Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
GIUSEPPE UNGARETTI

Перевод с итальянского ЕВГЕНИЯ СОЛОНОВИЧА

 

От переводчика

 

Имя Джузеппе Унгаретти, одного из крупнейших поэтов XX века, знакомо читателям. Возвращаясь сегодня к его творческому наследию, мы остановили свой выбор на стихах поэта, написанных в перерывах между боями в окопах первой мировой войны. Пехотный полк, в составе которого был рядовой Унгаретти, вел бои на итальянско-австрийском фронте — в тех же, кстати, местах, где происходит действие роман« Хемингуэя «Прощай, оружие!».

Для предлагаемых страниц поэтического дневника характерно суеверное молчание о будущем: в минуты затишья, когда крик души «за что?» оставался риторическим вопросом, когда «незримые слезы» были слезами бессилия, память поэта о недавнем бое искала забвения в мыслях о довоенной поре, о доме, о любви, об искусстве. Антивоенная лирика Унгаретти — свидетельство художника, смотревшего в лицо смерти, терявшего боевых товарищей, но не терявшего веры а жизнь. Окопная правда шестнадцатого года отозвалась почти через тридцать лет в строках об открытом городе Риме, занятом гитлеровцами. Поэт не только выстрадал право сказать о себе: «Я человек надежды, слуга надежды, солдат надежды», но и подтвердил это на посту президента Европейского сообщества писателей, которое он возглавил в 1962 году.

 

 

 

 

 

ПОГРЕБЕННЫЙ ПОРТ

 

Мариано, 29 июня 1916

 

Поэт побывавший там

выносит на свет свои песни

и расточает их

От этих песен

мне остается

эхо

неисчерпаемой тайны

 

 

 

 

 

ВОСТОЧНАЯ НЕГА

 

Верса, 27 апреля 1916

 

Облизывая пересохшие губы

 

мы бессильны перед волной

орошающей побеги желанья

 

Нас пожинает солнце

 

Мы закрываем глаза

чтоб видеть прохладное озеро

освежающее надежды

 

Мы приходим в себя чтоб снова

отпечатывать на земле

неподъемным ставшее тело

 

 

 

 

 

СЛАДОСТНАЯ ПЕРЕДЫШКА

 

Мариано, 25 июня 1916

 

Шел шел

и нашел

любовный колодец

 

В глубине

тысячи и одной ночи

почил

 

К далеким садам пустынным

она прибилась

голубкой

 

Под головокружительным

полуденным небом

я зарылся лицом в жасмин

и припал

к живым апельсинам

 

 

 

 

 

ПРОБУЖДЕНИЯ

 

Мариано, 29 июня 1916

 

Миг за мигом

я уже прожил когда-то

давным-давно

эту жизнь

в других

 

Память уносит меня

во след утраченным жизням

 

Я просыпаюсь в купели

дорогих для меня подробностей

растроганный

и удивленный

Провожаю мягко тающие

облака внимательным взглядом

и вспоминаю одного из

покойных друзей

 

Что такое Бог?

 

И поверженное

создание

раскрывает очи

навстречу

звездным брызгам

и безмолвной равнине

 

И обретает

себя

 

 

 

 

 

Я СМЕРТНЫЙ

 

Окоп, 4-я вершина, 5 августа 1916

 

Под стать этому камню с горы

Сан-Микеле

такому холодному

такому твердому

такому сухому

такому бесплодному

такому на самом деле

безжизненному

под стать этому камню

мои

незримые

слезы

 

Плата

за смерть

жизнь

 

 

 

 

 

 

ДРЕМОТА

 

По пути из Деветаки в Сан-Микеле, 25 августа 1916

 

Эти торсы гор

улеглись

во мраке долин

 

Из пустоты

доносится только журчанье цикад

Аккопанементом

моей тревоге

 

 

 

 

 

ЗА ЧТО

 

Карсия Джулия, 1916

 

Мрак и растерянность

в моем сердце нуждающемся в утешении

 

По примеру здешней травы

растущей из каменных трещин ему

бы трепетать на свету

 

Но в праще времени

я всего лишь осколок

одного из щербатых камней

на импровизированной дороге

войны

 

С тех пор как он посмотрел

в бессмертное лицо

вселенной

этому безумцу канувшему в лабиринт

своего несчастного сердца

нужно знать

 

Обращенное в слух

мое сердце распласталось

как колея

но по-прежнему выдавало себя

шлейф

за кормою исчезнувшего корабля

 

На моих глазах горизонт

покрывается оспинами воронок

 

Мое сердце не прочь озариться

хотя бы как эта ночь

траекториями ракет

 

Я держу мое сердце

которое зарывается в землю

с шумом

как разрывная пуля

правда не оставляя

над равниной следа полета

 

Мое бедное сердце

оглушенное

неведением

 

 

 

 

 

ПОСЫЛКА

 

Локвицца, 2 октября 1916

 

Любезный

Этторе Серра*

поэзия

это вселенная

человечество

собственная жизнь

в зеркале слова

прозрачное чудо

лихорадочного порыва

 

Когда нахожу

в этом моем молчании

слово

оно коренится в жизни моей

как в бездне

 

 

 

 

 

ТЩЕТА

 

Валлоне, 19 августа 1911

 

Неожиданно

в вышине

над развалинами

прозрачное

диво

беспредельности

 

И человек

склонясь

над водой

застигнутой

солнцем

видит себя

тенью

 

Укачиваемой и

все более

зыбкой

 

 

* Этторе Серра (1890—1961) — итальянский поэт. Во время первой мировой войны был лейтенантом итальянской армии. Познакомившись на фронте со стихами Унгаретти, издал в 1916 г. его сборник «Погребенный порт».

 

 

________________________________

 

 

 

 

ЛЕВАНТ

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Дымный

след умирает

в далеком круге неба

 

Стук каблуков и в такт хлопки

и пронзительные звуки кларнета

и море пепельное

оно колышется нежное трепетное

как голубь

 

На корме сирийские эмигранты танцуют

 

На носу одинокий юноша

 

В субботу вечером в это время

евреи

там на суше

уносят своих покойников

по улиткообразной воронке

переулков

освещенных

дрожащими

огнями

 

Невнятная вода

как шум на корме

который я слышу

в тени сна

 

 

 

 

 

АГОНИЯ

 

Перевод Э. Ананиашвили

 

Умереть как жаворонок

задохнувшись от жажды

перед миражем

 

Или как перепелка

перелетев через море

и опустившись в кустах

оттого что лететь

дальше нет охоты

 

Но только не жить

жалуясь и хныча

как слепой щегленок

 

 

 

 

 

ПАМЯТИ МУХАММЕДА ШЕАБА

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Его звали

Мухаммед Шеаб

 

Потомок

эмиров кочевников

покончил с собой

потому что лишился

Отчизны

 

Ему нравилась Франция

и он поменял имя

 

Он был Марселем

но не был французом

он давно не умел

жить

в родном шатре

где внимают напеву

Корана

смакуя кофе

 

И еще не умел

петь

песню

своего отчаянья

 

Мы проводили его вдвоем

я и хозяйка гостиницы

где мы жили

в Париже

в номере 5 на rue des Carmes

безликом идущем вниз переулке

 

Он покоится

на кладбище Иври

в пригороде где каждый день

напоминает

день

после закрытия

ярмарки

 

И может быть я единственный

знаю еще

что был такой человек

 

 

 

 

 

В ПОЛУСНЕ

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Мне больно за изнасилованную ночь

 

Воздух точь-в-точь

как кружево

изрешеченный

винтовочными выстрелами

людей

забившихся в окопы

как улитки в свою скорлупу

 

Мне кажется

будто тысячи колоссов

тысячи задыхающихся

каменотесов

колотят

по булыжной мостовой

моих улиц

и я слышу их

не видя

в полусне

 

 

 

 

 

РЕКИ

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Я держусь за этот перебитый ствол

забытый в этой рытвине

мрачной

словно цирк

до или после представления

и смотрю

на проплывающие

по луне облака

 

Сегодня поутру я улегся

в урну с водою

и как реликвия

покоился в ней

 

Струи Изонцо

шлифовали меня

как собственный камень

 

Я поднял

свои жалкие кости

и пошел

как акробат

по воде

 

Я сел на корточки

рядом с моим грязным

от войны обмундированьем

и как бедуин

подставил спину солнцу

 

Это Изонцо

и здесь мне стало

очевидней что я

податливая частица

мирозданья

 

Я страдаю

когда не чувствую

внутреннего

равновесия

 

Но незримые

руки

отмывшие меня

мне дарят

редкое

счастье

 

Я вновь пережил

эпохи

моей жизни

 

Вот они

мои реки

 

Это Серкьо

из которого брали воду

быть может две тысячи лет кряду

мои деревенские предки

мой отец и моя мать

 

Это Нил

который видел

как я родился и рос

и пылал от неведения

на бескрайних равнинах

 

Это Сена

чья мутность

все перемешала во мне

и я познал себя

 

Вот они мои реки

увиденные в Изонцо

 

Вот она моя ностальгия

что светится

в их глубине

сейчас когда наступает ночь

и жизнь моя кажется мне

соцветием

теней

 

 

 

 

 

СТРАНСТВОВАНИЕ

 

Перевод Евг. Солоновича

 

В засаде

в этих внутренностях

развалин

часами

я волочил

свой скелет

заскорузлый от грязи

как подметка

или сморщенные ягоды

боярышника

 

Унгаретти

бедняга

тебе достаточно иллюзии

чтобы воспрянуть духом

 

Прожектор

оттуда

образует море

в тумане

 

 

 

 

 

САН-МАРТИНО ДЕЛЬ КАРСО

 

Перевод Евг. Солоновича

 

От этих построек

не осталось

ничего

кроме жалких обломков

 

От стольких

с кем я переписывался

и того

не осталось

 

Но в сердце

над каждым могильный крест

 

Мое сердце

самый истерзанный край

 

 

 

 

 

ЯСНЫЙ ВОЗДУХ

 

После такого

тумана

одна

за другою

открываются

звезды

 

Вдыхаю

прохладу

открывшую мне

цвет неба

 

Сознаю себя

блуждающим

образом

 

Вовлеченным

в бессмертный круговорот

 

 

 

 

 

СОЛДАТЫ

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Чувствуешь себя

как на осенних

деревьях

листья

 

 

 

 

 

СИРЕНЫ

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Злокозненная сила,

Огонь любви на свежем пепелище,

Ты вновь меня выманиваешь в море

И впопыхах иллюзии тасуешь

И, не давая мне доплыть до места,

Меня в ущерб надежде

К другому сну склоняешь.

 

Подобно морю, если бы стихия

Сулила и скрывала

Прекрасный с виду остров,

Ты чередой обманов

Того, кто чужд отчаяния, губишь.

 

 

 

 

 

ВЕЧЕР

 

Перевод Евг. Солоновича

 

С вечером по дороге

Прозрачной влаге

Оливкового цвета,

Которую пламя забвенья осушит…

Сквозь дым я слышу цикад и лягушек,

Где трепещут нежные травы.

 

 

 

 

 

 

НЕ КРИЧИТЕ БОЛЬШЕ

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Перестаньте убивать мертвых,

Не кричите больше, молчите, —

Ведь иначе их не услышать,

Ведь иначе самим не выжить.

 

Голоса их почти беззвучны,

Даже первые травы громче,

Зеленеющие счастливо,

Где не ступают люди.

 

 

 

 

 

СТУПАЮ БЕЗОТЧЕТНО

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Исхоженные улицы —

Ступаю безотчетно, словно робот, —

Когда-то, как по волшебству, спешившие

Навстречу бегу моему,

Не могут больше наполнять блаженством,

Являя постепенно,

В зависимости от моих запросов,

Отличия, что их живыми делают,

Испытывая нас.

 

Когда звенят, закат встречая, стекла, —

Но этот звон уже домам не в радость, —

Я останавливаюсь по привычке,

Разочарованный, чтобы забыться

В настороженном полумраке

В себя ушедших комнат,

Но нет среди разбросанных вещей,

Которые состарились со мною

Иль связаны с обломками

Воспоминаний, с чем-то дорогим, —

Нет ни одной

Такой, чтобы могла ко мне вернуться

И выжать слово — хоть одно — из сердца,

Каким бы ни был нежным голос вещи.

 

Так поняли протянутые руки —

Глаза во мраке,

Измученные тайными слезами,

Никчемный слух, —

Смиренную надежду,

Которая внушала Микеланджело

Презренье к незаполненным пространствам,

Возможности душе не оставляя

Для отступления, для раздвоенья.

 

Надежда эта, прорастая скрытно,

Давала крылья городу, неся

В себе немеркнущее небо, купол,

Отвергший смерть.

 

 

 

 

 

ВПРИПРЫЖКУ

 

Перевод Евг. Солоновича

 

Вприпрыжку лапками переступают

И не умеют бодрствовать ночами.

Я говорю о голубях. Лазурь

(Сейчас на ней ни золота, ни сурика,

Она лежит на травке

Уютно, оставляет

Следы под стать улитке,

Из нор упорно гонит),

Как ни мани она,

Ни подползай, ни подбирайся ощупью,

Бессильна их отвлечь

От бешеных любовных излияний.

Джузеппе Унгаретти (Giuseppe Ungaretti) (1888–1970) — родился и вырос в Египте (отец будущего поэта работал на строительстве Суэцкого канала). В 1912–1914 гг. Унгаретти жил в Париже, где сблизился с Аполлинером, М. Жакобом, Пикассо. Во время первой мировой войны добровольцем вступил в итальянскую армию. В 1936–1942 гг. жил в Бразилии, возглавляя кафедру итальянской литературы в университете Сан-Паулу. Уже первая книга Унгаретти, «Погребенный порт» (1916), принадлежала перу зрелого мастера. Ее поэтика, как и поэтика вышедшей три года спустя «Радости кораблекрушений», была необычной для Италии. Ритмической единицей в стихах молодого поэта являлось слово, слово-образ. Частые продолжительные паузы подчеркивали значительность узловых слов, как бы обогащая их дополнительным содержанием и расширяя тем самым возможности аналогии в поэзии. Начиная со сборника «Чувство времени» (1933), стих Унгаретти становится традиционнее, пластичнее, напевнее. В годы гитлеровской оккупации Италии в творчестве поэта вновь, как некогда в «Радости кораблекрушений», решительно зазвучала антивоенная тема.