Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ИРИНА КОТОВА

Ирина Котова — поэт, врач, доктор медицинских наук. Родилась в Воронеже. Окончила Воронежский государственный медицинский институт и Литературный институт имени А.М.Горького. Стихи публиковались в журналах «Вестник Европы», «Воздух», «Волга», «Дружба народов», «Новый мир», «Новый берег», «Новая Юность», «Интерпоэзия», «Подъём», TextOnly, «Лиterraтура», «Цирк Олимп+TV», ряде антологий и коллективных сборников, основные из них — «День поэзии 2000», «Московская муза XVII–XXI» (2004), «Бабий век» (2008). Автор трёх сборников стихотворений. Лауреат премии журнала «Подъём» (2003), Всероссийского литературного конкурса имени М. А. Булгакова (2009), Малой премии «Московский счёт» (2018).

Гиппократ в подвале

 

1

 

в больничных подвалах

смерть

вытягивается в разные стороны

языком муравьеда гонится за добычей

осьминожьими щупальцами хватает

тело

 

как в комнате смеха

 

потом тело скручивается в узел

пульсирует

ищет —

хотя бы одно открытое окно для приблудной кошки

нетронутое блюдце с едой —

осколок снаряда

всё

что осталось

 

гулкий грохот каталки — сигнал к выдаче интимного

головой вперёд

ногами вперёд

теперь интимное —

место общего пользования

вываливается напоказ

жировыми складками

петлистыми улочками кишечника

сочится ломается преет пахнет

 

кружевные трусики трещат под ножницами спасения

(вчера выбирались час)

пищевод коридоров натруженно натужно сокращается —

проталкивает живое человеческое мясо

гиппократа

 

2

 

лабиринт подвалов никогда не ведёт на выход

под ногами скрипят использованные шприцы

хирургические костюмы глаз куриными желтками

разбиваются о стены

стены их не слышат не чувствуют не помнят

встречая санитара морга гиппократ холодеет

его сердцебиение его боль — люди-тромбы

останавливают шевеление жизни

 

скрежет лифта отдаётся в водопроводных трубах памяти

лифт ведёт на небо

к нему нет доступа

там наверху — вожди

они имеют право на ошибки

они имеют право на убийство

на державу отечество империю или как там ещё

 

раненый гиппократ выворачивает сумку первой помощи

она — пуста

 

теперь уже неважно

кто в морг кто на выписку кто на встречу с бабушкой

 

на улице добрый снеговик

улыбается морковкой носа

 

 

 

 

Они хотят этого

 

Лене Самойленко

 

у голодающего политзаключённого глаза — решётка

будто у него шахматная партия

изнурительная шахматная партия на поражение

весь огонь мира внутри него

и нет иного оружия кроме голода

 

иногда человек на свободе

попадает в шахматную партию

 

тогда желудок пытается

просочиться ночью на кухню — закрыть рот холодильнику

 

сушь пробирается в сетчатку и пальцы

этот воздух крутили в стиральной машине — отжали досуха

 

первой

озверевший желудочный сок

переваривает любовь

как будто из неё могут получиться белки жиры углеводы

 

потом клетки лопаются от ацетона

 

бывает ли смерть во благо?

 

запомни

они хотят этого

они съедают твой мозг как мозг обезьяны в ресторане

это ты

ты

подставляешь грудь под их автоматную очередь

 

слышишь

они хотят этого

 

вспоминаю как красиво ты входишь в воду

ветер играет солнцем в пинг-понг

 

теперь коктебельская атлантида давит на грудь

всей тяжестью материка и моря

 

 

 

 

Противогазы мёртвых слонов

 

сегодня зачёт — говорит военрук

нужно надеть противогаз

сидеть в нём час

этот зачёт — ваша готовность к войне

этот зачёт вы будете сдавать пока не сдадите

лучше задохнуться один раз — думаю я

 

сквозь старые грязные стёкла противогаза

сквозь заливающий глаза пот

мелькает лишь пятнистая лысина военрука

(волосы потерял в горящем танке)

лысина говорит:

я здесь чтоб из мальчиков сделать офицеров

из девочек — женщин

кто сдаст зачёт — расскажу про вьетнам

про его жару про ночные пули про то

 

так мы сидим на зелёных лавочках

хоботы наших голов срастаются со стрелкой часов

что медленно конвульсирует

на стене физкультурного зала

всё не могу больше баста —

хрипло всхлипывает сосед

его мёртвый слон падает на пол

лучше задохнуться один раз — думаю я

 

вскоре слоны сдуваются один за другим

громко больно бьются

выстилают физкультурный зал

полей сражения

 

хоботы сплетаются с повиликой

калаши прорастают кашками

подводные лодки — белыми лилиями волнами ковыля

выравниваются машинами противотанковой пехоты

все они — все слоны задохнулись даром

все — даром

наверно — у меня гипоксия — думаю я

но лучше задохнуться один раз

 

стрелка часов

совершает последнее конвульсивное движение

я срываю своего слона

он падает на пол мёртвым

всё равно — мёртвым

 

в спортивном зале — только я и мёртвые слоны

много мёртвых слонов

 

поздравляю

вы готовы к войне — говорит военрук

это хорошо? — чужим голосом спрашиваю я

это как вьетнам — отвечает он

 

 

 

Ирина Котова о верлибре

 

1

 

В последние годы с изменением социально-политического микроклимата появилась потребность в точности мысли, экономии слова, переменном ритме, новой звукописи, порой — абсурде, ведущем к раскрытию нового пространства. А это — верлибр.

 

2

 

У меня произошёл полный переход от регулярного стиха к свободному. Рифма стала рамой, мешающей развитию поэтического языка.

 

 

 

 

 

ЧЕЛОВЕКОКИТ

 

1

 

Пока кит поднимается над равниной вод,

человек успевает сваи в него вогнать,

человеку кажется: он киту и отец, и мать.

Человек бросает семя и кормит род,

кит мальков впускает в бездонный рот.

Человек копье меняет на миномет,

кит — плывет.

Но потом кит уходит на глубину,

разрушая вмиг, что веками на тушке нес –

слишком горько и горячо от огня и слез.

Человек за него цепляется, голосит про свою вину,

про детей, жену,

жизнь — одну.

Кит в ответ ему:

Не сверну.

 

2

 

Разве дано человеку очутиться внутри у Бога,

управлять им, словно тряпичной куклой?

Ему можно лишь попросить немного

да род продолжить в лачуге утлой.

 

Человеку дано очутиться внутри кита,

провалиться пищей киту в желудок.

Человек не хочет — судьба не та,

человеку Бог подарил рассудок.

Человеку дано добыть китовый ус –

заточить гарпун и метнуть с размаху.

Только он бежит на берег — скалист и пуст.

У него два чувства: любви и страха.

 

3

 

Кит лежит у моря, и косточки побелели.

Тот, кто держит землю, он тоже смертен.

Кит уснул в волне, как в своей постели —

Без сетей, без ран, без иных отметин.

Человек заходит внутрь кита как в свою квартиру,

между ребер (слышишь: там бьется сердце).

Говорит: ты был для меня полмира,

на кого оставил, скажи на милость?

Помнишь, мы с тобой в обнимку плавали — брат и брат,

а младенцы качались в люльках и старились понемногу.

Как забыть твой хвост? Я растил там сад,

в том саду, болван, изувечил ногу…

Кит — молчит. Он — мертвый, к тому же — зверь.

Солнце слезы ловит бездонным веком,

будто Бог отчалил, забанив дверь.

Неужели это выбрано человеком?

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

– Как умеешь ты не бояться,

словно ластик гнуться и не ломаться?

Я лежу в песке,

соль веснушкою на виске,

поцелуй застыл на моем соске —

сладкий памятник злой тоске.

Я — пружина, всегда в броске.

Путь войны лишен и любви, и страха.

Посмотри — волна, в ее пенном рту,

позабыв небесную высоту,

как безумная бьется птаха.

Мама, мама, на дне морском,

в несуразный самый свернувшись ком,

моя женственность-тонкопряха,

жемчуга да шелковая рубаха.

Как умею я не бояться?

Помнишь, в детстве:

не бойся драться.

 

 

 

 

Подводная лодка

 

Андрею Волосу

 

I

 

– Ну, куда мы с этой подводной лодки? — говорит мужик, наливает водки.

– Жизнь как земля, — говорит, — разбита на сотки,

за сотками — околотки.

Иди, дружок, паши.

Сдюжишь — в шкуре лошади, сладишь — в тельце блохи иль вши.

Как напашешься от души — не скупись: птицам хлеба черного накроши.

Да ложись на печь. Нужно крепче спать, чтоб себя сберечь.

Ты свободы бойся — в ней кровь кипит и рябит в глазах от могильных плит.

Обжигает водка, затухает речь.

Если это лодка, — в ней должна быть течь.

Подхожу к окошку — там не конь, а кит –

лыбится, таращится, на меня глядит.

 

II

 

Вот девочка: кузнечика хоронит и ставит крест из тополиных веток.

Так смерть нас потихоньку привечает и знаки подает.

По сути, череда смертей — есть череда зарубок, меток.

Меж ними пчелы в ульи носят мед, меж ними дворник колет лед.

Меж ними юноша стоит под фонарем и думает: наверно, не придет.

А у нее сломалась молния, сапог отброшен и телефон разряжен.

Так смерть становится как будто ни при чем — прицел ее не важен.

Отринув мизерность планеты нашей, дети выводят буквы в классе.

Старуха орхидеи поливает и размышляет: есть ли жизнь на Марсе?

А вот скользит по склону лыжник — адреналин гуляет пьяницей по телу.

При чем тут дурочка с косой и в капюшоне? Ей до всего какое дело?

 

III

 

Как посмотришь вокруг — мир похож на полотна Магритта,

В небе — полдень, на улицах — полночь, безлюдье.

Будто ты под водой и собратья — мурена, ставрида

Ил со дна поднимают и потчуют мутью.

 

Выбегайте, матросы-подводники! — лодка пробита.

Нужно брать этот город с его санузлов.

Отфильтруйте планктон через пальцы, сквозь сети и сита

И несите на свалку богатый улов.

 

 

 

 

Бедная Лиза

 

Это бедная Лиза жжет и бросает спички за спину —

гори все огнем — ночью гори и днем.

Скачет огонь конем — музыка тлеет в нем,

шепчет он Лизе: если нырнешь в трясину,

я не покину.

Лиза идет пехотинцем по головам, по могилам —

ищет тепло, холодом руки свело,

сзади жаром дом смело, впереди — бело.

Лиза спички жжет — жизнь закоптила,

но все ей по силам.

Как-то садится в пустой троллейбус. Дождь лупит сбоку.

Троллейбус идет до конечной –

в путь вечный.

Его пугается каждый встречный,

пес калечный.

Наша Лиза вдруг прозревает как от удара током,

по карманам промокли спички –

ищет их по привычке.

Оборачивается за спину –

нет огня,

думает: точно, сгину –

чур меня.

Ну отчего, отчего я так одинока?

 

 

 

 

Царевич

 

Русь бездвижно лежит меж морей, как морщинистый морж,

На белесых костях в ожиданьи чудес и спасенья.

Черный глаз полыньи на реке, и куда ни пойдешь –

всюду Дмитрий-царевич прозрачною тенью.

 

Слышь, заходятся бабы:

 

– Младенца, царевича Дмитрия, нянька бросила в реку с моста!

– Распять ее нужно, ехидну! Нет ей креста!

– Льдами скован, утоп наш наследник, наш спаситель Руси…

– Царь Иоанн, сгоряча, нас удушит в единой горсти…

– Несчастная Русь, голоси!

– Господи, Иже еси…

 

Русь веками живет сожаленьем о лучшем царе.

По дворам, с колотушкой, юродивый бродит ночами

с обещанием счастья. Но свистнет ли рак на горе,

если клешни обломаны, если лишь кровь за плечами.

 

Если поезд летит не по рельсам, а с ходу — в кювет,

виноват лишь подвыпивший стрелочник, спящий в бытовке.

Виноват и поставлен к стене — соучастников нет.

По разбитым вагонам лютуют косматые волки.

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

Детей крестить,

по воде тащить

в подоле.

Из воды — в огонь,

из огня — в полымя.

Как припомнить пол

или имя?

Пеленать полынью,

купать в золе

от дурного глаза и от заразы.

Сотню тысяч раз –

ум за разум

Воровской напев напоет гармонь.

Однова живем:

хочешь — шум тебе,

хочешь — вонь.

Крестник мой гулит,

гомонит.

Может, песнь поет, может, мается.

Посмотри вокруг —

обалденный вид:

Конопля,

острог,

речка-старица.

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

Уж который гонец обречен

на пути от Болотной к Сибири.

Он бесстрашен, вынослив, учен.

У него квадроцикл есть и челн

Плюс мобильник, чтоб биться в эфире.

Но Сибирь заскучала по силе,

по железной, мохнатой руке,

она видит, как там, вдалеке

император над пробками скачет

на лимонном от солнца коне.

Сочи топит сомненья в вине,

а Сибирь самогоном фигачит.

Сок лимонный лимонит гонца –

до зубов, до костей, до конца.

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

Вот прабабка моя — несет коромысло,

Вот я — накрываю стол…

Как ты думаешь: жизнь не имеет смысла?

– Нет, не имеет.

– Да, не имеет.

В этом ее прикол.

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

В человеческой массе как ножик и вилку найти,

чтобы смело орудовать ими, зерно отделяя от плевел,

не толкаясь локтями, не встав никому на пути.

Может, проще бежать? На уме — лишь арктический Север.

Вновь и вновь улетает Гагарин и машет рукой,

вновь и вновь допетровская Русь разбивает колени,

вновь на кладбищах много военных (Господь упокой),

вновь тебя упрекают не только в семейной измене.

И тюрьма — не тюрьма, и свобода — как эхо в горшке.

Обезьяний свой рот то кривишь, то растянешь в усмешку.

Ты как бабочка в коконе (иль поросенок в мешке),

ну, а попросту — пешка, никчемная пешка.

Приглядишься — торговые центры рекламой манят,

раскрывают объятья — глазей на тряпье, ешь от пуза.

В переходе метро бабка просит на корм для щенят,

на бульваре сосулька-таджик, и — арбузы, арбузы…

Как в открытые трубы, уходит на ветер тепло,

руки греть у костра — нет отваги да, в общем, что толку.

И как будто кому-то вразрез или даже назло

наблюдаешь за детской игрою, смеясь втихомолку.

 

 

 

 

ПАЛИСАДНИК

 

Столько вёсел утрачено в разных речушках ретивых,

что берешься за новое как-то совсем без эмоций.

В палисаднике тонут в цветении бархатном сливы.

Ты на спилах пытаешься выяснить жизнь их по кольцам.

 

Нет надежды на счастье, но есть иронический разум,

как спокойная заводь, как щит, как житейская тайна.

Одиночество есть. И оно убивает не сразу.

В палисаднике ворона дети хоронят печально.

 

Признавайся, ты ждешь: половодьем закружит река,

понесет — не удержишься, страстью расколется лодка…

А пока — в палисаднике — нищий, трясется рука.

Ты монету бросаешь — на хлеб, а по факту — на водку.

 

 

 

 

БОЛЬНАЯ РОДИНА

 

В моей палате лежит больная Родина. Фамилия

у нее такая.

Тело ее, похожее на морского льва, выгружали

ребята из МЧС.

Ее привезли, коматозную, просьбам детей

потакая.

Спина ее — пролежни, брюхо — гнойно-кровавый

замес.

А еще тело ее похоже на ежа: иглы и трубки,

трубки и иглы…

Я не знаю, где грань, разделительная межа,

когда битва за жизнь уж не битва, а роли и игры.

Этот ежик все бродит в тумане и бредит, рыдая

и хохоча,

этот Родина-ежик не дышит, не слышит и пышет

пожаром.

Я кричу ей: проснитесь же, Родина! Вы узнаете

врача?

Но недвижно лицо. Все усилия — даром.

Я ночами не сплю, я мечусь, как укушенный пес.

Все твердят, мол, уходит. Каталка уж катится

в морг.

Вот — священник, вот — вёдра с охапками роз.

Я стою со шприцом. Я не верю. Бессмысленен

торг.

 

 

 

 

ДЕСЯТЬ ЛЕТ

 

Минуло десять лет, и он пришел,

возник из книг, шкафов, присел за стол.

Сказал: «Пятно на платье, в стирку брось,

опять посуда в раковине — валом,

как прежде все — потом и на авось.

А впрочем, чушь! Что время тратить даром?

Как ты жила? Очнись же, я — не сон».

Но я стою как столб на: он-не он.

Откуда и какие преодолел пути, мгновенья, мили?..

Мы раньше… об учебе говорили…

– Я, папа, не учусь, все больше — сама учу, лечу.

Но это скучно как дважды два, как очередь к врачу.

Наука для меня лишь хлеб, а ты цедил ее как дорогие вина.

Люблю слова и рифмы, перед тобою в том… повинна.

– А что твоя вторая половина?

Ты счастлива? Ты все чего-то ждешь?

Он яблоко разрезал, на блюдечко пристроил нож.

Его движенья… Ты опять… опять уйдешь?

Глотаю ком и горечь прячу в губы:

– Что рассказать о счастье? Счастье — странно, несчастье — глупо.

– А внучка как? Уж, верно, в кого-то влюблена…

Казалось мне, что те — с небес иль дна,

должны о нас все знать и этим, может быть, не одиноки…

Стоит за шторой утро — руки в боки,

всё громче шепот шин и топот тел.

– Ты плакала и жизни не хотела, а я тебя журил, ведь я — хотел,

за пару дней до смерти. Что там было?

Что я не понимал? На что тогда мне не хватило силы?

Черты его стирались — нос с горбинкой и глаз асфальт…

– Не уходи! Я дочке сакс купила — альт…

Но солнце лупит — не видать ни зги.

Слышны обрывки: не бери долги…

Протяжным эхом: маму бе-ре-ги…

Повсюду — солнце, солнце… солнце…

Включаю кран –

тарелка бьется.

 

 

 

Двойное дно

 

Человек раскинулся в океане

многопалубным кораблем,

пред стихиями он – ничто,

пред собой – слабак,

если дно не двойное в нем,

если рыбы-пилы боится

самый ловкий его рыбак.

Предположим:

ржа, коррозия, соль, моллюск

разорвут металл,

а он – главного не сказал.

Как на кнопку нажать, на «пуск»,

чтоб все заново и всерьез,

чтобы все сбылось –

не по глупости,

не по лености –

на авось.

 

… человек ударится о второе дно –

боль, отек,

но теперь читает не по строкам –

между строк.

Океан качает его в горсти –

не пытается унести

и спасти.

 

Для того и нужно двойное дно.

 

 

 

Под ногтями

 

под ногтями –

чернозем как трясина

он высасывает корнями

пожирает чревом

адама еву

дом машину

отца и сына

молящихся в храме

муху в оконной раме

он вещает своей утробой:

путь твой – невежество и сума

терпи терпи не сходи с ума

не тебе ль везло?

не прикрыть все зло

ни фатой ни робой

ни крышкой гроба

под ногтями –

запрет ошибаться дважды

война как жажда

как пустыня сахара

коптится людское сало

в жаре свинца и хмеля

не умереть в постели

под ногтями –

каждый твой предок

боль клеток

 

 

 

Голод-бабушка

 

1.

 

моя бабушка о голоде

вспоминала чаще

чем о войне

она дала

пленному немцу хлеба

и ее почти расстреляли

после этого

она перестала жить

в своей стране –

поселилась будто

чуть-чуть во сне

вовне.

 

2.

 

в каждом человеке –

свитки из голодающих предков

в них записаны

пустые полки продмагов

обед без объедков

сосущая пустота под ложечкой

 

пустота – снайпер

бьет метко

 

3.

 

голод начинается там

где заканчивается

прямая кишка – затянута паутиной

в голод – отказано нюху

отказано – слуху

отказано – вере

путь – человеческою путиной

 

4.

 

голод полным ртом

пожирает мысль

он – глист

человек в нем

как белый лист

как скорлупа от ореха –

не достучаться

 

5.

 

бабушке голод снится

бабушка от голода

сжимается словно губка

потом – расправляется и –

 

ничего не боится

 

 

 

 

Дедушка-патроны

 

мой дедушка

не умел считать патроны

он думал о смысле

каждого из них

у лошади или вороны

разрывающего

белки жиры углеводы

он был псих

мучился изжогой

не жил

без курева водки соды

мой дедушка

не умел считать патроны

однажды он забыл

про белки и жалость

его судили по-военному –

трибуналом

под стягом алым

босым держали

на снеге талом

потому как

тех патронов

на себя не осталось

 

 

 

 

Тетя-каштаны

 

еще вчера сокрушалась:

в киеве посадили

неправильные каштаны –

такая жалость…

еще вчера – ей десять,

грузовик

идущий в сторону сталинграда

останавливается

негаданно и нежданно

она узнает отца:

папа не уходи не надо

он прижимает ее к себе

к лицу жесткому как подошва

с герпесом на губе

он прижимает ее

навсегда

она знает –

он не вернется

он говорит: вот еда

передает тушенку в жести

пыль застилает солнце

ветер треплет косицы

 

она прижимает меня

навсегда

руки – потертые рукавицы

щеки – пергаментная бумага

передник – в тесте

ей – восемьдесят пять

она меня – не дождется

словно грибы границы

гробницы

танки что перелетные птицы

где теперь тот грузовик –

там? тут?

лишь каштаны неправильные

цветут

 

зачем каштаны?

 

 

 

 

Кошки

 

ясным майским утром

где куртка сама сползает с плеч

и падает на траву-еж

я шла в школу

мне было восемь

пахло свежей побелкой

и молоком с пенкой

оставленной на блюдце

 

на турникете

спортивной площадки

висели повешенные кошки

их было пять

 

так впервые я испытала

чувство вины –

оно выбрасывало воздушные корни

оно прорастало в солнечное сплетение

оно ухало филином за грудиной

оно превратилось в кошмары-сны

желание гладить недоглаженых

оно – леденец с ментолом

вечный, не рассосешь

 

я вспоминала о кошках

в начале каждой войны

объявленной или тайной

я вспоминала о кошках

ранним утром

наблюдая как расчленяют

ларьки у метро

и каждый раз ощущала себя

персонажем романа-антиутопии

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

у храма –

нищие с протянутыми руками

с обветренными губами

собирают

на дешевую водку

спрашиваю:

почему список за упокой

длиннее списка за здравие

задаю вопросы воздуху

наполненному бензопиреном

почему он не любил

солнце сквозь облака?

если прошлому нельзя

ничего оставлять

оставлять

на пока

на потом

почему этой ночью

его старое фото

корчилось на огне

но так и не

догорело?

 

граммофон из марципана

в окне кондитерской

блестит и молчит

блестит и молчит

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

пока любимый мужчина

висел в воздухе

между питером и москвой

успела: вспомнить о нем

тридцать три с половиной раза

успела: вынести из дома

весь мусор

погулять с собакой

сфотографировать садовника

обрезающего деревья

почувствовав кончиком языка

как в каждой клетке

движется сок

успела: вытащить из шкафа

прижать к солнечному сплетению

бабушкины носки

связанные крючком

накануне смерти

понять: самое последнее –

считать отсутствие несчастья –

счастьем

понять: можно нарисовать любовь

дружбу – нет

потому как дружба –

чувство сопротивления

понять: сигналы sos

может расшифровать лишь тот

кто хочет их услышать

понять: произведение искусства

не только музыка

живопись или слово

произведение искусства –

моя кожа

потому что болит

потому что умеет дышать

но не дышит

от предчувствия потери

и ее не продать с аукциона

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

пряно-потный запах секонда

под небом под солнцем

на смотровой площадке

тяжелое тягостное томление –

тебя уже не помнят

неужели старость?

ты – всего лишь навозный жук

скатывающий воздушные шарики

похожие на землю

если смотреть из космоса

 

трещины на стене

выбоины в брусчатке

черепичные крыши домов

музыкант раздувающий щеки –

все останется в твоей камере

в электронном виде

никогда не будет

распечатано на бумаге

 

нужно придумать нечто

выше и забавнее

цели

опереться

на старте

на одно колено

бежать марафон

 

 

 

 

◪ ◪ ◪

 

люди умирают

как мухи в первые холода

на ступеньках подземных переходов

люди умирают

как птицы –

падают с неба

на землю

снова

не окрыляются

никогда

они похож

на детей-уродов

в банках

пахнущих формалином

хочу им удачи

в будущей жизни

если она случится

если жизнь и удача

сойдутся клином

у бога

калейдоскопом лица

и города

 

 

 

 

Город

 

Даниил идет по городу,

перетянутому Садовым кольцом,

что тугим ремнем,

улыбается мыслям и гладит бороду.

Он как рыба, хоть человек лицом.

Этот город – дом его, водоем.

 

Даниил играет городом во рту как конфетой,

хотя загодя знает колорит начинки.

В доме том – встречал у окна рассветы,

в дом напротив – туфли носил в починку.

 

В этом городе на черном, на рынке,

в юность джинсы куплены – рай стиляжный.

Под землею – каторжанка-Неглинка,

он по ней пустил кораблик бумажный.

 

В каждой трещине на асфальте – его морщины,

в каждом мостике – позвонок,

у него в портфеле – водочка и сардина,

он устал сегодня, он что-то взмок.

 

Даниил идет в метро,

он проскакивает рекламу –

как до старости не стареть,

как слетать за дешево на Багамы…

а в вагоне – девушка с накрашенными губами,

широко расставленными ногами.

 

Даниил узнает смерть.

 

______________

 

В этом городе

каждый день

собираешь свои кусочки

размазанные на асфальте

на солнечной улице,

погруженной в тень.

На площадке ладоней твоих –

забивают пенальти,

вон, на бедрах, целуются,

а на каждом заборе – по заусенцу.

Стоп… бульдозер по сердцу.

 

Кто ты? Что ты?

Теряешься в улочках горбоносых,

погружаясь в чужие чудачества и перекосы,

то введешься на прянишно-булошный дух,

то увидишь грозу в повелителе мух,

то стоишь как сомнамбула в Замоскворечье,

наполняясь не связанной речью.

 

Что-то в городе этом не так.

Видишь выход и чуешь сквозняк,

но идешь то вокруг, то – горами

и приходишь –

в тупик

тупиками.

 

_______________________

 

Камня на камне

не осталось в городе этом,

но горят купола

ярко-охряным светом,

но блестят мостовые,

как будто готовят праздник,

лишь трамваи идут в депо,

покидая заказник,

никому не желая зла.

 

Лишь трамваи – живые.

 

 

 

 

Обратное время

 

1.

 

в этом доме я лишилась девственности — говорит алиса

дом торчит в разные стороны

причудливыми цветными стенами разрухи

на рыжей — велосипед

металлический шар экскаватора

маятником врубается в стену

велосипед — падает

 

кажется:

алисе — сто лет

 

— я — хипповала — продолжает алиса —

— одного моего друга

закатали в асфальт

другой — погиб в чечне

в той подворотне — курили

 

на самом деле:

алисе — двадцать

 

— теперь всё будет клёво — говорит алиса

— никто не будет собирать калаши — отвечаю я

— а я буду писать музыку — говорит она

и мы смеёмся

над рисунком автоматной очереди на ларьке

над будёновками арбатских умельцев

над кирпичами лиц

за стёклами чёрных джипов

над археологами и костями в асфальте

теперь всё будет — ништяк

теперь всё будет — зашибись

 

алиса садится на велосипед

въезжает на нём в ребристую нору

под домом

падает эмбрионом

на дно

захлёбывается околоплодными водами

она уже никогда не станет матерью

 

бульдозер ЕС-10

выравнивает землю

над норой

 

— кажется

лифт падает — просыпаюсь я

 

2.

 

в той истории про алису

она попадает в страну чудес

там

москва-река как разрез на платье

светится белыми ногами луны

притягивает прохожих

манит магнитом чуда

 

потом —

время ускоряется

в обратную сторону

 

 

 

 

 

Общий наркоз

 

мои сотрудники работают

возле аппаратов для наркоза

они считают: я всё выдумываю

тащу их на дно

заставляю есть ил

выдумываю про геноцид в медицине

выдумываю про деревни

где выносят гробы как мусорные пакеты

выдумываю женщин

с черепами похожими на задницу —

след топора по центру

выдумываю злую зависимость

этих женщин с пробитыми черепами

от мужей-алкоголиков

выдумываю старых дев

залюбленных нелюбопытным

родительским насилием

выдумываю войну на чужой территории

 

я отвечаю — собирайте анамнез

тщательней собирайте анамнез

они показывают мне смешилки из youtube

 

— полный пипец — кричит анестезиолог —

это пипец —

она не может иначе сформулировать мысль

она работает у нас — каждый день

она работает ночами — на двух работах

без выходных

в разных концах мегаполиса

она насилует себя день и ночь

ради денег

деньги не получаются

— пипец зачем ей вырвали зубы

как мне давать наркоз

смотри — из лунок кровит

— зубы ей выбил муж — отвечаю я

— не выдумывай — говорит она

— ещё у неё синяк на скуле

отпечатки пальцев на шее

вот — на бедре

вот — на руке

она отпросилась на выходные

говорила — у мужа гипертония

думаю — у него запой

обычное дело

— не выдумывай — говорит анестезиолог —

упала наверно

надевает на пациентку маску

выпускает шустрые атомы

веселящего газа

 

индейцы не видели подошедшие корабли

потому что в их сознании кораблей не существовало

 

 

 

 

 

Каменные фаллосы

 

маленькие женские арлекино

висят на бельевых верёвках

меж каменных фаллосов

их выстирали отжали досуха

сломали шейные позвонки

сделали послушными

они мокнут под дождём

они сгорают на солнце

выветриваются ветром

 

ты стала неинтересна —

говорит каждой

её единственный фаллос

ты — выцвела покрылась морщинами

вата в твоём теле сбилась комочками

у тебя нет мозга

 

маленьким прокажённым индуистом

она подбирается к нему по верёвке

говорит: я тебя люблю

ты о чём? — отвечает он

 

остатками рецепторов

женщина ощущает

будто ей сделали аборт

в кукольном театре

 

ты и так каменный

зачем тебе быть каменнее чем я —

спрашивает она

 

 

 

 

Бабочка на игле

 

хирург боится уколоться —

он оперирует больную спидом

красивую девушку

бывшую героиновую наркоманку

— уже пять лет как вылечилась —

повторяет она до операции

несколько раз повторяет

 

на её руках вместо вен — рубцы

под резиновыми перчатками

расползаются ткани

они расползаются

как у девяностолетней

рваными кусками

наворачиваются на веретено прошлого

на шашлычный вертел настоящего

 

хирург боится уколоться

он не скрывает страх

он как будто отмеряет

линейкой

свои движения

его взгляд

как первородный бульон

в нём медленно плавают

скальпель игла

 

рука медсестры

 

он —

бабочка на одноразовой игле

башенного крана

 

так и мы —

с оглядкой препарируем

свою любовь

 

исследуем память опиума

 

 

 

 

 

Чужой день рождения

 

дочь

принесла цветную коробку

из неё одна за другой

начали вылетать огромные экзотические бабочки

от их крыльев во всём доме поднялся ветер

 

— это подарок моего друга алика маме на день рождения

пусть они поживут у нас три дня

 

я приучила себя

осторожно просыпаться по утрам

озираться вокруг пересчитывать один-два-семь

только бы случайно не задеть рукой

только бы не разрушить

хрупкость чешуйчатых крыльев ножек телец

они спали в моих волосах

на складках белья

казались аппликацией

на фоне морозного стекла

пили изящными хоботками сладкий медовый сироп

 

накануне нашей разлуки

пришла дочь

лицо было чужим —

опухшим от слёз жёстким судорожно жующим жвачку:

алик в реанимации

бритоголовые избили его битами

кричали чурка

ты же знаешь в нём много всего

 

на следующий день

бабочки стали чёрно-белыми

на чёрно-белом почти не видны кровоподтёки

как осенние листья

они падали одна за другой на пол и засыпали

иногда я подкидывала их пыталась оживить

они пикировали

как самолёты набитые мёртвыми пассажирами

 

 

 

 

 

Status praesens communis

 

— на что жалуетесь?

жмёт плечами

— у вас нет жалоб?

— нет

 

anamnesis morbi:

всю жизнь делает патроны на заводе

замужем

муж алкоголик-параноик не работает

трезвый — человек хороший ласковый

результат семейной жизни —

перелом двух рёбер

перелом нижней челюсти слева

двое родов — двое взрослых детей

старший — в тюрьме

младший — не учится наркоман

за пределы московской области

выезжала один раз по молодости —

в рязань на свадьбу

экзотические страны — исключено

даже никогда об этом не думала —

денег никогда не было

 

status praesens communis:

женщина неизбывной красоты

волосы — блонд глаза — голубые

черты лица — правильные

лоб — гладкий

телосложение — нормостеническое

ноги — длинные

кожа на руках — жёсткая

как цедра —

ими она делает патроны

карьера в голивуде — не состоялась

 

ну должны же быть какие-то жалобы

хотя бы одна жалоба —

например — психическая лабильность

например — панические атаки

желание бегства

желание стать страусом лебедем ястребом уткой

или их яйцами —

спрятаться в песок в скорлупу в облако

или хотя бы — клаустрофобия

 

— телесериалы смотрите? плачете?

— нет доктор

только от гордости за нашу родину плачу

когда по телевизору наши танки показывают

или бомбардировщики наши

или истребители

тогда на меня как будто накатывает

 

слово гордость звучит как:

«в горле — кость»

 

медленно вывожу диагноз

страшный диагноз —

скоро она умрёт

из её патронов из её кожи

из её тонких ломаных рёбрышек

насилие сделает памятник

гордости

 

 

 

 

 

Чучело колясочника

 

жизнь колясочника

зависит от тех

кто стоит за его спиной

иногда — колёса не крутятся

календари

остаются не надетыми

поверх ночных рубашек суток

 

поводырь-таксидермист

всегда набивает

чучело колясочника

соломой со своего поля

 

девочка в инвалидной коляске

фотографирует собственные ноги

пытается поймать свободу

в переломанных линиях

солнечных лучей

на соломенных ботинках

 

 

 

 

 

Кабинка для моментального фото эвтаназии

 

1.

 

для эвтаназии

нужно сделать одно

трудное движение

каждый следующий раз

оно будет всё легче и легче

перестанет сковывать мышцы сомнением

полетит воздушным шариком

по серым клеткам мозга

движение напоминает

щелчок рубильника —

ррраз и нет света

болезнь из дракона превращается в ничто

или нечто

такое пустое неопределённое место

теперь нужно заставить себя

не спасать —

больше не отреза́ть у человека

по одному пальцу

 

дать богу зайти в кабинку

для моментального фото

 

2.

 

после эвтаназии

бог заходит

в кабинку для моментального фото

выходит — другим человеком

 

после эвтаназии

бог заходит в телефонную будку

выходит — другим человеком

 

когда эти люди встречаются

у них есть тема для разговора

 

3.

 

Х — уже поздно спорить —

сколько держать трубку в его горле

мозг — умер

Y — некоторые всю жизнь как будто

с трубкой в горле

без мозга

хули разницы между той и этой жизнью

Х — мы — цепь химических реакций

всего лишь цепь

думай об этом

Y — мы — пищевая цепочка

Х — смелее

Y — не могу

 

выключает электричество

 

тонкие тела смерти над койками

сталкиваются лбами

 

бог выходит из себя

как из кабинки для моментального фото

 

живой человек

мочится под окнами реанимации