Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
Hermann BROCH

Ибо Правда серьёзна

 

Ибо Правда серьёзна; не доверяй Веселью.

Блёкнут краски пейзажа вечера, и самые радостные,

и остаются серьёзные линии,

когда против седин сумрака стоит олива

окутанная неподвижностью.

О, былое ниспадающее вечером,

подобно предчувствию всегдашнего.

Камень тогда близок к кристаллу, а трудодень почивает

во Правде, близок к ночлегу.

 

перевод с немецкого Айдына Тарика

 

 

Denn das Wahre ist ernst

 

Denn das Wahre ist ernst; traue der Heiterkeit nicht.

Es verblassen des Abends die Farben der Landschaft, auch die heitersten,

und sie zeigt ihre ernsten Linien,

wenn der dunkelnde Olbaum gegen des Himmels Dammergrau steht

eingehullt in Unbeweglichkeit.

Oh das Gewesene, das sich abends herabsenkt

als Ahnung des Immerseienden.

Dann wird der Stein zum Kristall, das Tagewerk aber ruht im

Ernste zum wahren Bleiben.

 

Hermann Broch

 

 

 

ТЕ, КТО…

 

Те, кто умывается холодным потом пытки, —

в спазмах истязания,

в огне геенны, —

вправе запеть;

и сделай они это,

возник бы двусмысленный язык, населенный

чудовищами

антонимов.

 

Но молчат: заткнул

кляп судьбы

разинутые глотки; молчат и теперь.

Ибо слова их — немы

для нас, густая икота уничтожения;

нам, кто вправе слушать,

судьба заткнула разинутые уши.

 

Таращимся друг на друга.

Наши глаза, их глаза

обманывают, и обманываются,

и надеются обмануться

внешним человекоподобием.

 

Прервется молчание — пропадем.

 

Перевод В. Топорова

 

 

 

ПОКА МЫ СЖИМАЛИ ДРУГ ДРУГА В ОБЪЯТЬЯХ

 

Пока мы сжимали друг друга в объятьях,

кони Апокалипсиса уже пустились вскачь.

Или нам не было слышно? О,

слышно, но звук долетал издалека,

оборачиваясь чем-нибудь относительно невинным:

газетной передовицей, последними известиями по радио.

 

Один раз я побывал в их лапах,

побывал — и чудом ускользнул невредимым,

ускользнул невредимым,

 

и поэтому та смерть — не в счет,

не в счет — след когтей на шее.

Я лишь один из многих.

 

Передовицы и последние известия

были стенами нашего приюта,

под потолком полыхало пламя

догорающих городов.

Мы не любили смотреть наверх, но, глядя наверх,

мы видели пламя.

 

Не из страха закрывали мы глаза и не из

равнодушия к чужому горю затыкали уши,

не из решимости

убежать оказались мы вдвоем, а единственно потому,

что непременно нужен кто-то,

о ком думаешь в последний час,

о чьем спасении мечтаешь.

Иначе — смерть нестерпима.

 

Так я нашел тебя, и, может быть,

избрав меня, ты об этом догадывалась.

 

Иначе бы мы не могли сжимать друг друга в объятьях,

когда кони Апокалипсиса уже пустились вскачь

и мы знали, что под их копытами,

как орехи, трещат черепа.

 

Перевод В. Топорова

Герман Брох (нем. Hermann Broch) (1886–1951) — романист, эссеист, поэт и драматург. Сын фабриканта, он отказался от успешно складывавшейся карьеры предпринимателя ради литературной (а позднее — и научной) деятельности. После аншлюса был схвачен гестапо; лишь при содействии влиятельных друзей (в том числе Д. Джойса) писателю удалось эмигрировать в США. Одним из первых начал заниматься проблемами массовой психологии. Наиболее известное произведение — роман «Смерть Вергилия» (1945).

Родился в состоятельной еврейской семье, сын текстильного фабриканта. Учился на инженера. С 1916 по 1927 управлял делами отца. В то же время с 1911 в качестве вольнослушателя посещал лекции по физике, философии и психологии в Венском университете. После продажи отцовских фабрик Брох в 1929—1932 снова слушает в Венском университете лекции по философии и математике, дебютирует как писатель. Наряду с художественной прозой пишет философские эссе о литературе и морали. В 1938 арестован гестапо, через три недели, после протестов мировой общественности (главную роль здесь сыграл Джеймс Джойс), был освобожден, выехал в Великобританию, благодаря помощи Т. Манна получил визу на въезд в США. Принял католицизм. Много работал не только над прозой (при этом постоянно пытаясь отказаться от художественного творчества), но и над трудами по философии, математике, массовой психологии, идя в этом параллельно поискам Музиля, Канетти и во всем имея в виду свою главную тему — кризис и распад ценностей в австрийском обществе 1880—1930-х годов.