Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ИРИНА ПАРУСНИКОВА

Ирина Парусникова родилась весной 1979 в городе Раменское, детство прошло в вишнях, сливах и яблонях. Более двух лет проработала учителем английского языка. В настоящее время работает в сфере информационных технологий.

 

 

обнаружил эту книгу на даче своего друга совершенно случайно он сказал стихи

не очень-то читаю просто кто-то принёс и забыл или оставил тоже случайно

так и лежала в книжном шкафу она одна одна из Попыток жизни

(издано 500 экземпляров) одна из на каждой (всего 144) странице

прекрасная Попытка или пытка жизни совсем не случайно одна из её обнаружил

 

/Пров Пегасов/

 

 

 

Из книги "Попытка жизни", 2003 год.

 

 

* * *

 

Попытки жизни. Взгляд на циферблат.

Четыреста минут звериной спички.

Прилипший к телу шелковый халат.

Семь нот, послушных Вам, мой Музыкант, —

Семь цифр, нацарапанных на пачке.

 

Семь строк, записанных уже в метро,

О тщетности полуночного бегства

Без туфельки хрустальной — как старо! —

На шляпе Вашей черное перо

И Ваше кухонное королевство...

 

Попытка жизни. Сборище гостей.

Подмена жажды Ваших губ — другими,

Глотки вина, обвалы новостей.

До гол о во круженья лиц и стен...

Быть музой — искушение богини!

 

Не признавая брачных уз и прав,

Быть возле Вас, согреть и убаюкать,

Встревоженность земных ресниц поправ

Заснуть самой, не выпуская руку,

Которая — почти струна, узнав

 

В фалангах пальцев нежности лады,

Взять септаккорд, не подпустить беды,

Запястье грифа спрятав под рукав

И черновик концертной партитуры...

Попытка жизни... Пик температуры...

 

...И снова нас оставили одних,

Не смеющих друг к другу прикоснуться,

У вас — жена, а у меня — жених.

Вы курите, а я — роняю блюдца.

И осень за окном лепечет стих

О том, что завтра можем не проснуться,

 

Оставшись порознь...

  Несъеденный салат.

Ваш шепот на прощанье: «Буду рад...»

Пустая пачка в непромытой чашке.

Окурки. Клочья дыма на сетчатке.

Оставленные кем-то две перчатки.

Семь нот — семь цифр...

  Шелковый халат...

 

Попытка жизни. Взгляд на циферблат.

 

 

 

* * *

 

Поспать... Ну хоть чуть-чуть! — ещё поспать...

Фосфорицирует сквозь веки: 6:05.

Слепым дождём — лениво, полусонно —

рассвет уже карабкается в окна.

 

Тень твоего тепла в ладонях бродит

(не память даже, впрочем, что-то вроде...) —

я отвыкаю просыпаться рядом.

Бурлящий кофе манит горьким ядом.

 

Глотаю кипяток. Роняю пепел. —

Всё до закономерности нелепо

— как крестик — вечный крестик! — на запястье.

(Что не забыть?., купить зубную пасту...)

 

Сдуваю пыль с копны бумажных детищ:

а, может быть, сегодня ты приедешь?

Мой новый день ударит в прежний бубен

из телефонной трубки: «Не — до — сту — пен».

 

...С черновика в неубранной постели

я выхожу в обычный Понедельник.

 

 

 

* * *

 

И не пила воды. И не жила.

И только шорох по ночам мышиный

Будил. И из угла звала метла —

По стеклам — молотком.

  И шилом — в шины.

 

Ворваться в молчаливейшую тать! —

Устроить бал для нечестивой свиты.

И перед спящим Мастером предстать

С задумчивой улыбкой Маргариты.

 

 

 

 

* * *

 

Дверь, запертая изнутри.

Сквозняк распугивает блики,

И в зеркало глядятся три

Капризно-белые гвоздики.

 

Обрывки писем и побед,

Черновиков упрямый ворох,

И остывающий обод

В двух не поставленных приборах.

 

На простыне пригоршня снега.

Послушный слепок половиц.

И — умирающее эхо

Чуть-чуть несбывшейся любви.

 

 

 

* * *

 

Пишу не для тебя — тобой.

Ты — в каждой строчке,

в каждой точке.

Не тушью льёшься — тишиной,

Вожу разлукой — не рукой,

Не по бумаге, а по небу.

( Не солнышком — любовью слепну!)

Не сон губя, а свет лепя —

 

Пишу не о тебе — тебя.

 

 

 

* * *

Приветствую тебя, слепая боль,

протуберанцем в черепной коробке

воскликнувшая имя как пароль

из замыканий нежности коротких.

Коротких замыканий пустоты

меж декораций городского склепа...

Как шевельнулось в горле: ЭТО — ТЫ!!!

И как для вдоха не хватило неба.

И как стояла рядом пять минут

на мушке объективов папарацци:

не разрыдаться! рук не протянуть!

смотреть в глаза и просто — улыбаться!..

И не сказать о главном: не забыт.

Мерещишься за каждым поворотом.

Тоски не обезболивает быт

с непримиримой стиркой по субботам.

И снишься часто. Чаще, чем могу —

как теорему доказать случайность,

нечаянность тех снов. И как врагу —

самой себе в прощеньи не ручаюсь

за то, что именем твоим зову

по вечерам врачующего чаем,

за то, что он не отличает звук —

оплошности моей не замечает!

Всё это унести под языком,

размеренности дня не потревожить,

царапающий рёбра мёрзлый ком

не вытравить признаньем из-под кожи.

 

 

 

* * *

 

Я себя не люблю в эти дни —

до истерики липкие,

испещрённые сеткой морщин

по периметру лба,

со щеками, обвисшими под

жестяными улыбками,

и с дырой в животе,

сквозь которую хлещет толпа.

 

Я себя не люблю в эти дни —

до истерики шаткие,

все в занозах, лохмотьях

пижамности волглой, когда

растворяются в бездне

любимые и провожатые.

Когда в зеркале вижу старуху

без вмятины рта.

 

 

 

* * *

 

Я припаду к намокшему стеклу,

нечаянно сольются наши тени.

Ты выронишь пучок тревожных нот,

нарушив тишь пространственных длиннот

за окнами, где тучи, дымно пенясь,

надеты на церковную иглу.

И озеро, как заспанный младенец,

перевернётся на бок и вздохнёт.

 

 

 

 

* * *

 

На летальном исходе ночи танцует танго

Осень — слепой махаон в паутине веток.

Твоя дочь на другой планете, как сердце Дпнко

в кулачке сжимает игрушку и видит лето.

А на нашей планете — дождик-головомойка,

Что не здесь, не сейчас и, конечно, не нам с тобою —

решено окончательно и справедливо, только

этот детский сон не о нас не дает покоя.

 

Я уже почти научилась не быть поэтом,

почитать богов и совсем о тебе не помнить.

Помешал пустяк, воскрешающий память — это

восходило солнце в одной из соседних комнат.

Значит — (верх суеверия!) нам дарована встреча,

от которой проляжет шрам через оба сердца,

я готовлю булки и отходные речи,

потому что знаю — от шрама некуда деться.

 

Просто Осень — пронзительно-дерзкая танцовщица

соблазнила тебя порогом. Ты безоружен

как и прежде, но нынче

  (чем же мне защититься?)

у тебя есть почетный титул Чужого Мужа.

Ты его унесешь с собой, одолев пространство,

что за миг уплотнится в стену, где я останусь

собирать осколки собственной жизни в рабство:

недопитый кофе, дождь и — летальный танец

Осени...

 

 

 

* * *

 

Остепениться, не остервенев,

Пилить свой маникюр и парить репу.

Наклоном лба не выдать близость к Небу

Сославшись на больной троичный нерв,

 

Смягчить отказ на приглашена в жёны

Потеря девственности — есть потеря детства...

Встав пополудни, позабыв одеться,

По комнатам слоняться обнажённой.

 

Зачерпывать то Маркеса, то Сартра

Под размышленья: «Быть — или — влюбиться?...»

Стихи, как вариант самоубийства

Вновь отложить в неотвратимость завтра.

 

 

 

 

* * *

 

В теплой комнате

в мягком кресле

я тоскую по своей стихии

 

помнишь ли ты ветер

в моих волосах?

 

до нашей встречи

я летала с птицами

 

а теперь

пойманная в клетку

я тоскую по своей стихии

 

слышишь ли ты мои слезы?

они говорят

что ты совершил чудо —

ты согрел на своей груди ветер

 

но однажды

он вспорхнет спугнутой бабочкой

и даже ты

не сумеешь удержать его в руках

 

 

 

 

* * *

 

счастлива

и не нужно писать писем

и песен

 

счастлива

и звезды ночами

не говорят мне

о своей боли

 

счастлива

и ветер не жмет мои ладони

увлекая за собой в небо

 

счастлива

и мир смеется надо мной

— оглохшей и ослепшей

 

поймешь ли ты

что я ухожу

потому что счастлива с тобой

 

 

 

 

* * *

 

жду

и невозможно заснуть

улыбнуться

спеть песню

 

и только стихи

недоверчивой стайкой

теснятся

на грубо разлинованном безразличии

тетрадного листка

 

а ты все не идешь

 

 

 

 

* * *

 

спи

я останусь

на краю твоего сна

невидимым сторожем

и этот сон

будет самым счастливым

потому что

я не впущу сюда ту

которая даже не пришла

пожелать тебе

  спокойной ночи

 

 

 

 

* * *

край табуретки —

будто сиденье веревочных качелей

парящих над пропастью

 

я боюсь высоты

 

головокружение

предательски клонит вниз

к сросшимся коленям

 

чтобы не сорваться —

впиваюсь обеими руками

в спасительную твердь

телефонной трубки

 

тридцать девять и шесть

 

перебираю мозаику цифр

моей температуры

в твой номер

и вслушиваюсь в астму

  междугородней связи

 

качели подо мной исчезают:

— здравствуй

 

 

 

 

* * *

 

ветер разрывает шарф в клочья

впиваясь в горло колючей проволокой

звезды падают с ресничек

и разбиваются о лед под ногами

 

Ноябрь вновь застиг меня врасплох

в чужих объятьях

и я захлебываюсь в натиске

смертоносной ревности

 

прозрачную от мороза грудь

согреет лишь

  самосожжение

 

 

 

 

* * *

 

как хрупкое беспозвоночное

повинуясь ветру и чужим рукам

блуждаю по миру

  ищу свой крест

со вбитыми в ладони гвоздями

 

спотыкаюсь о сорванные балки

чьей-то мечты

о разбитые цепи чьей-то веры

и — вытаскивая занозы

чьих-то откровений —

заглядываю в мутную воду

чьих-то глаз

 

выспрашиваю

у встречных птиц и прохожих

заветную тропинку

а цвет травы

и наклон деревьев

пророчат мне вечные скитания

 

...ищу свой крест

со вбитыми в ладони гвоздями...

 

где ты, моя любовь?..

 

 

 

 

ТЕПЛО ТВОИХ РУК

 

 

* * *

 

тепло твоих рук

на забытых перчатках

тепло твоего голоса

в покачнувшейся комнате

тепло твоих губ

на кромке остывающей чашки

и — глубоко во мне —

тепло твоего взгляда

 

этой ночью

я не замерзну

 

 

 

* * *

тепло твоих рук

укрыто чужим холодом

 

эта мартовская метель

спасительно непроглядна

 

сутулые тени прохожих

не касаются моих

солено мокрых щек

 

это мои первые слезы

о тебе

 

 

 

 

* * *

 

след мимолетного поцелуя

виновато остывает в уголке рта

как недопитый чай в голубой чашке

на проветренной кухне

 

ты стоишь у окна

кутаясь в паутину

домашнего халата

и горький комок одиночества в горле

мешает тебе закричать

 

твой простуженный взгляд

пронзает небо

мольбой о приюте

 

а первые лучи

выскользнувшие из-под горизонта

виснут на твоих ресницах

со спасительной вестью:

 

— Осень

  уже в пути.

 

 

 

 

* * *

 

маленькие солнышки мимозы

на моем столе

согреты теплом

не твоих рук

 

ты так щедро улыбаешься

другим

не видящим твоего света

и одиночество все безвозвратней

вжимает меня в объятья

хохочущей вьюги

 

ты один

можешь растопить

этот лед

на моих щеках

 

 

 

 

* * *

 

ты листаешь страницы

как дни прошлой жизни

или жизни чужой

 

ты оставлен надеждой

на воскрешение истины

и тонкие вены

превращаются в жгуты

на запястьях

 

но память снова зажигает образ

вчерашней нежности

 

ты выиграл битву

с желанием сдаться

 

и наградой за веру

способность заплакать

в предательский час одиночества

 

после ухода любви

 

 

 

 

* * *

 

как страшно январской ночью

 

когда ты прижимаешь планету к груди

чтобы убаюкать ее боль

и небо скомканным покрывалом

падает на снег

  утопив в нем звезды

а над твоей головой —

только разверстое жерло

оголенного Ничто

 

как мне страшно этой январской ночью

когда на танцующий огонек свечи

выползают из-за портьер тени чудовищ

и семь ветров ломают мою дверь

чтобы унести меня прочь

 

чья-то беда вспарывает город

сиреной «скорой помощи»

 

а мне нужно только

поцеловать твое плечо

и кошмар исчезнет

 

 

 

 

* * *

 

я слежу за секундной стрелкой

выкраивая стук колёс

и представляю

как ты сейчас сидишь

в купе скорого поезда

и помешиваешь ложечкой

крепкий чай

а тяжёлые веки

уже смывают очертания

разгорячённых попутчиков

и скоро ты опустишь

окаменевший затылок

в прохладную мякоть подушки

даже не заметив

зловеще-квадратной печати

на ромашковой наволочке

и что тебе за дело до стихов

которые пишу тебе я —

даже не знающая

  какого вкуса

тепло твоих ладоней

 

 

 

 

* * *

 

она гладит твои рубашки

готовит по утрам завтраки

истово ревнует ко мне

 

напрасно

 

я люблю твою улыбку

голос и тепло рук

но никогда

не займу её место

 

не хочу быть

домашними тапочками

 

 

 

 

* * *

 

ждать твоего поезда

уперевшись взглядом

в остывший чай

привокзального кафе

 

ждать твоего поезда

и комкать строчки

на рвущихся под стержнем

салфетках

 

ждать твоего поезда

и переводить часовые стрелки

чтобы обмануть время

 

ждать твоего поезда

и знать

что надвигающаяся встреча

прервёт

эту напряжённую неуютность

моего счастья

 

 

 

 

* * *

 

ты ищешь незнакомую дорогу

в свете фар

я крепко пристегнута

безжалостными ремнями

 

ты любишь быструю езду

не любишь кошек

и сладкий чай

 

— отчего такая серьезность?

курить конечно можно

 

ты боишься

что меня продует

и моего взгляда

 

я боюсь

что ты заметишь

как дрожит моя рука

 

ты ничего не понял

этот город — не мой

он теперь твой

как и все остальное

что когда-то было моим

 

как и я сама

 

 

 

 

* * *

 

Вы тот,

над кем я не одерживаю победу

в сутолоке заплесневелых сплетен.

 

Вы тот,

из-за кого я жалею,

что в ноябре нет ромашек и вишен,

чтобы украсить ими волосы,

когда вы смотрите на меня.

 

Вы тот,

о ком я мечтала,

срывая пыльные шторы

и зачерпывая летящую листву

в распахнутые окна.

 

Вы тот,

кого я боялась,

снимая терновый венец одиночества

и глядясь в мутную тину

нечаянной нежности.

 

Вы тот,

кто объяснит мне,

что смерть всего лишь ворота,

сквозь которые мне нужно пройти

ради встречи с Вами.

 

 

 

 

* * *

иногда

я мечтаю стать зеркалом

чтобы ты заглянул в меня

и понял

как ты прекрасен

 

 

 

 

* * *

 

запах осени и бергамота —

смутная улыбка

сентябрьского вечера

ты куришь на крыльце

я — крепко пришита к пяльцам

позади — август

для которого не хватило слёз

впереди — зима

на которую не хватит жизни

 

 

 

 

* * *

 

звезды на небе — глаза

месяц на небе — улыбка

солнце на небе маска

 

 

 

 

* * *

 

Белоснежных конвертов

беззубые рты,

омертвелая ересь

проглоченных строчек.

И распятье имен

в клетке жирной черты,

и бескровная рябь цифровых многоточий...

 

Тайна писем —

чернильного яда редут.

Молчаливая синь пригвожденного чувства.

...Где-то — руки родные,

которые ЖДУТ

панацеи квадрата — бумагоукуса.

 

 

 

 

* * *

 

Мальчик, отравленный мною,

  застывший в дверях,

мальчик, который умел улыбаться недавно.

Как и откуда в доверии глаз

  этот страх,

с неуловимым волненьем

  прикованный к ставням?

Мальчик, плескавшийся в первых

  весенних лучах,

брошенный в осень — в объятья печали

  кромешной.

Мальчик, которого я научила молчать,

юность, распятая мной,

  исковеркана в нежность.

Мальчик, застывший в дверях в ореоле огня

белого савана свадебно-ряженой вишни.

У аналоя разлуки —

  забудешь меня?

Мальчик отравленный, выживешь ли

  и простишь ли?..

 

 

 

* * *

 

...He пишется. He пишется...

 

И время еле движется.

Деревья чуть колышатся

За окнами, и слышатся

Шаги твои. Не дышится.

 

Не пишется. Не пишется.

 

 

 

 

* * *

 

...Так много слов осталось позади:

Цветным пасьянсом по всему пути —

 

Стихи (о чем?.. — осиротевшем вдруг),

Мольбы и клятвы, песнь упавших рук,

Сказанье о неделях, пригвожденных

К листкам календаря и вздох о тоннах

Исписанных бумаг, и крик, и шепот,

Извечное «вот если б» и «еще бы...»

 

— Так много слов осталось позади,

Что нечего добавить к «уходи»...

 

 

___________________________________________________

 

 

 

* * *

 

он приходит когда у тебя потолок заплёван

он приходит когда ты готова убить любого

кто напомнит тебе о времени года\суток

он приходит когда забываешь как бьют посуду

 

потому что в твоих стаканах утихли бури

он всегда не в себе он смеётся и много курит

он слегка утомлён бесконечными after-party

и глаза у него такие что можно спятить

 

он приходит и ты забываешь про сон и пищу

он не ищет любви он давно ничего не ищет

он садится напротив гитару берёт и разом

твоя жизнь накрывается медным гремучим тазом

 

это мальчик "пиздец" это мальчик "сушите-вёсла"

это мальчик "плевать-я-хотел-что-случится-после"

это мальчик "сегодня-здесь-завтра-в-Амстердаме"

это мальчик "шизофрения-не-за-горами"

 

у него то пожар то потоп то медные трубы

он бывает пронзительно нежным но чаще грубым

он молчит запивает твои откровенья чаем

выгибается раненым тигром когда кончает

 

он целует твою ладонь говорит спасибо

ты встаёшь на дыбы ты как будто висишь на дыбе

он уходит и ты сползаешь по стенке на пол

опрокинув стаканчик ядрёных сердечных капель

 

он уходит и ты понимаешь что это финиш

собираешь себя по частям и опять половинишь

четвертуешь рыдаешь роняешь себя с балкона

каменеешь у зеркала как Медуза Горгона

 

это мальчик "привет" это мальчик "какая-жалость"

это мальчик "я-не-припомню-где-мы-встречались"

это мальчик "таких-не-любят-таких-стреляют"

это мальчик "п....ц"

ты жива ещё???

поздравляю