Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ГЕННАДИЙ ШПАЛИКОВ

Геннадий Фёдорович Шпаликов (6 сентября 1937, Сегежа, Карельская АССР — 1 ноября 1974, Переделкино) — советский киносценарист, кинорежиссёр и поэт. Автор и соавтор сценариев к фильмам «Застава Ильича» (режиссёр Марлен Хуциев, первый вариант — 1962, выход на экран под названием «Мне двадцать лет» — 1965); «Я шагаю по Москве» (Георгий Данелия, 1963); «Я родом из детства» (Виктор Туров, 1966); «Ты и я» (Лариса Шепитько, 1971); «Пой песню, поэт…» (Сергей Урусевский, 1971). По собственному сценарию поставил фильм «Долгая счастливая жизнь» (1966), получивший главный приз на фестивале авторского кино в Бергамо. Работа кинодраматурга в мультипликации связана с написанием сценариев к анимационным фильмам «Жил-был Козявин» (1966) и «Стеклянная гармоника» (1968), снятых Андреем Хржановским. Ряд сценариев Шпаликова («Причал», «Летние каникулы», «Девочка Надя, чего тебе надо?», «Прыг-скок, обвалился потолок» и др.) не получили экранного воплощения ни при жизни автора, ни после его смерти.

 

Шпаликов — автор текстов песен и стихотворений «Палуба», «Я шагаю по Москве», «Ах, утону я в Западной Двине…», «Рио-рита, рио-рита…» («Городок провинциальный»), «Людей теряют только раз», «Бывают крылья у художников», «По несчастью или к счастью…», «Садовое кольцо», звучащих в советских и российских фильмах разных лет. Первый сборник произведений Шпаликова «Избранное», включающий сценарии, стихи, песни и заметки, вышел посмертно в издательстве «Искусство» в 1979 году.

 

Шпаликов, заложивший, по мнению критиков, новые принципы сюжетосложения в советской кинодраматургии, покончил жизнь самоубийством 1 ноября 1974 года в Переделкине. В XXI веке в память о сценаристе и поэте были открыты мемориальные доски в Москве, Киеве и Сегеже. В 2009 году у входа во ВГИК был установлен памятник трём выпускникам этого вуза — Андрею Тарковскому, Геннадию Шпаликову и Василию Шукшину.

* * *

 

В коммунальное помещение,

Где засохли в банках цветы,

Ты пришла, как чудное видение

И как гений чистой красоты.

Потом ушла...

К чему рыданье!

К чему похвал ненужный хор!

Осталось прежнее страданье

И холостяцкий коридор.

 

 

 

* * *

 

В январе уже тепло,

И пускай мороз, но солнце

Посылает божий стронций

На оконное стекло.

 

Прижимаюсь лбом к стеклу,

Рожей радуюсь теплу!

 

 

 

Весна в Москве

 

Мимозу продают у магазина,

Голуби в небе —

  не знаю чьи,

И радужно сияют

  от бензина

Лиловые

  московские

  ручьи.

 

 

 

Воспоминание о Ленинграде 65 года

 

Все трезво. На Охте.

И скатерть бела.

Но локти, но локти

Летят со стола.

 

Все трезво. На Стрелке.

И скатерть бела.

Тарелки, тарелки

Летят со стола.

 

Все трезво. На Мойке.

Там мост да канал.

Но тут уж покойник

Меня доконал.

 

Ах, Черная речка,

Конец февраля,

И песня, конечно,

Про некий рояль.

 

Еще была песня

Про тот пароход,

Который от Пресни,

От Саши плывет.

 

Я не приукрашу

Ничуть те года.

Еще бы Наташу

И Пашу — туда.

 

 

 

Воспоминания об аэродроме

 

  1

 

На скамейке аэродрома, —

Я — дома.

Домодедово — тоже дом.

А чужие квартиры — лиры,

И скамейки — они квартиры,

Замечательные притом.

 

  2

 

Я обожаю пропадать,

В дома чужие попадать,

С полузнакомыми сидеть,

В их лица праздные глядеть.

 

  3

 

Скамейки бывают печальные,

Зеленые, снежные, спальные.

 

Скамейки бывают из кожи, —

Из кожи — они подороже.

 

Скамейки бывают из жести, —

Но тело и душу уместят.

 

  4

 

В Домодедово — красиво,

Домодедову — спасибо.

 

 

 

* * *

 

Вчерашний день погас,

А нынешний не начат,

И утро, без прикрас,

Актрисою заплачет.

 

Без грима, нагишом,

Приходит утром утро,

А далее — в мешок —

Забот, зевот... И мудро

 

Что утро настает,

И день не обозначен,

И ты небрит и мрачен.

Светлеет. День не начат,

Но он пешком идет.

 

 

 

* * *

 

  Марианне Вертинской

 

Выпей со мной, Марьяна,

Из моего стакана.

Пусть тебе снится

Светлая Ницца

И заграница, Марьяна.

Кошки на мягких лапах,

Твой знаменитый папа.

 

 

 

Геночка

 

Москва, июль печет в разгаре,

Жар, как рубашка к зданиям прилип.

Я у фонтана, на Тверском бульваре

Сижу под жидковатой тенью лип.

 

Девчонки рядом с малышом крикливым,

Малыш ревет, затаскан по рукам,

А девочки довольны и счастливы

Столь благодатной ролью юных мам.

 

И, вытирая слезы с мокрой рожи,

Дают ему игрушки и мячи:

«Ну, Геночка, ну перестань, хороший,

Одну минутку, милый, помолчи».

 

Ты помолчи, девчонки будут рады,

Им не узнать, что, радостью залит,

Твой тезка на скамейке рядом

С тобою, мальчуган, сидит.

 

И пусть давным-давно он не ребенок,

Но так приятно, нечего скрывать,

Что хоть тебя устами тех девчонок

Сумели милым, Геночкой назвать...

 

 

 

До невозможного вкусные пирожки

 

Голод

пополам

режет,

Настроение

плачет...

И вдруг:

«Пирожки

свежие,

Свежие

и горячие,

Лучшие в мире...»

Лизнул слюну с губ —

«Берите

четыре

За руб».

Рассказывать об этом можно

И в стихах

и устно,

Пирожки до невозможного

Вкусные.

 

 

 

* * *

 

Жила с сумасшедшим поэтом,

Отпитым давно и отпетым.

И то никого не касалось,

Что девочке горем казалось.

 

О нежная та безнадежность,

Когда все так просто и сложно,

Когда за самой простотою —

Несчастья верста за верстою.

 

Несчастья? Какие несчастья, —

То было обычное счастье,

Но счастье и тем непривычно,

Что выглядит очень обычно.

 

И рвано и полуголодно,

И солнечно или холодно,

Когда разрывалось на части

То самое славное счастье.

 

То самое славное время,

Когда мы не с теми — а с теми,

Когда по дороге потерей

Еще потеряться не верим.

 

А кто потерялся — им легче,

Они все далече, далече.

 

 

 

* * *

 

  1

 

За два дня до конца високосного года

Наступает на свете такая погода

И такая вокруг тишина,

За два дня до конца високосного года

Участь каждого решена.

 

  2

 

Это мне говорили. Я видел

Серп луны. Синеву. Тишину.

Прорицатели — не в обиде, —

Я хочу полететь на Луну.

 

На чем во сне я не летал?

На «Блерио», «Фармане»,

И даже девочек катал

Я на катамаране.

 

И улыбаюсь я во сне,

Ору во сне, как рота,

И надо просыпаться мне,

А неохота.

 

 

 

 

* * *

 

(Песня из пьесы)

 

Лают бешено собаки

В затухающую даль,

Я пришел к вам в черном фраке,

Элегантный, как рояль.

Было холодно и мокро,

Жались тени по углам,

Проливали слезы стекла,

Как герои мелодрам.

Вы сидели на диване,

Походили на портрет.

Молча я сжимал в кармане

Леденящий пистолет.

Расположен книзу дулом

Сквозь карман он мог стрелять,

Я все думал, думал, думал —

Убивать, не убивать?

И от сырости осенней

Дрожи я сдержать не мог,

Вы упали на колени

У моих красивых ног.

Выстрел, дым, сверкнуло пламя,

Ничего уже не жаль.

Я лежал к дверям ногами —

Элегантный, как рояль.

 

 

 

 

Лето

 

Летали летние качели

На самом деле, —

Дитя орало в колыбели,

И летний день куда-то плыл.

 

И травы превращались в сено,

Не сразу, скажем, — постепенно, —

Все было, было постепенно,

Как постепенен летний день.

 

 

 

 

* * *

 

Людей теряют только раз,

И след, теряя, не находят,

А человек гостит у вас,

Прощается и в ночь уходит.

 

А если он уходит днем,

Он все равно от вас уходит.

Давай сейчас его вернем,

Пока он площадь переходит.

 

Немедленно его вернем,

Поговорим и стол накроем,

Весь дом вверх дном перевернем

И праздник для него устроим.

 

 

 

 

* * *

 

  Посвящается Феллини

 

Мертвец играл на дудочке,

По городу гулял,

И незнакомой дурочке

Он руку предлагал.

 

А дурочка, как Золушка,

Ему в глаза глядит, —

Он говорит о золоте,

О славе говорит.

 

Мертвец, певец и умница,

Его слова просты —

Пусты ночные улицы,

И площади пусты.

 

«Мне больно, мне невесело,

Мне холодно зимой,

Возьми меня невестою,

Возьми меня с собой».

 

 

 

 

Можайск

 

В желтых липах спрятан вечер,

Сумерки спокойно сини,

Город тих и обесцвечен,

Город стынет.

 

Тротуары, тротуары

Шелестят сухой листвою,

Город старый, очень старый

Под Москвою.

 

Деревянный, краснокрыший,

С бесконечностью заборов,

Колокольным звоном слышен

Всех соборов.

 

Полутени потемнели,

Тени смазались краями,

Переулки загорели

Фонарями.

 

Здесь остриженный, безусый,

В тарантасе плакал глухо

Очень милый, очень грустный

Пьер Безухов.

 

 

 

 

* * *

 

Мы поехали за город,

А за городом дожди.

А за городом заборы,

За заборами — вожди.

 

Там трава немятая,

Дышится легко.

Там конфеты мятные,

Птичье молоко.

 

За семью заборами,

За семью запорами

Там конфеты мятные,

Птичье молоко.

 

 

 

 

 

* * *

 

На меня надвигается

По реке битый лед.

На реке навигация,

На реке пароход.

 

Пароход белый-беленький,

Дым над красной трубой.

Мы по палубе бегали —

Целовались с тобой.

 

Пахнет палуба клевером,

Хорошо, как в лесу.

И бумажка наклеена

У тебя на носу.

 

Ах ты, палуба, палуба,

Ты меня раскачай,

Ты печаль мою, палуба,

Расколи о причал.

 

 

 

 

 

На первое солнце

 

Я выхожу, большой, неуклюжий,

Под солнце, которое в самом зените,

И наступаю в синие лужи,

Я говорю им: вы извините!

Вы извините, синие лужи, —

Я ошалелый и неуклюжий.

 

 

 

 

 

* * *

 

На подоконнике жена

Сидела ранним летом,

А комната озарена

Была вечерним светом.

 

Да, лето только началось,

А к нам вчера приехал гость.

Сегодня он уехал —

И нам оставил эхо.

 

То эхо — воблы три кило —

Нет громогласней эха!

Еще на улице светло,

И жаль, что он уехал.

 

 

 

 

 

* * *

 

Не принимай во мне участья

И не обманывай жильем,

Поскольку улица, отчасти,

Одна — спасение мое.

 

Я разучил ее теченье,

Одолевая, обомлел,

Возможно, лучшего леченья

И не бывает на земле.

 

Пустые улицы раскручивал

Один или рука в руке,

Но ничего не помню лучшего

Ночного выхода к реке.

 

Когда в заброшенном проезде

Открылись вместо тупика

Большие зимние созвездья

И незамерзшая река.

 

Все было празднично и тихо

И в небесах и на воде.

Я днем искал подобный выход,

И не нашел его нигде.

 

 

 

 

 

* * *

 

  В.П. Некрасову

 

Ничего не получалось,

Я про это точно знал,

Что всегда доступна частность

И неведом идеал.

 

Я его однажды видел —

Не во сне, а наяву,

Появился в лучшем виде,

Повалился на траву.

 

Мы во Внукове лежали,

Отменялся самолет.

Ничего уже не жаль мне,

Жалко вот,

Жаль мне только,

Жалко только

И тогда, да и теперь —

Ничего не знаю толком

О тебе и о себе.

 

 

 

 

 

Ночь

 

На окошко подуешь — получится

Поцелуй, или вздох, или след,

Настроенье твое не улучшится,

Поцелую тому столько лет.

 

Эти оконы, зимние, синие,

Нацелованы до тебя —

Все равно они ночью красивые

До того, что во тьме ослепят.

 

 

 

 

 

* * *

 

О рыжий мой, соломенный,

Оборванный язык,

Когда плывешь соломинкой —

Я к этому привык.

 

Собачья жизнь, собачья,

На этом берегу.

Но не смогу иначе,

Наверно, не смогу.

 

 

 

 

 

О собаках

 

Я со псом разговаривал ночью,

Объясняясь, — наедине, —

Жизнь моя удается не очень,

Удается она не вполне.

 

Ну, а все же, а все же, а все же, —

Я спросил у случайного пса, —

Я не лучше, но я и не плоше,

Как и ты — среди псов — не краса.

 

Ты не лучший, единственный — верно,

На меня ты печально глядишь,

Я ж смотрю на тебя суеверно,

Объясняя собачую жизнь.

 

Я со псом разговаривал ночью,

Разговаривал — наедине, —

И выходит — у псов жизнь не очень,

Удается она не вполне.

 

 

 

 

 

* * *

 

О, когда-нибудь, когда?

Сяду я себя забуду,

Ненадолго — навсегда,

Повсеместно и повсюду.

 

Все забуду, разучусь,

И разуюсь и разденусь,

Сам с собою разлучусь

От себя куда-то денусь.

 

 

 

 

 

* * *

 

  П. Финну

 

О, Паша, ангел милый,

На мыло — не хватило

Присутствия души, —

Известный всем громила

Твое похитил мыло.

Свидетели — ежи,

Два милиционера,

Эсер по кличке Лера,

Еще один шпажист

И польский пейзажист,

Который в виде крыльев

Пивную рисовал,

Потом ее открыли, и они действительно

улетели,

С пивной, так что — свидетелей

не осталось.

 

 

 

 

 

Ойстраху

 

  Годами когда-нибудь в зале концертном

  Мне Брамса сыграют — тоской изойду.

  Пастернак

 

Амстердам, Амстердам,

Черная аорта,

Вам живого не отдам,

Забирайте мертвого.

 

Тело в ящик погрузив,

В некой "Каравелле",-

А по ящику вблизи

Мы в Москве ревели.

 

Страшно в городе чужом

Помирать, наверно,

Форточка — и нагишом —

Падать безразмерно.

 

Вне размера, вне, вовне,

Позевайте — падаль, —

Белый, синий, красный снег

В Амстердаме падал.

 

 

 

 

 

Острова в океане

 

Я от вас отставал, острова,

И негаданно, и нечаянно, —

Не летела туда голова —

Надоевшая и печальная.

А летела она через мост,

В переулки, печали и улицы, —

Где не горе вставало в рост,

Не сутулясь и не сутуляся.

Там летела, без дела, листва,

Дом стоял, от беды перегруженный,

Я на улице этой привстал,

Слава Богу, тобой разбуженный.

 

 

 

 

 

* * *

 

От мороза — проза

Холодеет так,

Розовая рожа,

Вскинутый пятак.

 

Чет не чет,

А, может, черт, —

Может, все возможно,

Если улица течет

У тебя подножно.

 

Если улицы, мосты,

Переулки, лестницы, —

Навсегда в себя вместил

Все во мне поместится.

 

Все поместится во мне,

Все во мне поместится, —

Онемею — онемел, —

Переулки, лестницы.

 

 

 

 

 

* * *

 

Отпоют нас деревья, кусты,

Люди, те, что во сне не заметим,

Отпоют окружные мосты,

Или Киевский, или ветер.

 

Да и степь отпоет, отпоет,

И товарищи, кто поумнее,

А еще на реке пароход,

Если голос, конечно, имеет.

 

Басом, тенором — все мне одно,

Хорошо пароходом отпетым

Опускаться на светлое дно

В мешковину по форме одетым.

 

Я затем мешковину одел,

Чтобы после, на расстоянье,

Тихо всплыть по вечерней воде

И услышать свое отпеванье.

Шпаликов Г. Ф. Прощай, Садовое кольцо.

Сборник стихов. Москва: ЭКСМО-Пресс, 2000.

» Список стихов

» На отдельной странице

Перед снегом

Такой туман, и мост исчез.

Рукой прохожего узнаешь через дождь,

Когда над незнакомою рекой

По незнакомой улице идешь.

 

Все незнакомо, все переменилось,

А час назад, до первых фонарей,

Все тосковало,

Все непогодой,

Слякотью томилось, —

И тьмы звало, и все же становилось

И на душе и в небесах — смурней.

 

 

 

 

 

Переделкино

 

Меняют люди адреса,

Переезжают, расстаются,

Но лишь осенние леса

На белом свете остаются.

 

Останется не разговор

И не обиды — по привычке,

А поля сжатого простор,

Дорога лесом к электричке.

 

Меж дач пустых она вела, —

Достатка, славы, привилегий,

Телега нас обогнала,

И ехал парень на телеге.

 

Останется — наверняка —

В тумане белая река,

Туман ее обворожил,

Костром на берегу украсил,

На воду бакен положил —

Движение обезопасил.

 

 

 

 

 

Песня (С паровозами и туманами...)

 

С паровозами и туманами

В набегающие поля

На свидания с дальними странами

Уезжаем и ты и я.

Уезжаем от мокрых улиц,

Безразличия чьих-то глаз,

Парусами странствий надулись

Носовые платки у нас.

Мы вернемся, когда наскучит

Жизнь с медведями, без людей,

В город мокрый и самый лучший,

В город осени и дождей.

 

 

 

 

 

* * *

 

По дорожке мы идем

Вдоль, до Шереметьево, —

Не глядим, уже — грядем,

Самолет заметили.

 

Он сверкал, но его

Вовсе не было,

А снега — не травой, —

Так, — снегобыло.

 

Где она, я не спросил, —

А душа сидела рядом,

Лампочку я погасил,

И душа сказала: надо.

 

— А весна?

— Ты спи.

— Не спится.

— Ты окно открой.

— Открыл.

— Это снится.

— Ты синица. Ты птица. Ты кошка. Ты сволочь.

  Ты умница. Ты спи сама.

— Сплю, и ты спи.

 

 

 

 

 

Половина девятого

 

Солнцем обрызган целый мир,

Празднично блещет улица.

После

утренней тьмы

квартир

Люди стоят

и щурятся.

Сдвинься, попробуй, —

не хватит сил,

И у подъездов,

спросонок,

Город большой на мгновенье

застыл,

Зажмурившись,

как котенок.

 

 

 

 

 

* * *

 

  П. Финну

 

Почто, о друг, обижен на меня?

Чем обделен? Какими сапогами?

Коня тебе? Пожалуйста — коня!

Зеленый штоф, визигу с пирогами.

 

Негоциантку или Бибигуль?

Иль деву русскую со станции Подлипки?

Избу на отдаленном берегу

Иль прелести тибетской Айболитки?

 

Все для тебя — немой язык страстей

И перстень золотой цареубийцы.

Ты прикажи — и вот мешок костей

Врагов твоих и тело кровопийцы.

 

 

 

 

 

* * *

 

Поэтам следует печаль,

А жизни следует разлука.

Меня погладит по плечам

Строка твоя рукою друга.

 

И одиночество войдет

Приемлемым, небезутешным,

Оно как бы полком потешным

Со мной по городу пройдет.

 

Не говорить по вечерам

О чем-то непервостепенном —

Товарищами хвастать нам

От суеты уединенным.

 

Никто из нас не Карамзин —

А был ли он, а было ль это —

Пруды и девушки вблизи

И благосклонные поэты.

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Просыпаюсь и хожу

Первый раз за эту зиму,

Самому себе служу —

Ежели необходимо.

 

Отпадает, если вдруг

В службе той необходимость,

Лени сладостный недуг

Озаряет нелюдимость.

 

Собеседник под рукой

За щекою, под подушкой,

Улыбнется не в укор

И задремлет простодушно.

 

Не дослушает, зато

Дремлет, не перебивая.

Потому за маетой

И такого не бывает.

 

 

 

 

 

Противоположность мнений

 

Широкий поворот реки —

Прими меня в свои объятья,

От этой жизни отвлеки,

Река, подруга и приятель.

 

Рука и быстрая река —

Какие схожие понятья.

Обнимет, но наверняка

Обманет женская рука,

Отнимет быстрая река.

 

Но почему наверняка

Обманет женская рука?

И почему меня река

Так неожиданно отнимет?

 

А если так — река обнимет,

Рука любимая обнимет

И не отдаст наверняка!

 

 

 

 

 

* * *

 

Рано утром волна окатит

Белоснежной своей водой,

И покажется в небе катер

Замечательно молодой.

 

Мимо пристаней и черешен,

Отделенный речной водой,

Появляется в небе леший

Замечательно молодой.

 

Драют палубу там матросы,

Капитана зовут на «ты»,

И на девочек там подросток

Сыплет яблоки и цветы.

 

Ах, как рады марины и кати

В сентябре или там — в феврале,

Что летает по небу катер,

По веселой, по круглой земле.

 

Не летучим себе, не голландцем,

А спокойно, средь бела дня,

Он российским летит новобранцем,

Он рукою коснулся меня.

 

Пролетая в траве или дыме,

Успевает трубой проорать —

Молодыми жить, молодыми —

Молодыми — не умирать.

 

Ах, ты катер, ты мой приятель

Над веселием и бедой,

В белом небе весенний катер

Замечательно молодой.

 

 

 

 

 

Садовое кольцо

 

Я вижу вас, я помню вас

И эту улицу ночную,

Когда повсюду свет погас,

А я по городу кочую.

 

Прощай, Садовое кольцо,

Я опускаюсь, опускаюсь

И на высокое крыльцо

Чужого дома поднимаюсь.

 

Чужие люди отворят

Чужие двери с недоверьем,

А мы отрежем и отмерим

И каждый вздох, и чуждый взгляд.

 

Прощай, Садовое кольцо,

Товарища родные плечи,

Я вижу строгое лицо,

Я слышу правильные речи.

 

А мы ни в чем не виноваты,

Мы постучались ночью к вам,

Как все бездомные солдаты,

Что просят крова по дворам.

 

 

 

 

 

* * *

 

Саша, ночью я пришел,

Как обыкновенно.

Было мне нехорошо,

Как обыкновенно.

 

Саша, темное окно

Не темнело лучше.

Саша, мне нехорошо,

А тебе не лучше.

 

Ничего я не узнал

Про тебя, любимый.

Только видел я глаза

Мне необходимые.

 

 

 

 

 

* * *

 

Сентиментальное путешествие,

Или, бедная Лиза,

Или, что вам, читатель,

В голову придет.

 

О, как все это было долго;

Особо, по контрасту,

Когда одетый во все

Лежишь на второй полке.

 

Когда ты забыл, кто ты,

А помнишь товарищей,

Улицы, снег (вдруг)

И все.

 

Когда ты, — Господи? — где ты?

Где я? —

В общем, в общем вагоне, —

Еду.

 

 

 

 

 

* * *

 

Сжигала женщина листву,

Бесцельно, запросто.

Рукой по чистому листу —

Молчком, безрадостно.

 

По золоту, по сентябрю —

Горели листья.

Я по-аварски говорю —

Остановитесь.

 

Родной, единственный язык,

Он — непереводимый —

Что мне пожаловаться вкрик,

Ей — нелюдимо.

 

 

 

 

 

* * *

 

Сквозь, насквозь,

А на устах невинных

Сквозь изморозь —

Море голосов воробьиных.

 

О, этот прибой,

Еле, но различимый,

Что мне поделать с тобой,

Если неизлечимо...

 

 

 

 

 

* * *

 

Собака ты, собака,

Ты рыжая, я — сед.

Похожи мы, однако,

Я твой всегда сосед.

 

Похожи мы по роже,

А также потому, —

Тебе, собака, сложно —

Ты все-таки «Му-му».

 

Жлобам на свете проще,

Собака, ты не жлоб,

И дождь тебя полощет

И будит через жолб.

 

Мне от того не хуже,

Не лучше — ничего,

Собачья жизнь поможет,

Излечит от всего.

 

 

 

 

 

* * *

 

  Никогда не думал, что такая

  Может быть тоска на белом свете.

  К. Симонов

 

Солнце бьет из всех расщелин,

Прерывая грустный рассказ

О том, что в середине недели

Вдруг приходит тоска.

 

Распускаешь невольно нюни,

Настроение нечем крыть,

Очень понятны строчки Бунина,

Что в этом случае нужно пить.

 

Но насчет водки, поймите,

Я совершеннейший нелюбитель.

 

Еще, как на горе, весенние месяцы,

В крови обязательное брожение.

А что если взять и... повеситься,

Так, под настроение.

 

Или, вспомнив девчонку в столице,

Веселые искры глаз

Согласно весне и апрелю влюбиться

В нее второй раз?

 

Плохо одному в зимнюю стужу,

До омерзения скучно в расплавленный зной,

Но, оказалось, гораздо хуже

Бывает тоска весной.

 

 

 

 

 

Сон (Там, за рекою...)

 

Там, за рекою,

Там, за голубою,

Может, за Окою,

Дерево рябое.

 

И вода рябая,

Желтая вода,

Еле выгребаю,

Я по ней плыву,

Дерево рябое

На том берегу.

 

Белая вода —

Ты не море,

Горе — не беда,

Просто горе.

 

 

 

 

 

Стихи 7 октября

 

Почему и во всем непременно

Мне охота себе объяснить

И осенней воды перемену,

И осоки железную нить?

 

По ту сторону речки, над лесом,

Появилась во мне и сама

Мелочами своими воскресла

Незабвенная эта зима.

 

На ледяной реке

Следы, дымы и звуки,

И варежка в руке

Предчувствием разлуки.

 

А солнце в январе —

Из-за того же леса,

А я на лед смотрел —

Мне это интересно.

 

 

 

 

 

Стихи к 8 марта

 

  С. А. Швейцер

  с нежностью и уважением

 

  Г. Шпаликов

  8 марта 65-го

 

В Керчи — как ни кричи,

Бывали неудачи.

Среди других причин

Был мой приезд — тем паче,

Что мой приезд совпал

С делами — не хотелось!

Я невпопад попал,

Не пилось мне, не елось.

И мы не собрались

В кругу, хотя бы узком,

По рынкам разбрелись,

По площадям и спускам.

От пропасти забот

Куда бы нам укрыться?

Скользнуть от дел за борт —

Пусть щелкают нас блицем.

Пусть выставляют нас

Лентяями — валяйте!

На зависть, напоказ

Пороками марайте.

Представим: мы встаем

За полдень. Небо ясно.

И руку подаем

Всему, что в мире праздно.

Среди забот и тьмы,

Сквозь горе и разлуку

Протягиваем мы

Веселью только руку.

Берем такой почин

И лучшую из истин:

Есть дружба без причин,

Без меры и корысти.

Иное все — тщета,

Иное — распростерто,

Иного — до черта

От ведьмы и до чёрта.

И жить с иным — не жить,

Хотя живем и можем

И пробуем служить,

Но что мы подытожим?

От главка до премьер

Большое расстоянье,

И есть тому пример,

Примеры и сказанья

О том, что мы тогда

И были молодцами,

Но жаль, но вот беда —

Запутались с отцами.

А наш отец — простор,

Дороги — наши сестры,

Над озером костер —

Все это очень просто.

И рядышком лежит —

Рукою не достанешь,

А тронешь — убежит,

И трогать перестанешь.

И тоненький ледок,

И беленький снежок —

Назад к тому дорогу

Не захотел — а сжег.

Гори, гори ясно,

Чтобы не погасло,

Чтобы не напрасно —

Высоко и красно.

 

 

 

 

 

Стихи о выздоровлении

 

Целебней трав лесных,

А трав настой целебен, —

Пусть входят в ваши сны

Орел и черный лебедь.

 

Я вам не говорил,

Но к тайнам я причастен, —

Размах орлиных крыл

Прикроет от несчастий.

 

О, тайны ореол,

И защитит орел,

И лебедь успокоит.

 

Невзгод не перечесть,

Но, если что случится, —

Запомните, что есть

Еще такая птица:

 

Ни лебедь, ни орел,

Ни даже дух болотный, —

Но прост его пароль —

Он человек залетный.

 

Беда ли, ерунда

Взойдет к тебе на крышу,

Ты свистни, я тогда —

Ты свистни — я услышу.

 

 

 

 

 

Стихи про телефоны

 

Я знаю, как стары

Стихи про телефоны.

 

От станции Мары

И до горы Афона

Протянут телефон.

(А если не протянут,

То, значит, его тянут.)

 

Я расстоянье взял

Немалое — нарочно:

Звонит провинциал,

Провинциалу тошно.

 

Уже провинциал

Отпил, оттанцевал

И не находит места,

А дома ждет невеста.

 

Завидую ему.

А где моя невеста?

В Москве или в Крыму —

Мне это неизвестно.

(Читателю о том

Читать неинтересно.)

 

Читатель, ты прости,

Когда грустит писатель,

Ему сюжет вести

Все кажется некстати.

 

Г-2, Г-2, Г-2 —

Твой номер набираю,

Набрал его, едва

Твой голос разбираю.

 

 

 

 

 

* * *

 

Стоял себе расколотый —

Вокруг ходил турист,

Но вот украл Царь-колокол

Известный аферист.

 

Отнес его в Столешников

За несколько минут,

А там сказали вежливо,

Что бронзу не берут.

 

Таскал его он волоком,

Стоял с ним на углу,

Потом продал Царь-колокол

Британскому послу.

 

И вот уже на Западе

Большое торжество —

И бронзовые запонки

Штампуют из него.

 

И за границей весело

В газетах говорят,

Что в ужасе повесился

Кремлевский комендант.

 

А аферист закованный

Был сослан на Тайшет,

И повторили колокол

Из пресс-папье-маше.

 

Не побоялись бога мы

И скрыли свой позор —

Вокруг ходил растроганный

Рабиндранат Тагор.

 

Ходил вокруг да около,

Зубами проверял,

Но ничего про колокол

Плохого не сказал.

 

 

 

 

 

 

* * *

 

То ли страсти поутихли,

То ли не было страстей, —

Потерялись в этом вихре

И пропали без вестей

Люди первых повестей.

 

На Песчаной — все песчано,

Лето, рвы, газопровод,

Белла с белыми плечами,

Пятьдесят девятый год,

Белле челочка идет.

 

Вижу четко и нечетко —

Дотянись — рукой подать —

Лето, рвы и этой челки

Красно-рыжей благодать.

 

Над Москвой-рекой ходили,

Вечер ясно догорал,

Продавали холодильник,

Улетали за Урал.

 

 

 

 

 

Три посвящения Пушкину

 

  1

 

Люблю Державинские оды,

Сквозь трудный стих блеснет строка,

Как дева юная легка,

Полна отваги и свободы.

 

Как блеск звезды, как дым костра,

Вошла ты в русский стих беспечно,

Шутя, играя и навечно,

О легкость, мудрости сестра.

 

 

  2

 

Влетел на свет осенний жук,

В стекло ударился, как птица,

Да здравствуют дома, где нас сегодня ждут,

Я счастлив собираться, торопиться.

 

Там на столе грибы и пироги,

Серебряные рюмки и настойки,

Ударит час, и трезвости враги

Придут сюда для дружеской попойки.

 

Редеет круг друзей, но — позови,

Давай поговорим как лицеисты

О Шиллере, о славе, о любви,

О женщинах — возвышенно и чисто.

 

Воспоминаний сомкнуты ряды,

Они стоят, готовые к атаке,

И вот уж Патриаршие пруды

Идут ко мне в осеннем полумраке.

 

О собеседник подневольный мой,

Я, как и ты, сегодня подневолен,

Ты невпопад кивай мне головой,

И я растроган буду и доволен.

 

Ноябрь 1963

 

  3

 

Вот человеческий удел —

Проснуться в комнате старинной,

Почувствовать себя Ариной,

Печальной няней не у дел.

 

Которой был барчук доверен

В селе Михайловском пустом,

И прадеда опальный дом

Шагами быстрыми обмерен.

 

Когда он ходит ввечеру,

Не прадед, Аннибал-правитель,

А первый русский сочинитель

И — не касается к перу.

 

 

 

 

 

Троим

 

  С.К., Ю.И. и П.Ф.

 

Сегодня пьем

Опять втроем,

Вчера втроем,

Позавчера —

Все вечера

Втроем.

Четвертый был,

Но он забыл,

Как пел и пил.

Ему плевать,

Ушел вчера,

А нам блевать

Все вечера

ВТРОЕМ.

 

 

 

 

 

* * *

 

У лошади была грудная жаба,

Но лошадь, как известно, не овца,

И лошадь на парады приезжала

И маршалу об этом ни словца...

 

А маршала сразила скарлатина,

Она его сразила наповал,

Но маршал был выносливый мужчина

И лошади об этом не сказал.

 

 

 

 

 

* * *

 

  А. Княжинскому

 

Ударил ты меня крылом,

Я не обижусь — поделом,

Я улыбнусь и промолчу,

Я обижаться не хочу.

 

А ты ушел, надел пальто,

Но только то пальто — не то.

В моем пальто под белый снег

Ушел хороший человек.

 

В окно смотрю, как он идет,

А под ногами — талый лед.

А он дойдет, не упадет,

А он такой — не пропадет.

 

 

 

 

 

Утешение

 

П. Финну — в ночь

бодрости и ужаса

 

Смертный, гонимый людьми и судьбой,

расставаяся с миром,

Злобу людей и судьбы сердцем прости

и забудь.

К солнцу последний свой взор обрати, как Руссо,

и утешься:

В тернях заснувшие здесь,

в миртах пробудятся там.

 

 

 

 

 

* * *

 

Хоронят писателей мертвых,

Живые идут в коридор.

Служителей бойкие метлы

Сметают иголки и сор.

 

Мне дух панихид неприятен,

Я в окна спокойно гляжу

И думаю — вот мой приятель,

Вот я в этом зале лежу.

 

Не сделавший и половины

Того, что мне сделать должно,

Ногами направлен к камину,

Оплакан детьми и женой.

 

Хоронят писателей мертвых,

Живые идут в коридор.

Живые людей распростертых

Выносят на каменный двор.

 

Ровесники друга выносят,

Суровость на лицах храня,

А это — выносят, выносят, —

Ребята выносят меня!

 

Гусиным или не гусиным

Бумагу до смерти марать,

Но только бы не грустили

И не научились хворать.

 

Но только бы мы не теряли

Живыми людей дорогих,

Обидами в них не стреляли,

Живыми любили бы их.

 

Ровесники, не умирайте.

 

 

 

 

 

* * *

 

  Ю. Файту

 

Хочешь, нервы трепанем

Одой или тропарем, —

Не видать тебе деньги,

Руки в брюки и — беги.

 

Или совесть продавай

(Только если купят),

Вот мораль — не поддавай

С этой бандой вкупе.

 

 

 

 

 

* * *

 

  В.П. Некрасову

 

Чего ты снишься каждый день,

Зачем ты душу мне тревожишь?

Мой самый близкий из людей,

Обнять которого не можешь.

 

Зачем приходишь по ночам,

Распахнутый, с веселой челкой,

Чтоб просыпался и кричал,

Как будто виноват я в чем-то.

 

И без тебя повалит снег,

А мне все Киев будет сниться.

Ты приходи, хотя б во сне,

Через границы, заграницы.

 

 

 

 

 

* * *

 

  П. К. Ф.

 

Что за жизнь с пиротехником —

Фейерверк, а не жизнь,

Это адская техника,

Подрывной реализм.

 

Он веселый и видный,

Он красиво живет,

Только он, очевидно,

Очень скоро помрет.

 

На народном гулянье,

Озарив небосклон,

Пиротехникой ранен,

Окачурится он.

 

Я продам нашу дачу,

Распродам гардероб,

Эти деньги потрачу

На березовый гроб.

 

И по рыночной площади

Мимо надписи «стоп»

Две пожарные лошади

Повезут его гроб.

 

Скажут девочкам в ГУМе,

Пионер и бандит —

Пиротехник не умер,

Пиротехник убит.

 

 

 

 

 

* * *

 

Эта улица тем хороша

Удивительной этой зимою —

Независимо и не спеша

Возвращается улица к морю.

 

Поверну за углом — а потом

Эту синюю воду увижу.

А потом? А потом — суп с котом,

Я не знаю, что будет потом,

Но я знаю, я понял, я — выжил.

 

 

 

 

 

* * *

 

Я жизнью своей рискую,

С гранатой на танк выхожу

За мирную жизнь городскую,

За все, чем я так дорожу.

 

Я помню страны позывные,

Они раздавались везде —

На пункты идти призывные,

Отечество наше в беде.

 

Живыми вернуться просили.

Живыми вернутся не все,

Вагоны идут по России,

По травам ее, по росе.

 

И брат расставался с сестрою,

Покинув детей и жену,

Я юностью связан с войною,

И я ненавижу войну.

 

Я понял, я знаю, как важно

Веслом на закате грести,

Сирени душистой и влажной

Невесте своей принести.

 

Пусть пчелы летают — не пули,

И дети родятся не зря,

Пусть будет работа в июле

И отпуск в конце января.

 

За лесом гремит канонада,

А завтра нам снова шагать.

Не надо, не надо, не надо,

Не надо меня забывать.

 

Я видел и радость и горе,

И я расскажу молодым,

Как дым от пожарища горек

И сладок Отечества дым.

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Я к вам травою прорасту,

Попробую к вам дотянуться,

Как почка тянется к листу

Вся в ожидании проснуться.

 

Однажды утром зацвести,

Пока ее никто не видит,

А уж на ней роса блестит

И сохнет, если солнце выйдет.

 

Оно восходит каждый раз

И согревает нашу землю,

И достигает ваших глаз,

А я ему уже не внемлю.

 

Не приоткроет мне оно

Опущенные тяжко веки,

И обо мне грустить смешно,

Как о реальном человеке.

 

А я — осенняя трава,

Летящие по ветру листья,

Но мысль об этом не нова,

Принадлежит к разряду истин.

 

Желанье вечное гнетет,

Травой хотя бы сохраниться —

Она весною прорастет

И к жизни присоединится.

 

 

 

 

* * *

 

Я пуст, как лист,

Как пустота листа.

Не бойся, не боись, —

Печаль моя проста.

 

Однажды, наровне,

Заговорила осень, —

И это все во мне,

А остальное сбросим.

 

Пускай оно плывет

Все это, — даже в лето,

Безумный перелет —

Но в это, это, это...

 

 

 

 

* * *

 

Я шагаю по Москве,

Как шагают по доске.

Что такое — сквер направо

И налево тоже сквер.

 

Здесь когда-то Пушкин жил,

Пушкин с Вяземским дружил,

Горевал, лежал в постели,

Говорил, что он простыл.

 

Кто он, я не знаю — кто,

А скорей всего никто,

У подъезда, на скамейке

Человек сидит в пальто.

 

Человек он пожилой,

На Арбате дом жилой, —

В доме летняя еда,

А на улице — среда

Переходит в понедельник

Безо всякого труда.

 

Голова моя пуста,

Как пустынные места,

Я куда-то улетаю

Словно дерево с листа.