значит, по одной из выше обозначенных линий у него есть достижения.

 

В одном случае автор отчетливо позиционирует себя в пространстве литературы, но при этом за этой «литературой» не удается усмотреть специфику текущего момента. Такие авторы пытаются развивать литературные традиции с переменным, понятно, успехом. В этом случае в текстах как правило отсутствует острота жизни. Существует противоположная опасность – когда жизнь доминирует над литературой. Автору зачастую сложно «встроиться» в литературный процесс, в то, что происходило до него. Важно понять, что молодой автор приходит не на пустое место.

 

Прежде жизнь в значительной степени ограничивалась запретами и табу. Некоторые из этих запретов возникали из-за советской власти. Сложно себе представить автора, который рассматривал бы вопросы сексуальной ориентации или гендерной идентификации, или позволял себе использовать в текстах ненормативную лексику. В культурной ситуации 30-летней давности приходилось эту норму соблюдать. Сейчас к ней можно относиться по-разному.

 

На протяжении последних 10 лет для молодых авторов, входящих в литературный процесс (больше для столичной скорее молодежи, социализирующейся на раннем этапе), этой нормы просто нет. Нет предмета внешней регламентации, есть культурный атавизм, к которому нужно выработать некую позицию. Отсюда у значительно более старшего поколения возникает ощущение присутствия в текстах молодых авторов цинизма, ниспровержения норм. На самом деле его нет, потому что нет предмета.

 

С другой стороны, если автор считает необходимым придерживаться норм – в его текстах должна быть предъявлена на то весомая причина, например, качественное развитие письма. Как узнать, сохранение норм – это осознанный жест или слепое следование умершим канонам. Другими словами, ощущение «момента времени», выраженное каким-то другим способом, нежели через манеру письма.

 

Стремление уловить дух времени для знаковых авторов молодого поколения (некоторые из них представлены в лонг-листе) является очень важным, в том числе при сопоставлении с поколением тридцатилетних. У предшествующего поколения все происходило чаще как раз наоборот – было не совсем понятно, как выпрыгнуть из традиций и уловить из воздуха такие вещи, которые значат время.

 

Попытка идти от традиций, а не от живой речи для молодого автора, как мне кажется – вариант проигрышный.

 

В рамках тезиса о «вызове эпохи» для меня наиболее интересен поколенческий литературный проект «Вавилон». Главный лозунг «Вавилона» – принцип художественного многоязычия, необходимости сосуществования и диалога разных поэтик – сделал этот проект (и, в частности, его сайт в Интернете) своеобразным шлюзом, через который в нашу жизнь вошли самые разные авторы более ранних поколений, от Натальи Горбаневской до Елены Фанайловой.

 

Когда поэт ощущает свою принадлежность к чему-то, это создает ситуацию, усиливающую поиск индивидуальности. В ситуации, когда автор ощущает себя одиночкой – поиск индивидуальности становится вещью тавтологической.

 

Сегодня, когда молодые авторы «Дебюта» только входят в литературу, общее в нас не менее важно, чем различия. Я думаю, что ощущение нынешней эпохи, оплотнение в речь воздуха времени – это сегодня мое общее дело с такими авторами, как Татьяна Мосеева, Петр Попов, Михаил Котов, это наш общий вклад в литературную традицию. А дальше, вероятнее всего, мы разойдемся в разные стороны.

* * *

 

успокаивать тебя, говорить шу шу

говорить, что я не шучу

в такое время, когда нечем дышать – я не дышу

все эти пустые слова

что нам говорят, радио, говорит Москва

Нью-Йорк, ещё два случая заболевания SARS

я думаю, это большой скандал

совсем близко ядерная война

ближе чем ты от меня, без слов, минус восемь часов

 

хорошо, если

так просто увидимся

хотелось бы наверняка

приготовить речь, никуда не торопиться.

 

с нами

никогда, ничего

не случится

о том речь.

 

_____________________________________________________

 

               

С высоты новогодней ёлки              

 

 

* * *

 

не родись бездомной собакой —

пацаном,

вдруг вымахавшим, страшным, не белым не чёрным

с огромной башкой

намертво вставшим

в тесном переходе, на единственном пятачке, где о тебя не споткнутся —

за ларьком с еле тёплыми пирожками.

не родись уходящим дедушкой

в ботинках с прозрачной подошвой

смотрящим всегда удивлённо

на свои руки,

и даже по?д ноги

(обнимай сколько хочешь

прижимай к себе силой)

не родись одинокой тридцатилетней девочкой

покупающей в zara home фарфоровые дверные ручки

не родись узбеком

не родись грузином

лучше сразу пятнадцатилетним

не помнящим унижения

безгрешным, без прошлого русским веником

с этими сперматозоидами

говорящими что и как

с этими бархатными глазами

 

 

 

* * *

 

В одном городе все мужчины — таксисты, все женщины пекут хлеб

Все дети едят хлеб и крадут колёса

Дома, уплывающие из-под носа

Собаки, хлюпающие животом на ворота

Никто не идёт с охоты, никто не поёт Мравалжамиер

Президент давно живёт в Европе

(никто не знает где это)

Дорога, петляющая вокруг дома любимой

Где та, которая ослабит цепи вокруг моей головы

Где тот, который родится, чтобы спасти мир

Вокруг до?ма моей матери давно кружат птицы вечности —

Тени старых друзей из соседних бывших

(никто не будет забыт)

Если б мы знали, как добывать оружие

Если б скупали краденое

Если б могли сливаться с землёй на закате

Или служить в пехоте

Если б успели в Америку и обратно

Если бы приносили в жертву телёнка

Палили б впотьмах по звёздам

Нас бы любили женщины безвозвратно

К нам бы стекались реки вина и мёда

Если б мы были гордые.

А так мы с собой на тот свет ничего не взяли —

Так и летели, с пустыми карманами ляли

Лалеби, лалеби, дивли далха лалеби

Нам любовь дана в награду за сердца упорные

 

 

 

* * *

 

Мне всегда казалось, что если я (у себя в комнате) разговариваю с человеком

прошу его, делюсь чем-то — он меня обязательно слышит. Ну, как с Богом.

А этот вообще не слышит,

твердолобый.

Помню, как я восприняла смерть А. — как свой самый большой проигрыш.

Я такая блин отличница и вот стою с пустыми руками.

А этот твёрдо стоит на ногах.

Я держу в руках пустой поводок

 

На уроках химии меня отсаживали к раковине

потому что я успевала решить два варианта контрольной.

— И вот, — говорит Лера, — твои природные богатства

никуда не денутся, они перетекают из одного в другое.

— Это, — говорю, — такая контрольная?

 

(это мой талант обнимать тебя

невидимыми руками —

как будто большими и мудрыми

тяжёлыми и спокойными,

как будто простыми и сложными

и нежными

уговорить словами)

 

 

 

* * *

 

у аллочки такой нежный мальчик

мне нравится думать про них что-то такое

(запрещать себе думать о тебе)

в моей маленькой жизни это первый раз,

безответно

хотя мне кажется

до сих пор

что так не бывает

ну там, что-то мешает

кто-то не то сказал

мало ли

я звоню бабуле, чтобы, остановившись на полпути в переходе

послушать немного про семена

бабушка тут доехала — сама — до вднх

никому не сказала

за тюльпанами — сейчас самое время сажать на следующий год

луковицы.

что мне забросить с дальним прицелом в твоё сердце

 

 

 

* * *

 

представь что меня нет, я вдруг исчезаю

мои ноги в траве пропадают

мои колени в гречке утопают

пальцы мои растворяются в мёртвом море

язык — у тебя во рту, и глаза в твои проваливаются

волосы разлетаются

плечи назад откидываются

такое страшное насекомое

такая тварь противная

и всё из меня льётся сыпется

 

я уже по-русски не понимаю по-арабски не понимаю

я уже между слов застреваю

на своей горе со своим горем я себе кажусь целым морем

округлым животом мёртвой рыбы

икринкой на большом бутерброде

так не любят вообще вроде

 

потом встречают детей на дороге

говорят с ними о боге

несут на спине и едят цветочки

у них по улицам кенгуру гуляют

с колен поднимают и обнимают ноги

сколько захватят их маленькие руки

 

 

 

* * *

 

Боже посмотри на меня с высоты новогодней ёлки

усади на пони подтолкни носком один из твоих подарков

уходящий мой дедушка говорит: не смотри — чтобы тебе не было меня жалко

мы с антоном смотрим

как будто на дворе 9 мая

потом ничего не вспомнить только растущие длинные руки и гордыню

потом ты научил меня таять пломбиром

мы встречали танки стоя под громкоговорителем

в селе юрьевка днепропетровской области павлоградского района

а ты стоял на площади у белого дома

потом опять ничего не вспомнить

кроме своей назревающей красоты

чувства вины, какого-то ещё неразделённого чувства

к тридцати научиться провожать белые белые корабли

видеть голубое голубое небо

бродить под ним

в тишине, на самой шумной московской улице

слушать музыку на несуществующей радиоволне

 

__________________________________________________

 

 

 

О чужих детях немного

 

 

* * *

 

дедушка который тащит тебе с дачи

(вонючая электричка, жара, южное бутово)

огромные пакеты икея

набитые огурцами и ягодами.

ты говоришь ему «дед, я живу одна, понимаешь — как я всё это съем?«

он смотрит на меня и

правда, не понимает

 

я думаю, ну вот не мог подумать

что для современной девушки, которая по утрам

опаздывает на работу выпивает на ходу свой кофе

сушит феном ногти

(как в этих американских «друзьях»)

спит со своими друзьями,

ты не мог подумать, куда она денет мешок огурцов

пусть самых пупырчатых на свете, с грядки

на которую она ссала и мурлыкала в три года

блять, мешок огурцов.

деда, ну ёпт.

 

встал в семь, ободрал куст смородины

нашел плетеную корзинку (бабушкину заначку, пока та в больнице)

высыпал нахуй просроченные таблетки и порошки —

даже не позвонил!

(пораньше не так печёт солнце)

и с этим «лукошком» и этими огурцами, ты думал, я волнуюсь, жду-стою на вокзале

 

 

 

Day by day

 

С утра я видел такое

дешевое, дышал им в подвале

мое счастье душит меня

обнимает ногами —

детская клиническая больница

вязаный шарф и мы с братом

 

я смотрела твои фотки, на чужом сайте:

мокрые волосы, изображала влечение

потом шла куда-то

потом подписала «тебе».

и такого чистого у меня никогда не было

и такого сумасшедшего

это я про вчерашний день

 

въебалась лбом разбила очки —

такси увезет тебя

такси привезет тебя

отдаст в нежные руки, будешь отхлебывать кипяток

шмыгать носом

самая счастливая, успевшая, живая

со снимками головного мозга подмышкой

на носу первое сентября

 

 

 

* * *

 

мы все доснимали свои сезоны

на диком острове мы переплелись как лианы

голодными руками друг друга успокаивали

дышали на своих детей чтобы они дышали

мне кто-то сказал: «советское время», сказал: «конец восьмидесятых»

я влюбилась в девочку и не обратила внимания

 

когда стало очевидным, что это такой климат и нравы

когда стало ясно что говорят об одном другими словами

моя мама стала колоться папа от меня отказаться

мы все переплелись и заплакали

 

с тех пор мы стоим рядом когда ждем каждый чего-то

молча взявшись за руки мы ждем кого-то

по своим углам Москвы в которые не проехать из которых не выбраться

ждем когда до нас волна доберётся

 

 

 

* * *

 

кто тебе дал здесь стелиться разрешил материться

каша застывшая в раковине как пленка

сидит на полу в ожидании свободного места

положил под язык, говорит я пебя никабда не пабуду

бывают другие хорошие жизни, из твердого теста

дай мне остыть, горящая голова, Сережа

подвинься со своим стулом

 

мне здесь чужого не нужно

и моего не заберешь сам знаешь

ничего такого, что можно оставить накрыть крышкой

чего не выпить залпом, поставить в холодильник до завтра

вынести во двор положить в снег собакам —

здесь никогда и не было дома

 

давай еще о чужих детях немного

бульон с морковкой лаваш с помидором

 

 

 

* * *

 

возвращаюсь из школы, думаю мне с тобой по пути

но сворачиваю у дома, прекращая себе лгать, падаю на кровать на живот

у меня ничего нет внутри — говорю себе, — я пустая

у меня всё это входит через сердце, выходит через рот

мне скоро пятнадцать

 

как эту пустоту назвать, покажи

выучить ноги бежать от всего живого

как живому сказать, чтобы не думал про меня ничего такого

 

мама папа зовет к обеду, меняй майку

я люблю тебя когда на велике мимо тебя еду

почему между нами до сих пор ничего, я не понимаю

если бы отец знал, как мне бывает хреново

(от меня с моими мыслями так мало пользы)

если бы он сейчас вошел в мою в комнату, у него потекли бы слезы

 

пока я смотрела новый фильм Ким Ки-Дука

мне кажется, я повзрослела

когда она от него уходила

снег падал на зрительный зал —

 

как я был засыпан белым снегом

наблюдая, как ты уходишь

хотя я печально звал тебя

только лишь белый снег падал

 

 

 

* * *

 

как щенки метались в тоске по дому

отнимали от молочной груди, пломбира, от детской страсти

закрывали друг друга от облака от бесчестья

заползали в кусты чернобыля

и, говорят, никогда не врали

сажали на колени и уговаривали - чтобы мы привыкали.

если бы они знали

во что мои цветные шарики превратились

почему они из живота исчезали

как в голове лопались, как в груди прорастали

мой отец вероятно ушел бы моя мама легла бы рядом

мы бы выключили свет и смотрели кино, и ничего

мы бы с тобой потом поженились

но времена изменились

крису

я больше не стану.

в груди остановка холодного дня второго

любви остановка хорошего человека у сердца

и может дышать на него, но только руками его прижимать не может

 

я буду просить, лишь третьего дня не будет

патрик пишет короткие письма вроде «ваш путин»

пишет, «ваши долгие вечера»

но только руками его прижимать не может

 

останови снег летящий на нас золотой

потяни за время разверни колесо

из другой страны оба смотрят как падает снег на пальмы

повтори ему его же слова — пусть быстрей заживёт

всё, как маленький, переживает

 

на скамейке у большого, где и в первый раз

в начале девяностых, сидели через два метра каждый и смотрели

как какой-то пацан прижимает к себе пацана — из камня

и не могли поверить

 

 

 

* * *

 

жизнь от сих и до сих — на голых пятках, антошка

пахнет белье альпийской свежестью, понарошку

или влажный язык лизнет подмышку

говори со мной хотя это непросто

— или всё, что было у них до ареста

 

а то весна, я ничего не могу урезать

бюджет ее зарплата моё больное место

прямые включения на краю света

как ты там, света

 

это другая страна другими глазами

мне ее показали американцы

девки на ленинградке жрали меня глазами

агентство магнум получало призы

первое место: сидячая ванна носки, замоченные в тазу

сохнущее на балконе знамя

 

 

 

* * *

 

не умирай мой друг не умирай

мы вырастем и будем воевать

в песочнице откапывать снаряды

и мамы будут бить нас по рукам

 

и мир затем падет к твоим ногам

когда нам будет двадцать/двадцать два

мы будем страстно в губы целоваться

отчаянная с химок гопота

 

проснись пацан нам шесть уже подъем

утри слюнявый след на подбородке

 

скажи мне носом ты ведь где-то есть

вернись ко мне в прозрачный водоем

 

спустись ко мне в мерцающей подлодке

дай воздуха глоток, переверни с небес

мне никуда теперь из этой рубки

мы никогда теперь с тобой взасос

 

_________________________________________________________

 

 

 

Все просто

 

1.

 

если бы я точно знала, какой ты хочешь меня видеть

я бы старалась

наверное, я нравилась тебе молчаливой

знающей что-то такое

смотрящей на свои руки (я тогда делала вид, что не слышу твоих вопросов)

что я могла ответить, я не понимала, почему мы

 

потом ты хотел видеть меня улыбчивой

отвечающей «да» на всё

на весь это классный бред

но не выдающей своей несуществующей тайны

потом не хотел видеть

 

я знаю, какой хочет видеть меня отец —

любой

принимающей его таким, какой он есть

слабый совсем еще молодой только-только забывающий детские обиды

на свою умирающую мать

с недоверием и страхом оглядывающийся по сторонам

в городе своей юности

(ничего не узнающий)

его увольняют с дерьмовой работы

ему надо искать дерьмовую работу —

он хочет видеть меня проигравшей, стоящей с ним рядом

я, в общем, проиграла и стою с ним рядом

 

бабуля видит меня в светящемся шаре

с мягкими светлыми волосами

как у младенца

видит разные части меня

голубые как у нее глаза

дедушкин нос

видит меня в возрасте 2-х лет и одновременно семи

мой слезающий дачный загар

и непонятно как со мной разговаривать —

я вроде всё понимаю, вроде большая

но нет

 

бабушка говорит

бог хочет видеть меня своим любимым ребенком

это почти невозможно —

ей невозможно

и мне невозможно

(я кстати не понимаю, почему у меня не получается)

сначала я думаю, может у нее не получается потому что

ну, какой из нее ребенок?

потом мне кажется, у нее больше шансов

 

 

2.

 

 

ты же не думаешь подходить к людям и говорить —

относитесь ко мне как к ребенку

я наивна и глупа как ребенок.

или, как мой врач — молча улыбается, убирает со лба челку

машет рукой на прощание, как будто мой вагон тронулся

говорит «ну как ты», и кивает, кивает и смеется

на мои односложные «ничего».

 

я как будто превращаюсь в того человека

который родился стариком и умер младенцем

с каждым днем истончается корка

снимаешь очки

слезы текут от солнца

(только мамы из девочек превращаются в бабочек)

 

и такая стена вырастает за секунду до взрыва

пока ты не успел сделать мне больно

полная звукоизоляция, мягкие пол и потолок

пахнет тиной, мокрым больничным паркетом

я щелкаю семечки и смотрю на воду

вытекающую из-под стиральной машинки

не слышу твоего голоса, тут же забываю как ты выглядишь

 

затем тот, кто хранит меня, делает стену тоньше, случайные

фразы достигают моего уха

и это как на уроке естествознания — мир такой огромный, необычайный

 

 

3.

 

 

может мы еще маленькие для любви

доживем до тридцати, потом доживем до тридцати семи

птицы будут обнимать наших усопших котов

длинные праздники 40 дней поста

"не делай мне больно или не желай мне зла"

с этой вечной глупостью, девочки будут молиться с этой своей сентиментальностью

бабушки будут за них свечки ставить — лишь бы они одни не остались

и в какой-то из дней у них, у всех — разом — ничего не получится

в какой-то один день

они все разочаруются

и будут, засыпая, думать, что это не тяжесть его тела

это не он ее согревает

это не с ним она во сне разговаривает

это не его и себя она рукой гладит

а просто нет никого только кто ее огромной ладонью накрывает

 

 

4.

 

 

что делать как растянуть эти пару минут на вечность

всё время стоять облокотившись о принтер

смотреть как ты облокотившись о принтер

как будто не в мою сторону облокотившись

так и стоять, в ожидании знака подняться и разойтись

пока кто-то не скажет «пойдем, нам пора»

ну и пойти по своим делам

потом долго ехать в автобусе между какими-то городами

между какими-то странами лететь над облаками

дышать на окно и слушать айпод

как будто ты не приходишь ко мне в тишине

и только включая музыку, можно тебя поймать

в своей голове

 

не испытывать грусти, или даже нельзя сказать что скучаю

не переживать эти расстояния, ничего меня не огорчает

ничего не хочу сказать, ничего передать не желаю.

мы как бы уже пожили немного в другой реальности —

испытали все чувственные наслаждения

и даже ругались

могу пересказать диалоги, они забавные

как будто мы здесь не работали над ошибками

и всю нашу гордость как бы взяли с собой

в этот наш мир, такой же, как этот, но не совсем такой

 

 

5.

 

 

Мне всегда казалось, что если я (у себя в комнате) разговариваю с человеком

прошу его, делюсь чем-то — он меня обязательно слышит. Ну, как с Богом.

А этот вообще не слышит,

твердолобый.

Помню, как я восприняла смерть А. — как свой самый большой проигрыш.

Я такая блин отличница и вот стою с пустыми руками.

А этот твердо стоит на ногах.

Я держу в руках пустой поводок

 

На уроках химии меня отсаживали к раковине

потому что я успевала решить два варианта контрольной.

— И вот, — говорит Лера, — твои природные богатства

никуда не денутся, они перетекают из одного в другое.

— Это, — говорю, — такая контрольная?

 

(это мой талант обнимать тебя

невидимыми руками —

как будто большими и мудрыми

тяжелыми и спокойными,

как будто простыми и сложными

и нежными

уговорить словами)

 

 

6.

 

не родись бездомной собакой —

пацаном,

вдруг вымахавшим, страшным, не белым не черным

с огромной башкой

намертво вставшим

в тесном переходе, на единственном пятачке, где о тебя не споткнутся —

за ларьком с еле теплыми пирожками.

не родись уходящим дедушкой

в ботинках с прозрачной подошвой

смотрящим всегда удивленно

на свои руки,

и даже пOд ноги

(обнимай сколько хочешь

прижимай к себе силой)

не родись одинокой тридцатилетней девочкой

покупающей в zara home фарфоровые дверные ручки

не родись узбеком

не родись грузином

лучше сразу пятнадцатилетним

не помнящим унижения

безгрешным, без прошлого русским веником

с этими сперматозоидами

говорящими что и как

с этими бархатными глазами

 

 

7.

 

 

грозный-гудермес-моздок-беслан-владикавказ

 

 

я вышла из гостиницы постоять у вырытого котлована новой девятиэтажки

гудермеса, в шесть утра железная гусеничка грызла его края

мама в черном толкала перед собой два ведра

с мутной водой, ее тапки шлепали, глаза не открывались навстречу новой жизни

"хорошо постоять на краю", —

я тебе говорю по мобиле

 

мой локомотив причалил развернулся мой парус

я откуда-то это место знаю

здесь зарывали вкус прохладной осени, сладкой ваты

(я забываю о тебе через полминуты,

хотя прошу "приснись мне на новом месте")

 

брат чечен от земли у любви человека

отнимаются ноги даже если тот еще не ходил

поднимаешь на руки, называешь по имени, отряхиваешь колени

у новой ленки, у терека, у аслана-беслана, у гиви

все школьники одинаково виноваты перед теми, другими

 

давай сюда свой страх одиночества, мой милый дружок

поиграем в футбол на минном поле

посмотрим смерти в глазок

давай, это самый мясной осетинский пирог

 

и когда одни передавали тебя в руки другим —

на границе можно ходить босиком и фоткаться

что значит ничего не бояться на время проститься

большая страна, извиняться

 

 

8.

 

 

я стояла у билетной кассы

кинотеатра, когда из второго зала

вышла семейная пара с ребенком 10-ти лет —

все трое с заплаканными глазами

она никак не успокоится, оба гладят ее по волосам

он говорит своему сыну: — Сашка, ну а тебе-то фильм понравился?

(я ни за что не пойду смотреть кино про собаку, о чем они вообще думали)

папа — хачик, она — русская, в другой ситуации у меня были бы к ним вопросы

 

Л. говорит, у нее к Богу есть пара вопросов мы дети твои евреи

— где Ты был, когда от ломтя отрезали треть

"сжигаемы целиком" несли Тебе голокость

цыгане, поляки, чернокожие граждане Германии, душевнобольные и нетрудоспособные, умственно отсталые

гомосексуалисты

армяне

сначала дети до 3-х лет, потом все остальные

 

"разрешение на уничтожение жизни, недостойной жизни"

комиссия, призванная давать советы по поводу абортов и стерилизации

для людей с отклонениями

кафедра расовой гигиены

детская эвтаназия, Л. спрашивает: — Зачем тебе столько здорового потомства?

Робот Т?4 умерщвлял ангелов? Зачем Ты умерщвлял своих ангелов, почём не дал им пожить немного с нами —

здоровыми буйволами с поникшими головами

 

(210 больных детей из санатория для детей с физическими и психическими отклонениями города Ейска)

Л. говорит: — Лейся, Господи, твоя песня,

и где Он был, когда Его детей истязали?

 

(а Он перед ними ползает на коленях

Он их силой к себе прижимает

Они что-то вдыхают и никуда больше не исчезают

даже когда их тела истлеют

 

они все у Него потом под боком будут вертеться —

чем смогут Ему помогут)

 

Саша, у каждого из нас есть своя дворняжка

невидимый поводок я кладу тебе в руку, когда ты уснул

все дети думают, что умрут в один день со всеми собаками

и когда этого не происходит, виноват тоже Он

или этот сумасшедший яблочный год

в Москве небывалый урожай

у бабушки появился предлог чаще приезжать к нам в гости:

она привозит с дачи небольшой пакет антоновки

мы вместе запекаем яблоки с медом в микроволновке

спрашиваю ее: — У тебя когда-нибудь возникали к Нему вопросы?

Нет, — говорит она, — так всё просто

 

 

 

 

 

* * *

 

Раз в два дня

 

Я хочу видеть как умирает и там стоит

Закрыв глаза, стирает в мобильнике номера

Закуривает, думает: господи, ты это всё, но так не бывает

Почему ты меня здесь стоишь

 

Потому что ты про меня молчишь

 

 

 

 

 

* * *

 

ребёнок взбирается на колени

кладёт руки на плечи —

неси меня отче

ешь меня изнутри сиропом

я твои руки буду держать там у себя в желчи

буду дышать твоим лёгким

сердце буду держать между ногами

ты меня — обнимать руками

будем ходить по улицам, задирать головы, будем

есть самсу и лаваш, собирать бутылки

чего нет ни у кого, и не будет

боли как будто проткнули в затылке

 

 

 

 

 

* * *

 

мама говорит — мы тебя отдадим.

ползает по полу за своим хвостом —

горе, которое чего-нибудь сделает с нами.

хорошо когда ты один.

я тебя от себя буду держать руками.

сам себе говорю — я буду тебя мочить.

я тебя изведу всяко разно.

маленький, который любит меня и молчит,

потому что он говорит и показывает.

 

 

 

 

 

* * *

 

в самой короткой жизни

ты стоишь, вверх ногами, на самом цветном экране

достаёшь до земли руками

подбираешь мелочь, всякую дрянь суёшь в рот

потом устаёшь

на самую долгую жизнь всё равно не наберёшь

в самом дешёвом кафе

заполночь

я трогаю тебя между ног

ко мне, говорю, или к тебе

к тебе, говоришь, от тебя потом будет проще

 

 

 

 

 

* * *

 

мамы, для которых всё просто

я сама себя слышу лет через сто

отпусти меня, господи, к той, у которой

всё через одно место

что ты держишь меня за волосы, как простую девку

не помочь, ничего

я скопила немного денег

я тебе их подбрасываю, когда отрастают руки

когда ходят ноги, я думаю о тебе

и когда я лежу в воде

 

когда всё это закончится

ты будешь умнее

сама за себя говорить станешь

будешь говорить, даже когда устанешь

будешь вспоминать обо мне

 

 

 

 

 

* * *

 

когда работаешь третий год на одном месте

когда тебя узнаю́т

пусть даже в казино метелица

(когда у тебя было своё место на рынке

те же ощущения)

вдруг всё меняется

мама возвращается из больницы

у отца день рождения

ты стоишь в очереди за дорогим шприцем

тебе по карману её лечение

и теперь, когда это уже никогда не кончится

почему тебе так трудно сказать, что ты меня любишь

 

 

 

 

 

* * *

 

после того как я умру

после разговоров об этом

(почему так, я потом пойму)

в маленькой жизни всё можно

можно умереть в метро на скамейке

можно успеть обнять тебя в этот момент —

ехать в метро, которого нет

 

до свидания, закрытая дверь

до свидания, увидимся, когда я скажу