Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
HANS LODEIZEN

Ханс Лодейзен (Hans Lodeizen) (1924-1950), умерший в 26 лет от белокровия, на протяжении нескольких десятилетий является одним из самых читаемых поэтов в нидерландской литературе. Его первая (и, одновременно, последняя) книга «Внутренняя обивка», вышедшая в 1950 г., по мнению критиков, положила начало новому направлению в послевоенной нидерландской поэзии, которое позже стали называть «поколением Пятидесятников».

 

 

 

ВНУТРЕННЯЯ ОБИВКА ХАНСА ЛОДЕЙЗЕНА

 

За свою многовековую историю нидерландская литература, и поэзия в частности, накопила немалые богатства, обеспечившие ей достойное место в числе мировых. Однако в восприятии

современного читателя, в том числе русского, она уже долгое время находится на положении чего-то маргинального, даже экзотического. Удивляться нечему: утратил мировое значение язык этой литературы. Потому гораздо более известны нидерландские и бельгийские авторы, отдавшие дань другим языковым культурам - латинской (Эразм Роттердамский, Иоанн Секунд) и французской (Ш. де Костер, Э. Верхарн и многие другие). И тот, к примеру, факт, что немецкая литература многим обязана нидерландской, положения дел не меняет.

Тем не менее практически у каждой литературы, независимо от мнения большинства, есть свои переводчики. В случае с нидерландской первопроходцем стал основательно забытый П. А. Корсаков, чьи работы и по сей день не утратили ценности. В новейшее время неоценимый вклад в освоение нидерландской поэзии внес Евгений Витковский. Теперь есть по-русски и Йост ван ден Вондел, «наше всё» нидерландской литературы, и столь же назидательный, сколь виртуозный и остроумный Константейн Хёйгенс, и «принц нидерландских поэтов» XX века Адриан Роланд Холст... Одним словом, стараниями нескольких подвижников медленно, но верно приходят нидерландские поэты к русскому читателю. На этот раз дошла очередь до Ханса Лодейзена.

Йоханнес Август Фредерик Лодейзен родился в 1924 году в Нардене. После второй мировой войны некоторое время изучал право в Лейденском университете, в 1947–1948 — биологию в Амхерстском колледже, Массачусетс, где близко сошелся с поэтом Джеймсом Мерриллом, впоследствии одной из наиболее ярких фигур в движении «битников». Потеряв интерес к карьере биолога, вернулся в Нидерланды, где с неохотой работал в отцовской фирме «Muller & Со». В 1949 издал единственный сборник стихотворений «Внутренняя обивка». Умер в 1950 в лозаннской клинике Сесиль от лейкемии. Признание пришло к нему уже посмертно, с выходом 1954 году сборника «Внутренняя обивка и другие стихотворения», подготовленного поэтами старшего поколения — Я. К. Блумом, Я. Гресхофом, А. Морриеном.

Лодейзена часто приписывают к так называемому «поколению Пятидесятников» (Люсеберт, Г. Каувенар, Р. Камперт, П. Роденко и др.) — видимо, исключительно по возрасту и по формальным признакам поэтики. Однако сами «Пятидесятники» считали его «предтечей», и были правы: при новаторской для своего времени форме в стихах Лодейзена вместо экспериментов в области языка — повседневная общедоступная лексика, вместо социальной мотивации — почти полная отвлеченность от внешнего мира, вместо эпатажа — поиск собственного голоса, сосредоточенность на своем «я», осознание своего места в современном мире, совершенно нетерпимом к однополой любви.

Должно быть, благодаря именно общедоступному изложению и романтическому настрою Лодейзен стал культовой фигурой для своего поколения; популярен он и в наше время, особенно среди молодых читателей. Конечно, сыграла в этом свою роль и трагическая судьба молодого поэта, но без стихов не было бы и легенды. В России, конечно, легенда о Лодейзене даже как о персонаже и адресате довольно популярного Джеймса Меррилла не сложилась. А стихи теперь есть в русском переводе Светланы Захаровой, еще одного подвижника. Остается только надеяться, что Лодейзен — не последний нидерландский поэт, появившийся по-русски.

 

Владислав Резвый

Перевод с голландского Светланы Захаровой

 

 

 

* * *

Никогда! Ты же понимаешь, он сказал: никогда!

Никогда.

Никогда больше не дотрагиваться до этого тела, никогда не чувствовать спокойствия его руки, что рекой обнимает, никогда больше не

 

чувствовать себя живым.

Ты же слышал: никогда! сказал он.

Сухая земля без русла. Я съем много яблок, и осень укроет меня зрелыми жухлыми листьями.

Никогда. Никогда больше не наступит лето.

 

 

 

 

 

 

РАСТРАЧЕННАЯ РАДОСТЬ

 

назови мне последние имена страха

под тихой завесой солнечного света потонув

как корабли там где темнота заливает

море и скрывает белый свет

о парашют моей радости

откройся медленно

 

и пусть белый страх падает как снег.

 

 

 

 

 

* * *

 

мир как старая шарманка должен петь

 

тело танцора поет

жизнь писателя поет

голова музыканта

горло поэта

и пальцы скульптора в камне поют

весь мир поет

 

мир как старая шарманка

 

но и тела любовников поют

со всех сторон света доносится песнь.

больной человек отпускает в ночь гитару своих страстей

и одинокое дитя играет на теле своем как на гитаре

(вечерами печальная песнь поднимается меж его рук)

(и усталые туристы поют в поезде или автобусе)

и убийца с ножом в руках поет

и вор зажавший жемчужины в кулаке

(и матрос поет танго лежа в гамаке).

 

 

 

На протяжении нескольких десятилетий Ханс Лодейзен (1924 — 1950), умерший в 26 лет от белокровия, является одним из смых читаемых поэтов в нидерландской литературе. Его первая (и, одновременно, последняя) книга «Внутренняя обивка», вышедшая в 1950 г., по мнению критиков, положила начало новому направлению в послевоенной нидерландской поэзии, которое позже стали называть «поколением Пятидесятников».В книгу вошли стихи из «Собрания стихотворений» Лодейзена (1996), где собраны не только известные, но и не публиковавшиеся ранее произведения, а также записные книжки, поэтому книга может быть прочитана и как поэтический дневник.

 

 

 

 

Перевод с голландского Светланы Захаровой

 

 

Из книги «ВНУТРЕННЯЯ ОБИВКА»

 

 

 

~

 

Селдону*

 

усталость в лодочке

гребет мимо огромных городов

каждый из которых остров

дрейфующий вдоль побережья

выдуманного интеллекта.

 

* Джеймс Селдон (James Seldon) — друг Ханса Лодейзена, с которым он познакомился во время учёбы в Америке, в Амхерстском университете, штат Массачусетс.

 

 

 

 

 

ГОРОД — ЭТО ТЕАТР МАРИОНЕТОК

 

счастье с тобой

в прошлом; гудок парохода в

будущем, где я как матрос

сквозь иллюминатор

размышляю о море

 

и всё ж одной руки недостаточно

что подвижность свою посвящает

счастью с тобой или без тебя и как танцор

строптивое удовольствие через порог

сердца доносит до наших глаз

 

если бы я носил такой картуз

такую копилку души и в чемодан

факты мог упаковать и в лодке

последнюю радость умирающего

мог бы забыть в волнах вечности.

 

 

 

~

 

всё это бывает и всё это

четко устроено: дети

играют на берегу пруда

лошадь пашет землю

и поезд едет по рельсам.

 

 

 

 

 

ВЕЧЕР В НЬЮ-ЙОРКСКОМ ЦЕНТРАЛЬНОМ ПАРКЕ

 

1

 

шариком воздушным взмываю

в небо кругами неровными

счастья что машет мне

берет за руку и поет:

«как поживаешь, старик?»

 

отлично сынок, ветер

всё еще дует с моря; поздно

и страх мотыльком бьется

в стекло ночными крыльями

черный ветер задувает свечу — .

 

вот стою я, точно вознесенный

туман над мегаполисом, улыбаясь

поверх крыш, недопонятая

шутка между тем плачут парки

и деревья не знавшие счастья.

 

2

 

впереди кареты сквозь

темноту и сквозь парк

лошадь с ржаньем несется;

с листьев капает шепот

а дождь прекратился

 

так жду я и не

считаю больше дней что скользят

сквозь пальцы без удивления

порой я вслушиваюсь и

слышу как всё проходит.

 

3

 

здесь у всех нечиста совесть;

машины проезжают нервно

по аллеям те боятся

пошевельнуться и поздние

прохожие хохочут, это ужасно.

 

когда мы наконец узнали

что жизнь страшна

и до нее можно добраться

по обычному пути, мы

совсем ослепли.

 

4

 

только этот вот плоский диск

не велит нам привыкать

к нашему потрясающему

приключению в ночи и не

бояться больше чудовищ

 

ведь ослеплен его тяжелым

светом я как колонна незрелой

радости погружаюсь в шахту

где шахтеры из чувства долга и

раскаяния ищут алмаз.

 

как теперь я еще часто

буду искать его в глубине

последнего наслаждения

и очень тихо скажет мне

будущее счастье: ты рано пришел.

 

5

 

обессилев как после еще более

тяжких ласк я лежу

на кровати и вижу

город - дышащий зверь

светящийся и темный.

 

я жду счастья что много позже

и много лучше чем в моих снах

будет гладить меня и наполнит

глубоким покоем как бокал

вином но теперь еще рано.

 

6

 

так утро за утром город стоит

в бледной дымке невеста после

первой брачной ночи и лабиринт

его сердца улицы кровь которых

перетекает в дома.

 

 

 

~

 

Джиму*

 

звезды и неизлечимый

момент двух балок.

Орион открывается и в его руке

о рок в его руке меч.

 

* Джеймс Меррилл (James Merrill, 1926 — 1995) — американский поэт, гомосексуал, близкий друг Ханса Лодейзена с университетских лет до самой смерти последнего.

 

 

 

~

 

живым я был

на острове парившем

моря посреди

 

неведение

росло здесь как кусты

 

я ждал когда

прилетит птица

 

было четыре

часа пополудни и

ничего хорошего на небе

 

пустые

ведра нес я

вечером, когда с

олнце сойдя на нет

умерло

 

золото разбрызганное

по шелку.

 

 

 

~

 

Время к вечеру. Гостиная. Светло-зеленые часы с

маятником тикают на камине.

 

Часы:

Время к вечеру, сладкий час

Когда дети в усталом умиротворении

У огня думают

О зиме и о весне,

О ветре и о розах,

О снеге и о пикнике.

Ах куда же делась буйная

Радость пробивших утренних часов?

Всё кажется таким далеким

И подобно порывам ветра

Свет сквозь окно говорит;

Причастное к тайнам вздыхает и шепчет дитя.

 

Дитя:

о белые

проведенные

унылой меловой горой

последние два часа пока

моя рука как тележка

бежит за глазами

что еще не

мертвы — .

 

Окно:

Отражение на поверхности

Нарисованное по кругам на пруду

Плоской рукой утомило

Оба края синего

Очень синего неба

И потому так медленно

Белеет и даже если разбить

С четырех сторон не поможет

О дети поддержите меня в моем

В моем последнем несчастье.

 

Воздух:

о окно, око моих

сладчайших пленений

смотри я смеюсь когда

твое зеркало широкую

ладонь протягивает

к моему сердцу.

 

 

 

~

 

когда-то я с муравьями

в Швейцарии жил

и слышал что мудрость

это горный ручей,

льющийся с неба

но я не слушал

 

потом я ждал

у открытой скалы

но время не растопило

синий кристалл

 

наконец полились

долгие струи дождя

в мои следы.

 

 

~

 

Л.А.Рису*

 

день был притчей

их несчастья песнью пропетой

мудрым желанием жалобой

на ветру их молчания

 

в этом году мы не получили прибыли.

 

*Леопольд Абрахам Рис (Leopold Abraham Ries, 1893-1962) — с 1948 г. работал финансовым советником в фирме, где отец Ханса Лодейзена был одним из директоров. Л. А. Рис стал близким другом семьи.

 

 

~

 

Нет ничего слаще чем вечером среди цветов быть.

 

попробуй

подними крышу и

звезды все закачаются

 

когда садовник

с его дикой поливалкой срывает

цветы со многих стеблей и

весело насвистывает,

думая о вечере

 

вдохни

легкость парящую

над самой землей, улыбаясь,

выпей воды

 

конечно мы

из-под крыши

в сад пошли.

 

 

~

 

я так часто целовал странный

страх в моих снах из бронзы

и мрамора что наконец

утешением стало в зеркале лужи

в голубое небо глядеть.

 

 

 

 

 

ЗА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ

 

чтобы сочинить

немного музыки

я столько сделал

сделал и забыл —

 

чтобы насытить

свою страсть

я создал столько городов

создал и сокрушил —

 

чтобы сжечь

свои дни в огне

отчаяния

я заболел

 

у деревьев есть

привкус осени

говорят древние

поэты

 

над домами висит

цвет голода

жалуются

дамы

 

в коробке с кубиками

я живу как дитя кругом

ощущаю пальцы,

темноту и поцелуи.

 

 

 

~

 

тот, что хотел

подражать ветру в его

самых заветных движениях;

нынче лежит камнем в ручье,

безмолвный в игривой

воде.

 

тот, что хотел

твердой рукой править миром,

устал и свой стон несет

как терновый венец, но смеется

в лучах осеннего

солнца.

 

 

~

 

они не хотят слушаться моих пальцев

они развлекались полетами

они думают жизнь школьная переменка

а земля им кажется игровой площадкой

 

они бегали по лугам

они ходили мимо коров

они носились рысью

 

я один и я без них

они ходят мимо меня и это другой

они другие когда проходят мимо меня

я люблю их в мечтах.

 

потому я мечтаю: быть камином

в холодной комнате, поющим

чудищем исполненным похоти и благости.

 

камин втягивает в себя мою любовь.

 

 

 

~

 

когда я еще жил в средневековом замке

и в мир въезжал

с отрадой, то я был рыцарем

и повелителем своих услад.

 

но теперь я живу в маленькой

комнатке и в чужом доме

но сквозь мои глаза течет

вода и на скале моего уха

поет Лорелея.

 

 

~

 

люди пожалуй скажут снова:

нет ты говоришь не для нас

твой голос внутренняя буря;

играйте без меня, мое время еще не пришло

люди одумаются

 

и действительно они правы

но буря нет тихие звуки

спинета из беседки

повисшие на паутинках

в Воскресное утро с принцессой

 

как далеко календарь

от моих рук как высоко

время для моей головы я смеюсь

из чистого непонимания я плачу

из чистого разочарования я живу

говорят они я живое существо

я сам за себя отвечаю

я могу умереть говорят они

и тогда, говорят они...

 

 

~

 

черные волосы это доверие

что носили все высокие люди

в Африке, где всё еще

негры с красивыми телами

в глиняных хижинах не зная

покоя крутятся.

 

 

~

 

это было для меня обычно

это было для меня

и обычно

если вечер был долгим

 

можно сказать что

мы это делали

в городах, в деревнях,

в лесах, когда мы гуляли или

стояли, прислонясь, великолепно,

если вечер был долгим

 

мы с ветром шептались

и укрывали

им свою ночь

нас за это

благословило утро

 

молено сказать что

мы это делали

когда тишина вырастала

и вечер был долгим...

 

 

 

~

 

если я сейчас уйду станет

кротким ветер и утихнет дом,

сердцу легче будет распробовать

вкус подсолнечников и медленный

голос текущий из комнаты в сад

соловьиным пением напоенный

 

если я сейчас уйду не так

сильно будет жечь плечо

и твое тело негой наполнит

как фруктами вазу если

я сейчас уйду пойдет дождь

ветер сказки вплетет

в вечер если я уйду сейчас

будет лето собирай урожай

 

но я еще лежу в твоих объятьях

бросив якорь в порту города

но я всё еще с тобой

но мой голос еще скользит

по тебе смычком но ведь

я люблю тебя ты знаешь

но я еще сплю у тебя на груди

 

я еще не ушел

поезда все уже в пути

я еще не ушел

билеты проданы

чемоданы в поезде

я остался

 

если я сейчас уйду станет

кротким ветер и утихнет дом.

и всё же, хотя ветер

теперь успокоился,

и лес колышется

убаюканный,

теперь, когда сон

звучит арфой и

дети поют

я облокачиваюсь на

темный полдень и плачу

 

музыка падающая сквозь лес

как осенние листья песня

пропетая сопрано дубов

лови свой трофей

 

но уйти прочь

прежде чем час станет бабочкой

что взлетит и исчезнет.

 

 

~

 

они всегда были вместе

 

когда набедокурили

осенью

 

когда лежали весной

когда катались на велосипедах

потому что лето проходит

и зима не одинока

когда он болел и в его руке

лежал как подарок другой

 

когда лежали больные в кровати

и постель была кибиткой

их страха

 

когда постель была долиной их

ликования и тело отдыхало

 

когда дни становились длиннее

 

они всегда были вместе.

 

 

 

 

 

ВСЮДУ ГОРОДА

 

город колеблется над домами

 

утро плывет по крышам

в город

солнце встает между домами

под звуки карильона

люди гуляют в темноте

в одиннадцать часов

 

солнце приливает на крыши

 

у побережья далей

лежит тихое море неба

в котором сверкает корабль

колокольни

 

в брюхе города

мы пьем кофе

 

а город под парусом плывет дальше.

 

 

 

~

 

1

 

метафизику

жизни я понял

в тот упругий момент

когда я луну как

шар в руке держал

 

тогда всё было легким

как вечерний ветер;

нить висела между деревьями

мой вопрос ударил

в небо как по клавишам рояля.

 

никогда не высказать.

 

2

наше положение безнадежно

к счастью мы вскоре

умрем я вспоминаю

мои путешествия по морю по суше

и вечер принарядился

 

я буду в других странах

в Рио де Жанейро Париже Риме

Касабланке гулять

вечерами с мужчиной

с сигарой смеясь плача

 

я буду повсюду гулять.

 

 

 

 

ВЕЧЕР В ДОМЕ У МЕРРИЛЛОВ

 

они лежат на матрасах

мечтая сесть на стул

скоро пять часов

и коктейли готовы.

 

время к вечеру

думают они пока маленький

граммофон играет Маленькую

Сюиту Русселя или Стравинского.

 

Хозяйка вернулась на улице

холодно шоу было потрясающим

 

гости нет гости

еще не пришли вот газета.

 

они выжидают время,

скорей бы вечер

вот гости снимайте пальто

поцелуй в щеку, дорогая.

к счастью коктейли ждут.

 

мир там виден будто

сквозь стекла очков

или как оливка в бокале

они парят в воздухе

они высмеивают бокалы до дна

хохочут часы опера

была совершенно волшебная

 

он неделю гостил у Андре Жида

а она путешествовала с Кокто

когда он указывает на вещи

то луны не видно из-под цветов

 

посмотри белые облака там

у горы это не облака но

белые голуби летящие за каретой

 

и у коктейлей смягчается вкус...

 

 

 

 

 

БЕЗ НОГ

 

я опять от утра спрятался

как раньше в постели

теперь за конторским столом:

сидя и что-то записывая медленной рукой

на крыши домов

показывая.

 

как жил я вокруг

ветра вертясь такой

довольный но улыбаясь

 

куда же ты делся

море вытекло

в его водовороте корабли

солнце высыпалось снегом

весь ветер выпит:

сердце стучит.

 

становится поздно

каналы молчат

луна плывет

пиратский корабль в облаках

я знаю что ты от меня очень далеко

 

в это

утро меня вдавили

мое счастье птичка

без перьев, умирающая

вдали от гнезда.

 

но если я найду тебя

земля зашуршит серпантином.

 

 

 

~

 

отчаяние временно отступило

отчаяние временно

летит над городом как

борзая на звуки рожка,

отчаяние отступило.

 

 

 

~

 

послушай:

 

когда я еще с ним

жил и мы ткали и распускали,

вместе создавая мир

когда его глаза были моими

и его белые руки

я благословлял снег

и в дождь смеялся.

 

когда я по полдня в его комнате

проводил и в его теле

ходил или сидел, читал книгу

или спал, когда знал дорогу

его ушей и в реку его глаз

вплывал и когда бегал

по губам играл его руками

то часто встречал самого себя

смеясь и плача что-то говоря. но,

с наступлением осени он ушел

я сам теперь не я ведь и я с ним ушел

я протянул его рукам свою руку

я попался в силки у него в глазах

я запутался у него в ушах

я заблудился у него в теле

у него в теле утонул.

 

 

 

~

 

я с трудом смог остаться один.

 

я не сказал бы: я не сказал бы что

так трудно быть одному подобно

по полю скользящему солнцу

 

возьмем — друг! — муравьев с их дворцами

живущих как человек в своем

самомнении —; они дождя ожидают и

дальше копают; чистый кристалл

обращая в песок.

 

ты живешь в зрачке ночи черным дроздом,

или как принц в своем будуаре: семнадцатый

год Венеции на календаре и тихонько,

тихонько они закрывают книгу.

 

смотри! из пергамента твои башмаки

 

о — мой друг — этот мир не истинный.

 

 

 

~

 

Жесты любви волшебством превращать

В чистое кружение по воде вокруг камня

Или в уверенное движение лебедя по пруду;

Когда полдень и дети господина

Посла на пологом газоне

Играют в крокет и знают что идет гроза;

 

Вот что он целью поставил.

— Подумай, как переплетают книгу:

Каждый лист висит на солнечном луче

Что оплодотворяет его в переплете, фасад

Дворца с видениями и портретами,

Который ловит свет словно черная туча...

 

Ах, если бы он смог; самое трудное —

Оживить всё это: день забрасывающий

Лучи в небо, чтобы солнце

Поймать плывущее по любовному небу.

Но нет, хотя он был самой весной,

Его рука гладила траву как начинающаяся гроза.

 

 

 

~

 

поверья и напасти шли всегда рука об руку

в этой стране; король

шел в опочивальню в горностаевой мантии

окруженный придворными

и плохо спал из-за постоянного

гула их голосов;

два камергера сражались за его панталоны

или паж отпускал шутки о его чулках:

был народ этой страны странноват.

 

но всё же: тут он жил и был счастлив, себя среди

сброда чувствуя дома, как и среди знати;

он не знал мира,

достаточно большого, чтоб заполнить

безмерные берега его чувств,

никакой крик не догнал бы ветра

— не было смысла жаловаться

да он и не пытался.

 

 

 

~

 

человеку который к тиканью дня

прислушивается как к часам, не следует

запоминать пробивший час как фасад подходящий

для прыжка или как солнце сквозь редкие облака

 

маятник своего голоса он никогда

не сможет удержать без оглядки

на дома где девочки в белом из окон

глядят и бросают цветы на улицу

 

пусть он горит таким огнем что остается

лишь пепел который течет через мудрые

пальцы старика когда покой его сердца

птицей взлетит обнажая гнездо.

 

 

 

 

 

ПИСЬМО С КОРАБЛЯ

 

Ф. Схурману*

 

как тяжелы наши глаза теперь

не состоялась свадьба сердец и рук

как медленно мы морю

месяцами месяцами махали

 

послезавтра мы прибываем в Тампико:

там море остановится и мы

выйдем из него как из кареты

о земля о приют моих снов!

 

в качелях ветра лежу

я видя сны о музыке и танцах

в росинке луны живу

я выдумывая звездное небо.

 

со скоростью 13 узлов мы идем в Тампико.

 

*Фритс Схурман (Frits Schuurman) — музыкант и дирижер, работа которого произвела такое

впечатление на Ханса Лодейзена, что он даже задумывался о том, чтобы последовать по его

стопам.

 

 

~

 

в глазах весны цветет

белая акация, что своими

шипами мое беспомощное сердце

отвергает так лениво так лениво лежа

на море белых языков

им хочется лимонада и

хорошо прожаренной яичницы.

 

потому что теперь снова весна

потому что цветы теперь снова

ищут: любовь к воздуху —

отдам ли я ветру

всё взятое зимой:

белое полотно любви

и две ленты блаженства.

 

 

~

 

1

 

когда мягкий вечер как рука

опустился на мое тело напоминая

что нет утешения большего чем покой

показанный после еды после ночи

нет покоя лучше чем безукоризненный

гобелен наших снов сотканный из

тысяч цветов и горстки земли,

 

больше я не просил; по саду бегали

мои кузины в тени старых

буков вечер звал над крышами я

знал что всё будет цвета слоновой кости

еще до того как ночь рукой закроет

окна и медленно пробьют часы:

когда стемнело я заплакал —.

 

2

 

но не думай больше, не

думай о растраченных часах

они брешут как собаки вдалеке

не верь запахам весны

и не думай о море

скоро мы все умрем

что воспоминание? что любовь?

 

 

 

~

 

я продвинулся на милю

со вчерашнего дня но туман

не рассеялся; всё неприятное

не останавливается как время и

я танцую причудливые па

на неверной площадке и

в неверный час

 

во мне есть лифт полный людей

он медленно двигается вверх

вниз, полный жизней, воспоминаний

тяжелый лифт полный горя и счастья

 

вокруг меня вечер

немой к мысли, беспомощный

перед протянутой рукой, темная

паутина в которую я пойман

и где луна-паук ждет меня:

я несчастен этим вечером

 

я плыву в гондоле

вдоль разукрашенных городов; музыка

летит мне навстречу как стая голубей

я смеюсь и знаю что очень очень болен.

 

 

 

~

 

боль, которую другие тоже чувствуют

и которой мы так боимся

когда утром лежим в постели

выпав из взаимных объятий

как цветы падают со стебля

и солнце видит их падающими

окутанными росой, думающими

о теплом дыхании ночи,

я не хочу чтобы кто-то видел

даже если другие не платят

за тот клочок земли что им

доверен в день когда они

прощай сказали мне прощай прощай

 

 

если б покой меня

победил я бы уснул я бы

больше не метался в этом мире

как рыбка в аквариуме

бередя свое сердце

я бы жил и говорил: этой

весной я умру.

 

 

 

~

 

очень теплым летним днем

 

он

 

потопил в своем теле

все виды печали

 

но страх

в шляпе и с зонтом

ждал в вестибюле.

 

 

 

~

 

где-то вдалеке я слышу

гудки автомобилей и

думаю о тебе как

ходишь между домами или

разговариваешь с людьми.

 

вот был бы ты на этом корабле

где я один и

несчастен.

 

я вижу как ты идешь в грязных

брюках и рубашке небрежно

навыпуск; я вижу как ты

пьешь кофе у стойки бара

 

почему ты не

со мной, на темном корабле

и почему ты ходишь один

ночью, в ослепшем городе.

 

я хотел бы сказать: остерегайся

машин, переходи улицу внимательно

но страх захлестывает меня

 

зачем же ты меня отпустил

теперь я один

и ночью смотрю на

ветер в волнах на

белую луну и матросов.

 

 

 

 

~

 

Профессору Карпу*

 

я действительно такой

плохой как отец говорит?.. когда

я слушаю музыку то с плеч

у меня струится ручей журчащий

сквозь лунный свет...

 

«всей той боли что ты причинил мне

в жизни мне не забыть»,

 

слова что он говорит падают камнями

в тонком синем вечере где

ветер льется из-за берез

и наполняет террасу как вино бокал.

 

иногда надежда гаснет точно факел

задутый шорохом сумерек.

 

 

*Профессор Карп (Prof. Carp) — психиатр, которого посещал Ханс Лодейзен.

 

 

 

 

 

 

ВАМ ДОСТАТОЧНО ПРИМЕРА ЖАНА БАБИЛЕ?*

 

моя страсть - мертвая птица

 

где в одиннадцать утра чашка

садовника звякает о блюдце

 

и сад полон сухих листьев

и уже недалеко зима,

 

она наденет снежную перчатку,

и, как всегда строга,

аристократка, нас убьет.

 

*Легендарный французский танцовщик-виртуоз (р. 1923)

 

 

 

~

 

Джим объясни мне

почему не напрасно то что ты

продолжаешь писать

письма, статьи и стихи

в которых ты расхваливаешь мир

и профессионально оцениваешь его как купец.

почему ты не устаешь

и не закрываешь глаза и

не думаешь а пошли они все

подальше с их

болтовней а продолжаешь писать

письма, статьи и стихи

в которых я узнаю тебя и где

я вижу тебя, веселого,

где ты даешь мне силы

потому что я очень устал и пока

я говорю надежда вытекает из меня.

Джим почему не напрасно то что ты

продолжаешь писать

письма, статьи и стихи... и так далее.

 

 

~

 

относись к жизни легче

 

как сладко ты нежишься в постели

слушая синие вальсы

что играет солнце на колыхающихся занавесках

 

ты ведь скоро станешь одним из нас

и больше не сможешь сказать нет

тогда будет уже не половина одиннадцатого

и тогда не будет слишком жарко чтобы вставать

сейчас ты забрался на вершину музыки

относись к жизни легче.

 

 

 

~

 

«ты решился вернуться

в разметанный сад где ты

ревновал и осень стояла

рекламным щитом из багреца и велюра?

ведь теперь тебе конец и ты не участвуешь

уже в жизни в этих веселых гонках...»

 

ах я давно доволен

я ведь сделал всё что мог

я прошел первым

все круги под кругом солнца

ты говоришь я уже умер

но ведь эту смерть я сам придумал.

 

 

 

~

 

потому что ты не знаешь счастья

 

тише погоди я почти здесь

как ночь нежна я слышу

соловьев и лягушек

 

где дюны выгибаются

как тело и потому ты спишь

здесь конечно и берег

светится как твои глаза

 

послушай море вращается

вокруг маяка корабли

в брызгах не спеши,

 

тише и дай мне руку

 

ты это это ты ведь?..

 

 

 

~

 

он не мог приспособиться

к ужасным правилам этого мира

он вздыхал он был раним

он ворочался как очень большое море

 

грязные и жалкие люди

улыбались высокомерно наблюдая

как он тонет в кастрюле жизни

наподобие фрикадельки.

 

 

 

 

 

 

 

ГИБКОСТЬ ПЕЧАЛИ

 

как мила эта русская дама

и послушай что она говорит:

 

я самая обычная дама

и никогда не была при дворе

 

меня долго мучила бессонница

но к счастью теперь прошла

 

мое любимое блюдо улитки

мой любимый мужчина матрос

 

ночью мне нравится смотреть на звезды

и к счастью мы когда-нибудь умрем

 

будь мир одной большой постелью

я бы всё время в ней лежала

 

как мила эта русская дама

и послушай что она говорит.

 

 

 

 

 

 

 

ГИБКОСТЬ ПЕЧАЛИ

 

в мире чистой радости

я встретил ее, улыбаясь,

и она сказала: то, что было любовью

прислушайся к ней в деревьях

и я кивнул и мы гуляли долго

в тихом саду.

 

вселенная была из чистых волн

и я погружался в нее безжизненным телом

всё глубже вода сомкнулась

над моей головой и в какой-то миг

я почувствовал касание рыбы

в тихом море.

 

прощай я сказал ей давай

встретимся еще, улыбаясь

но ветер подул и пропало

ее лицо в воде

и я кивнул и стал невидим

в тихой жизни.

 

 

 

 

 

ГИБКОСТЬ ПЕЧАЛИ

 

и был дикий шелест голосов

как порой рисует воображение

в пустом городе в четыре часа утра

когда тишина внезапно

выпускает слова как стаю голубей

 

и я видел как парило мое прошлое

низкий туман над балетом улиц

 

что ты делал

в пустой темноте рисовал

любовника в своей постели

 

когда пришла усталость

ты уплыл вместе с ней

сквозь заколдованную тьму

в города белого наслаждения

 

что ты делал

твои глаза зашторены

не пригодилась тропа твоих ушей

ни двор твоего рта

ни колодец твоих глаз

ни ручей твоих волос

что ты делал.

 

в пустом городе в четыре часа утра.

 

 

 

 

 

 

ГИБКОСТЬ ПЕЧАЛИ

 

эта жизнь потихоньку я ее узнаю

потихоньку из нее ухожу

как ребенок из песочницы

я наполняюсь

кроткой сладостью

 

этот мужчина я хорошо его знал

я всегда ходил с ним вместе

как ребенок идет по пляжу

приветствует море

в медленном величии

 

есть так много других жизней

много других мужчин

мальчик играет на дудочке

вечером

с кроткой сладостью

 

эта жизнь потихоньку я ее узнаю

я всегда из нее ухожу

как ребенок уходит с пляжа

наполняется морем

в медленном величии.

 

 

 

~

 

я самый невинный зверь на земле

я сплю с ночью срастаясь с ней телом

и ночь расширяется в моем сердце

 

на ткацком станке твоих пальцев

я плету ночь одиночества

пестро придирчиво переменчиво

 

я познал все слезы одиночества

ударь меня раскрой меня

я роза веселья

 

иди сюда доверься мне

я забросаю ветер звездами

 

как корабль изобилия

среди скупости моря

 

но ты не пришел

я потихоньку закрываюсь.

 

 

 

~

 

иди-ка сюда и послушай

я опущу лот тебе в уши

я тихонько укрою тебя струнами

будет музыка шестеренок

но послушай

 

осень это горный ручей

от рек и заливных лугов

к вечернему свету и силуэту

мельницы послушай

 

корабль из листьев отплывает

нам не везет с погодой капитан

небо светло-голубое и матрос

опускает меня в воду как лот

 

укрой свои уши струнами

и послушай.

 

 

 

 

 

ДВА ПРИГЛАШЕНИЯ

 

1

 

ночь бросает якорь в порту

и крикливые чайки смолкают

 

это ночь большой радости твои руки

загорелые паруса их движет прохладный

ветер поцелуя сообщают только номер Р 56

 

ночь капитан большого пиратского корабля

как свихнувшаяся чайка мчится по волнам

потанцуешь со мной...

 

2

 

ты поплывешь со мной? корабль ждет нас

 

ты поплывешь со мной?

 

ветер зовет нас облака торопят

и большой пароход прочищает нос

 

ты поплывешь со мной? иллюминатор

подмигивает

у нас есть каюта размером с море

и постель белее пены морской

 

ты поплывешь со мной?

 

 

 

 

 

СТИХОТВОРЕНИЯ 1948

 

 

~

 

мы неосторожно

упали в эту ночь

что темнее, мудрее

чем ночь нашей радости

 

обитая во влаге

этого шлейфа я - полумесяц

плачущий на японском небе

веер пьяный от ветра

 

и часы проходят беседуя

друг с другом на воде

плавучая чайная где

влюбленные подслушивают флейту

 

нет нет больше нет нет

больше я мы нет не должны вместе

ходить в море за рыбой я паруса

мой милый паруса испытал.

 

 

 

~

 

Легкий, невозможный

Добрый тополь

Раскаты пения

Над водой, и Бог

За кулисами

Неподвижная стрекоза

Момент радости

Адью (говорят французы)

Невидимый, неувиденный

Оставь вино невыпитым

О мое сердце листья

Падают в китайскую

Осень, подделка

Легкое, невозможное.

 

 

 

 

 

LA VOIX DU PEUPLE*

 

мы хотим чтобы нас развлекали

божественно развлекали

ночной ветер и его прелестные

благоухания (невидимые принцессы)

пикколо летучих мышей и скрипка

черных зловещих жуков

мы хотим чтобы нас развлекали

 

мы хотим смеяться в умирающей

синеве неба и моя тетя

соловей поет звеня

на террасе мы хотим расставить стулья, позвякивая вином

в бокалах, мы хотим смеяться.

 

мы хотим найти удовольствие в белых

айсбергах простыней и от подглядывающих

в небе глаз отмахнуться и запьянеть

босиком о смычка

рук и рокотание

голоса между увядших губ

в ночи, мы хотим найти удовольствие.

 

*Голос народа (фр.)

 

 

 

 

 

ВОСПОМИНАНИЕ О ПОЕЗДКЕ

 

Когда-то я любил жизнь

Всей своей любовью

Каждое утро было как бокал белого вина,

Вечера как бокал красного,

А день был настоящее шампанское.

 

Когда-то я в открытых кафе

Радостно кофе пил

Разглядывая проходящих девушек

И мое сердце защемило когда мальчик

(Тот, смуглый) спросил не почистить ли мне обувь.

 

Однажды я стоял и ждал

Его под пальмами

Луна светила и нищие

Просили денег или в мусорном баке

Копались в поисках щербатого гребешка.

 

И будто ничего не произошло Я вернулся.

Мое сердце как расстроенное пианино

С пожелтевшими клавишами в трещинах.

Я не могу сыграть ни одной знакомой мелодии.

 

 

 

~

 

Для Хью*

 

В садах, кружась в бесконечности

Вечер, как дым сигары, поднимается

Между стволов, листья играют

Небольшой спектакль, потом хрустнув

Под пальцами они закрываются.

Мой любимый, в сердце моем печаль.

 

Вспомни маленькую симфонию наших пальцев

 

В шелках, кружевах и в атласных туфлях

О цветы которые создало утро

Вечер созрел и ручьи и прохожие

Когда ветер говорит: «я вижу тебя» закрой

Глаза и почувствуй что я с тобой.

В садах, кружась в бесконечности.

 

* Хью Веллингтон Лавинь (Hugh Wellington LaVigne) — студент из Африки, возлюбленный Ханса

Лодейзена, с которым тот познакомился в Америке.

 

 

 

~

 

Небо скисло Забылись

Сладкие ласки

Прозрачные вечера и напитки

Во всё горло соловьи

Звезды такие знакомые

 

Забылась амбра поцелуев

Кровать слоновой кости слабость

Ночи за окнами и

Нежный шепот мой любимый

Забылись мраморные пальцы

 

Ты боишься погибших волн

Агонии луны над

Завистью бессонного моря Бога

Того что шагает в белом одеянии

Собирая рабов со своих земель

 

Ты боишься зримого крика и беспощадной

Темноты Воскресного утра шоколад

В чашечках подан о грех

Необузданного счастья Мое тело

Живет Оно здесь Не бойся

 

 

~

 

Только бесконечность

ночи ведет к неслыханным

картинам счастья и аромат

звезд в траве, сверчков

неба, дни качаются

как на высоких волнах к неисчислимой

потерянности.

 

скоро обычная

колея жизни где

ты будешь один и это

единственный хлеб на многие ночи

вспоминай как светлячки

и звезды на земле сливались.

 

 

 

 

 

ПЛОВЦЫ

 

небо ждало

пока божественная болезнь

на золотой лодочке

полной желания, медленно

медленно плыла

к спасительному

берегу, дворцы

красили горизонт

в поздний свет.

 

 

~

 

у меня хватит

мужества для собственного мира,

и ненависти для воспоминаний

 

я готов принять только

мир немыслимой

красоты.

 

в садах одиноко живет

за оградой

свободы моя любовь

в окружении гарема

дней.

 

 

 

 

~

 

1

 

Я который в жизни плакал

Как дитя очень часто: я ничего

Другого и не хотел лишь бы цветы

Засохли и лишь бы соловей

Не пел всё время у окна.

 

Когда опасность миновала воробьи

Закудахтали в кустах, завтра

Ехать дальше вдоль улиц с трактирами

В маленькой деревеньке вечером пиво

А так один и пусть

Все за тобой повторяют.

 

2

 

Был праздник у футболистов на поле

Летом. Двое грязных мальчишек

Разинув рот глядели на чудо на хаос

(в карманах хлебные крошки)

А потом пошли дальше по солнцу.

 

Футболисты ели бифштексы их усталые

Мышцы говорили друг с другом под

Душем. Поле отражалось в их глазах зеленью

Самая быстрая комета (мяч) и белый

Млечный путь сохранились в их телах.

 

 

 

~

 

гордо я буду ждать вечера

как король аудиенции,

войска отправлены

я завоюю землю

до горизонта. Вот идет

по белой дороге мальчик

которым я был, когда

с мечтами только

ушел из дома.

 

 

 

~

 

у тебя есть волосы: радуйся что они светлые

у тебя есть зубы: они еще почти белые

у тебя есть ноги: даже если длинные и волосатые

с немытыми пятками — это чудовищное счастье

руки с ловкими пальцами без мозолей

у тебя есть разум который может отдыхать и думать:

«всё это лишь на время, потом ты умрешь».

 

 

 

 

 

СТРАХ

 

Паук бежит весной

Страх это пружина в часах

Уже скоро.

 

Тогда, тогда: о дети

Неверной матери,

После развода ваш папа

Живет в доме налево.

Чистые ли у вас ногти?

Диктор по радио говорит:

Уже весна.

 

Страх чего?

Облако это дырявый носок

Господа.

 

О запахи весны!

 

 

 

~

 

когда последнюю

печаль убьют

при лунном свете

и Пьерро смеясь

с берега

войдет в море

тогда я

не соглашусь

и разрублю мир

надвое.

когда дождь будет больной

лежать в постели

и его причастят

перед смертью.

тогда я

закричу

от счастья.

 

 

 

~

 

Листья висят

как жемчужные нити на деревьях

и воздух как кружка

молока без коровы

которая так далеко во Вселенной

я чую бессмертие

тела в аромате цветов

защищенных зеленью

зеленый понедельник вонь от стен

моей комнаты, они визжат

оттого что должны умереть

белое дитя

чьи слезы танцуют

весело и льются

на ходу так горько

оттого что

смерть так близко.

 

 

 

~

 

Бог сидел под яблоней

Корзинка с бутербродами рядом

Он нащупал бутылку и выпил

И ангелы пропели: Аллилуйя.

 

Потом Он присвистнул и

Облизал пальцы и начисто

Вытер рот салфеткой

Что висела на дереве.

 

Но какой-то голос сказал: Смотри

Бог, всё не так уж просто;

Люди гниют как яблоки

И Ты за это в ответе.

 

Слышал Бог или нет

Он закурил сигарету после

Обеда, стянул ботинки

И стал смотреть на сад.

 

 

 

~

 

ты завтра умрешь; улыбку

ты отправишь этим стихам

они ее будут ждать

как телеграмму. Пусть почтальон

что мчится с предсмертным часом

твоим не станет вестником зла.

живи. Разбей зеркало

в котором плакало твое лицо.

 

 

 

~

 

К несчастью я ничего не сделал

Мне двадцать три и я знаю.

Слишком поздно! Как старое и мудрое лицо

Мое сердце, неинтересное, болтливое.

 

Завтра затикают часы в моих ладонях

Помнишь как ты из дома

Нечистый и несчастный убежал

на улицу в засушливых странах?

 

 

 

 

 

НЕБО ЭТО КРУГ ОПИСАВШИЙ МОЕ НЕСЧАСТЬЕ

 

движение

того мальчика на пляже

как треугольник на

море, глаз

девочки что за ним присматривает

кольцо поражения.

 

так всё плывет

широкими кругами к невидимому

синева

неба к белизне

дюны к коричневому песку

и волны

молчат у символической

тетивы горизонта.

 

 

 

~

 

Селдону

 

ты маленький

акробат моего счастья

на арене счастья

ты жемчужина что

с непристойной радостью тонет

пока хрупкие круги

чистой стойкости

подражают

 

в лесу

твоих рук я заблудился

в ледяной

сон я погрузился, как

в отеле я спустился вниз.

 

только когда изгиб

(между бедрами и ребрами)

замерзнет в зеркале

твоего тела и мраморная

радость твоих волос

стечет по симметрии

зависшей во времени

маятник

моих вопросов

замрет.

 

линия твоих ног

тёмный белый живот

твои глаза.

 

 

 

~

 

когда я маленький

тень деревьев

подожди орхидея вынута

из воды четырьмя рыбаками

(старыми и молодыми красивыми рыбаками)

и над бортом лодки

наклоняясь они сказали:

это ночь.

 

мы думали

(мы думали, правда?)

о голышах у каменистого озера

тогда дрожа от свежей

радости мальчик может лет

одиннадцати играл бумажным

корабликом, который плыл как его лета

к другому острову

мы думали (правда):

это ночь.

 

теперь я вижу

тень как озеро листвы под

сливками деревьев и я слегка

завидуя слежу за движениями

людей всё всплывает

водоросли дней когда

мы задумчиво и с радостью

брали кораблик в руки

и всматриваясь мы видим только руки

о которых плачет горящее солнце.

 

 

 

~

 

Я гомосексуальный донельзя

(Как все говорят) покажу

Что есть истинная при-

рода и жизнь

Как ладонь ласкающая

Воду в ванне.

 

Какая разница я хороший

Или плохой до тех пор пока

Я могу любому дать нащупать свой пульс

И сказать видишь, я живу.

 

Если я могу

Быть маленькой грозой

С тайными молниями

Которая купальщиков с пляжа

Загоняет в пансионат,

Сейчас пять часов вечера.

 

Если я могу

Быть атласной тканью между символами

Небоскребов

Мудрым смехом говорящим

Ни когда лучше чем

Никогда.

 

Если я могу сказать

Привет дождю в его машине.

 

Если я могу помыться

Под душем

Если я могу сказать

Я Ханс Лодейзен хороший

Или плохой я влюблен

Не краснея вишневый сад

для всех.

 

 

 

 

 

НЬЮ-ЙОРК 1948

 

[1]

 

если тебе грустно говорит доктор

нужно больше есть для желез которые

плохо работают требуется пища чтобы

снова заработать на полных оборотах логично

но доктор не думает обо мне.

 

два раза за один оборот колеса

я чувствовал какое большое солнце

даже если лето не раскладывает

дыни на траве и тихая грусть

благодушно скачет по дорожке.

 

[2]

 

один корабль с тяжелым сердцем

и в сомнениях отправился на Восток где

лихорадка бушует и кормит лианы, когда

он пересек экватор небо внезапно

разверзлось и Бог захохотал.

 

[3]

 

выйдя на улицу в серебряный

день я увидел крылья ангелов

обращенные ко мне, блеск

в воздухе, мне хотелось смеяться но

я не мог потому что было слишком рано.

 

арифметика жизни

управляет глазами и мимикой

продолговатых предубеждений: в них

мы плывем вперед без

горизонта — наши руки слабеют —.

 

счастливая жизнь это тоже

собственность многие просили

немногие знали лишь бы

отделаться дешево попасть

в водяной смерч и умереть в воздухе!

 

[4]

 

когда день убежал в мягкую

траву и ночь похотливо раскинула

подол платья, вуаль над цветами,

когда стемнело и соловей пел,

я повсюду увидел твои глаза

 

теперь вечер: темно как всегда

когда солнце махнув рукой

зашло весело или будто веер

сложилось перед небом где

птичье пение как водопад.

 

и тихо как никогда я по

садовым тропинкам пошел,

улыбаясь ночи; рассказать как

печально веяли запахи медленно

качаясь парусниками на ветру?..

 

 

 

 

~

 

1

 

мы всегда одни

я окружен твоей любовью

как стенами дома

 

твои движения меня

обмотали как бинт:

душащая повязка

 

я нашел тебя и

напал внезапно; я взял

тебя и потом выбросил

 

я один как

на пустоши. —

 

2

 

о я живу в шатре

этого мира иногда

зритель и потом вдруг

опять канатоходец.

 

потому что я пережил

столько трудностей и

над столькими слабостями смеялся

 

потому что я знал

только я спасён

не из лайнера.

 

потому что я уже не могу говорить

 

 

 

 

 

СЕРДЦЕ СО СЛИШКОМ БОЛЬШОЙ РУКОЙ

 

[1]

 

для того мы пришли домой н

очью ветер у окна

и все засовы задвинуты,

только — :

когда находишь

темноту где-то еще

то загадка разгадана.

 

на пляже постели на

летнем вечернем ветерке

который близких ему чудовищ

ласкает и в своих объятьях

баюкает, и тем себя

сокращает, это

забава на многие минуты

но потом страх

 

о как жаль как изменился

ветер который когда-то так

ласково заботился теперь бьет

несправедливостью и

беспощадные облака плачут

 

я держал мою самую маленькую

руку в обеих ладонях и

плакал смеясь мягкое раскаяние

прочь от безоблачного

небосвода, прощай, прощай!

 

больше ничего нет.

 

[2]

 

плавки с руками

прикоснись к здоровой

кипучей плоти под

рукавом под синим там

спят ветер и буря

 

любимый возвращает солнце

на лодочку что волны но

они наслаждение воды

снова и снова мы лас-

кам отдаемся и пристрастились

 

я смеюсь: молчаливое влечение

в сомнении сквозь пальцы так

играют на инструменте так

рука играет с сердцем

так играют тела.

 

[3]

 

односторонность

спрятана город

в радости временно

перекосился

и я,

мужчина каких

миллионы,

мужчина как часть деревьев

живу будто в морской воде

благодарный

 

если я непрозрачное

удилище

еще увижу в воде

я пойду на берег

 

все очень хорошие мужчины

в состоянии жить

в состоянии кого-то любить.

 

[4]

 

он лежал в траве

я лежал в траве

мы вместе лежали в траве

ветер был голубой

кроме двух полицейских

 

тут он что-то прошептал

что именно он сказал — я не

понял — что именно сказал

небо было слишком черным для

его слов слишком пустым

для наших домов

 

море пляж облако

вздох куртка зелень

велосипедист вдоль

эллипсов улиц

в Америке всё такое

 

тогда сверкнула молния

над нашим волшебным замком

— флаг вкривь, зубцы

впились в облака —

прощай сладкий вечер прощай

лоб, губы, рот,

зубы, глаза, рука и

коричневые колонны

 

когда кончится неспра-

ведливость?

 

[5]1

 

ветер это мельница

ночь невидима

я сплю

 

как лошади

запряженные в телегу

скачут по дороге

 

мои сны.

 

[5]2

 

я пишу жалобу

человечества как на облаках

где спит гроза моего

голоса

 

гирляндой

своего голоса он

обвил всех людей

и в его собственной роскоши

запутал мир

 

он солнце

взял в ладонь

и поднес к каждому окну

 

но когда наступил вечер

все забыли о нем.

 

[5]3

 

свои золотые глаза

он бросал в подъезды

и своим ртом

открывал окна

детям он дал

леденцы

он пел.

 

в ночь он кутался

как в плащ

ветру он

протянул руку

дождь он

пил.

 

но утром в канавах

плавало зарево

как кровь между

шкурок бананов

 

и его рука слабела.

 

[5]4

 

дорога, ферма

глаза коровы не отражают

совесть мельницы

 

только рука

плывет вдоль старого

я жду.

 

 

~

 

как голодный самолет

на белом выгоне неба

 

как сигарета в зубах

моего любимого учителя

 

как Робинзон Крузо

в медленной упряжи своих несчастий

 

как голый мальчик на пляже.

 

 

 

 

 

ВНУТРЕННЯЯ ОБИВКА

 

я назову причины

моей любви, моего отчаяния

я буду в комнате

своего тела жить и скажу

почему я люблю ландшафт

 

я положу руку

на солнечный луч и пальцами

распутаю радугу

я обниму ветер

и буду слушать ракушку ночи

 

я твоим телом

опишу свое и в твоих глазах

как в призме увижу

расшифрованный мир, тайный угол за которым

бесконечные лестницы ведут в темные подвалы

 

я скажу что мое тело

башня, что мои руки

гуляют по ночам и голова

рассчитана так что в мире

я вижу только своих друзей: тебя и другого.

 

 

 

 

 

КИНЖАЛ В ТЕМНОТЕ

 

о как сладкий напиток

пусть явится музыка

ладчайшая дрема...

 

я жду и пою

как поезд

спешащий сквозь пейзаж:

несколько деревьев, желтый домик и

печальная река, — мчится,

скатывается по мосту; задумчиво

вдоль полей — я жду и пою

и я несчастен.

 

когда пробьют часы

наступит вечер; зеленые

огни поют в темноте

как телеграфные провода в ночи

как проносящиеся провода

говорящие в лихорадке мистические

вещи - и замолкающие

когда пробьют часы.

 

мое горе тикает

как часики,

терпеливо,и плача в

назначенное время

с равными интервалами

я хочу пить музыку

я, метроном, хочу

умереть от нее как от бокала с ядом.

 

 

 

 

 

КРЕПКИЙ МАЛЫШ

 

невыразимо

о спаси меня из холодного дома

невыразимо

 

я ломаю руки в такт

музыке что льется

из облаков и смеясь поет и

ложится и смеясь ложится

 

невыразимо

о спаси меня из холодного дома

невыразимо

 

возьми меня с собой

в дальний путь

туда где небо

целует тополь

туда где рыбаки

выбирают полные сети

возьми меня с собой и я

спрячусь в тебе

как пейзаж в

серой сутане

величавого неба

возьми меня с собой я

так богат

невыразимо

о спаси меня из холодного дома

невыразимо.

 

 

 

~

 

покуда над морем крутящий

ветер не обратил он в горсть

белых мышей чтобы барсуков

превратить в булыжник на который

луна каплет воском,

 

положим его вялую как сыр

руку перед норкой чтобы пищей

он стал для несчастной листвы

поля с которым я вместе качаюсь легонысо

туда-сюда в колыбели моря

 

и я потому его разрезал.

 

 

 

 

 

МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКАТУЛКА

 

Если я весну воспою с самого начала

если я найду ее снова в смеющейся

тоскливой синеве, мы будем вместе, друзья

мои друзья наполнившие землю

цветами ветром и шалостями.

 

Теперь я смеюсь, теперь я больше не нахожу

завтра среди деревьев многие птицы продолжают петь

а я лежу будто в постели с позавчерашней болью

как отец баюкая ногу палец голову

впечатляют глаза потому что они беспокоятся.

 

Мне кажется сухой жизнь, которую мне дали

чтобы играть в этот долгий вечер

без нее я бы умер с ним

я есть вечером утром часами

он не позволяет опустеть раковине.

 

Он остается один, теперь я смеюсь теперь я уже не нахожу

завтра у берега потому что ракушки

выпили его поблескивая выпили

и они смеются теперь они моя одинокая радость, моя радость без

дружбы наблюдая бредет в сером воздухе.

 

 

 

~

 

один мальчик сидел и ждал

маму пока понемногу темнело

ждал пока упадут сладкие листья

с дерева ведь разве деревья не

большие лепестки отцветшего солнца?

 

солнце осенью отцвело

в выдуманной комнате мы сидели

разглядывая зеленые картины

и ты сказал: смотри стены упали и круглая дыра вместо потолка

 

и мы напрасно читали прозрачные

слова деревьев и синего

неба мы точно слышали как оно

смеялось над фиолетовыми обоями.

 

 

 

 

 

СТИХОТВОРЕНИЯ 1949

 

 

~

 

То, что мне теперь придется работать

не беда: я всюду чему-то учусь

и настанет день когда я стану богатым лежа в постели буду слушать квартет

зная что солнце заходит и

любовь кланяется с рабским почтением.

 

Темными вечерами я смогу

понять как дорог день когда

содрали ракушку-дом

и голый эмбрион лежит и растет

как спираль ветра танцующего

под ласковую колыбельную наслаждения.

 

как же тут узнать бывшую гусеницу?

 

 

 

 

~

 

Есть еще столько выходов и лазеек.

Мне 25 лет и жизнь только начинается.

 

но нет было позже чем он думал,

когда он вышел из дома и увидел мир.

 

ведь хотя календарь говорил: смотри весна

он чувствовал что его сердце осыпается как поникший цветок.

 

 

 

~

 

Я вернусь в эту страну

дома всегда веет

печаль с двух сторон

я уже не молод и говорю

правду

как я жил

в этой стране, как я

оживил воздух садов,

сам задыхаясь...

 

здесь поют горожане только

и всё же, мы часто смеемся

в эти дни.

 

 

 

~

 

для страданий мы созданы

тот кто выдержит победит

час ночи

кто видит звезды тот живой.

 

я это сказал и уже стало поздно

трамваи больше не ходили, ночь молчала

и ты упал в темноту

как белый камень, беззвучно.

 

я теперь говорящий пришел с луны

мой серебряный кошель полон монет

я как штору распахнул темноту,

чтобы видеть ночь.

 

 

 

~

 

нет не так; так нет...

 

смеясь я развязал тебя как

шнурок на ботинке смеясь

я снял твою жизнь, я

теперь опять свободен; Цезарь быстрее вернулся из Галлии

 

так легко я тебя надел

а сейчас ты беспомощно стоишь рядом

но теперь лето и я смотрю на

тебя как с берега на

лодку растворяющуюся в дымке.

 

ладно пошли домой так

поздно ветер больше не

думает о городе в легком сне —

мы зажигаем мысли которые освещают небо пожаром.

 

 

 

 

 

КРЕДИТОР

 

господину Вейнгарду*

 

да я не работал я знаю

но я пытался жить так деятельно

насколько мог идя навстречу солнцу

в воде крутясь и

улыбаясь отцу с матерью.

 

сейчас мне кажется я ближе к смерти

чем кто-либо когда-либо я вглядываюсь

через край в серебряную воду и лицо что я вижу это мое

лицо, я приговорен к смерти.

 

но разве не знаю что я делал

вечерами пока один в своей

комнате ждал сна или просыпаясь

утром пугался когда солнце

было обложено ватой словно рана

 

нет я не могу отречься от мира я

должен идти дальше по жизни

восхваляя моих друзей меж

облаков плетясь медленно старея

как дерево в лесном пожаре.

 

*А. Вейнгард (A.Wijngaard) — непосредственный начальник Ханса Лодейзена во время его

службы в отцовской фирме.

 

 

 

 

 

БЕСЧЕСТНАЯ МОГИЛА МОРЯКА*

 

несколько раз в день мне удается

сбежать в новый мир

там я перестаю вздыхать

там нет голоса в спину хотя я знаю

что должен вернуться но не плачу.

 

если бы в этом мире я смог вдруг

остаться чуть дольше и всякий

раз всё дольше и дольше пока

обычный мир не превратится в сон

похожий на страшный сон из детства,

 

в который уже невозможно поверить,

потому что есть лучшее, более ценное,

потому что я нашел клад в который никто

не верил золото на дне моря с корабля

затонувшего а никто и не знал

 

и тогда мое счастье будет подобно

величию этого остова, темный

призрак парящий по дну океана

могила храбрых моряков чье золото

тела их будто лампу украшает.

 

*Заглавие стихотворения — парафраза названия сборника выдающегося

нидерландского поэта Я.Я.Слауэрхофа (J.J.Slaoerhoff; 1898—1936) "Честная могила моряка"

("Een eerlijk zeemansgraf").

 

 

 

~

 

конечно есть гораздо больше

чем просто тело

 

есть глаз который

охватывает все тела и

побеждает

игривые руки.

 

*

в конце концов всё лишь игра

о чем ты хлопочешь

и почему не танцуешь

 

*

весна творит двери

ветер открытая ладонь

мы только начинаем жить

 

когда я всю ночь стою

на синем ковре моего сердца

 

 

 

 

 

МАЗУРКА

 

дай мне руку

такую мягкую и щедрую

руку что любовь

расправляет как шаль

что как роза

в шелке ночи

что затеняет дождь.

 

дай мне тело

нежнее морского ветра

нежнее лисьего меха

тогда не стану больше

просить, веер

солнечного света, осень

распускающаяся из

тумана и красного цвета

(смех и грусть)

где царят цветы

пальцы твоей руки рука твоего тела

 

дотронься до меня наша загадка

покоится в твоих глазах.

 

 

 

~

 

Это вечная нить

красоты, и мужчина

прилежный как мужчина

изящный и ранимый как женщина

беззаботный как ребенок

возьмет море в ладонь

и перемешает звезды.

 

это как с горки вниз

боль как горячий песок и

обещание счастья как сок апельсина:

ночью небо с морем

лежат на берегу

у них родится солнце

дигя-однодневка

 

чуть больше красоты

чуть больше музыки

но пускай оно просто

придет, как гость который

молча сядет к столу, ни

слова не сказав о виде из окна

о море спящем на берегу.

 

и откуда это беспокойство? да,

чуть больше покоя нам не помешает.

 

 

 

~

 

когда мне хватит храбрости

больше сюда не приходить

когда я наберусь трусости

здесь не появляться

когда я решусь

увидеть мир как он есть

и по всем правилам обменять его

на мир снов

 

когда я буду спать

в любимом теле?

 

 

 

 

 

«ПОЧТАЛЬОН БЕЗ ПИСЕМ УТОНУЛ НА СЕЛЬСКОЙ ДОРОГЕ»

 

А.Морриэну*

 

черт побери снова скоро осень

и мое усталое тело не знавшее меда

тело неимоверно слабое и давшее трещину оно как старый дом в Гринвич Вилледж

 

деревья наспех пакуются

укладывая листья в чемоданы у земли

ветер проворно запирает их на ключ

кладет на крышку покрывало из облаков

 

окна моего тела слепы

и у камина моих снов я вижу

дни как горящие щепки сменяются

и уходят в старый ствол дома

 

который же час реки покачивают

бедрами окно кокетничает с пейзажем

мое тело мое нежное тело медленно уходит

или почтальон без писем утонул на сельской дороге.

 

*Адриан Морриэн (Adrian Morrien, 1912-2002) — нидерландский поэт, эссеист, переводчик и критик.

 

 

 

 

 

ГИБКОСТЬ ПЕЧАЛИ

 

 

[1]

 

приходи маленьким мальчик

когда в моем доме вечер

видишь там большие дубы

взберись по веревке темноты

и ты окажешься у моей двери

уже вечер, приходи.

 

маленький мальчик

ждет на берегу моря

у него худые ноги

и брюки обтягивают зад

о приходи постучись ко мне в дверь

вечером, мальчик.

 

маленьким мальчиком

я не играл у моря

по вечерам я ждал

и слушал соловья

никто не стучался ко мне в дверь

приходи вечером, мальчик.

 

 

 

 

[2]

 

мое красивое тело

я трогаю тебя я смотрю на тебя

маленькое тело

здравствуй тело

 

в своем теле как в двух

лодках я плыву

от живота вдоль ног

 

и против ветра я плыву

к водовороту рта,

красному водовороту

из слоновой кости

 

ладонями я прохожу

по хлебным полям икр

и с холма я вижу

свои бедра в лунном свете

 

я заблудился в роще

любви как в лабиринте

я выхожу на плато на

горы моих ребер

 

из двух сосков я

пью как из родника я

закрываю глаза я отдыхаю

и мое сердце бьется

 

мое красивое тело

я трогаю тебя я смотрю на тебя

маленькое тело

пока тело.

 

 

 

 

[3]

 

в прекрасном одиночестве

тюрьмы он нашел свет

более гибкий, чем решетки

и он вздохнул и он поставил локоть

на колено и дрозд пропел уже весна.

 

и он подумал кровь что протекает

через мой мозг наполнена твоим телом

я как буксир тяну тебя по своим рекам

но мой рот натыкается на бетонные стены

и моя ладонь хочет нежный половой орган.

 

он думал: я один с тобой в этой камере

и ты уже никогда не возразишь мне и никогда

не скажешь ты тупой хер и никогда

не потребуешь чтобы я снял ботинки ложась в кровать

и никогда не разбудишь меня пинками.

 

стало теплей и свет стал светить

дольше в жизни всё потихоньку

идет дальше, однажды вечером он вскрикнул

и задрожал на кровати и оглядел похотливое

объятье своего сна с подушкой и матрасом.

 

ведь тело всё же замечательный календарь!

 

 

 

 

[4]

 

теперь когда я узнал правду

я изгоню ее из своей крови

теперь когда я топчу правду

я блевану в море зеленым

облаком слов великим ядом

 

теперь когда я познал правду

я пойду за ней следом по улице

теперь когда я узнал где правда

болтается по вечерам я убью ее

 

я дождусь ее в пивной

о восхитительная кровь которой блюют бюргеры

когда их укачивает от морской болезни

о восхитительная кровь

 

о бармен налей этой даме крови чтобы

в танце пьяную я застрелил ее.

 

 

 

 

~

 

я вернусь к тебе

и этот год будет праздником

люди будут меня обнимать

ветер здороваться со мной

и я буду качаться в твоих руках

как корабль.

 

я уже слишком долго был один

я вью печальную веревочку времени

плачу смеюсь говорю немного плачу смеюсь

и учусь гибкости печали

я вернусь к тебе как корабль.

 

 

 

 

~

 

о! грациозные движения рук

как он к ней прикасался и золотом

оплетал ее тело, пока

пока вечер не стал прозрачным как сетка.

 

медленно миновал он города

задумчиво сидел в ресторанах

весело ходил по своей спальне

и спокойно утонул у себя в ванне.

 

ему только стукнуло тридцать

и искрясь весельем он слышал

как сады его чувств будто

остров вздыхающий от наслаждения.

 

мой маленький глаз давай протру

тебя осенними листьями и

маленькая рука машет мне

большая страсть наполняет мою жизнь.

 

 

 

 

 

ОН ИЛИ ОНА

 

1

 

в ложе твоих

бедер хочу спать

укрытый пологом

твоих глаз

 

твои ступни далеко но

они всё же твои как

воздушный змей запущенный

в летний день

 

я живу

в другом доме; иногда

мы встречаемся

я всегда сплю без тебя

и мы всё время вместе.

 

2

 

эта кротость

так идет тебе, твой рот

был домом в котором

мы жили, спали

и молились.

 

благодаря тебе

я принял мир

я доверился вечеру

благодаря тебе я спал

и жил.

благодаря тебе я узнал любовь.

 

3

 

я плыву

всё дальше от твоего тела

я уехал надолго

 

где я найду тебя снова

на берегу моря

на острове

ты единственный.

 

1

 

Сегодня

я требую большего, а не только

слуха поклонника моего

 

сегодня

я хочу чтобы друзья

меня целовали

 

потому

я говорю сегодня другими,

прямыми словами

 

другие

слова для прохожих

на улицах.

 

2

 

о полюби меня

я тот пропавший, что

не появится даже когда

станет поздно и вечер

прикажет: пойдем со мной

 

я тот

кто пришел слишком рано и

слишком рано ушел я

переодетый король в пути

я тот кого везде разыскивают

 

я тот кто украл.

 

3

 

о поцелуй меня, о обними меня

я долго стоял под дождем

я долго ждал автобуса

я не смог поймать такси

я долго лежал без сна

я мучился кошмарами

я ничего не ел

я украл

 

о поцелуй меня, о обними меня

я белый стройный мальчик

я тот кто мечтал

я тень под дождем я танцор, дирижер

я человек на закате

я тело

я единственный.

 

 

 

 

 

НАРЦИСС

 

1

 

для тебя

если я когда-нибудь встречу тебя

или если никогда в твоем сердце

не буду ждать пожара поцелуев

 

для тебя

 

я буду охранять кольцо верности

я буду держать солнце открытым

я буду ласкать ночь

 

для тебя я сделаю видимым

достоинство человека на земле

и моя постель будет белой

тебя я буду ждать.

 

2

 

даже если я никогда тебя не увижу

в костюме сафари у стойки бара

в шортах на теннисном корте или на пляже

или скачущим верхом по дюнам

даже если я никогда тебя не увижу

 

и моя усталая рука

отпускает птиц с кончиков пальцев

и призрачные звуки улицы

завешивают мне глаза вуалью

я никогда тебя не увижу

 

и я пойду дальше

(ведь с нами не может случиться беды

ведь я всё равно один)

ночь будет свистеть у меня в ушах

ветер будет смеяться мне в лицо

день будет желтым как слеза

 

я пойду дальше.

 

 

 

 

 

ОТЦУ*

 

о отец мы были вместе

в медленном поезде без цветов

что ночь как перчатку надевает и снимает мы были вместе

отец когда нас закрыла тьма.

 

где ты теперь на резвом ветерке

в зеленом авто на прогулке

или день не оставил свою перчатку

на столе где сумерки и кроткое

исцеление в будущем точно будут.

 

мои губы мои нежные губы закрыты.

 

* Последнее стихотворение Ханса Лодейзена, написанное 16 июля 1950 года.