Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
КАРЕН ДЖАНГИРОВ

Карен Эдуардович Джангиров (род. 1956, Баку) — поэт-верлибрист. Окончил экономический факультет МГУ и аспирантуру при нём. С 1978 года занимается разработкой и систематизацией русского верлибра. Публиковался в центральной периодике и антологиях русской поэзии. Стихи переводились на иностранные языки. Автор 17 изданных книг верлибров. Составитель и автор первого в СССР группового сборника верлибров «Белый квадрат» (1988), утвердившего позиции верлибра в современной русской поэзии, а также нескольких других антологий русского верлибра. Президент «Ассоциации русского верлибра» (1991, распалась в 1995). С 1991 года находится в эмиграции, жил в Польше, Норвегии, Бельгии, Австрии. С 1995 года живет в Канаде.

* * *

 

В маленькой комнате ночью

я и верлибр вдвоем

стоим у окна и слушаем

море, которого нет

 

 

 

* * *

 

В пространстве межбуквенном тлеют забытые звуки

хранящие тайну когда-то погибших миров

 

 

 

* * *

 

О это чудесное дребезжание

маленькой чайной ложки

в индийском океане

летящего ночью поезда

 

 

 

* * *

 

В нас постепенно исчезают птицы

взамен степенно множатся ужи

 

 

ЕСЕНИН

 

Шел по земле, одетый

в небо, держа как птицу

сердце свое в руках

 

 

ГУМИЛЕВ

 

Кормящий небо нежными цветами

беглец

скиталец

бонза

вековой

 

 

ГИППИУС

 

Цветочный звук улиточного рая

творящий солнце в черном хрустале

 

 

 

ЗАБОЛОЦКИЙ

 

Я увидел во сне

все что было утрачено мною

Я проснулся а рядом

лежало холодное море

 

 

 

ЕВТУШЕНКО

 

Он ударил цветок и заплакал

от тоски запредельной, а люди

подходили к нему и смеялись

лепестками убитых цветов

 

 

 

 

БРОДСКИЙ

 

Пальма в снегу

Канарейка в тумане

Ветер в пустыне

Псалтырь на ветру

 

 

 

 

БОДЛЕР

 

Он был не схож ни с этими, ни с теми,

в другом он жил и нес другое время

Так от растений комнатных отличен

особый дух кладбищенской травы

 

 

 

 

ВИЙОН

 

Я не поэт и не пиит, я ловчий

Я смерть и слово чую за версту

И не спастись переступившим ночью

в моих полях запретную черту

 

 

 

 

РЕМБО

 

Бабочек желтый ливень

ловил он глазами, прижавшись

к окнам далеких стран

 

 

 

 

 РИЦОС

 

По длинной прихожей рассеянно бродит

туда и обратно осенняя лошадь

а в медленных сумерках белой гостиной

на белой кровати в нирване мышинной

покоится мертвый а рядом на стуле

женщина вяжет чулок

 

 

 

* * *

 

Ранняя осень, как тень на лице младенца

 

 

 

* * *

 

О как хочется карлику к небу прижаться лицом

 

 

 

* * *

 

Что может быть выше полета фарфоровой ласточки?

 

 

 

* * *

 

Жить и утрачивать… Утрачивать, чтобы жить

 

 

 

* * *

 

Ищу лишь то, чему названья нет

 

 

 

* * *

 

Страшно

оказаться одному

среди цветущих подсолнухов

в жаркий июльский полдень –

так и кажется, будто

за спиной в тишине глубокой

прячется с бритвой

Винсент ван Гог

 

 

 

* * *

 

Декабрь… Сумерки… Париж

с протянутой к толпе пустой потертой шляпой…

И Модильяни, странствующий мимо,

кладет в нее последний медный грош

 

 

 

* * *

 

Молчанием гор

уравновешены крики

мертвых

 

 

 

* * *

 

В вазе хрустальной

вдовые розы

отдаются безмолвию

 

 

 

* * *

 

Что может быть глубже цветка?

Лишь красота одинокой девочки

 

 

 

* * *

 

Странное слово – любовь!

легче травы,

тяжелее неба

 

 

 

* * *

 

На рассвете

деревья пахнут луной,

мужчины – далекими странами,

а женщины – колыбелью

 

 

 

* * *

 

Нельзя слишком близко

подходить к человеку –

можно сорваться

в пропасть

 

 

 

* * *

 

О, этот причудливый путь человека

от себя настоящего

к себе придуманному

 

 

 

* * *

 

В камне шумит птица.

В птице шумит небо.

В небе шумит ночь…

Мы думаем – это жизнь.

А это всего лишь ветер

 

 

 

* * *

 

Легко говорим: «Было…»

Легко говорим: «Будет…»

Как трудно сказать: «Есть…»

 

 

 

* * *

 

Вам кажется – это

приступ внезапной грусти,

необъяснимый своей глубиной.

А это – всего лишь

на другой стороне сознания

лунные лошади

танцуют

танго

 

 

 

* * *

 

Жизнь состоит

из сонма чудесных вещей.

Но если серьезно задуматься,

то жизнь состоит из одной сигареты,

которую ранним утром

я поглощаю с мыслью о том,

что жизнь состоит

из сонма чудесных вещей

 

 

 

* * *

 

Мне нравятся люди

с глазами, в которых

облетают деревья

и умирают лошади

 

 

 

* * *

 

Иногда

можно прочесть судьбу

на полинявших обоях комнаты

незнакомого города – в грустных объятьях

совершенно случайной женщины

 

 

 

* * *

 

Люблю

обшарпанные комнаты

провинциальных гостиниц

с запахом прелых фиалок и мертвой воды,

со скрипучими стульями

и непременно протекающим краном… Ибо

 

я знаю точно –

уют смертелен

для тех, кто прожил

иную жизнь

 

 

 

* * *

 

Имя –

это уже одиночество.

Дом –

это уже изгнание

 

 

 

* * *

 

Как долго растет трава.

Как быстро стареют дети

 

 

 

* * *

 

У

смерти

глаза матери,

голос отца,

силуэт родины

 

 

 

* * *

 

Сильнее

воспоминаний о прошлом

только тихая грусть

о несбывшемся

 

 

 

* * *

 

И маска имеет лицо

 

 

 

* * *

 

Что жизнь?!

Сначала реки грез

и светлый бег хрустальных весен,

затем закат осенних трав

и череда уставших солнц, потом

катящийся вдали бессонный балаганчик,

и наконец, утраченная смерть

и долго-долго длящееся небо…

 

 

 

* * *

 

Из всех моих «я»

самое лучшее то, о котором

женщина с моря сказала бы грустно:

«Очень осенний день!»

 

 

 

* * *

 

Я вижу время –

оно тихо струится

по золотистым прожилкам растений –

время, в котором

нам, осажденным будущим,

никогда не жить.

Время, которое

всегда чужое

 

 

 

* * *

 

Более всего

меня настораживают простые вещи:

фиалки в руках одинокой девочки,

зеленая шляпа на голове прохожего,

обрывок афиши в объятиях ветра,

поползновения ложки на краю стола,

ужимки графина в малиновых сумерках… Я

в ужасе от

непостижимости происходящего

и, признавая свое поражение,

я укрываюсь от жутких подробностей мира

хрустальным щитом

безумия

 

 

 

* * *

 

Нельзя иметь

небо,

страну,

женщину…

 

Можно только любить их

и помнить

 

 

 

* * *

 

Покой – это эра

белых растений и снов

на берегу опустевших хижин

 

 

 

* * *

 

Выходя из прошлого,

не забудь погасить

свет

 

 

 

* * *

 

Осень –

сочинение шепотом

на тему:

«У ветра пальцы

Бетховена»

 

 

 

* * *

 

В бездонных глазах

бездомных бродячих собак

на рассвете прячутся звезды. Днем

собаки их носят во взгляде, а ночью

высыпают обратно

в небо

 

 

 

* * *

 

С отрочества

ношу в позвоночнике

однажды услышанный мною в тумане

прощальный гудок парохода… С отрочества

ищу от кого

отречься

 

 

 

* * *

 

Подари мне, Осень

шепот девственно чистого моря

и беспамятство дюн, ускользающих вдаль…

 

Озари мою жизнь

светом ласково нежных существ,

обитающих за безысходностью…

 

Дай испить напоследок

с твоих невесомых ладоней

отрешенность во мгле остывающих ливней…

 

Дай прижаться лицом к неприкаянным листьям, которыми

на излете небес в родниках заходящего солнца

пеленают детенышей аисты…

 

Подари мне, Осень,

забвение…

 

 

 

* * *

 

Черноухая собака бегает по улице.

Золотоволосая девушка переходит дорогу

(на лице ее солнце, а в руках незабудки).

Маленький мальчик грызет яблоко.

Пожилой горбун смеется и плачет.

Какая-то женщина катит коляску.

И все это время идет дождь.

А все это время идет дождь!

 

Но если вы хотите, я открою вам маленький секрет.

Подойдите поближе.

Ближе.

Еще!

Вы думаете, это дождь?

Ошибаетесь!

Это не дождь.

Нет, это совсем не дождь!

 

Шепотом: а что это?

 

Шепотом: МОЦАРТ !

 

 

 

 

 

НАТАШИН ГОД

 

Осень…

Капелла лягушек…

Всплески…

Ускорение улиц, бегущих от ветра…

Размагниченность листьев…

Пригоршни лунного света…

Шорохи губ…

Губы!

А по ночам

над моим лицом –

твои ладошки мерцают, как два светлячка,

и кружатся,

кружатся,

кружатся…

 

Зима…

Невесомость клубящихся стекол…

Ступенчатость снега… паузы…

Взбаламученность лампы…

Опустошенные клеточки слов…

Молчание… Молча

мы бродим по комнате, делая странные вещи:

переставляем предметы с места на место,

сухие стаканы вытираем газетой,

поливаем герань из пустой бутылки,

меняем воду в аквариуме,

в котором давно уже умерли рыбы…

с единственной целью –

как можно больше угодить настороженным звездам,

следящим за нами

из осени…

 

Весна…

Очертание солнца… лужи…

Протяженность опухшей холмами земли…

Февраль, застрелившийся первым дроздом…

Хаос окраин…

Капель…

Исчерпанность!

Еще какой-то задумчивый гном:

петляя кругами,

он незаметно крадется за нами

и все чаще и чаще улыбается грустной улыбкой –

он знает…

он видит…

он чувствует…

«Почему?! – говоришь ты тихонько и плачешь. –

Я не хочу, не хочу, не хочу…

Не хо-чу!»

Дождь…

 

Лето…

Закат…

Городок, обтекаемый ленью,

обшарпанный, маленький, сонный…

Темная комната… сумерки… тени…

Нашествие мух…

Обнаженные пальцы, сведенные в крик…

Нескончаемый скрип искалеченных петель…

Лестница…

Небо…

Дорога…

Деревья…

Вокзал…

Станционный фонарь…

Вечность…

 

Вечность…

Непрерывность камней,

безмолвия и тишины!

Лишь иногда – через каждую 1000 лет –

отголосок моллюска со дна неподвижного моря,

или звон комара за чертой горизонта,

или вздох черепахи… Здесь

я живу на пустынном холодном песке

и ничего не делаю, только

от камней отделяю камни:

«Наташа…

 

 

 

* * *

 

Все, что вечным казалось,

постепенно уходит, взамен

остается умение видеть за тучей

очертание птицы, еще

способность чувствовать боль

от столкновения рыбы

с камнем

 

 

 

* * *

 

Спросил у ветра:

«Зачем человеку дом?»

 

Ветер ответил:

«Человеку нужна легенда»

 

 

 

* * *

 

Вздрагиваю

от скрипа дремучей улитки,

от искривления корня далекого дерева,

от полночного всплеска морского булыжника,

от колебания ласточки в недрах рассвета…

 

Такая во мне

тишина

 

 

 

* * *

 

Уже

 

к его печали прислоняются горы,

в его одиночестве тонут моря,

в его отрешенности гаснут ветры,

его именем пугают галактики…

 

А он,

как и прежде,

не подозревая об этом,

живет совершенно обыденной жизнью:

тоскует,

мечтает,

работает,

думает,

спит…

 

А иногда

(особенно ранней осенью)

бывает слегка взбудоражен идеей –

добиться признания маленькой женщины,

которую даже не любит

 

уже

 

 

 

* * *

 

Он забредил росой,

той росой серебристой, которой

на заре умываются бабочки, тля и цикады…

Он забредил озерами,

где ночами купаются лебеди…

Он забредил дождями, быть может,

слишком долго он травами думал

и мыслил цветами, быть может,

это память его высыхает

 

 

 

* * *

 

Каждое утро

кто-то другой

просыпается вместо меня

берет мое имя

надевает мое лицо

говорит моим голосом

курит мои сигареты…

И я ничего не могу поделать

с этой чудовищной несправедливостью

утешая себя лишь тем

что может быть все иначе

и это не он а я

каждое утро

просыпаюсь вместо него

 

 

 

* * *

 

Печаль со снегом

Чай с лимоном

И комната с чужим лицом

 

 

 

* * *

 

Мои глаза не выносят близости

Мое лицо не выносит счастья

И переспать с женщиной

мне уже много легче

чем прикоснуться к ее

губам

 

 

 

ОНА

 

В ней нежится луна

в ней лень цветет дождями

лесная тишина

в ней бьется мотыльком

но как ее зовут

и кто она не знаю

и есть ли на земле

ее небесный дом

 

В ней нежится луна

и я с ней где-то рядом

который век подряд

который год и миг

окутанный листвой

опутанный ветрами

с единственной мечтой

увидеть этот лик

 

 

 

* * *

 

Я помню

нашествие в наш неустроенный быт

этих маленьких рыжих пылающих солнц,

именуемых кем-то

марокканскими апельсинами,

обшарпанный столик,

веселые брызги шампанского,

поцелуи в углах, разговоры о Кортасаре

и тысячу прочих прелестных глупостей

(мы рисовали на стенах светающей комнаты

зеленого ослика в пыльных горах Аргентины

и розовых птиц в небесах Гондураса)... Я помню

твой голос, летящий серебряной нитью,

и самое-самое легкое в мире прощание!

Ты исчезла и дни полетели за днями,

вливаясь в могучую реку забвения

и превращаясь в Ничто.

Так почему же теперь

в эти дни невозможных утрат

я вспоминаю об этой нечаянной встрече

с такой беспредельной нежностью?!

 

 

 

* * *

 

Это и есть

то самое-самое

к чему в иные моменты жизни

мы прикасаемся ненароком

не замечая всей прелести этой случайности

чтобы потом через много печалей и лет

открыть для себя как последнюю тайну

что это и было

главным

 

 

 

УТРАЧЕННАЯ СМЕРТЬ

 

Что жизнь!?

Сначала реки грез

и светлый бег хрустальных весен.

затем закат осенних трав

и череда уставших солнц, потом

катящийся вдали бессонный балаганчик,

и наконец, утраченная смерть

и долго-долго длящееся небо...

 

 

 

* * *

 

Лишь то желанно мне,

что не дано судьбой.

О невозможном музыка моя.

И сам я только высохший родник

для всех живых,

кто быть со мной не может.

 

 

* * *

 

Я родился в усталой воде.

Я прожил под мертвым солнцем.

Я умер в безлюдном мире.

И теперь в неподвижном времени

я вспоминаю свое лицо...

 

 

* * *

 

Это только попытка

стереть свое имя

с грядущего и,

обманув судьбу,

отразится осколочком синего,

синего неба

чужбины.

 

Это только попытка

преодолеть бессмертие.

 

 

* * *

 

Из всех моих "я"

самое лучшее то, о котором

 

женщина с моря сказала бы грустно:

"Очень осенний день!"

 

 

 

* * *

 

Я вижу время –

оно тихо струится

по золотистым прожилкам растений –

время, в котором

нам, осажденным будущим,

никогда не жить.

Время, которое

всегда чужое.

 

 

* * *

 

Моя единственная возлюбленная –

Девочка До-ли-ли,

Зеленоглазая ночью

и золотоглазая утром,

убегающая веками

из всех сумасшедших домов....

 

Та, которую в своем почерневшем сознании

я прячу от всех уже тысячу-тысячу лет

и тысячу-тысячу лет

живу с другими.

 

 

 

* * *

 

Более всего

меня настораживают простые вещи:

фиалки в руках одиноко бегущей девочки,

зеленая шляпа на голове прохожего,

обрывок афиши в объятиях безлюдного ветра,

поползновения чайной ложки на краю стола,

ужимки графина в малиновых сумерках комнаты...

Я в ужасе от

непостижимости происходящего

и, как рыцарь, признавший свое поражение,

я укрываюсь от жутких подробностей мира

хрустальным щитом безумия.

 

 

 

* * *

 

Более всего

веселые люди

невыносимы весной,

особенно после дождя,

когда над ними струится солнце,

а рядом сверкают лужи...

 

Каждый раз при встрече с ними,

несмотря на свое одиночество,

я мысленно благодарю Создателя

за свою изначальную непричастность

ко всему счастливому.

 

 

* * *

 

Нельзя иметь

небо,

страну,

женщину...

 

Можно только любить их

и помнить.

 

 

* * *

 

Сойти с ума –

все равно что сорваться с поезда,

 

услышав стремительный запах сиреней

на тихой безлюдной станции.

 

 

 

* * *

 

Здесь

слишком много причин

быть счастливыми !

 

Для нас, ищущих

одну – единственную.

 

 

 

* * *

 

Запахи детства,

как рифы обмелевшего моря.

на которых покоятся

мертвые корабли.

 

 

* * *

 

Теплые волны памяти

омывают бесшумно

холодные дюны дней –

 

эти вечные символы

человеческих невозможностей.

 

 

* * *

 

С годами

человек уменьшается

до размеров

собственной

грусти

 

 

* * *

 

Мое последнее открытие:

"Мы живем на руинах будущего".

 

 

* * *

 

Кто он, творящий

между мною и миром

бесконечный клубок расстояний?

 

 

* * *

 

Я зарастаю золотоглазыми певчими –

и небо уносится ветром,

и камень течет в руках...

 

 

* * *

 

Существую ли я,

если я существую

вечно?

 

 

* * *

 

Я продолжаю опережать Луну

на одно бесконечное утро.

На одну бесконечную ночь

продолжаю отставать от Солнца.

 

 

 

* * *

 

Я разгадал тебя, Смерть,

когда увидел однажды в твоих глазах

печаль новорожденной жизни

 

* * *

 

Покой - это эра

белых растений и снов

на берегу опустевших хижин.

 

 

 

* * *

 

И потому, что над нами довлеет тьма,

есть мир, изначально лишенный неба,

откуда осколками солнечной мысли

мы отражаемся в собственной памяти.

 

 

* * *

 

Я прикоснулся глазами к безмолвию улиц

и увидел на дне обмелевшего города

крик уходящей Вселенной.

 

 

 

* * *

 

Выходя из прошлого,

не забудь погасить

свет.

 

 

 

* * *

 

Я помню

нашествие в наш неустроенный быт

этих маленьких рыжих пылающих солнц,

именуемых кем-то

марокканскими апельсинами,

обшарпанный столик,

веселые брызги шампанского,

поцелуи в углах, разговоры о Кортасаре

и тысячу прочих прелестных глупостей

(мы рисовали на стенах светающей комнаты

зеленого ослика в пыльных горах Аргентины

и розовых птиц в небесах Гондураса)... Я помню

твой голос, летящий серебряной нитью,

и самое-самое легкое в мире прощание!

Ты исчезла и дни полетели за днями,

вливаясь в могучую реку забвения

и превращаясь в Ничто.

Так почему же теперь

в эти дни невозможных утрат

я вспоминаю об этой нечаянной встрече

с такой беспредельной нежностью?!

 

 

 

* * *

 

Я ушел.

Это был единственный способ остаться –

хотя бы в памяти.

Малышка еще витала в облаках,

не ощущая конца,

но я, переживший не одну пустыню,

отчетливо видел,

как на еще недавно зеленой листве

уже появляются первые желтые пятна...

 

Я ушел –

и в моем окаменевшем сердце остановились

часы.

Но время, живущее вне моего бытия,

продолжало свое непрерывное шествие:

понедельники, вторники, среды

и прочая мелкая живность

копошилась вокруг моего одиночества.

 

Все это время я жил, как жил.

Были другие женщины.

Но это были другие женщины.

Иногда вечерами

я отправлялся в окрестный парк,

где в старом довоенном пруду

плавали утки непонятного цвета

и с очень дурными манерами.

Я бросал им хлебные крошки,

продолжая думать о ней...

 

А в начале осени

я получил небольшое письмо,

где меня с удивительной скромностью

приглашали на свадьбу.

Меня не простили!

Мгновенная легкость по этому поводу

тут же сменилась растущей тоской,

а следом пришла пустота.

Я оделся, вышел

и начал бесцельно блуждать по городу,

вспоминая бесконечные подробности

теперь уже навсегда утраченной жизни.

 

Вечером

я оказался в каком-то глухом переулке,

остановился, прислонился к стене

и закурил сигарету.

И именно в этот момент

из растворенного окна близлежащего дома

заиграла волшебная музыка –

старое грустное танго.

Что-то острое защемило внутри

и подлое чувство сострадания к самому себе

охватило меня целиком.

Я опустился на корточки,

закрылся руками

и начал долго смеяться

скрипучим жутким смехом.

Мимо проходила парочка –

курносая девушка на тоненьких ножках

и розовощекий денди в малиновом галстуке.

"Пьяный мужик!" –

бросил всезнающий юноша

и парочка двинулась дальше.

К утру я оказался дома.

Выпил снотворное,

наглухо задвинул шторы и лег спать.

 

С этого дня мой корабль прочно осел на рифы.

Я перестал встречаться с друзьями

и все глубже и глубже

погружался в холодное море бессилия,

перемещаясь, как тень

по своей бесконечно прокуренной комнате

со все нарастающими воспоминаниями

об этой девочке...

Так пролетела осень

и я даже не заметил, как пришла зима.

С промозглым ветром и большими снегами.

Я старался не подходить к окну –

снег раздражал меня своей белизной,

на фоне которой мое глухое отчаяние

становилось еще отчетливей...

 

А потом наступила весна.

И однажды утром

я проснулся от звона капели

и пения маленьких птиц.

За одну лишь ночь

мир изменился до неузнаваемости:

дети гоняли мяч,

старики и старухи щебетали о вечном,

а на углу нашей шумной улицы

веселый мороженщик продавал мороженое.

Из соседнего подъезда

с огромной авоськой в руках

выскакивал рыжий мужчина.

Ему вдогонку, едва не вываливаясь из окна

кричала женщина: "Не забудь огурцы!"

 

"Не забудь огурцы!"

Эта чудесная фраза

с шипением врезалась в мое сознание,

как болид в сердцевину айсберга.

Я снова посмотрел в окно

и увидел множество нарядных женщин,

я увидел их лица, озаренные ранней весной,

и услышал - сначала совсем еще робкое,

но растущее с каждым мгновением тиканье -

это в моем оттаявшем сердце

снова пошли часы,

С этой минуты я начал жить

и вновь этот мир

стал принадлежать мне...

 

...Говорят, что я прожил

еще долгую счастливую жизнь,

а умер в начале восьмидесятых

во времена тяжелой эпидемии

гонконгского гриппа.

 

 

 

 

 

ОСЕННИЙ ВОЛК

 

 

Когда я понял, что меня уже нет –

я увидел женщину с ликом солнца,

я пошел ей навстречу, раздвинув небо,

я пошел ей навстречу, раскинув... Но

меня уже не было!

 

Меня уже не было на этой земле.

Меня уже не было в собственном теле.

Меня уже не было в собственной памяти...

А где-то вдали из холодного моря,

из очень холодного мертвого моря

вышел Осенний Волк.

 

 

* * *

 

Если волк устал от любви и суши,

то это - осенний волк.

И в грозной стае других волков

не будет ему ни покоя, ни счастья

и только на склонах далекой чужбины

он обретает свою судьбу.

 

 

* * *

 

Весна –

самое-самое

грустное время года,

 

но знает об этом

только осенний волк.

 

 

* * *

 

Город –

единственное

живое существо,

идущее вместе со мной

по свету.

 

 

* * *

 

Люблю

обшарпанные комнаты

провинциальных гостиниц

с запахом прелых фиалок и мертвой воды,

со скрипучими стульями

и непременно протекающим краном... Ибо

 

я знаю точно –

уют смертелен

для тех, кто прожил

иную жизнь.

 

 

* * *

 

Творить на песке...

Сопротивляться нашествию хаоса...

Скитаться по свету в погоне за невозможным,

собирая осколки разбитых зеркал и судеб,

играя на флейте чужих одиночеств...

 

А в старости,

закончив путь

в какой - нибудь глухой провинции

в великолепном статусе

смотрителя сумасшедшего дома,

 

проводить вечера, объясняясь в любви

безумносмотрящим девам...

 

* * *

 

Нужно побеждать.

Нужно побеждать как можно чаще.

Точнее - нужно побеждать всегда,

ведь это единственный способ

жить, не замечая

своего поражения.

 

 

* * *

 

Без моего ведома

идут поезда,

летят самолеты,

плывут корабли,

запускаются спутники,

объявляются войны,

начинаются снегопады,

метели,

дожди...

А за соседней стеной

многомудрый паук

ловит маленьких мух,

не испросив моего дозволения...

"Так в чем же моя вина?!"

 

 

* * *

 

Не важно,

сколько ты прожил лет,

важно другое –

какая по счету смерть

стала твоим убежищем.

 

 

* * *

 

Тяжела дорога,

но я продолжаю свой путь,

как будто кто-то вдали,

выбросив белые флаги,

ждет моего пришествия.

 

 

* * *

 

Не дай, Господь, моим мечтам случиться!

Пусть будет вечным этот тяжкий путь

к тому, что не имеет продолженья

и только целью быть обречено.

 

 

* * *

 

И рос во мне

пчелиный голод неба.

Он гнал меня

на край земли пустынной.

Что я искал? –

Кристальный мед покоя.

Что я нашел? –

Сухую горсть чужбин.

 

И рос во мне пчелиный голод неба

и возвышал

над миром и судьбой

 

 

* * *

 

Однажды,

на закате жизни

ты непременно найдешь себя там,

откуда когда-то начал

и осознаешь, что все это время

не ты неустанно скитался по миру, а мир

жил сквозь тебя, как трава прорастает чрез

камень.

 

 

* * *

 

Я спал у корней воды.

И снился мне сон, в котором

я спал у корней воды...

Дни пролетали за днями –

я жил, умирал и помнил,

искал, находил, утрачивал...

Но все это длилось там –

во власти любви и смерти,

а здесь, в тишине глубокой,

в пределах другого неба

я спал у корней воды...

 

 

* * *

 

Исчерпана

последняя грань бытия –

созерцание собственной смерти.

 

 

* * *

 

Я видел,

как дышит пепел –

я знаю как ранен мир.

 

 

* * *

 

Я видел,

как возвращаются земли из дальних странствий

и превращаются в пыль

чужбин.

 

 

* * *

 

Избегаю

пространств, способных

умещаться во взгляде Сторожа,

и людей стерегущих пространства

 

 

* * *

 

Жить надо

южнее собственных мыслей

хотя бы на одно

желание.

 

 

* * *

 

Живому трудно

отвести взгляд

от красивой женщины,

так же как мертвому

вспомнить свою мечту.

 

 

* * *

 

Только без женщины

осознаёшь до конца

непрерывность женщины

 

 

* * *

 

Я знаю,

что люблю тебя

и значит –

я знаю о тебе

все.

 

 

* * *

 

В шорохе трав,

в скрипе ракушек,

в шелесте волн,

в шуме грядущих камней... –

 

Слышу твое лицо –

о эта райская музыка

на пустынных развалинах мира.

 

 

* * *

 

Я научу тебя, девочка,

как перемалывать солнце

в золотистую пыль

пространств,

как собирать расстояния,

оставленные другими,

и очищать глубину

от грусти...

 

Я расскажу тебе, девочка

как можно любить этот мир,

зависая судьбой

над пропастью...

 

 

* * *

 

Хорошо

сорокалетних ведьм

с глазами, чернее смерти,

гонять по ночам до седьмого крика,

или

заманивать в кусты

полуфригидных девочек

и долго-долго

объяснять им теорему Пифагора,

 

И совершенно немыслимо

с первыми делать второе.

а со вторыми – первое.

 

Да,

умение жить –

это способность угадывать четность

выпадающих свыше чисел.

 

И все.

 

 

* * *

 

Иногда

можно прочесть судьбу

на полинявших обоях комнаты

 

незнакомого города – в грустных объятьях

совершенно случайной женщины.

 

 

* * *

 

Какое блаженство

наблюдать со стороны за своим крушением

 

и как суфлер незаметно подсказывать

слова, потерявшие смысл.

 

 

* * *

 

В непрерывном хаосе твоих дорог

только одна живая,

летящая со скоростью смерти

и точная, как змея.

 

Ей больно, когда ты идешь по ней!

Она - твой Путь.

 

 

* * *

 

Это не я –

это ветер с чужбины

бродит ночами

по крышам счастливых домов.

 

 

* * *

 

Сколько пространств

прошло сквозь меня и кануло!

А я по-прежнему там,

где моя постаревшая смерть.

 

 

* * *

 

Выбирая дороги,

мы выбираем лишь способ счастливого возвращения

 

 

* * *

 

Быть дальше

самого себя

хотя бы на пол-чужбины,

хотя бы на четверть неба

быть выше своих корней.

 

 

* * *

 

Спроси у себя:

"А что будет дальше?"

И тогда поймешь,

что ничего и нет.

 

 

* * *

 

Как легко постареть

в окружении мудрых

мыслей.

 

 

* * *

 

Самая

точная

грань

настоящего –

красота

уходящей женщины

 

 

* * *

 

След мой — пустыня,

покрытая пылью забвения

и песками грядущих времен.

 

 

* * *

 

Гибелью ежесекундно умирающего пространства

переполнены мои глаза.

Стоит мне только очнуться –

и вселенная рухнет в Ничто.

 

 

* * *

 

Отбрасываю

холодноватое прошлое,

как ящерица хвост, ускользаю, но жизнь

снова и снова

принимает очертания

прошлого.

 

 

* * *

 

Душа наполняется

листьями, звёздами, ветром ...

А бедное тело - опилками прожитых лет.

 

 

* * *

 

Мы возвращаемся из странствий.

Но возвращаемся не мы.

 

 

* * *

 

Ветер коснулся верхушек холодных деревьев –

я покидаю ваш дом,

в котором прожил счастливую жизнь,

длиною в короткий вечер, и где

 

я научился любить бесконечность жеста

и поклоняться красоте молчания.

 

 

* * *

 

Я не хочу быть дворцом

для вечно здравствующих.

 

Хочу быть хижиной

для случайно выживших.

 

 

* * *

 

Исчезаю

в пустые коробочки слов,

оставляя пришельцам

свое отрешенное имя.

 

 

* * *

 

Дойти до конца –

это значит дойти до конца

своего тела.

 

 

* * *

 

Верлибр –

это

иная скорость

молчания.

 

 

* * *

 

Во

всякой

тишине

есть уголок, в котором

прячется аист или

его детеныш.

И значит -

тишина не бывает пустой.

 

 

* * *

 

Когда умирает душа

вместе с ней умирают слова.

 

Старость —

это кладбище мертвых слов

и море воспоминаний...

 

Я больше не чувствую слово <желтый>

и осень - любимое время года –

проходит мимо

Скоро

я перестану останавливаться

на слове "женщина"

и последнее древо моей земли

станет добычей снега.

 

Да, старость –

это кладбище мертвых слов,

море воспоминаний

и рай былого...

 

 

* * *

 

Небо и очень

прозрачная осень

нам

останется в конце мечты.

 

 

* * *

 

Весна за окном

и весна в твоём сердце –

два разных времени года,

совпадающих только в юности.

 

 

* * *

 

Мы живем

в двух измерениях.

 

В одном –

жизнь несказанно короткая.

В другом –

невыносимо длинная.

 

В одном –

любви не хватает прошлого.

В другом –

у любви нет будущего.

 

 

* * *

 

Кто ведает – сколько

весит печаль нарисованной мошки,

земная ли кровь у небесных растений,

жива ли гора на ладони у старца,

одинока ли боль в сердцевине молчащего камня

и человек ли стоит на холодном ветру,

 

а может быть, это – чайка ?

 

 

* * *

 

Боль –

это родник , в котором

время утоляет жажду.

 

 

* * *

 

Путь Бога –

путь преодоления метафоры,

имя которой

жизнь.

 

 

* * *

 

Не в том ли бессмысленность жизни,

что все, происходящее с нами,

короче жизни?

 

 

* * *

 

Только в храме

перед зажженной свечою

понимаешь значение

паузы.

 

 

* * *

 

Как прекрасны те книги,

на страницах которых

живут птицы.

 

 

* * *

 

Небо пронизано плачем

маленьких дирижаблей,

не помнящих

о земле.

 

 

* * *

 

Поэт –

это помесь клоуна

с ручной гранатой.

 

 

* * *

 

Изменение –

скрытая форма отсутствия,

создающая видимость

жизни.

 

 

* * *

 

Душа –

продолжение мысли

за пределами зеркала.

 

 

* * *

 

Сильнее

воспоминаний о прошлом

только тихая грусть

о несбывшемся.

 

 

* * *

 

Каждому – каждое.

Всем – остальное. Никто

не постигнет чужую музыку.

 

 

* * *

 

Как пустынна дорога,

по которой идет человек

к своему рождению.

 

 

* * *

 

Отравленные

ядом вечности,

мы все пытаемся найти компромисс

между теми, кто с нами, кто в нас,

постепенно теряя и тех и других

в угоду грядущей осени.

 

 

* * *

 

В шорохе трав,

в скрипе ракушек,

в шелесте волн,

в шуме грядущих камней... –

 

Слышу твое лицо –

о эта райская музыка

на пустынных развалинах мира.

 

 

* * *

 

Дом,

побежденный вещами,

мы оставим счастлив

о блуждающим статуям

и уйдем по тропинкам из солнечной пыли

в нищее царство

живых.

 

 

* * *

 

Как осколки погибшего рая

вырвать из памяти лики ушедших,

освободив небеса

от вечности.

 

 

* * *

 

Мы любим только тех, кого не в силах

уравновесить прожитой мечтой.

 

 

* * *

 

Не сад,

а пустыня творит родники бесконечности.

Не живые, а мертвые знают о жизни все.

 

 

* * *

 

Дни существуют

в паузах между веками.

 

 

* * *

 

Чтобы видеть, нужно иметь причину.

 

 

* * *

 

У каждого цвета свой способ обманывать мир.

 

 

* * *

 

Неудержимы границы прошлого.

 

 

* * *

 

Раньше всех умирает время.

 

 

* * *

 

Пространство лжет, чтобы длится.

 

 

* * *

 

Сбываются только мгновения.

 

 

* * *

 

И маска имеет лицо.

 

 

 

 

ПРОСТЫЕ ЧИСЛА

 

* * *

 

Я утратил весну –

и во мне воцарились весы.

Я понял снег –

и осознал бесконечность смерти.

 

 

* * *

 

Что моя жизнь?!

Муравейник дней,

вокруг которого осень

и дождь, потерявший лицо ....

 

 

* * *

 

Я расскажу вам все,

кроме самой последней

и маленькой тайны,

в уголке которой

плачет большое животное.

 

 

* * *

 

Рассекающий круг,

помни –

ты сотворяешь

змею.

 

 

* * *

 

Имя –

это уже одиночество.

Дом –

это уже изгнание.

 

 

* * *

 

Как долго растет трава.

Как быстро стареют дети.

 

 

* * *

 

Уйти в срок –

это искусство избранных.

Им в совершенстве владеют

одуванчики и

поэты.

 

 

* * *

 

Непрерывное

похождение

прошлого

уравновешено

пеплом будущего.

 

 

* * *

 

Искусство выть вербой

среди магнолий и роз –

техника верлибра.

 

 

* * *

 

В каждом

живет другой

на расстоянии

в одно крушение.

 

 

* * *

 

Человек

всегда непохож

на свое будущее.

И в этом его

спасение.

 

 

* * *

 

Думать о вечном,

говорить об изящном,

любить толстое –

быть мужчиной.

 

 

* * *

 

Нет

ничего

глупее

умной женщины.

 

 

* * *

 

Сутью

числа

является

его

профиль.

 

 

* * *

 

В министерстве плохой погоды

объявляется конкурс на должность Смотрителя Луж.

Одиноким предоставляется осень.

 

 

* * *

 

Исчезнут

грезы,

печали,

сны ...

Останутся

простые числа.

 

 

* * *

 

Женщина –

черновик птицы.

 

 

* * *

 

Другая жизнь –

это всего лишь другая

мера времени.