КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА
Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс
Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность.
— Вернер Гейзенберг
Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали
Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.
РУССКАЯ ПОЭЗИЯ
Джим Моррисон
ГЕОРГИЙ НЕГДАР
Георгий Недгар (настоящее имя Юрий Михайлович Виленский; 1944—1989) — русский неподцензурный поэт.
С 15 лет писал стихи, «сделав своё эмоциональное Я основой и критерием своего творчества». Юношеские стихи печатались в «Литературном Альманахе» № 1-2. Стихотворения 1962-63 годов печатались в самиздатских журналах «Сирены» и «Сфинксы», и были прочитаны на вечерах русской поэзии в Париже.
После 15 лет молчания за 5 лет были написаны 4 книги стихов — «Марцефаль» (1985), «Север» (1985), «Реверс» (1986), «Норд-Ост» (1989). Первая публикация состоялась в 1988 году (журнал «Человек и природа», № 5).
Умер из-за невнимательности врачей, почти полностью откачанный после попытки демонстративного суицида.
Две книги избранных стихотворений, «Избранное» и «Из четырех книг», вышли почти одновременно в 1994 году.
http://nedgar.ru/
Интродукция
Промчался сквозь колосья сенега
Один безумный человек.
Он свой в траве закончил бег
И очи к Богу протянул.
И солнце встретило его
В брусничных зарослях травы,
Где смерти нет.
30 ноября 1966 г.
_______________________________
Лирический контрапункт
Посвящение Н.К.
Когда померкнет поцелуй
(О новый шаг Луны из дома!)
И месяц – ласковый июль
Листает след восьмого тома.
Когда оранжевые звезды
Садятся с нами вкруг стола –
Тяжелых губ протяжный воздух
Пронзает вещая игла.
И я раздумье оставляю
На длинном столике часов…
О, я не знаю, я не знаю…
На расстоянье легких слов
Веди златую эскадрилью
Сквозь краткий сон, сквозь летний страх,
Да вянут бережные крылья
Досадой на чужих устах,
Пусть тридцать витязей прекрасных
Несут ее в объятьях сластных.
Возлюбленная! Из причуды
Очами им на стол плесни.
Однажды ночью в День Иуды
Меня во здравье помяни –
И я во снах твоих пребуду
Покорный гость чужой родни.
14 марта 1963 г.
* * *
1.
Шары январских ламп горели
Три дня подряд,
Три дня подряд,
А очи синие смотрели
На свой непрошенный наряд.
О, летним полдником веселым
Душа лукавая пуста –
Всплывает на экране голом
Невиданная красота.
«А вы? Давно ли нелюбима?» -
Она, вскрывая странный взмах…
«Вы крошка-вылитая-прима
На чьих-то солнечных очах…»
Но там где тихо открывалось
Уклюжих витязей змея
Мне понемногу вспоминалась
Невеста первая моя.
Она была непостижима
Как тень разлуки на часах
И я присутствовал незримо
На чьих-то тысячных ночах.
И там где мысли слишком прямы,
Швырнув на стол шестую даму
И спрятав пятого туза
Напялив смерть на образа
Смеясь в глаза, смеясь упрямо
Играет старец в смерть сестры
И шепчет, разводя костры:
«Иные чувства так остры…»
20 апреля 1963 г.
* * *
2.
На дне вечернего Дуная
Танцуют рощи…
Все было проще, дорогая,
Все было проще
Летела конница ночная,
Неслась на площадь.
На дне вечернего Дуная
Неслась на ощупь.
Летела конница ночная
В пруду на ощупь.
А ты смеялась, дорогая:
«Танцуют рощи…»
________
Здесь было все как в оперетте
В последнем акте.
Как будто умершие дети
О странном факте
Беседовали на паркете
В последнем акте.
12 мая 1963 г.
* * *
3.
В каком-то темном одолженьи
В шестом наверно поколеньи
Мы с вами встретились.
И тайна
Была огромна и случайна
И мы не помнили ее.
О имя прежнее твое! –
Скажи его! За ради Бога…
Но молча в глубине порога
Стояла ты и вся дрожала…
Но где ж конец и где начало?! –
Воскликнул я, не понимая,
Что ты такая же, такая
Как я…
Нелепая тревога…
А там, у самого порога,
Шел желтый снег.
Мы вышли в сад,
И было странное волненье,
Когда шагали невпопад,
А из-под ног в оцепененьи
Бежал осенний листопад.
11 декабря 1962 г.
* * *
4.
Вы вспомнили меня? О чудо!
Бросая ножкой с этажа,
Вы ждали.
— Из какого блуда
Вернулась нынче госпожа? –
Спросил я. Но она молчала.
Из-за колонны падал свет.
Скажите, из какого бала
Она вернулась? или нет?…
И в странной памяти подвалы,
Где вновь рождался человек,
Я ей шепнул: о да, вы правы,
Я все забыл – какой-то снег
И ночь на самом горизонте,
Что нам была не по плечу,
Оставьте это мне, не троньте,
Я все прощу, я промолчу
И в этот раз…
Какое диво! –
Вы плачете?…
Из всех наград
Она опять была красива
Как 10 000 лет назад.
11 декабря 1962 г.
* * *
«Меж вечера и света…»
А. Пушкин
5.
Единственная уза,
А все же невтерпеж.
Застенчивая Муза
Мне в руку вдела нож.
— Вы до сих пор мне любы.
(Целуй – нее отвечай.)
Сомнительные губы.
Улыбка невзначай.
Челнок ее корсета
Сквозь облако блеснул.
Меж вечера и света
Забылся и уснул.
26 августа 1965 г.
* * *
6. (импровизация)
Маршировали за окном солдаты
И как всегда был пуст и гулок зал
Играли лебединую сонату
По голубым беспамятным глазам.
И без вести оплаканные даты
Я вспоминал по маленьким слезам.
Играли лебединую сонату
И как всегда был пуст и гулок зал
И проходили хмурые солдаты
Колонной мимо окон на вокзал.
Играли лебединую сонату
По голубым беспамятным глазам.
13 января 1962 г.
* * *
7. Муза
За веткой странного дождя
Она смеялась приходя.
И я цветами убирал
Ее в долине поцелуя
И о любви ее тоскуя
О ком-то брошенном внимал –
У ног ее лежал он юн
На стенах нехватало струн
Пустынная стояла конница
На страже у ее дверей
И верных увела друзей
Одна старинная поклонница.
И тон шептал: «в твоем покое
Теперь осталось только двое…»
Но если бы в холодном зале
Мы с вами Новый год встречали
Среди врагов твоей красы
Он на часы взглянул вдруг строго:
«Теперь нам вечерять немного
Разбились пьяные весы
Твоя рука бледнее ночи
И день становится короче
И светит пристань кораблю.
Не я один тебя люблю,
Но я на взгляд отвечу взором
Когда под главным Командором
Шестнадцать каменных гостей
Придут искать моих костей…»
В окно спокойное следя
Она вздыхала уходя.
25 декабря 1962 г.
_____________________________
Элегические фантазии
В манере М.Кузмина
Интродукция
Я зиму радостно творю:
Узоры верного сонета,
Пока я сплю и говорю,
Проводят взор сквозь листья света.
Спит лютый свет. И якоря
Лежат в земле – на дне колодца.
И сердце медленное рвется
Из уст в пучину января.
Живое солнце входит в рану,
И металлический огонь
Срезает сердце. И ладонь,
Скользя по шумному экрану,
Мне откупоривает грудь.
Я сплю. Мне т тяжело вздохнуть.
Звезда молчит в заветной лире.
Российский вяз стекает вниз.
Я пью кипящий кипарис
В Адриатическом эфире.
Там – под эгидой тяжких сбруй –
Адриатические ночи:
Летит рука в пустые очи,
Горит в ветвях твой поцелуй;
И, в ослеплении любви,
С себя гармонию слагаю:
Слежу, как в медленной крови
Венера движется нагая.
Слежу, поэта возлюбя,
Как дева сядет у оконца,
И вдохновение с тебя
Сойдет как медленное солнце.
21 апреля 1965 г.
* * *
Внезапно цветок расцветает,
И смерть наступает мгновенно –
Такое прекрасное небо
Ложится на мост перед нами,
Такое прекрасное море
Шумит и трепещет внизу,
И эти прекрасные руки
Ложатся вокруг моей шеи,
И скоро ль прекрасные губы
Упьются моими губами?
10 января 1965 г.
* * *
Скрип деревенских лестниц.
Румяные стога.
В зеленый полумесяц
Вторгаются рога.
И пахнет виноградом
Раскрывшейся груди.
Поют кларнеты рядом,
И солнце – впереди.
И помню – желтый воздух,
И крови ручеек,
И гости, будто звезды,
Сходились на чаек.
26 августа 1965 г.
* * *
Я целую алые губы.
Сердце полно любви.
Я целую алые губы.
Руки в святой крови.
Вчера еще солнце упало
На голубой грунт.
О, как легко и мало
Утренних нам секунд.
Любовь твою удержу ли?
Сердце острее рань.
Нас не затронут пули
В такую рань.
26 августа 1965 г.
* * *
(вечерний романс)
Зайдите на цветы взглянуть –
Всего одна минута.
Приколет розу вам на грудь
Утренний гробовщик.
Любовь обманет – ну и что ж! –
Подбросит сердце круто.
Швыряет по проспекту ночь,
Как ярое весло.
Мне плечи жжет клеймо твое,
Ладонь подъята в смерть.
Вверху – как алая петля –
Гуляет гороскоп.
Я в темный сад войду – огонь!
В ночь упаду – пожар!
Прощай, любимая! – чуть свет,
И я уже в раю!
27 августа 1966 г.
* * *
Кто вас поймет? Кто вас простит?
Пускай возлюбленный грустит.
Уходит пароход в Калькутту.
И тихо сняли вы каюту.
В одну минуту капитан
Из образованнейших стран
Вам предоставил случай этот.
И вот – любви прощальный метод
Колеблет золотую пыль.
Летит во сне автомобиль.
Закат на них глядит сквозь доски.
И тонким заревом прически
Она стоит обнажена
В иллюминаторе окна.
Кто вас простит? Кто вас поймет?
Не просит ваш увядший рот.
А нищий мальчик у причала
Смотрел как тонут облака,
И ваша смуглая рука
Его нисколько не смущала.
17 июня 1964 г.
* * *
Когда весна раскроет грудь,
Целуй меня, целуй!
Когда-нибудь, когда-нибудь –
Последний поцелуй.
Обманет мягкая трава,
Пройдет любовь и хмель.
Но вновь склоняется глава
На жаркую постель.
Где расцветает бодрый дух,
Целуй меня, целуй!
Пройдет любовь – обманет слух
Твой первый поцелуй.
14 августа 1965 г.
* * *
Глаза открыла удивленно.
Луна светила вдоль реки.
Прощаясь пламенно и жарко,
Мне в руку вдела алый цвет.
Сказала: «Долго будут живы
Во мне безумные глаза».
Луна светила вдоль ограды,
Когда в долину я сходил.
10 сентября 1965 г.
Фантазия
На тему Н.Заболоцкого
Детей печальное гулянье
На берегу Москвы-реки
Бледней чем ночи расстоянье
От дней печали и тоски.
И девочка идет накинув
На плечи обруч ледяной,
На крыльях бережных раскинув
Какой явился водяной.
Ее глаза направив в чащу
И в настоящую беду,
Ее соратник ————————
И усмехался на ходу
В любви открыв такие струны.
Летели призрачные луны.
Сосед блестящий и угрюмый
Забросив розу в облака
Шагал влача пустую думу
Прочь от табачного ларька.
16 марта 1964 г.
_____________________________
Поэма ночного города
Импровизация в ритме К.Вагинова
Над красною панелью
Склоняются головки –
От имени прохожих
За бледное здоровье,
К ограде прислонившись,
Целуют желтый воздух.
Вокруг гуляет ветер,
Стоят глухонемые
И объясняют дамам
Прекрасные причуды
Родного языка.
Спешат на елку дети
С романтикой во взгляде,
Внезапно попадая
В кафе «Националь».
И вот они приходят,
Снимают капюшоны,
С улыбкою знакомых
С собою приглашают.
А там уже швейцары
В зеленые мундиры
Небрежно одевают
Случайную чету.
Вокруг гуляет ветер,
Сидят однополчане
И пьют за новолунье,
За новую удачу.
Их голоса суровы,
Слова однообразны
И сон в углу объемлет
Печальную вдову.
И кажется выходят
Они поодиночке,
Прощаются с друзьями,
Не в силах опьянеть.
Вокруг гуляет ветер,
Включаются моторы,
Дерутся иностранцы
На бледных мостовых.
Горят огни программы,
И негры золотые
В костюме европейском,
В плащ завернувшись гордо,
Как некогда Онегин,
Со скоростью мизинца
Уносятся во мглу.
В зеленых переулках
Бегут односельчане
С мешками за спиною,
С бессмысленной ухмылкой
На сгорбленных плечах.
В домах ложатся жены,
Уносятся вокзалы,
Гостиницы впускают
Непрошеных гостей.
Стучится проститутка
В пустые двери храма.
Ее впускают сестры,
Стоит бутылка водки,
И пьяные соседи
Всю ночь играют в карты
На медные копейки,
На серебро и злато
За душу лейтенанта,
Погибшего от тифа
На Северном Кавказе
В шестнадцатом году.
Вокруг гуляет ветер,
Включаются моторы,
Вдали пустеют скверы,
Наглеют постояльцы.
У памятника Маркса –
Почетный караул.
Вокруг гуляет ветер,
Играет незнакомка
Оставшейся бутылкой
В серебряной руке.
Вокруг гуляет ветер,
Летит крылатый всадник,
Псалом поет любовник
И падают цветы
На мокрые ступени,
На губы идиота.
Склоняются головки
От имени прохожих.
Стоят глухонемые,
К ограде прислонившись.
Спешат куда-то дети.
Включаются моторы.
Из урны чьи-то ноги
Торчат на перекрестке.
Вокруг гуляет ветер
И объясняет дамам
Прекрасные причуды
Родного языка.
9 апреля 1964 г.
_____________________________
Тяжелое солнце
Посвящается Л.Р.
Оранжевое небо.
Оранжевая ночь.
И нищий просит хлеба,
И как ему помочь?
Так душно и устало,
И на плечах кресты.
А мы идем с вокзала,
И улицы пусты.
Откуда же, откуда
Такая благодать? –
Стеклянная посуда,
Железная кровать.
Вишневой костью в очи
Упало солнце вдруг.
О, где проводим ночи?
О, где очнемся, друг?
15 октября 1966 г.
* * *
По свисту вьющейся косы
Я узнаю лицо твое.
Ты обернулась, как герань;
Твое страдание напрасно.
5 января 1966 г.
* * *
В постели мягко,
Сноп играет
твоими душистыми волосами,
звук эль
на подушке
тонкою нитью водит.
13 мая 1966 г.
* * *
Как часто я среди домов,
Где голос тихого тюльпана,
В тебе, родная, узнавал
Все очертанья будущего ветра.
И руки темные оград
Меня преследовали бурно.
Я уходил. На плечи мне
Ложились вкрадчивые перья.
Луна звала. И гости молодые
И старые друзья
Как птицы танцевали
И пели вдруг.
В прозрении пустом
Лечу и вспоминаю
Того, кто ночью, глядя в цель смертельно,
Воспоминаний не искал.
14 сентября 1966г.
* * *
Звенящие луга.
Я в сердце камень
вонзил.
Я вижу небо
и молчу.
14 августа 1966 г
* * *
Луна гуляет вдоль поляны.
Я вижу губы сквозь орех.
Как долго ночь плывет над нами,
Удивлена как в первый день.
Подай мне ручку, будем рады,
В душе спокойно и светло.
Звезда спускается, и время
14 сентября 1966 г.
* * *
Рассвет – о муха, шар белесый!
Вчера – есть звенья,
плавное вино.
Луна в окно падет.
От звука – стук,
От стука – новое
звено.
30 мая 1966 г.
* * *
О темная рука!
В заливе страх и холод.
Мне сон растительный
спасительную ветвь
и гибкую –
на дно
как руку протянул.
14 августа 1966 г.
* * *
Золотое, вечернее и сухое
море – у глаз уголки.
Лодка. Лихое
весло.
Солнце. Луна.
14 августа 1966 г.
* * *
Гляжу в обыкновенные глаза.
Там дом пустой и старая ограда,
И день, жующий медленные травы,
И солнце длинное с жестокой шерстью.
О долгий год… За столиком у моря
Молчал я, пил червонное вино.
Переходя из губ в чужие губы,
Воспитывая тонкие тела,
Оно плескалось и горело.
Сквозь веки на бревенчатом лугу
Я видел девушку.
Но плача и журча,
Я восклицал:
«О где ты, друг мой? Новая молва,
«Чтобы вокруг бродили и рыдали,
«Окутывает поле, свет и воздух».
15 сентября 1966 г.
* * *
Там впереди – чума, холера,
Любовь и всякие дела.
Темнеющая атмосфера
В груди, как тяжесть, возлегла.
Иду я. Рядом толпы света.
Как избежать? чего? – скажи.
Я от полудня до рассвета
В опустошении, во лжи.
Сижу на пристани и к Богу
Свой тусклый обращаю взгляд.
И звезды тусклые в дорогу
Мне собирают виноград.
В молитвах я? В беседах с чертом?
Прощай, мой Крым. Пора в Москву.
Вращаясь в детстве оком желтым,
Еще немного поживу.
20 октября 1966 г.
________________________________
Елена и время
Посвящается Е.А.
ИНТРОДУКЦИЯ
В глаза упали дочери,
А впереди – луна.
Играет струнами Орфей,
И плещет серебро.
Пылает Греция вдали
Прекрасным алтарем,
И открывается, как ночь,
Оптический топаз.
А я к груди твоей приник
Оранжевым глазком,
И песни мертвые пою
В пространстве, где Орфей…
1 июня 1967 г.
* * *
Волною вынесен из плена,
Гляжу, гляжу в глаза твои.
Молчи, прекрасная Елена,
Здесь все свои, здесь все свои.
На ослепительной постели
Лежу, расправлен, словно жгут.
В меня влюбляются метели
Среди пространственных кают.
А ты стоишь, как иностранка,
С серпом откинутым на свет,
Как-будто времени изнанка,
Всегда сводящая на нет…
1 июня 1967 г.
* * *
Как сноп в поветрие знамен,
Врывается твой глаз.
От времени освобожден
Оптический топаз.
Рука спокойно на плечо
Врывается, как свет.
Я обернулся – горячо,
И никого здесь нет.
Любовь летает головой
Без росчерка пера.
Подайте пива, половой,
Елене в номера.
1 июня 1967 г.
* * *
На тугом пространстве,
В кольцах за дугой
Дни проводим в пьянстве,
И никто другой.
Лезвие-столетье
Режет наши полосы,
Будет междометье –
Как в пространстве волосы.
За скользящей пяткой,
Сжав перепела,
Вылетим украдкой
Ночью из села.
3 июня 1967 г.
* * *
Мертвец и соискатель губ,
Иду сквозь мертвые пространства.
Земля мертва и воздух груб,
И нети на свете постоянства.
Ночных дерев прекрасен сруб
Среди нашествия и пьянства,
И голос твой во мгле мне люб –
И нет на свете постоянства.
Земля мертва и воздух груб.
Все тот же свет – во мгле тиранства.
Мертвец и соискатель губ,
Иду сквозь мертвые пространства.
28 августа 1967 г.
* * *
Моя возлюбленная! Тише…
Я абстрагируюсь в цвету.
Разъединяются афиши
В зияющую пустоту.
Восходит солнце – трепет связи,
На лужах – красная смола.
Вокруг – божественные мази,
И грудь процессия свела.
Твои глаза я вижу снова.
В горах – глубокий снегопад…
Я умираю – Казанова,
И время катится на спад…
6 июня 1967 г.
* * *
А в воздухе все тише,
И страшен хохот баб.
Шрапнелью по афише
Карабкается краб.
А ты сидишь на стуле,
Как верная жена,
И в черепе две пули,
И грудь обнажена.
Луна падет из сада,
Краб на сковороде.
И легкая досада –
Кругами по воде.
А я в любви признаюсь.
Я стану на колено.
Прости меня. Я каюсь,
Прекрасная Елена.
12 мая 1967 г.
* * *
На ветви спелые могил
Склоняю жалкие колени.
Вокруг летают крокодилы,
Слоны со смаком жрут вино.
Мне солнце путь пересекает.
Ложится на дорогу снег.
Я отвлеченно замечаю,
Что уж не царствую давно.
3 июня 1967 г.
* * *
Во мгле серебрятся этапы:
Тугое, как свет, ремесло.
Среди многочисленной лапы
Весну торжествует весло.
Застыла вода голубая,
В рассвете от свежести утр,
И время стоит улыбаясь,
Главу обращая во внутрь.
* * *
О, я прозрел! Пустой обузой
Любовь сверкала в голове.
Смерть выбираю – рядом с музой,
На голубеющей траве.
Еще и солнце не вставало,
Еще и звезды не зажглись,
Я одеваю одеяло
На ослепительный карниз.
Морские горницы-сенаты
Сияют временем вдали.
Простите, мы не виноваты,
Что в сердце бьются корабли.
Не влюблены и не женаты,
Бросаем в смерть любви балласт.
В груди поля синеют, сжаты.
Желтеет серп над шеей каст.
12 июня 1967 г.
* * *
Среди пустых и мертвых знаков
Сижу я к прошлому спиной.
Неуловим и одинаков
Огромный мир передо мной.
Моя возлюбленная сбоку,
Оттуда свет струями бьет,
И раздвигается далеко
Ее сухой и бледный рот…
12 июня 1967 г.
* * *
Я поглощаю мягкий свет
В отверстых днях-ночах.
Я ослепительный поэт,
Свернулся и зачах.
Во мне вдоль тела на оси
Освобожденья след.
Спаси, о Господи, спаси,
Я умер или нети?
Во мне вдоль поля, в свете ржи, -
Елена, как звезда.
Господь, отъедини во лжи!
Освободи от льда…
3 июня 1967 г.
* * *
Спаси, о Господи, спаси!
Деревья сеют мрак и воду
На жалкую мою свободу!
Спаси, о Господи, спаси!
Стихи слагаются в природу,
Летит Россия на оси…
Спаси, о Господи, спаси…
2 июня 1967 г.
_____________________________
Поэма времени
Там где Солнце – свет во дне,
Возвращаешься ко мне.
Там где роза – суета,
Прозябает красота.
Где бы срок остановиться,
Чтоб рассеять свет вокруг?
Будет сердце жадно биться,
Тело выпростав на юг.
Кипарисы образуя
В блеске белых эполет,
Электричеством связуя,
Пролетит аэросвет.
Андромеда голубая
Средь начальствующих фраз –
Рот раскрыв и улыбаясь
В глубине свирепых глаз.
Милый блеск прожектор режет,
Губы сжав во тьме времен,
Вольномыслие и скрежет
Занимает эшелон…
Руку в руку – и прощанье,
Как Россия на горбу,
И горит воспоминанье
Белым знаменем во лбу.
И рождается в сугробах
Синерукая любовь,
Счастье тянется на дрогах,
Впереди летает бровь.
И идет одна из ваших
По колено в говнеце,
Ручка нежна, ручка пляшет
И улыбка на лице.
И идет, и видит стремя,
Он сидит – и видит нож. –
Улетело твое время –
Ослепительный чертеж!
Похититель жизни пленной,
Балтазар и ученик,
Растворитель во вселенной –
Ты к отверстию приник…
Потеряв свое призванье,
В мир глядишь глазами кошки,
И не стой, как изваянье,
У старушкиной сторожки.
Подхвати ее подмышки,
Отвези ее в шартрез.
Были кошки, были мышки.
Ты проснулся и исчез.
—————–
Распластавшись, вянет луг
Средь подружек и подруг.
Тело золотом связуя,
Пляшет белая луна.
31 мая 1967 г.
__________________________
Возвращение
В черном золоте – Россия
Открывает вихрем свет.
Я – хороший одуванчик,
В черном золоте плыву.
Под ногами – свистопляска –
Тлеет жареный тюлень.
Солнце белое восходит
Через реки соловья.
9 июня 1967 г.
* * *
Простерши руки (о, друзья! –
Я вас встречаю – вот!),
Я прорастаю сквозь мороз
Как роза сна ветру.
(Движенье вечное во сне,
И разум их раскрыт)
И гости тихо пьют вино,
Облокотясь на стол.
И расцветает на кресте
Огромная луна.
И почву вороны клюют
Простершуюся вдаль.
2 декабря 1966 г.
* * *
Запад. Сто. Четыре. Восемь.
Голова моя в снегу.
Распоясавшимся лосем
В белой плоскости бегу.
На боках моих картина:
Три плаката – сто чертей;
Опрокинутая тина
Очевидных скоростей.
Если женщина встречает
Будем в салочки кровать.
И никто не замечает
Если в губы целовать.
9 июля 1967 г.
* * *
Слышу голос из Рязани –
Будто вьются терема.
Это мерным свистом в сани
Опускается зима.
Я встречаю жизнь вторую
Без дороги, без крыльца.
И любовь свою ворую
У российского отца.
29 августа 1967 г.
* * *
На улице сонно и гибко
Растет ослепительный свет.
Желательна сердцу – улыбка
Во льду голубых сигарет.
А ваши движения грубы,
И тонко метели свистят,
И женщины сонные губы
Как травы во сне шелестят.
3 декабря 1966 г.
* * *
Угла прохожего щетин
Явился предо мной,
Ночной прогулки господин
С супругою войной.
Я умираю тут-как-тут,
Спешу срезаю свет.
Вперед у праздничных минут
И праздничных побед!
26 января 1967 г.
* * *
Прекрасны вы, как свет травы,
И неожиданны.
Плыву среди своих забот,
Как смерть в просторном сне.
Я вас люблю. Пусть умер я,
И олицетворен. –
Но солнце ваше и теперь
Столбом сияет вниз.
А мы по улице идем
И созерцаем смерть.
И все скользит, и все летит
Обратно в точку сна.
2 декабря 1966 г.
_____________________________
Элегии
Прощайте, Анна! Все готово.
Рука – в крови, как на ковре.
Прощайте, Анна! Будем снова
Звенеть, как знамя, в сентябре.
Прощайте, Анна! Казанова
Дорогу роет в серебре.
Прощайте, Анна! Все готово.
Сон глухо прячется в ребре.
4 июля 1967 г.
* * *
Р.Г.
Раскрылось жаркое сиянье,
В снегу затрепетал алмаз,
Как будто предзнаменованье,
Что брызнет свет из ваших глаз.
Но откровенно и прозрачно
Смотрел сквозь тонкое стекло:
Так было прошлое невзрачно
И настоящее светло.
Ваш друг, не зная ничего,
Любовью сладкой был волнуем,
Когда последним поцелуем
Замкнулось счастие его.
11 мая 1968 г.
* * *
Венок сплела из покрывала
И умирала у окна.
Луна серебряно сияла
В холодном треске волокна.
И унесли ее олени,
И уж никто не вспоминал,
Как обнимал ее колени
И травы вещие сминал.
16 июля 1965 г.
* * *
Петляет первая звезда,
И открываются герани,
А мы с тобою навсегда
Садимся в трепетные сани.
Все та же вереница льда,
Все то же солнце в океане,
И поцелуев резеда
В пустом качается тумане…
12 марта 1968 г.
* * *
З.Ж.
Я умираю горячо.
Разрежен воздух синь.
И тает легкое плечо
В руках моих. Аминь…
А ты прекрасна и светла,
Святая из святынь.
Ложись красою в купола,
Как зарево, застынь.
29 августа 1967 г.
* * *
О.Р.
Любовь свою невольную
Встречаю на краю,
И руку своевольную
Губами узнаю.
И под руку с возлюбленной
Кружусь среди дорог.
Мой голос, светом срубленный,
Валяется у ног.
И я открыто падаю
В отверстие в ночи.
Горят над автострадою
Вечерние лучи.
Летит гора прекрасная,
И сердце сведено.
И музыка опасная
Опускается на дно.
Гори, мой свет погубленный, —
Я сделал все что мог.
Я под руку с возлюбленной
Лечу через порог.
25 августа 1967 г.
* * *
Б.А.
Как реальное пространство,
Ваши губы холодны.
Где же ваше постоянство? –
Вы печальны, вы бледны.
Вы одна, как перед Богом…
Небо гаснет в островах.
Исчезают за порогом
Смерть, отчаянье и страх.
Не рискуя смертью ловкой,
Жизни прожитой не жаль –
И с откинутой головкой
Вы летите на педаль.
И во сне, блестя кармином,
Небо падает с плеча.
Вы со мной ли? с мужем? с сыном?
И подушка горяча.
Глубина и невозможность.
Жизнь отсутствием полна.
Вас уносит в осторожность
Неизбежная волна.
29 августа 1967 г.
* * *
Е. К.
Травою разодета,
Морозных денег звон,
Остановилась где-то
И видит – это он.
Под левою рукою
Стремительный покой…
И нет уже покоя –
Течет к нему рекой.
И ни зимы ни лета
Под левою рукой.
Остановилась где-то
Как солнце над рекой.
И больше нет покою,
Весь мир опустошен.
Как солнце над рекою
Остановился он.
А я в любви признаюсь,
Я стану на колено:
«Прости меня, я каюсь,
Прекрасная Елена».
4 февраля 1975 г.
* * *
Комната та же и те же цветы на окне.
Только тебя я не видел сегодня во сне.
Словно в конверте, где было когда-то письмо,
Тихо и пусто, и пахнет духами и тьмой.
И голубые глаза, и ночная пустая вода –
Будто и не было вовсе тебя никогда…
25/IV-62 – 10.VIII-72 г.
Триптих
I
Еще болят уста и руки,
Еще туманны голоса.
Не от печали, не от скуки
В пустые смотрим небеса.
Луна в ладони потускнела,
Не означает ничего.
Судьба освободила тело,
Господь, участья Твоего.
И голова, склоняясь ниже
Твоих земель, Твоих небес,
Пустую бездну видит ниже,
В запретный опускаясь лес.
* * *
II
Мы умираем в странном свете
Аллегорических купав,
Забыв о детстве и о лете,
К ногам Всевышнего упав.
Не освещается планета –
Что нам от Господа скрывать!
К нам смерть, блудницею одета,
Приходит в губы целовать.
И снятся долгие растенья,
Луна и молнии в пруду…
Душа бежит святого тленья –
И кувыркается в бреду.
* * *
III
Умру ль в постели, бедный странник?
Не верю больше в чудеса.
Давно ль я, Господи, изгнанник
В Твои запретные леса?
Луна на миг остановилась,
И понял я, к земле припав,
Что сердце зря ждало и билось,
К ногам Всевышнего упав.
И умираю бестолково,
Главы не преклонив нигде,
Час откровения пустого
По утренней следя звезде.
3 февраля 1967 г.
__________________________________
Смерть в кошельке (рассказы очевидцев)
Злодей сладелый
Прицепился ко мне злодей сладелый:
– Немчура ты, – говорит, – вычурная, бороду нацепил, складная небось.
– Ан, дурак, – отвечаю, – лыку не вяжешь.
Избранец
Умер один.
Умер другой.
Третий застонал, глазками засмотрелся, а смерть косу свою стряльцами утирает, зуськает, выражается, слова ему, родимому, избирает:
– Любовь, – говорит, – не картошка.
Крым
Затонул полковник. Вытащили, всего синего, на желтый песок сложили. Так и отпевали. Потом – жена его, толстая, вошла по колено в воду:
– Вот, – говорит, – гроб, – говорит, – скиснет весь, пока до городу везти будем.
Случай
Пришел к нам милиционер. Соседка ему открывает, а он спрашивает:
– Бетховен, – говорит, – у вас живет?
– Нет, не живет, – говорит соседка,
– А может, еще у соседей спросите, – говорит милиционер, – может живет?
– Нет, – говорит соседка, – я здесь тридцать лет как живу, а таких здесь нет.
– Ну ладно, – говорит милиционер, – это я, верно, спутал, Бетховен – это, верно, композитор.
Смерть в кошельке
Забралась смерть в кошелек. А я иду на рынок. Куплю, думаю, репочки, морковки. Супчик сварю. Раскрываю кошелек, а оттуда смерть как выскочит, глазищами поводит, жалит. Тут все ряды и разбежались. Стою я ни жив, ни мертв. А смерть ко мне обращается и говорит:
– Вот, все твое, – говорит, – бери.
А я бросил смерть под лавку и бежать. А сердце у меня, как околдованное, – стуком стучит.
Дуги
Лежит Миколка. Страх свой детский подложил под голову, плачет. А внизу воробушки скребутся под окном:
– Пинь-пинь, пинь-пинь.
Так впервые и засквозило солнце, и увидел Николай Степаныч рассвет.
На духу
– На третёй денек-то и скончались папашка. Головку эдак склонили косячком и смотрят. А я смотрю: двери уже заледенели совсем, и ставеньки, огрызлые такие, замкнулись; холодно, одиноко… И рта не могу раскрыть: пузо мое растет, и вся я, будто бы мертвая… Так до утра и проваландалась.
Отравник
– Ешь, – говорит, – вкусная креветка. Вотножку, – говорит, – высоси. И полезное, – говорит, – и морское кушанье… Сплошной витамин.
А я встал и говорю:
– Сам ешь, – говорю, – морская образина. Даром, что тебя в море-то не потопили. Поодкусывали бы тебе ножки-то. Отравник…
Агитатор
Иду я, снег лепит, фонари гудят, тьма-темь. Захожу я в переулочек, а из подворотни вдруг человечишка такой, и ручки в портфельчике, как в муфточке, греет, шасть ко мне. Ну и все, думаю, и все, пришел, пришел мне мосгаз. А он ласково так на меня смотрит и говорит:
– Курлы, – говорит, – мурлы. Я агитатор.
Так было
Было у нас время такое: исчезать вдруг стали дети маленькие. И всполошилась Москва. А потом на рынке появляться стали котлеты мясные. Голодное время было, Господи спаси нас, грешных. А теперь уж шестьдесят пятыйгод пошел.
Перед старцем
– Эх, кирпичом бы тебя, – сказал Костяк, – бельма бы навыворотил.
– Уродина, – поддакнул Сенька, – и кишки наружу висят. Зело по Маньке-то убился. Оттудова и злой. Говноед.
Дома
Н. Г.
Пришел ко мне опять. Сидит, гладит меня, целует.
– Кулебяка ты, – говорит, – вечная, грудка твоя оранжевая, ножки – топотком, топотком…
Ну, думаю, молва одна, что любить может. Зарежет еще. Страшно! Ох, страшно…
Чемодан
Чемодан мне подарили. Сел я в чемодан, гляжу: не чемодан – склеп. Стал я цветы сажать. Выросли цветы, тонкие такие, истало в чемодане, будто в раю.
А соседи увидели и говорят:
– Дурак ты, дурак! На эдакие дела что ль чемодан тебе подарили, осел ты несоответствующий.
19 июля 1965
_____________________________________
Марцефаль
ТРИЛОГИЯ
Я ВИЖУ ТЫ СОВСЕМ СТАРИК
ПЕЧАЛЬНО ШЕСТВУЕШЬ ИЗ БАНИ
ГЛАЗА ТВОИ – МАГОМЕТАНЕ
КОГДА ИДЕШЬ СО СТОПКОЙ КНИГ
ТЫ – ЗОЛОТАЯ СТРЕКОЗА
ТЫ ВИДИШЬ ЗАРЕВО ИЗ ХРАМА
УЖЕ СОВСЕМ ЗАГЛОХЛА РАМА
ПЕЧАЛЬНЫЕ СВОИ ГЛАЗА
НАГИМИ ЯДРАМИ СВИЩИТЕ
И РЕЗКО СБРАСЫВАЙТЕ РЕЧЬ
СМИРЕННО ЖДУ КОГДА ПРОСТИТЕ
ЧТО ТЕМНОТА СПАДАЕТ С ПЛЕЧ
Посвящение
Н.М.
Ты возвращаешься с крыльца
С таким отчаяньем и страстью,
Что больше я не верю счастью,
Не вижу твоего лица.
Рука моя не шелохнется,
Язык не смею повернуть.
Все говорят: она вернется,
Она твоя – когда-нибудь.
Упало северное лето,
Сыграло солнце вдоль ресниц,
И ты, бесправна и раздета,
Ушла искать весенних птиц.
27 сентября 1984 г.
Интродукция
Друзья мои, их тьма и тьма,
Твердят, что спятил я с ума,
Твердят упрямо и пространно,
Что лучше посох и сума.
А я – впиваю неустанно
От них в меня летящий свет.
Но пройден путь – исхода нет.
Да, я сошел с ума. С диванов
Слетает Вячеслав Иванов,
В углу – угрюмый Сологуб
Урчит и сплевывает с губ
Мою химическую пару…
Возьми кровавую гитару,
Мой ангел. Песенку споем.
Со свистом канем в водоем,
И вместе вынырнем наружу,
Как в первый день, – во мрак и стужу.
Здесь все не так. Здесь вьется змейка,
Стихи читает белошвейка,
Гарцует Ева болеро,
Стоит помойное ведро…
А может быть, ядро распалось?
А может быть, уже усталость
Эона чувствуем вдвоем?
И соки медленные пьем
И ночи льем, и нити вьем
В надежде, чтобы все – осталось.
26 сентября 1984 г.
* * *
Стой здесь у выхода, в прозрачном,
Как будто полумертвом, сне.
А я, в костюмчике невзрачном,
Скользну туда, где все вдвойне.
Скользну туда, где ночь протянет
Свистящий полубытия
Кружащий лист, где время канет
На дно, как молодость моя.
Постой у выхода. Не скрою
Что пред тобою мертв и чист,
Что завтра, утренней зарею,
Протяжных птиц прозрачный свист
Услышу, в эхо упадая,
А ты – у выхода постой,
Пока творенья день шестой
Во мглу откатится, блистая.
13 мая 1984 г.
* * *
Шел дождь и, как всегда, дышал
Апрель усталостью и страстью,
И, своему не веря счастью,
Скользнула в смерть моя душа.
А там, на сморщенной скамейке, -
Как уикенд полуживой,
Протяжных откровений вой
И упрощений телогрейки.
Когда пунцовые цветы
Тебе дарил в конце апреля,
Как мог я знать, что из туннеля,
Как зеркало из темноты,
Нырну в сладчайший этот опыт,
И успокоится душа.
А ты – ко мне уже спеша,
И губ твоих не слышу шепот.
15 мая 1984 г.
* * *
Л.Д.М.
Шатром испытывая мякоть,
Открою свет в себе.
Пусть страх
Нас заставляет ржать и плакать,
И спать с улыбкой на устах.
Пусть ночь в космических гробах
Несется пыльною дорогой,
Пусть одиночество – убогой
Петлей сомкнется на губах.
Господь, спаси! Меня скосила
Опустошительная сила,
И льется родина в висок,
И в казино стекает сок…
Когда б я мог сквозь черный свист,
Сквозь голос свой, звучащий тайно,
В любви июльский аметист
Войти свободно и бескрайно!..
Но поздно, жизнь несется мимо,
Как дьявольская пантомима,
Как сна отставленная поза;
И звезд пустых метаморфоза
Глядит меня сквозь лунный свет,
И обнаженные стрекозы,
Как сорванные ветром розы,
В ночных отверстиях плывут…
17 мая 1984 г.
* * *
Любимая, ты так красива,
Что жизнь твою ни дать, ни взять,
И глаз твоих ретроспектива
В веретено влечет опять.
Вот Селиверстов переулок,
Где нам прощание дано,
Где соловьем блестящих булок
Звенит во мне веретено.
Овеществленный и бесстрастный,
Я здесь останусь на постой.
Лишь карантин взорвется красный,
Когда по улице пустой
Твоих колен венчальный танец
Как дым отечества любя
Вдохнет печальный иностранец
Об одиночестве трубя.
18 мая 1984 г.
* * *
Н.М.
Поскольку никакого смысла
В свиданьях наших больше нет,
Забудем дни, забудем числа,
Наймем двойной кабриолет.
Оставим золотистых пьянок
Всегда прозрачную беду
И поцелуи спозаранок,
И умыванье на ходу.
Уйдем скорей. Свистящей ложью
Вскрыв жизни бесконечный свет,
Пойдем гулять по бездорожью,
Пока негаданный ответ
На опрокинутом экране
В закате облачного дня
Как аметист зажжется в раме
Отвергнутого бытия.
19 мая 1984 г.
* * *
Р.Г.
Я ничего не вижу –
Ни рук твоих, ни ног.
Лицо твое в Париже,
А сердце – видит Бог.
Воскресный одуванчик
От шалости смету,
Ты сядешь на диванчик,
Пространство на лету
Поймаешь, и овалом
Знакомым, но другим
Опустишься над валом,
И волосом тугим
Хрустящую затянешь
Во сне моем петлю
И, как всегда, обманешь
Таинственным «люблю».
24 сентября 1984 г.
Триптих
I
Давай простимся. Ночь не в счет.
Не в счет вся жизнь.
Сквозь время мчится
Любви бессмысленная птица,
И скоро Богу дам отчет.
По обескровленному лугу
Из бесконечного ручья
Какую выведу подругу?
Ты не моя. И ты – ничья.
И пусть зажженные цветы,
Что окружают с колыбели…
Каких примет на мертвом теле
Твоем искал я? Ты – не ты.
Ни радости, ни красоты…
И вот – покровное оконце,
И рвется розовое солнце,
Как Амаркорд, из темноты.
26 августа 1984 г.
* * *
II
День звенит как монастырь
И оранжевое солнце
Рвется в бешеный пустырь
Как отпрянутое сердце.
Возвращается любовь
Ложь как зарево струится
Остов клюнув голубой
Устремляюсь удавиться.
Где отстроить теремок
Смерть подскажет. – У границы
Дико рявкнула синица,
Пискнул Александр Блок.
26 августа 1984 г.
* * *
III
Твой образ полунезабвенный
Я вижу в полупустоте.
Какой-то год полувоенный
И белых роз загар нетленный
На отвергаемом кресте.
Я знаю: голубая стая
Сейчас вскружит над алтарем,
И ночь протянется пустая
От сердца к сердцу. И вдвоем –
Туда – ни к северу, ни к югу –
В холодный и блестящий дом!
Какую оказал услугу
Нам этот маленький проем!
Душа скользнула. Вечер черный
Ее поднялся и унес.
И вот – венец из белых роз
И повторенья путь упорный.
31 августа 1984 г.
* * *
Е.З.
Ну что? Опять душа сгорела?
Опять летит пустое тело
Над обескровленной Москвой?..
А руки – желтою листвой
Еще полны, и вьется красный
Полувоздушный теремок,
И сна болтается флагшток.
И рвется облик твой прекрасный
Сквозь окна блеклые полей,
И молчаливый Водолей
Дрожит в полупустом канале
И ждет в блаженстве и в печали –
Как вдруг в прозрачной мостовой
Душа твоя на марцефали
Померкнет мертвой головой.
1 сентября 1984 г.
* * *
В.
Душа твоя болит и свищет
По одиноким тополям,
Как будто губы чьи-то ищет
Во снах туманных. По ролям
Давно уж все распределилось,
И ты давно уже одна.
Лишь глянут голуби со дна
На миг – чтоб сердце вдруг забилось.
Очнись, и руки протяни –
Вот солнце маленькое тает,
Вот счастье близкое витает
На дне прохладной простыни.
2 сентября 1984 г.
* * *
Н.М.
«И будет страшная гроза…»
Во мраке ангелы летели…
«Я ваша видела глаза…»
Но я вас видел еле-еле.
Вещественный и плотный мир
Еще качается кулоном,
А я уже предвечным лоном
Души кричащей чую срыв
И глаз пустых определенность,
И Вашу вечную влюбленность
Средь белых роз еще живых…
2 сентября 1984 г.
* * *
Свой скушный путь дорогой дальной
Пройти с подругой инфернальной.
Какие здесь еще слова
Нужны? Пустая голова,
Потухший взор, иль взор горящий,
Иль сквозь себя глядящий тупо,
И вот уже – метла и ступа,
И сон распался и исчез…
Но что-то катится в разрез
Судьбы фронтонной и фатальной,
И дико блещет берег дальный
Над окровавленной Москвой,
И рвется ум полуживой
Туда, где из тугого сада
Из синих трав, сквозь блеск и стыд…
Остановись! – здесь пропасть ада…
Но здесь погибель и услада…
Я все забыл, моя Лилит!
3 сентября 1984 г.
Лолита
моему сыну
I
Вот ангел прячется витальный
На дне прохладной простыни.
Явись на окрик мой печальный,
Пустые руки протяни.
Не будь, Лолита, сердобольной
В торжественный и трудный час,
И по канве краеугольной –
Туда, где меркнет, не угас
Свечи, стремительной как лето,
От солнца нисходящий свет.
И если нам простится это,
Гляди и помни – смерти нет.
3 сентября 1984 г.
* * *
II
Центростремительный браслет –
Ночного солнца созерцанье.
А утром – ложь и отрицанье,
Густой и центробежный свет.
И, взявшись за руки, – на волю,
Туда, где мертвая вода,
И жалкой нежностью неволю
Я трезвость тщетного труда -
Сокрыть от мира и от Бога
Меня, себя куда-нибудь…
И вот – опять пуста дорога,
И смерть в груди, и замкнут путь.
3 сентября 1984 г.
* * *
Памяти Л.Губанова
Уж мир качает мертвой головой,
Но в нем горит мой мозг полуживой.
И вот – цветок Божественный раскрыт,
И родина лежит под марцефалью,
И средь полей густых прозрачной далью
Звезда раскрыта, и опять летит
Любовь моя – с презреньем и с печалью
На крошечную Господа ладонь,
И дико рвется полумертвый конь
Душой слепой из брачного Эона…
Но вот отторгнут дух, померкла зона,
И мрачные соседи в гамаках,
Предвечный свой оцепеняя страх,
Вишневый сок с чужого льют балкона.
4 сентября 1984 г.
* * *
Да, я молчу и повторяюсь,
На мне глаза твои – как свет.
Как марцефаль, как черный аист,
В петле прозрачной жду ответ.
В прозренье лунном в путь опасный
Какая вынесет тропа?
Какой у жизни привкус страстный!
Но как прекрасна и легка
У той подруги одинокой,
Что за осенним ждет окном,
Пустая прядь над бледным оком –
И просветления проем.
4 сентября 1984 г.
* * *
Все, в общем, знаю о тебе –
Ландшафт изысканный и странный
И губ проем благоуханный
О неизведанной судьбе.
А здесь, в провалах, на шоссе,
В густых полях, среди дороги,
Глухие пишутся эссе
О смерти, о тебе, о Боге.
Чужую розу не сорву
И птиц кармических не трону,
Не выпаду в чужую зону
И не забудусь в мрачном рву.
И пусть свистящая Лилит
Мне руку плоскую протянет –
Я вижу: ночь блестит и вянет,
И сердце тонкое лежит
На дне конического ада…
И вот уж – утро и прохлада,
И солнце новое бежит
Присесть на край ночного сада.
5 сентября 1984 г.
* * *
А. Даккару
Окончен путь, и Марцефаль
С окна измятого Арбата
Весны приподымает шаль.
Как жизнь прекрасна и горбата!
Как пляшут голуби в груди!
И глаз прозрачных впечатленье
Не выдаст страстное волненье,
Когда во мраке, впереди,
Душа усталая совьется
В тугую и пустую шаль,
И о колени разобьется
С горячим блеском Марцефаль.
7 сентября 1984 г.
* * *
Н.М.
Цыганка злая на реке,
Из мрачного свистя вокзала,
Мне смерть в кровавом челноке
На послезавтра предсказала.
И вот моя пылает кровь
У свежевымытой границы,
И надо мною вьются птицы,
Поют и пляшут про любовь.
Как быть? – скрутиться не сумею,
И к свету вынырнуть со дна
Я не смогу, и я не смею
Войти туда, где полотна
Судьбы – убогая дорога
Звездою черною бежит.
Лишь одного молю у Бога –
Пока трепещет и дрожит
Во мгле Архангельского сада
Остроконечная луна,
Прозрачных губ твоих прохлада
Мне на прощание нужна.
И рук горячих ослепленность
И тела нежного порыв,
И глаз конических твоих
Летальная определенность.
7 сентября 1984 г.
* * *
Летит мой джокер Марцефаль
Со дна глубокого болота
Сквозь солнца свист в пустую даль.
Я счастлив. Но ведь где-то, кто-то
Среди знамений холостых
Душой прозрачной и несхожей
На дрожках прячется цветных,
В мертвецкой растворяясь прихожей.
Летит их мрачное серсо
Сквозь шум лесного водопада.
Быть может, звонче свистнуть надо
На шею властное лассо?!
Я на колени упадаю,
Верчусь на бешеной оси.
Господь, спаси меня, спаси –
Их Обелиск бежит по краю…
8 сентября 1984 г.
* * *
О.Ч.
Души прозрачная элита,
Пока звезда ее горит,
Травою влажною увита,
Молчит, и эпицентр спит.
Вокруг вскрывается земля,
И рвутся тени золотые,
И реки катятся пустые
На быстротечные поля.
А счастье носится пером,
И жизнь прозрачна и открыта,
Но часть души уже – увита
Остроконечным топором.
И бродит тело там и сям,
Теряя слух, роняя зренье.
И вдруг – луна и просветленье –
На цыпочках, у волчьих ям.
26 сентября 1984 г.
Диптих
I
Почем, подруга, продаешь
Свой взгляд, прозрачный и невинный?
Вот глаз горит пятиалтынный,
И быстрой ножкой ножку бьешь.
Не лучше ли оставить мир
Стонать в пруду перинатальном?
Не надо бредить о печальном
Все время. Восковой кумир
На дно успеет провалиться
Сквозь помутневшие кусты,
И черные совьются лица
В оледеневший монастырь.
Давай скорее просыпаться,
Подруга бедная. Рассвет
Сквозь ослепительный кювет
Успеет к сердцу подобраться.
30 сентября 1984 г.
* * *
II
Ни кувыркаться, ни смеяться
С тобой не буду на лугу.
Пришла пора нам расставаться
На мрачном этом берегу.
Вот солнце катится пустое
На предсказания твои,
И чувство кануло шестое
В перинатальные струи.
Но ты на тень мою – из мрака
Головку нежную откинь,
На белизне моих простынь
Сомни знаменья Зодиака.
Еще успеет пригодиться
Твоя нетленная краса
В тех недрах, где совьются лица
И где сомкнутся голоса.
3 октября 1984 г.
Чакона
Н.М.
Вдоль тела вьется лунный свет,
Как ангела метаморфоза,
И понял я, что смерти нет,
Пока твоя струится поза
На эти стертые мосты,
На эту странную прозрачность,
Где, как святая однозначность,
Любовь твоя, твоя безбрачность
В тяжелые течет цветы.
25 октября 1984 г.
* * *
Н.М.
Родная, что твоя измена!
Я стал прозрачен и тягуч.
Я опустился на колена,
Вошел в кровавый солнца луч.
На брюхо волчье опираясь,
Я к растворенью своему
Полз пресмыкаясь и не каясь,
Душой готовый ко всему.
Но взвыли мертвые всезнайки,
И Демиург мне горло сжал.
Господь в малиновой фуфайке
Ко мне сошел. Восход дрожал.
И вот уже — в цветной купели
Лежу, и звезды рвутся вспять,
И вот — опять уже у цели:
Души твоей тугую прядь
Из темноты — к огню и к свету —
Как помню вечно, как люблю —
Навстречу северному лету
И абсолютному нулю!
26 октября 1984 г.
* * *
Н.М.
Тугое сердце в карусели,
Звезда сжимается в кулон,
А я лежу еще в постели
И слышу погребальный звон.
Лицо твое небезызвестно,
Но удаляется на Марс,
Туда, где дышится прелестно
И пунктуален жизни фарс.
Любимая, еще немного:
Родни пустой полупоклон,
И узкая втолкнет дорога
В глубокий и упорный сон.
Молю тебя, лети без цели
Сквозь солнца выверенный стон;
Во сне – качнутся тихо ели
И равнодушный камертон
В созвездье гибкое совьется,
Звеня и выявляя даль…
Но солнце гаснет, время рвется, —
И с ужасом на дно колодца
Сквозь ночь летишь, сквозь марцефаль…
29 ноября 1984 г.
* * *
Н.М.
Господь! Какая белизна
Струится в охладевшем платье!
Как холодно твое объятье,
Моя последняя весна!
А ты в саду сидишь одна,
Крутой фонарь под снегом блещет
И осыпается луна
К ногам твоим, и дождь трепещет.
Ты растворяешься во мне,
К пустой склоняешься фланели…
А я уже без всякой цели
Лечу с улыбкой на спине
Сквозь напряжение и жженье
И симметричное в стене
Твое теряю отраженье.
30 октября 1984 г.
* * *
Н.М.
Я дом покинул. Но, однако,
Какой же мрак в созвездьи Рака!
Вот дом стоит полупустой,
Под крышей каменной скворешник,
И бродит одинокий грешник –
Такой несчастный и простой.
И первый день, как день шестой,
Тугою ношей ощущаю,
И мирозданию прощаю
Исход свой страшный… Но постой!
Постой у выхода…
5 сентября 1984 г.
Эпилог
А. Дугину
А кто раздвинет сумрак душный
Землепроходной булавой?
В поток прозрачный и воздушный
Я упадаю головой.
Нет, не поможет мне никто –
Ни черт в серебряном пальто,
Ни труп глухой и деревянный
Моей возлюбленной, ни странный
Отчетливо пропавший свист
На дне иссякшего Сатурна,
Ни сердца падающий лист,
Ни звук пустой – пустая урна…
В груди стеклянной мнется шар,
И равнодушный антиквар
Несет воздушного ребенка,
Как базилику, на базар.
И все уже смешно и тонко
Перенимаю сквозь пенал –
Вот отпустил, потом догнал –
И лихо рвется перепонка…
23 сентября 1984 г.
Постскриптум
А. Даккару
Ты посвистишь еще сильней, чем я,
Облокотясь на слабые ворота.
С волос густых свисает позолота,
И замкнут путь в просторы бытия.
Счастливая и бодрая семья
На розовой опушке ожидает
Тебя, мой друг. Но свет пустой витает,
И сорван блеск двойного бытия.
Потом придет и очередь моя,
И на лугу растянем раскладушку,
И Демиург трухлявую ватрушку
Протянет нам с порога бытия.
2 октября 1984 г.
____________________________________
Север
Интродукция
«Движение на север есть отказ
Как от опоры, так и от покровительства»
Гейдар Джемаль
Прощай! Прелестное твое
Лицо – на уровне тумана.
И ангел вышел из бурьяна,
А я вошел в него. Мое
Теперь бесстрастное обличье
Трепещет, поглощая свет.
Какое черное и птичье
Оно глядит на парапет!
7 декабря 1984 г.
Посвящение
Н.В.
Любви младенческая гладь
Из чрева извлекает слово.
Вам остается приказать –
И схема общая готова.
И Вам, конечно, наплевать
Что встречным воздухом, с мороза,
Вошли, как смерть, как благодать,
Как опрокинутая роза
В пустой квадрат, где миражи
Готовят Вам такой же ветер,
Как мне. Да будет чист и светел
Ваш путь – во мраке и во лжи.
16 ноября 1984 г.
* * *
Когда по сердцу разольется
Любви мертвящий свет,
Душа очнется, и совьется
С твоей на много лет.
И распахнется дверь со свистом,
И мы уйдем вдвоем
Под ослепительным батистом
В свой водоем.
Мой медиум! Пусть ночь настанет,
Соль скрипнет на губах.
Скорей! – пусть рвется танец –
Я был не прав.
Вперед шагнем. Под нами пусто.
В светлицах – мед.
И голос твой там густо
Поет.
И голос твой темно и густо
Цветет
Травой кровавой. И очень быстро
Крошится лед.
Ладонь к ладони, из колоннады,
Сквозь этажи.
Внизу остались, мерцают лампады,
Как миражи.
Двойному телу – в луне вертеться,
Все звезды – с мест.
Я вижу солнце, и твое сердцу,
Я вижу крест!
15 ноября 1984 г.
* * *
Душа знаменьями чревата,
И воздух рвется впереди.
Свет хлещет – «Я не виновата.
Нас Бог рассудит. Не суди.»
В глазах бессмысленный огонь.
Над головою вьется пена.
Но что любовь?! И что измена?! –
Под нами глохнет конь.
И утро жжет, и день икает.
А вечер? – еле жив.
Душа опять, опять сникает
И огибает виражи,
В подвал сгибаясь с перевала.
Но вскоре – очередь опять,
Из сумрачного тщась подвала,
Травой играть.
Но вскоре очередь настанет
Красой сиять,
И время скрученное канет
В твою кровать.
И длинной долгой полосою
Раскрыв свой прах, одну себя любя,
Своей прокрустовой косою
Пройдешь по белым голубям.
16 ноября 1984 г.
* * *
Сижу в метро. Чернеет ухо
Сквозь сон соседа моего.
Не накатилась бы шизуха –
А то не вспомню ничего.
Старуха бы не подкатилась
Под ноги длинные мои!
Но сердце странно засветилось
У той – напротив. Не любви,
Не сострадания пустого
От вас, сограждане, хочу.
Хочу быть дома в пол-шестого.
Замкнулся ключ и рвется слово
Навстречу мертвому лучу.
16 ноября 1984 г.
* * *
Любовь не изгоняет страх.
Погасло солнце Иоанна.
И мне так боязно, так странно
Стоять на цыпочках впотьмах.
Стоять на лезвии упрямо,
Сжав соль на выжженных губах,
И знать всю правду без изъяна –
Любовь не изгоняет страх.
Здесь не отчизна – здесь сарай.
Ложись и молча умирай.
Здесь царствует фата-моргана.
Здесь кончен путь. Здесь замкнут рай.
6 декабря 1984 г.
* * *
Пушок платка, сверчок ботинка,
Лицо твое на ободке.
А подо мной – река Неглинка,
А надо мною – налегке –
Прозрачных ангелов сиянье,
Ресниц серебряных венец.
Без оперенья, без названья
Предвижу страшный свой конец:
Мне кажется, что на просторный
Взлечу пюпитр, теряя хвост,
И мир сгорит, как дом игорный,
Кузнецкий рассекая мост.
11 декабря 1984 г.
* * *
Луна течет из черенка,
На мир стряхнув лицо пустое.
Отбросим солнце от носка
И, у столов воздушных стоя,
Сомкнем бокалы. Соберем
Анютины иль чьи-то глазки,
Уста содвинем и споем,
Но в содрогании развязки
Хочу услышать, наконец,
Слова не девочки, – но девы:
Из роз серебряных венец,
А не любовные напевы.
Хочу нетленное твое
Лицо увидеть в полумаске,
Когда иное бытие
В смертельной вывернется пляске.
Но нет, не дышится трава
Над обезьяньей полусферой, —
И рваной катятся фанерой
И пятятся твои слова…
11 декабря 1984 г.
* * *
Стою, как проклятый, в дверях,
И желтым шепотом тумана
Струится чья-то кровь с дивана
Адмиралтейского впотьмах.
Ложусь на желтые цветы,
Гляжусь, как в зеркало, в ботинки…
Как стыдно мне, что ни кровинки
Не выпало из темноты,
Когда рождественское солнце
Игольное прошло ушко,
И взвыли Врубель и Машков,
С подгнившего скатясь балконца.
11 декабря 1984 г.
* * *
Твое призванье – предавать:
Себя, возлюбленного, Бога.
Твое призванье – застывать
У быстротечного порога.
И в мир глядеть, оцепенев,
Бессмысленно и непорочно,
Пока душа твоя в цене
У сатаны, пока непрочно, —
Однако, сладостно – свистеть
И щелкать емкие орешки…
И вдруг на скрюченом кресте
Повиснуть: от орла до решки.
13 декабря 1984 г.
* * *
Ложусь в опустошенный лес
И вижу яркий свет с небес.
О, Боже! как спокоен мир,
Как тихо льется эстакада
Во мглу серебряного сада
Из опрокинутых квартир.
И как прозрачна и легка,
Невзрачна и неизъяснима,
Проходит жизнь, как пантомима,
Травой очерчена слегка.
И как от радости такой
Листвой не задохнуться,
Пока в груди крошится блюдце
Под ангельской твоей рукой!
14 декабря 1984 г.
* * *
Заложен в смерть двойник,
И род его занятий –
Выхлестывать из книг
Химеры восприятий.
В ответственейший миг
Всесобиратель братий
Совсем, как будто, сник
И выпал из объятий.
Он умер и возник.
Но тем витиеватей
Его тлетворный лик
Из-под семи печатей.
15 декабря 1984 г.
* * *
Придет весна, как белый сноп,
Как свет, как молния в стакане.
А ты, предатель и Эзоп,
Все будешь вянуть на диване.
Так лучше оставайся здесь,
Во мраке холода и лени!
Опять дрожат твои колени –
Ты мертв уже, ты замкнут весь…
15 декабря 1984 г.
* * *
Как хорошо, что умираем,
Не смешиваясь со стыдом,
Как хорошо, что не сгораем,
А, разворачиваясь, – в дом
Впадаем, в вязкие трясины,
и губы предвкушают речь.
А в сердце – яркие малины,
Как прежде, продолжают течь.
И жизнь вскрывается опасно
В центростремительной заре…
Но все впустую, все напрасно! –
И вскоре, в замкнутой норе,
Иконе подмигнешь манерно,
И луч оттянется с руки, –
И угол вспыхнет эфемерно,
Где копошатся пауки.
15 декабря 1984 г.
* * *
Сомни железные цветы.
Сомкни объятия над лесом.
Лети ко мне из пустоты,
Душа, сраженная Дантесом.
Не разольют нам в лодке чай,
Не разомкнется табакерка,
Не улыбнется невзначай
Лицо встревоженного клерка.
Зато на каменном мосту,
На беломраморном обличье,
Нырнет обратно в пустоту
Лицо – ни девичье, ни птичье.
Скорей, скорей ко мне спеши
Из девятнадцатого века.
Я здесь один. Здесь ни души.
Лишь водка и библиотека.
17 декабря 1984 г.
* * *
Я за порогом разума и света.
Откуда ты, прелестное дитя?
Я здесь один. Здесь ни зимы, ни лета.
Лишь колокольчик падает, свистя,
На ангелов обрубленное пенье
И вниз летит сквозь вечности помост.
Но ни любви, ни смерти, ни терпенья!
Шестнадцать лет, шестнадцать долгих верст!..
17 декабря 1984 г.
* * *
Среди рождественских морозов
Туманно дремлет пешеход.
Он отвратителен и розов,
Рот разевая на восход.
Нет, не медаль в его кармане, —
Пустая ваза дребезжит.
И луч горит на снежном стане,
А в горле – лилия дрожит.
И вдаль идет державным шагом,
А впереди, едва дыша,
С оранжевым несется флагом
Его померкшая душа.
17 декабря 1984 г.
* * *
И бледный конь поник в канву
И расщепляет синь крапивы…
Я Вас люблю. И наяву
Так одиноки и красивы
Следы на сморщенном песке
Твоих шагов неуловимых…
Нет в мире женщин нелюбимых,
Есть только молнии в реке
И звезды, выпавшие в осень
Из золотого челнока,
И синь предсмертного цветка,
Что в сердце, умиляясь, носим.
18 декабря 1984 г.
* * *
И я сказал тебе «люблю»,
Но в сердце было ощущенье,
Как-будто двигался к нулю
Из замкнутого помещенья.
И черных ангелов хвосты
Размеренно сопровождали
Меня весь путь. И целовали
Мне грудь горящие кресты.
И вот на сгорбленном мосту
Стою отторгнутою тенью,
И рук твоих хитросплетенью
Преоставляю – пустоту.
Остановись, взгляни острей
На свет в петле: уже не рано,
И шаткая фата-моргана
Стоит у северных дверей.
18 декабря 1984 г.
* * *
Снился сон мне – будто рушу
В ночь кровавое перо,
И вошло мне счастье в душу,
Как дырявое зеро.
Как звенящая антенна
В купине колоколов –
Отдан ангельский улов,
Пройдена пустая вена.
В ночь кровавую сырую –
Пусолнце-полуштоф…
Я игрок – но не ворую,
Я теряю – но не кров.
Не любовь твою, не маску
И не губ твоих туман,
А дырявую замазку
Продеваю сквозь карман.
Пусть горит она, земная,
Изначальная, как точь.
Но бессмертная, иная
Опустилась в сердце ночь.
30 января 1985 г.
* * *
Вкус терпкий, необыкновенный,
Он достается наяву
Один лишь раз. и сквозь траву
Звенит твой голос незабвенный.
Самоубийцею блестит тяжелый мост,
И между нами
Тяжелыми сплошными снами
Наш груз подъят на аванпост.
Ах скольких жгли и целовали
И выявляли красоту
Блудниц космических, их талии
Преобразовывая в ту –
Единственную – нитью тонкой
Насквозь пронзившую снега,
Пока в структуре очага
Не треснул лес под перепонкой!
Мир канул. И многоугольный
Восход над замкнутой Москвой
Сгорел. А я – полуживой,
Полуседой, – но не безвольный, -
Не выйти из повиновенья
Не смог. В груди сияла мгла,
И в жилах черная игла
Опустошенного смиренья
Расплавилась – пока в пруду
Кора деревьев усыпленных
Болталась, – и плевки влюбленных
Плели в оранжевом саду
Венок воздушный и тлетворный
Над головою бытия…
Потом скончался тихо я,
И вывели сквозь выход черный.
30 января 1985 г.
* * *
И враг в прическе черной стали
Склонив главу, на край печали
Присел… и тихая мольба…
Спокойствие… его судьба,
Моя судьба – лишь только блики
В тени гнетущей базилики,
Иль померанцевой гвоздики
Пустопородная борьба.
30 января 1985 г.
Южный диптих
I
И над июлем обнаженным
Глубокий мальчик – шар повис.
Они уже спешили вниз,
И по стопам твоим сожженным
Едва-едва свой путь печальный
Я различал и намечал…
И вот киоск, и вот причал!
Но поцелуй первоначальный
Уж не вернуть,
И в смертный путь
Корабль отправился венчальный.
30 января 1985 г.
* * *
II
Вот баба с красною вуалью –
Вуалью дьявола, быть может,
Пьет бормоту со всякой швалью
И вобле кость сухую гложет.
Смотри на алое пятно,
На вялое определенье –
Оно, как солнце, вплетено
В судьбу твою кровавой тенью.
И не забудешь ты, зверек,
Свое теряя воплощенье
Ни дьявольское угощенье,
Ни этот ебаный ларек.
30 января 1985 г.
* * *
Н.В.
И зеркало пустое
Полощется в крови…
Прости меня, и стоя
В окне, благослови.
И я траву густую
Руками обойму
И кану в золотую,
Но все-таки, во тьму.
И упадая в эхо
Неверной головой,
Уж не дождусь успеха.
Но все-таки – конвой
Из темно-синих крыльев
Сородичей моих:
Инкогнито Васильев
Прочтет мой первый стих.
И стих спустив последний
В астральную дыру,
Скомандует: «за бредни
Туда же и Гуру!»
30 января 1985 г.
* * *
Твой гроб стоит на старте у крючка,
В приливе и отливе воскресенья.
Ни радуги, ни свертка, ни сверчка –
Ни даже человеческого пенья.
Не ангельского – ангельское вкось:
Ту да певцы любви и марцефали,
Не распластав твоих предвечных кос,
Не звали, не смогли, не зазывали.
И вот – пустое небо пред тобой,
И тянется дискретная картина,
Сменяясь опереточной трубой,
И мнется в бой, как пьянь у магазина.
Не уходи! Нет, не бессмертен я.
Но черный пласт у нас еще в запасе!..
Душа сменилась?.. Или бытия
Огромный груз прорезал грудь на трассе…
31 января 1985 г.
* * *
Увы, мой друг! такие вечера!
Круглы столы, а голова вчера
Лежать осталась в таре полужесткой
Со щеткою в руках, с улыбкой хлесткой,
И поцелуй язвительной осой
Звенит и блещет на щеке босой.
Увы, мой друг! Последняя картина!
Нет времени для дочери, для сына,
Родная мать, кот, пес белобородый –
В тумане все, все лишено породы,
Все лишено природы бытия,
И в полюс, в поиск упадаю я.
1 февраля 1985 г.
Эпилог
Бессмертья огненный рубеж
Уже над городом витает.
Уже рука моя не тает
В твоей руке. Уже конец
Движенью мягкому сквозь черный
Широкий пласт. И жжет свеча.
И в пустоте сижу, шепча
Молитвослов огнеупорный.
12 декабря 1984 г.
____________________________________
Норд-Ост
Посвящение
М. В.
Хочу любовь пылать и славить,
Но как тугую пустоту,
Как розу в огненном цвету
Тебе безвременно оставить!
Как эту ленту деревень,
Всю эту ленту голубую
Найти в себе, найдя другую
Очаровательную тень.
31 марта 1986 г.
Интродукция
Как хорошо! Я постепенно
Всех отучил ко мне звонить –
И все так выглядит степенно,
Любви подрагивает нить,
Луна одергивает шторы,
И солнце твердое поет,
И жесткие конквистадоры
Дугой охватывают лед.
И облака, стекая снизу
В лицо прозрачное мое,
Уже не льются по карнизу,
Освобождая бытие.
31 марта 1986 г.
* * *
М.В.
Сухая роза в серебре
Раскроется в глаза,
И смерть повиснет на игле,
Как тонкая лоза.
Ты вспоминай, как соль, звеня,
Лепечет в хрустале.
Ты больше не найдешь меня,
А я тебя – во мне.
И тело опрокинет рост,
Свернется смех в пролет.
Но как, взойдя на этот мост,
Увидеть твой полет!
Весь этот воздух на стекле
Картонного шитья,
Просторный шов на серебре,
И розу бытия!
17 мая 1986 г.
* * *
М.В.
В густой ввернешься стук,
Повиснешь на ребре.
Останется паук —
Сетями в ноябре.
Оттянется душа
На белые кусты.
Сойду в тебя, как шар
В голубизну пустынь.
Раскроется звезда –
Пустой аквамарин.
Четвертая среда
Сорвется изнутри.
22 мая 1986 г.
Памяти Каина
I
Сожрет и оголит закат
Разреженную течь,
И в сердце растворится сад,
И расслоится речь.
И звонко перекинешь мост
Луною на ребро,
И в душу втянется норд-ост –
Сырое серебро.
И нож теряя в пустоту
На каменный чертеж,
Со лба атласную черту
Отчаянно сведешь.
* * *
II
Монолог Авеля
Пока что я еще не умер.
И солнце с ужасом следя,
Сижу с тобой в предвечном трюме,
Черту атласную взведя
В твою ладонь. И темно-синий
Закат меняя над Москвой,
Сойду в Пассаж Петровских Линий
Эзотерической листвой.
* * *
III
Гора туга и холодна.
Над шеей вьется свист.
Вот на причал упал со дна
Упрямый гармонист.
Сухие ангелы в вине
К весне согреют ртуть.
По чьей неведомо вине
Пойдешь в обратный путь.
И пав на твердые цветы,
Остроконечный нож
В свои атласные черты
Рассеянно введешь.
17 июля 1986 г.
* * *
О.Ч.
Мы с другом сотканы из ваты,
И очи, сонные всегда,
Глядят, ни в чем не виноваты,
На мир разбоя и труда.
Лишь только траурная речь
До уха влажного коснется,
Душа взболтнет и встрепенется,
Уже не зная, где прилечь.
Когда звезду взлелеет рожь
И в топкий клевер под ресницы
Ты сокровенно снизойдешь,
Какая ложь тебе приснится?
Кто с сердца кожу совлечет,
Кто луч растянет у дороги,
Когда сойдешь в крутые дроги,
Пока Господь не отсечет?
12 июля 1986 г.
Хорей
I
Губы стянешь на морозе,
В небо льдинками плюя,
И сойдешь, подобно розе,
В бесконечность бытия.
Шапку сладкую надвинешь
На расщелину морщин
И найдешь прекрасный финиш
Без друзей и годовщин.
Солнце вспыхнет на соломе,
Луч сойдется у седин.
«Никого не будет в доме
Кроме сумерек. Один»
22 июля 1986 г.
* * *
II
Я приду к тебе с приветом,
Уясняя, наконец,
Что таится под портретом
В звонкой шапке на коне.
И сводя пустые звуки
У конца первопричин,
В красный ворох спрячу руки,
Ртом поймаю рожь седин.
Чья вина, что вдруг, от скуки,
В темноту вперяя стул,
На окраине науки
Сердцем золото втянул.
22 июля 1986 г.
* * *
III
М. Т.
Растворя во сне посуду,
Умирая в унисон,
Ты войдешь подобно чуду
В солнцем пышущий газон.
И в траве густой и липкой,
В карусель склоняя главу,
Ты с доверчивой улыбкой
Отслоишься в синеву.
Солнце встанет над причалом.
Вновь откроется ларек.
Ты проснешься одичалым,
Мертвым вдоль и поперек.
Сердцу холодом срезая,
Глянет небо из пруда.
Упадет с тебя слеза и
Возвратится – в никуда.
23 июля 1986 г.
* * *
М.В.
«Пойду умру.» А сам и был таков.
Повис над Вавилоном в скользких латах,
Сомкнув ряды надменных простаков –
Архангелов, ни в чем не виноватых.
Осколок золотого кирпича
Поймаю ртом, как свет из капюшона.
Я столько раз легко и отрешенно
В пустую ткань атласного плеча
Весь упадал, дырявый и упрямый,
Пока в утробе пряталась свеча!
О как волна верна и горяча
И сколько солнца сброшено на рамы!
23 июля 1986 г.
* * *
Какое счастье – нищета…
Какое счастье – нищета,
Какое благо – смерть,
Когда б не твердые цвета,
Когда б не эта медь.
И я вернулся с похорон,
Нож кинул на дрова,
И в сердце измельчался звон,
Как дикая трава.
Когда бы жизнь! – всего одна –
Взглянуть бы на цветы!
Как ночь была бы холодна
И благостны кресты.
12 февраля 1987 г.
* * *
М.В.
Какое счастье Вашим быть портным,
Вам саван шить из красноватой розы,
И разорвав готические сны,
Сойти в луну, и в шаткие наркозы
Фаллическую верность окунув,
Следить, как над разверстым Вашим лоном
Дракон дрожит и лжет, полууснув,
И старческим звенит одеколоном.
12 февраля 1987 г.
* * *
Ночь под черным сапогом
Словно зарево струится,
Я подумал о другом –
Я подумал – будто лица,
Где-то виденные мной
В атлетической оправе
Легкой катятся струной
И я жить уже не вправе.
12 февраля 1987 г.
* * *
Остановился изумруд
В коре из яблок цвета сливы.
Благословен ваш скорбный труд
И отдых ваш неторопливый.
Благословен ваш черный свист
В полете над семьей и школой,
А ты, веселый гармонист,
Ты в землю скатишься, веселый.
Да будет счастлива земля
Как Ева девственной отрыжкой,
Когда сойдет из-под Кремля
Россия – с букварем и мишкой.
12 февраля 1987 г.
* * *
Грязь разливая по столу,
Свернувшись в крошечном углу,
Скорей, зеленая маркиза,
Швыряй иглу, слетай с карниза.
Да будет проклято пятно
Неуловимого идальго!
Какое крошечное сальдо
В классическое сведено.
Но главное: в корявом сне
Увидеть – воплощенье света,
И манускрипт апологета
Говном размазать по стене.
27 марта 1987 г.
* * *
Привет, гражданка депрессуха!
Когда б не этот серый зрак,
Я в Вашу грудь взглянул бы сухо
И – мягким светом – на чердак.
Презрен Есенин в Англетере,
Народом чтим кавалерист.
Как жопа в облегченной сфере
Я пред страной родимой чист.
Я жив. И в этом неуклонно
Мессию торжествует смерть.
И давит грудь, и катит сонно
В неукоснительной тесьме.
27 марта 1987 г.
* * *
Да здравствует свобода.
Мутнеет анемон.
Сейчас на водку мода
Прошла – одеколон.
А ты сидишь на стуле
Как модная жена,
А в щели – те же пули
Спрессованного сна.
И так же обелиски
Включают канделябр.
И так же жрут сосиски,
Кто боек и не дрябл.
27 марта 1987 г.
* * *
Не человек, а оборотень тонкий,
Венозный жар, отточенный во льду
Мне воссоздаст сухая перепонка
Чтоб жертву снять в Таврическом саду.
Я падаю с руки, ослепетая
Как Русь смыкает каменный орел
И стрекоза струится золотая
И сердца замирает ореол.
Мнят обо мне готические связи,
Но бульканье желудка на пару
Мне говорит, что верен Тимирязев
И жертве внутрь и трезвости в миру.
7 февраля 1989 г.
* * *
Когда впервые ты ушла
Глухим шажком на поселенье,
Была душа моя светла
И ночь мне подарила пенье.
Тогда же звенья рук твоих
Не расплелись и опустились,
Мы в дом вошли и расслоились,
Единым ядом на двоих.
Так разгорался виноград,
И тяжкий зрак хрустел, алея,
И ангел плакал, веселея,
Листву роняя в сладкий сад.
Наш пепел разольет пастух,
В густой венок совьются розы.
Спи вечно. Развлекая позы,
В снотворный узел стянут слух.
7 марта 1989 г.
_________________________________
Успокоение
(поэма)
Посвящается Зане Журавлевой
НЕ ПОМОЖЕТ
НИ С МЕСТА
ДЕРЖИСЬ!
амулет забирая на мушку
мы пугаем бессмертьем подружку
разозлясь за короткую жизнь.
если в ногу шагать
непривычно
останавливаясь
и моля –
за спиною проснемся вторично
разменяв
на ТВОЕ и МОЯ .
и любовь
и какое-то лето
соберем в недостаток друзей –
не от них –
от вина ли – от света –
по отчизне
пройтись веселей.
И глаза повернув
наудачу
может встретим
иные года –
и какая-то в городе кляча
нам напомнит:
ДАВНО ЛИ? КОГДА?
................
А теперь
были братья и сестры –
и по кругу
пустили котел –
горбуны
набираются росту
для сравнения
леса и сел.
ВЕДУНЫ
набираются солнца
и сидит
СРЕДИ ВСЕМИ
совет –
и секунда спокойно несется
сквозь былое
количество лет.
И окружность
под бережным оком
проясняет
НИ СНА
НИ ГРАНИЦ –
как далеко, высоко, широко
распростерлось
над берегом
ниц.
И сказали они
ДА ПРЕКРАСНО
и для тех – для других –
для меня –
все становится вечно и ясно
и звенит
под ногами
коня.
И решили
ДА БУДЕТ ВСЕГДА ТАК –
если даже кому-то
смешно
если даже запомнили дату –
это было –
давно –
все равно.
1962 г.
Стихи, написанные во сне
Он зачал в тот день
В тот занимательный день
Интерьер:
Одна
Золотистая тень
Телесного цвета
Золотая трава
Со дна подымающаяся
Темные очки
Света кожи
Сирень в руке
И голос (он давно из моды)
Еще пленяет славных дам
Интерьер:
Я на площади Свободы
Пью кофе
с вывескою:
«ПРЯМ
ТОТ ГОСПОДИН – В БЫЛОМ ПОВЕСА –
БЛЯДЯМ НАЗВАВШИЙСЯ ОТЕЦ,
КОГДА МОСКОВСКУЮ ПРИНЦЕССУ
ВЕЛИ ШАТАЯСЬ ПОД ВЕНЕЦ»
Я:
Но разве русская – не полька?
А если свет поет в груди?
Инструкция метафоры:
…. Свиданье… Муза уходи
Надрыв несносен нам
И только
Я: (просыпаясь):
На лбу холодная рука
Невинна и легка.
1963 г.
Вступление в мистерию
ОН:
Очнулся я от страшной боли
И смех скопился у сосков
На телевизоре-футболе
В концерте-остряков
Расширив странно очи
И ослеплен тупым сокровищем
Я дико закричал: «Ну что еще?…»
ОНА:
Шальные ночи
И купол звезд
И каменные облака
Над зрелищем пупка.
ОН:
И тогда-то
Жених явился бородатый
Знаменательной датой
В седеющих висках.
ОНА:
На перевернутых руках
Ребенок легкий и воздушный
Шарообразнее кота
В твоем кружке.
ОН:
Ты спишь?
ОНА:
Мне душно…
Что ждет нас? бездна?
ОН:
Пустота.
ОНА (слабея):
И хохот ламп над грудой солнца?
ОН:
…какой-то искренний эстамп
Над грудой солнца…
(проваливаются)
ИХ ГОЛОСА НАД СЦЕНОЙ:
Да будет смерть пуста
Как шепот жизни тленной!
ВЕДУЩИЙ:
О, наши древние уста!
Они – кормилицы вселенной.
(занавес)
1963 г.
Аллегория века
(поэма)
посвящается Елене Грандилевской
ПОСВЯЩЕНИЕ
Как-будто на сквозном экране,
В стеклянной лире свет потух.
И сердце – оживает в ране,
И детский зацветает дух.
О, как легко и страстно пьется
За вас, богиня-красота.
Звенит и судорожно вьется
Златая поволока рта.
И девушка с походкой тонкой
(Куда вели ее снега?)
Легла воздушной перепонкой
На дорогие берега.
1.
В пустых коробках из-под ваз
Варенье в блюдечке КУМИРА
Цветы с названьем фраз
И половина мира
Пустые парки над землей
И ночь в открытом храме
И губ напев такой больной
Над этими стихами
Какой запас ассоциаций!
Какие тонкие слова!
Во сне души – цветок оваций
И отдыхает голова.
Но постоянные затеи:
Еще люблю тебя. Кого ли?
Рождаются еще до боли
В кармане синие цветы
И на петлице моряка
(Его однажды провожали).
И руки тихо пробежали
От пристани до маяка.
А изумленные глаза?
Прелестный рот?
Периодических улыбок
Игра любовного квадрата?
Обратно выпустили рыбок
На юге пойманных когда-то.
2.
Заложницы о рынке ночи
Латали сонник молодой
Фонарь слепой им падал в очи
(смотрел им в очи)
Своей угасшею звездой,
Когда четыре акробата
Стесняя розовую грудь
(им закоулок – блеск Арбата –
Приснится как-нибудь)
Пришли на похороны света.
И стало пусто в светлых залах.
Онам ему сказала
Походкой алой:
«Пустяк все это.»
И туфелька висок и костюмер
В стране чудес каких-то высших сфер
Утонет в платье…
«О-КЭЙ»
«Скользящий в зеркале лакей
С огромным бантом за плечами
Утонет в золоте очей»
«Он проскользнет еще ночами
Один всего лишь раз»
«Открой усталый рот
Контурами глаз»
«Когда уходит пароход
Мы ждем любви прекрасной»
«Как холодно в объятьях
Морской травы –
У вашей головы
Небес фонтан земной
Отторгнутый налево»
И круглый шар златая Ева
Подъемлет бережной рукой.
3.
Кого-то может быть пугала
Московских улиц тишина
И прямо в очи от вокзала
Скатилась белая луна
Где золотого эмбриона
Всегда седеющая прядь
Седой моряк скользнул из лона
На океанскую кровать
Все так звенело, пело, гасло
Горела тусклая звезда.
Как-будто розовое масло
Внизу – чертила борозда/
Уже и в комнате вчерашней
Игрою в ДВАДЦАТЬ ДЕТ уйдя
Над картою московской БАШНИ
Немного погодя
Она сказать ему хотела
Когда он встал и закричал
Я ЦЕЛОВАЛ ПУСТОЕ ТЕЛО
НАД ОКЕАНОМ
И кричал
Над горьким шепотом событий
Остановился у реки
И на рассвете в ЛОНДОН-СИТИ
Они проснулись старики.
4.
Он око рвал в цветах садницы
На улицах столицы
Уже и бережные птицы
Садились на плечах его
И друга – никого
(И вспомнил он):
:Сезонным холодом одет,
В кустах осеннего пальто, -
Поручик он или кадет? –
Спешил, спешил, садясь в авто.
А он хотел остаться дома
И просто так ответить:
«Я вижу красные тела –
Наследие седого соловья.
О-кей!
Кто вас поцеловал?
Ваш рот устало ал.
Устало льется речь –
Контур ваших плеч.»
Но он сказал: «Я дикий ворон,
Я кровь свою спешу продать
И запах улиц, трав и бревен
Младому отроку отдать!
Кому я, сидя в ресторане,
Наставлю синие рога?
Кому воскликну «Христиане!»
Я осень жду, а в ней – врага.
И если маленькая дочка
Мне скажет: «Папа, чур меня.»
Отвечу я: «Златая ночка
Увы красивее огня.»
И лба широкого касаясь
Угла заломленная прядь,
Она умрет со мной прощаясь,
И надо мной не засмеясь.»
5.
Она звала его Георгий
И длинные звенели серьги
В цепи великолепных оргий –
Мечта создателей Корана.
И если мы проснемся рано
Осуществится мудрость века –
Предел исканий человека.
Но истина без откровений
Гармония ли песнопений2?
Споем.
И доктор между нами
Устало сядет в самолет
Он тоже может быть споет
Летя над синими волнами
И тонкий свист коснется уха
Под крыльями моих собак
Отбрасывая слуха
Ненужный БРАК.
6.
Так умирает блеск фонтана
От непонятности очей.
И мы идем
В кармане спица
И бледная сестрица
Сжав кулачки нам снится
Над спудом вещных усачей
Но спи и спи пока в лесу зовешь грачей.
1963 – 1965 г.г.
Цветы и тайны
Посвящается Владимиру Ковшину в ноябрь 1964 г.
и Нине Грант в июнь 1965 г.
I
Благослови меня,
Тебя не знал я раньше.
Я режу травы
Сухим ножом.
В бою младенцем пав,
ищу луну.
Цепочкою гвоздика
легла на стол.
Мерцает невод.
Плывут облака.
Совьются ночи
в красных челноках.
Скользит тюлень с весла.
Летит синица.
Ах, ускользает из-под губ!
В руках остались травы…
Я в шалаше из звезд
уверовал в тебя.
* * *
II
Оставь меня.
Я здесь один и ветер.
Мне кажется я слышу и тебя.
Я иногда умираю.
В темные чаши цветов
тихо гляжу.
Зажглись снега.
Кто в этот лес
стремился?
Опять любовь.
Спешат ее уборы
повеять серебром.
Милая где?
Темные руки берез
Смотрят вперед.
Среди цветов и люстр
голубчик пан
играет в карты.
Смерть наступает одна
Но голубое зерно
в этих глазах.
Очи цветут.
Это глубокая осень
встречает весну.
Любовь одна.
И лишь цветы и тайны
ведут не к ней влюбленными шагами.
Две композиции
Посвящается Зане Журавлевой
Спокойные рождественские елки в подмосковном лесу. Тихо мерцают некие звезды.
Совсем не холодно, однако белая метель сразу с четырех сторон.
Юная Снежна, как молодая Снегиня, парит среди теней. «Завяжите мне глаза», — просит она.
В ее высокой руке узкий некончающийся бокал.
Часы бьют двенадцать. Появляется красное подобие новогоднего стола, красивое и нежное.
Огромные неуклюжие легкие звери быстро пьянеют и выходят из повиновения.
— Завяжите мне глаза, — уже настойчиво и резко приказывает Снегиня. Потом длинными
ночными шагами переходит от одной ели к другой. В ее вытянутой руке узкий бокал.
Звезды, попадая в него, шипят и гаснут. Вскоре становится совсем темно.
Дети знают, что когда падают звезды, надо загадывать, и молча посмеиваются над ней.
5 декабря 1962 г.
* * *
ВИЙ
Одинок и страшен умный ребенок, играющий роковыми подарками.
По ночам он уходит из дому и, вытянув вперед руки, идет по странным вокзалам
наедине со своей остановившейся пытливой памятью.
— Подымите мне веки! — просит он.
7 декабря 1962 г.
Стояли звери около двери,
В них стреляли, они умирали...
Стихи очень маленького мальчика
Все материалы размещенные на сайте принадлежат их владельцам. При копировании материалов ссылка на источник обязательна! Администрация не несет ответственности за нарушения авторских прав, все материалы содержатся на сторонних ресурсах, все ссылки скрыты.
КОНТАКТЫ
Россия, г. Москва, ул. Зорге, здание COMCON.
schokn@mail.ru | +1 212 736 3100
КОНТАКТЫ