КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ГАННА ШЕВЧЕНКО

Ганна ШЕВЧЕНКО

 

Поэт, прозаик. Родилась на Украине в городе Енакиево Донецкой области. По образованию финансист. Работала кассиром, бухгалтером, экономистом. Её стихи, проза, пьесы публиковались в периодических изданиях «Арион», «Дружба народов», «Журнал Поэтов», «Занзивер», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Новая Юность», «Октябрь», «Сибирские огни», в «Литературной газете», а также в сборниках и антологиях поэзии и короткой прозы.

Автор книги короткой прозы «Подъёмные краны» (2009) и книги стихотворений «Домохозяйкин блюз» (2012).

Лауреат международного драматургического конкурса «Свободный театр» в номинации «Экспериментальный текст для театра» (пьеса «Утюг»). Член Союза писателей Москвы.

Живет в Подольске.

 

Капсула Блока

 

Вот мое тело, важный, простой белок,

едет через таможню, а за окном все то же:

ночь, привокзальный морок, улица и фонарь,

медленный пограничник в белой рубашке, боже,

вот моя сумка, я трепещу как тварь,

вдруг обнаружит, что у меня под кожей

спрятан в коробке сам Александр Блок,

спит как щенок, прихлопнув себя рогожей.

 

Уйди, пограничник, я еще молода,

если не веришь, я перекрашу имя,

капсула Блока действует на меня

я начинаю путаться в псевдониме.

Знай, пограничник, вся моя болтовня,

будет короткой, как выброс адреналина,

будет подземной, вычурной, как вода

с запахом севера, с привкусом украины.

 

 

 

Как жаль

 

Холодный день, окраина Подольска,

в окне стоит природа, как живая,

морозно, но еще не скользко,

я этот день хорошим называю.

 

Я этот день предвидела когда-то,

я говорила: ветки опустеют,

мне кажется, я называла дату,

мне кажется, что я гордилась ею,

 

вот этой датой, названною кожей,

предчувствованной снами и кровями,

что я однажды закричу: о боже,

все небо заштриховано ветвями!

 

И стану звать с какой-то дикой жаждой

под слоем неба спрятанное солнце.

Как жаль, что день закончится однажды,

как жаль, что ночь когда-нибудь начнется.

 

 

 

* * *

 

Просыпаемся рано, детей одеваем,

на бегу выпиваем свой утренний чай,

из подъезда выходим, в перчатку зевая,

мой хороший ребенок, не озорничай.

 

Вот Сережина мама, вот Катина мама,

вот Макар завершает детей череду,

показалась Кариночка между домами,

не реви, я сегодня пораньше приду.

 

В полвосьмого темно. Освещают дорогу,

фонари, им привычен наш утренний бег,

и ложатся, помалу рождая тревогу,

скоротечные тени на выпавший снег.

 

Мы идем под прицелом бесшумной винтовки,

нас ведет через темень небесный спецназ.

И становится страшно, досадно, неловко,

почему-то становится жалко всех нас.

 

 

 

Пин-код

 

В банке сказали: возьмете монету

сильно не трите, водите легко,

там под полоскою серого цвета

вы обнаружите новый пин-код.

Вышла из банка. На детских качелях

мальчик качался, скрипели болты,

рядом в «Харчевне» чиновники ели,

терли салфетками жирные рты.

Птицы летели, собаки бежали,

дворники метлами землю скребли.

Вписаны эти мгновенья в скрижали,

или же в ливневый сток утекли?

Город как город. Сроднился с планетой.

Город-инфекция. Город-налет.

Если стереть его крупной монетой,

взгляду откроется новый пин-код.

 

 

 

Стеклодув

 

Как-то огонь разжег

опытный стекловар,

дунул в стеклянный шелк

и получился шар.

 

Катимся колобки,

прыгаем на ходу,

это не по-людски,

дедушка-стеклодув.

 

Брызжет слюной лиса,

волк разевает пасть,

в этих глухих лесах

как бы нам не пропасть.

 

Мы от тебя ушли -

песни хотели петь,

но на полях Земли,

нас ожидает смерть.

 

Сети паучьей нить,

вязкая грязь болот -

как же нам сохранить

хрупкую нашу плоть.

 

Видишь ли, знаешь ли

ты, наполняя нас,

как по ночам болит

твой углекислый газ.

 

 

 

Пугало

 

Я говорю ему:

— Что ты стоишь, как пугало,

нет радости в тебе, нет умиленья.

Даже когда детишки бегают рядом,

стоишь как мертвый, не улыбнешься.

Глаза твои как орехи,

руки сухи, как ветки,

шапка набита сеном,

рот обтекаем, как камень под водопадом.

 

А он отвечает:

— Глаза мои — два ореха,

руки — сухие ветки,

шапка набита сеном,

рот обтекаем, как камень под водопадом.

Я пугало, пугало огородное.

Стою себе посреди огорода, ни с кем не знаюсь.

И на детишек, которые бегают рядом,

плевать мне, и все такое...

И вообще, не мешай мне, иди отсюда,

отойди от меня, не заслоняй мне солнце.

 

 

 

 

Домохозяйкин блюз

 

Когда зажигаешь на кухне свет, то становится ясно,

где лежат салфетки, где брошено полотенце.

Можно запрыгать от радости, можно запеть чуть слышно

домохозяйкин блюз под шумок кастрюльный.

 

сколько воды из крана течет под камень

сколько воздушных масс над плитой клубится

сколько огня под старой сковородою

сколько земли в цветочных горшках твердеет

 

И уже не боишься, что кто-то крадется сзади,

и совсем не пугает тот, кто в углу за дверью.

Потому что темнота — это теперь не страшно.

Потому что тьма — это когда лампочка перегорела.

 

 

 

* * *

 

большие и круглые

белые киты

плывут в океане

каждый в своем направлении

иногда встречаются

радуются

пытаются обняться

но ничего не выходит

они отталкиваются как мячи

большие и круглые

и плывут дальше

каждый в своем направлении

 

 

 

Рассказ про Чарльза Буковски

 

Выхожу на улицу и рядом с рекламным щитом “Ecco”

вижу Чарльза Буковски, казалось бы, мертвого человека.

Идет себе, как живой, со свертком в левой руке,

а в правой держит золотой ключик, как бабочку на поводке.

В глазах — инсталляция конца света,

а в остальном — похож на свои портреты.

Кричу ему:

— Привет, Буковски! Куда идешь? Ай лав ю!

Он отвечает:

— Иду в “Букбери”, покупать свои интервью.

Потом прищурился, и говорит:

— Боже мой!

Ты в моем вкусе! Детка, идем со мной!

Отвечаю:

— Буковски, твою мать,

ты бы не выпендривался, а научил бы меня писать!

Он говорит:

— Не пиши лирику, про чаек над морем —

как они летают, каркают, и все такое...

Много думай, но мало пиши о душе.

Пиши про шлюх, бабников и алкашей.

Поменьше соплей и нравственных поучений...

А давай зайдем в бар, сядешь ко мне на колени,

я закажу дринк, ощупаю твою фигуру

и все расскажу про американскую литературу.

 

Но вдруг как загрохочет небо! Ветер как налетит!

И его как букашку вдавило в рекламный щит.

Теперь он стоит, улыбаясь, с ботинком “Ecco” в левой руке,

но в правой все так же держит ключик на поводке.

 

А я вот сижу, думаю о душе,

пишу рассказ о бабнике и алкаше.

 

 

Ухо Ван Гога

 

одеваюсь

кладу в карман

отрезанное ухо Ван Гога

выхожу на улицу

 

вижу птицу

говорю:

— птица!

она не слышит

разворачивается

улетает

 

вижу собаку

говорю:

— собака!

она не слышит

разворачивается

убегает

вижу человека

говорю:

— человек!

он не слышит

разворачивается

уходит

 

(Боже мой!

почему все так глухи!?)

 

достаю из кармана

ухо

шепчу в него:

— ...милый...

...милый...

...хотя бы ты, услышь меня...

 

 

 

* * *

 

я не видела “вихри космических бурь”

но видела пластичный танец занавески

вокруг цветущих бегоний

 

я не знаю как “рождаются вселенные”

но знаю как тяжело и мучительно

рождаются люди

 

я не представляю как “рвется ввысь нагая душа”

но знаю как она вздрагивает

когда оступается и падает

мой ребенок

 

 

 

Отныне она твоя

 

Выходи из дома, брат, и иди туда,

где горят деревья синим, густым огнём,

где стеной прозрачной, хлесткой стоит вода,

где нависло небо облачным полотном.

 

Там ещё есть пустынный дол и дремучий лес,

где живут большая жаба и скарабей.

Есть избушка на курьих ножках и мелкий бес,

есть вершины скал, где мучался Прометей.

 

(Это всё туфта, голимое попурри.

Ты не верь мне, брат, метафизика — это бред.

Лучше съешь конфету с вишенкою внутри,

лучше выпей чаю с парою сигарет.)

 

Ну, а если ты доберешься, всё же, до этих скал,

то увидишь столб, мерцающий, как маяк.

Там, под горячим камнем лежит тоска —

забирай её, отныне она твоя.

 

 

Похожее на слово “клумба”

 

Я постоянно куда-то бегу, у меня заботы.

Вот и сегодня пошла за хлебом, вижу белое что-то

под ногами мелькнуло и юркнуло в летнее кафе под столик.

Я — за этим белым, думаю, а вдруг это кролик.

Сижу и жду, как дурочка на вокзале,

покрутила в руках меню, пиво себе заказала.

А это белое из-под стола взметнулось,

как мячик подпрыгнуло и птицею обернулось.

А я из кафе уходить не стала,

сидела за столиком, меню листала.

И в этой книге на последней странице

рядом с ценами на итальянскую пиццу

три стрелочки “прямо”, “налево”, “направо”

нарисованы неотчётливо и коряво.

Под стрелкой “направо” написано — “как бы жизнь”,

  под стрелкой “налево” — “как бы смерть”.

Зачем я села за столик? Зачем стала это меню смотреть?

Зачем вообще я в это кафе припёрлась?

Я бы выбрала стрелку “прямо”, но под ней надпись стёрлась.

А та птица белая ещё долго надо мной летала,

будто я ей нужна, словно я чем-то её заинтересовала.

А потом вдруг села на тротуар недалеко от ночного клуба,

и превратилась во что-то цветущее, похожее на слово “клумба”.

 

 

Мать

 

Я зашла в опустевший вагон и увидела мать.

— Что ты делаешь в этом составе,

среди шелеста старых пакетов,

среди колыхания стен? —

спросила я маму свою.

 

Она мне сказала:

— Можно

раны твои расцелую,

плечо твоё пледом укрою,

пылающий лоб увлажню?

Можно я буду рядом, куда бы ни ехала ты?

 

Я растерялась:

— Мама, скажи, ты больше не будешь

пугать меня искупленьем?

В угол меня не поставишь

за то, что коса расплелась?

Не назовёшь меня дылдой

за то, что я выше других?

 

— Ах, глупый, глупый ребёнок, —

тихо ответила мать, —

скоро наступит утро,

ты, наконец, проснёшься,

память твоя зарастёт

ромашками и земляникой.

Реки в твоих глазах

выйдут из берегов.

На поле твоих колосьев

выпадет первый дождь.

Всё будет иначе.

Всё будет по-другому.

Поверь мне,

я знаю,

о чём говорю.

 

 

Вера

 

Она встречает его в прихожей, говорит:

— Вымой руки.

Идёт в кухню, наливает горячий суп.

Смотрит, как он ест.

Замечает, что две волосинки поседели у него в носу.

 

Он вспоминает:

— У Сергея Петровича сегодня умерла мать.

Она головой качает,

ставит будильник на семь тридцать пять.

 

А потом они ложатся в постель,

укрываются пледом и спят.

Спят. Спят. Спят.

Прижавшись друг к другу спинами,

восемь часов подряд.

 

Утром он кричит ей:

— Вера, у нас кончилась бумага!

Она ворчит сквозь сон,

затем встаёт, прихрамывает,

подаёт ему новый рулон.

 

 

* * *

 

Я эту ткань не выбирала,

меня к ней женщина пришила,

она полдня меня рожала,

затем в коляску положила.

 

А я лежала и смотрела,

как мир баюкался устало,

как грудь в халатике пестрела,

как молоко в ней закипало.

 

Ах, мама, мамочка родная,

твои лекала неказисты,

мне ткань досталась набивная,

но напортачили стилисты.

 

Я вещь полезная для дома,

я мою окна и посуду,

я с миром моды не знакома

и никогда уже не буду.

 

Ведь жизнь летит, и очень скоро

я стану бабушкой корявой,

меня, как выцветшую штору,

в комод на тряпочки отправят.

 

 

 

* * *

 

Мне в детстве было многое дано:

тетрадь, фломастер, твердая подушка,

большая спальня, низкое окно,

донецкий воздух, угольная стружка.

 

Когда на подоконнике сидишь,

то терриконы сказочней и ближе.

Мне нравилась базальтовая тишь

и мертвый флюгер на соседней крыше.

 

А за полночь, сквозь шорох ковыля,

сквозь марево компрессорного воя,

подслушивать, как вертится Земля,

вращая шестеренками забоя.

 

 

 

Шестирукий человек

 

Вот шестирукий человек

идет к сараю. Видит грабли.

Глаза на доброй голове

не удивляются ни капли.

 

Он грабли за руку берет,

в сады весенние ведет.

 

Его походка силача

любого устрашить могла бы.

Капель он держит на плечах,

вода — игрушка не для слабых.

 

Он грабли за руку берет,

листву засохшую гребет.

 

Парят над ветками садов

его натертые ручищи.

Уходят тучи холодов.

Природа делается чище.

 

 

 

Мой холодильник Дима

 

Это невыносимо,

неопытен, годовал,

мой холодильник Дима

Катей меня назвал.

 

В окнах творится осень,

плавают облака,

видимо, губы просят

капельку кипятка.

 

Может быть, в магазине,

где он приобретен,

пластик или резина

были со всех сторон.

 

Да и сейчас не лучше —

вспорот живот тунца,

в камере сбились в кучу

бройлерные сердца.

 

Дима, держись, я тоже

маюсь своей зимой,

как мы с тобой похожи,

господи, боже мой.

 

 

 

Его имя Зима

 

Его имя Зима. Он приехал к нам утром

с чемоданом носков, молотком деревянным

и нежнейшей подушкой для пудры.

Говорит:

— Вызывали? Подайте мне небо в стакане.

Говорит:

— Я умею быть сильным, холодным, густым, вдохновенным,

протяните мне небо, я вам покажу, что я профи.

Мы ему протянули,

а он как ударит своим молотком здоровенным

по стеклянному небу, и посыпался молотый кофе.

Он подушку для пудры достал и давай покрывать

этой смесью проблемную кожу Подольска,

а мы рассмеялись, говорим, Рождества

с таким вот Зимой не дождешься.

 

С другой стороны, я считаю, что чудо случилось,

с утра в новостях показали следы катастрофы.

Такой вот Зима.

И чему его в школе учили?

На улице нашей не тают сугробы из кофе.

 

 

 

Речь о большом человеке

 

Он весь заштрихован магическим мелом,

в его волосах расцветает омела,

стоит, как подсолнух, качаясь в ночи,

шуршит палантином из белой парчи,

и мне говорит:

— Вот теперь я готов

статью написать об упадке лесов —

деревья мертвы, как подземные реки,

им выпить бы речь о большом человеке,

который обучит детей ремеслу

цвести по весне, прижимаясь к стволу,

смеяться и плакать,

плоды собирая,

листвой дирижируя,

ветром играя.

 

 

 

* * *

Заколочен досками колодец,

возле грядок брошены лопаты,

незнакомый и нетрезвый хлопец

курит возле дедушкиной хаты.

 

Выплывет хозяйка, озираясь —

что хотят незваные шпионы?

Выплеснет помои из сарая

в бабушкины флоксы и пионы.

 

Детство отшумело и пропало,

убежало странствовать по стерням,

затерялось в гуще сеновалов,

растворилось в воздухе вечернем.

 

Лишь стоит за сломанной калиткой,

возле обветшалого крыльца,

нерушимый, крепкий, монолитный,

запах бузины и чабреца.

 

 

Невеста

 

По мягким полозьям вельвета

плывёт, озаряя углы,

невеста, продетая светом

в любовное ушко иглы.

 

Отец поцелует сердечно

в дизайнерский локон виска

и в море отпустит навечно.

 

Посмотрит с улыбкою, как,

минуя нарядные лица,

плывёт к ней её водолаз,

с цветком в белоснежной петлице,

с блестящими кошками глаз.

 

 

Пожалуйста, вам

 

Однажды придёт занимательный день —

старуха падёт на плетень,

взойдет из оврага навстречу ветрам,

и скажет: “Пожалуйста, вам”.

 

Спрошу её: “Где ты так долго была,

зачем ты в овраге спала,

зачем распрямилась на стыке угла,

зачем над дорогой взошла?”

 

Она мне расскажет: “Неделю назад

мне снился сияющий сад,

как будто на ветках цветёт всё подряд,

как будто рябины горят.

И я пробудилась от долгого сна,

восстала с пустынного дна,

смотрю, надо мной обострилась сосна,

смотрю, наступила весна”.

 

“Ступай, же, старуха, — отвечу я ей, —

туда, где сады горячей,

туда, где рябины горят у корней,

туда, где трава зеленей”.

 

Она не ответит на эти слова —

из глаз засочится смола,

пойдёт, молчалива и тяжела,

как тень моего естества.

 

 

 

* * *

 

Здесь ничего не происходит, застыли стрелки циферблата,

в окне застыли занавески, застыли лацканы халата,

застыла женщина в халате, забыла выпить витамины,

застыл щенок эрдельтерьера под имитацией камина;

 

здесь ничего не происходит, товар на полках залежался,

охранник возле первой кассы прозрачен, словно не рождался,

момент сезонной распродажи для потребительской корзины

мгновенно съежился в пространстве недорогого магазина;

 

здесь ничего не происходит, река и та исчезнет скоро,

лежит, как лента неживая, у горла стягивая город,

и только ветер налетает, качая крыльями каноэ,

здесь ничего не происходит,

а если что-то происходит,

то не со мною,

не со мною.

 

 

 

* * *

 

В пещере своей разжигая костры,

хозяйка крутой жигулевской горы

ругается и сквернословит —

обед повсеместный готовит.

Она понимает природу вещей,

колдует над варевом из овощей,

лавровую ветку бросает,

и пену шумовкой снимает.

 

Ей трудно. Из глаз выделяется пот,

в руке ее белый половник цветет,

хребет ее тяжесть пронзает.

Ей больно. Она это знает.

 

И если сегодня никто не придет,

и завтра никто никуда не придет,

никто никуда никогда не придет.

 

Ей страшно. Она это знает,

прокисший бульон выливает.

 

 

 

* * *

 

Когда сквозь пальцы улица текла,

прохожие маячили кругами,

я чувствовала небо под ногами,

была материальнее стекла.

 

Мне так хотелось этот городок,

воссозданный из плит и ламината,

прижать к себе у стен военкомата,

обвить шарфом, как будто он продрог.

 

Но сквозь меня текли его дома,

прокрадывалась тень универмага,

хромала иномарка-колымага,

протискивалась серая тюрьма.

 

А я стояла, расстегнув пальто,

смотрела вслед идущему потоку,

витринами оцепленная сбоку,

и постепенно понимала, что

 

мой городок, засеянный людьми,

готов взорваться новым урожаем.

Мне кажется, что он неподражаем

вот здесь, за незнакомыми дверьми.

 

 

 

* * *

 

Ведь у Подольска тоже есть лицо:

глаза, прическа, губы — магазины;

на пальце есть венчальное кольцо,

я по нему кружилась на трамвае.

Живу я на четвертом этаже,

под мышкой непрестижного района,

мне кажется, на книжном стеллаже

лежу, как пластырь, ранку покрывая.

А подо мною нижние слои —

ступеньки, окна, лестничные клетки,

соседи разноцветные мои,

Земля опустошенная большая.

 

 

 

как мамы

 

мы окна мыли мыли в октябре

вокруг смотрели

стекла мыли мыли

мы видели себя на пустыре

в холодном ветре

в облаке из пыли

 

мы там стояли на сухой траве

смотрели на себя в окне немытом

и думали что это в синеве

стоят другие

сгорбленные бытом

 

лежал в тумане кабельный завод

за кочегаркой облако качалось

а рядом начинался кислород

и больше ничего не начиналось

 

а мы стояли на сухой траве

дышали пылью и в окно смотрели

на то как эти сгорбленные две

маячили в проеме еле-еле

 

и мыли окна током чистых вод

размахивая тряпкой по спирали

 

лежал в тумане кабельный завод

а мы как мамы раму протирали

 

 

 

Про Филипповну

 

У Филипповны сумка с дырой,

прохудившийся шарф и калоши,

кардигана немодный покрой,

аметисты на старенькой броши.

 

То на кладбище ходит пешком,

носит мужу конфеты с печеньем,

то лежит, обвязавшись платком,

занимается самолеченьем.

 

Были б дети, пекла б пироги,

молодилась, за внуком смотрела,

а теперь под глазами круги,

да тяжелое, сонное тело.

 

Потому что пришли холода,

одиночество, осень, простуда,

потому что уже никогда,

никого, ничего, ниоткуда.

 

 

 

* * *

 

День убывает, такое бывает,

звезды горят в темноте,

осени только еще не хватает

этой вселенской тщете.

Возле подъезда таджики хохочут,

гравий под ноги кладут,

утром прохожие все же затопчут

их жизнерадостный труд,

вдавят ботинками плоские шутки

в новый, пахучий асфальт.

А над Подольском которые сутки

звезды горят и горят.

 

 

* * *

 

Первый был большим и толстым,

как лучший кусок в кастрюле.

Имел густую шапку седых волос.

Играл Деда Мороза в новогодних утренниках.

От звуков его голоса дрожали

иллюстрации мультфильмов на стенах.

Он часто учил детей и родителей вежливости:

Где ваше здравствуйте?

До свидания забыли сказать?!

Добрый день нужно говорить!

А попрощаться?

 

Второй моложе.

Маленький и юркий, как левретка.

На месте не сидел,

ходил вдоль ограждений,

заглядывал под кусты,

трогал ботинком фундамент.

Стоять на месте

ему было некомфортно —

он дергался и поглядывал за спину,

словно у него чешется хвост.

 

Нынешний — самый молодой.

Никого ничему не учит, не громыхает голосом.

Не встает,

не ходит,

не рассматривает.

Сидит неподвижно

всегда в одной позе —

играет в игры на мобильном телефоне.

Ни разу не видела его глаз.

 

 

 

* * *

 

В плазме окна демонстрирует май

первый флешмоб запоздалой сирени.

Здравствуй, природа, на стол накрывай,

что там сегодня в меню откровений?

 

Ангел проснется, откроет затвор,

выльет на головы чашу азота,

чтоб наугад разливался раствор –

ток стихотворный, небесная рвота.

 

Что в этой влаге: частицы дождя,

взвесь окаянная, слезы Марии,

мироточение из-под гвоздя,

флора божественной дизентерии?

 

То, что природа в ответ промолчит,

станет виньетками уличной тени.

Все, дорогие мои москвичи,

первое слово дороже сирени.

 

 

 

* * *

 

подоконники пахнут дождем

так давай же мы их оботрем

заберемся колени обнимем

 

аня аня сиди у окна

где-то там прозябает луна

за дождем вечереющим синим

 

на ветру зашумела светясь

тополей отсыревшая бязь

ветка дышит в неясные стекла

 

в подворотню вползает седан

аня аня смотри океан

гаражи до сцеплений промокли

и внезапно покажется нам

в темной луже навстречу волнам

этикетка плывет баттерфляем

 

вот и все я скажу вот и все

мир от засухи снова спасен

дождь окончен

антракт негодяи

 

 

 

* * *

 

белый кролик устал поди

опостылела беготня

успокойся и в рот клади

булку с надписью съешь меня

 

мы тут маемся на межи

неизвестность сжирает тлёй

выпей чаю и расскажи

что хорошего под землей

 

как бы ни были мы борзы

все окажемся в западне

белый кролик твои часы

очерняют природу дней

 

я не верую в слово смерть

это шутка прикол игра

но ответь мне ушастый зверь

глубока ли твоя нора

 

 

 

* * *

 

скушав скучного пилота

голубого неба средь

птице птице самолету

нужно как-то долететь

над Чугуевским районом

над дорогой Е-105

задевая лонжероном

солнца шелковую прядь

 

как античный воевода

шлейф пушистый волочит

над хорошенькой погодой

продуцирует лучи

 

здравствуй вакуум эфирный –

задыхаясь говорит –

я эйнштейн твой сувенирный

я гагарина гибрид

 

на высотном километре

зажигательно поет

одуревшая от ветра

птица птица самолет

 

слава горкам аэробным

слава умершей петле

слава летчикам съедобным

слава миру на земле

 

 

 

* * *

 

Диковинна, необъяснима,

ошеломительна порой

случайной жизни пантомима

под непроглядной пеленой.

 

Подбросишь ласточку степную

и, руки распахнув, стоишь –

она вращается, волнуя

веками созданную тишь.

 

Но кто потом поверит слепо

курьезу истины простой,

что камни, брошенные в небо,

вернулись теплой немотой.

 

 

 

* * *

 

В фартуке ситцевом, длинном,

немолодая на вид,

рядом с плитою “Дарина”

женщина с ложкой стоит.

 

Пар возлетает как птица,

в грозной своей красоте,

в белой кастрюле томится

суп из куриных частей.

 

Запах душистого перца

едко щекочет в носу,

варится, варится сердце,

тихо вращается суп.

 

Женщиной быть жутковато —

кухня страшнее войны.

Вздернуто тело прихвата

без доказательств вины.

 

 

 

Купание красной старухи

 

Не придет она к обеду,

у нее смертельный вид.

По закону Архимеда

тело в жидкости лежит.

 

Выцветает обстановка,

постепенно гаснет свет.

Нервы. Сердце. Остановка.

Всё. Приехали. Привет.

 

Погружается, раздета,

обронивши тела клеть.

По закону Архимеда

кто-то должен умереть.

 

Но душа ее неслышно,

уподобясь журавлю,

поднимается над крышей,

чертит в воздухе петлю.

 

 

* * *

 

Когда весенними губами

цветы целует небосвод,

я в ласке этих полигамий

предвижу новый кислород.

 

Предвижу пчел членистоногих,

жужжащий воздух над рекой,

репейник шумный вдоль дороги

и вербу с гибкою тоской.

 

Предвижу Чехова с собакой,

Толстого у резной двери,

чернильный привкус Пастернака,

Бальмонта с бабочкой внутри.

 

 

* * *

 

Она появилась из точки,

из пыли небесных саванн,

плывя в акушерском лоточке

за околоплодный туман.

 

Сжималась, горела, крепчала,

тряслась, обрастала корой,

ее мировое начало

пугало соседей порой.

 

Вдыхала тяжелые газы,

утюжила внутренний слой,

и звезды, как модные стразы,

росли над ее головой.

 

Ее лихорадила магма,

вулканы вводили в мандраж.

Ах, мамочка, мамочка, мама,

нимфетка, вошедшая в раж.

 

Природой ее молодою

однажды увлекся Творец,

покрыл белоснежной водою

и силой повел под венец.

 

Волнуя пространственный сбитень,

великая, как кашалот,

плывет по привычной орбите

Земля, усмирившая плоть.

 

 

Подмалевок

 

Отражаясь в залетном чиже,

появилась весна в макинтоше.

Я таких повидала уже

три десятка, а может, и больше.

Эта молния на рукаве,

эти грозди сирени парчовой,

этот дождь, этот лаковый свет

приукрасят любой подмалевок.

Раздевайся скорее, весна,

брось резиновый плащ на отшибе;

в небе вертится солнце-блесна,

облака его ловят, как рыбы.

Белогривой водой изойдя,

бьют копытом порожние своды.

На приталенном платье дождя —

этикетка хорошей погоды.

 

 

* * *

 

Что нам напоследок осталось?

Свежайшего хлора глоток,

растительной пищи металлы,

удобренный серой цветок.

 

Морей гербицидных безбрежность,

туманность озоновых дыр,

резиновой женщины нежность,

исполненный чадом эфир.

 

Земля, как могла, принимала

божественной стаи помет.

Нас здесь проживало немало,

немало еще поживет.

 

 

 

* * *

 

Она сошла с ума —

сорвалась с небосвода,

пустилась по холмам,

по зимним огородам.

 

Скрывается, дрожит,

она подобна мухе —

то, тихая, лежит,

то ползает на брюхе.

 

В стране переполох,

неразбериха в прессе —

догнать ее не смог

Шойгу на мерседесе.

 

Волнуются послы,

трясутся миротворцы,

взлетают, как орлы,

пилоты-добровольцы.

 

Над сферою Земли

вершат свои полеты,

но пишут “не нашли”

в космических отчетах,

 

ведь сверху не видна

ни Богу, ни ракетам

безумная луна

оранжевого цвета.

 

 

 

Индустриальный блюз

 

бурая туча

замерла над заводом

труба дымит

и газовой пуповиной

тянется к туче-плаценте

машиностроительный плод

сосет свежее небо

и возвращает матери

продукты распада

над крышами сооружений

движется музыка

в составе симфонического оркестра

грейфер подъемного крана

стальные канаты

контейнер камаза

гудок на проходной

 

 

 

* * *

 

Я люблю погоды тихой омертвевшую листву.

ЖКХ вправляет трубы в горло вырытому рву,

тихо, тихо по дороге прожужжал мотоциклист,

над канавой водосточной воздух замер, золотист.

Обнаженные рябины непростительно худы,

учат песенку про осень школы, детские сады,

возле мусорного бака клювом стукает щегол,

а на небе цвета хаки солнца нет ни одного.

Где вы, солнца удалые, кто природе навредил,

закатились, потерялись или слопал крокодил?

Укрываясь листопадом, ветер клонится к траве.

Все померкло, будто стерлось,

мыслям мягко в голове.

 

 

 

Она работает по графику

 

Мужья навьючены коробками, у женщин руки в маникюре,

в тележках звякает шампанское, и запах выпечки несется —

сегодня в нашем супермаркете предновогодние закупки.

Кассир четвертой категории Марина Юрьевна Веревкина

повелевает терминалом, товар по ленте продвигает —

ее изгибы, повороты доведены до совершенства.

Она работает по графику в предновогодний понедельник.

Марина тоже нарядилась бы, но ей дресс-код не позволяет —

кривая кепка нахлобучена на пергидрольные кудряшки.

Она еще способна нравиться мужчинам сумрачного возраста,

ей сорок пять, она не старая, вот только сильно располнела —

она работает по графику в предновогодний понедельник.

Марина рада, что так выпало. Ей некому салаты резать,

ей не для кого быть красивою, ей нечего искать под елкою,

она сидит, и грудь покатую в жилетку клетчатую кутает.

 

 

 

* * *

 

Запределен четвертый этаж,

беден в окнах подольский пейзаж,

черен город в белесом тумане,

выйдешь в утренний шум налегке —

шевельнется синица в руке,

воробей затрепещет в кармане.

Эти птицы прибились ко мне,

поселились в моей тишине,

я зерном их кормила, жалея.

Я им матерью доброй была,

но зачем мне четыре крыла,

если воздух воды тяжелее.

Не нужны мне ни свет, ни заря,

ни рябина среди пустыря —

я все тяжести безднам вернула.

Ни воды, ни земли, ни огня,

лишь две птицы и их трескотня

на каштане замерзшем, сутулом.

 

 

 

Я пока еще живая

 

Сердцелистный, равнобокий, весь в пушистой седине,

что ты, тополь серебристый, распоясался в окне,

колобродишь, наклоняясь, ветер лапами долбишь —

ты во мне переломаешь всю мечтательную тишь.

У твоих корней расселась стайка легких воробьих,

расскажи мне, расскажи мне что-то страшное о них.

Я услышу, испугаюсь, в одеяло завернусь,

и придет ко мне лягушка — перепончатая грусть;

одарит меня прохладой, изомнет мою кровать,

мы с ней будем обниматься и друг друга целовать.

Я пока еще живая, мой стишок еще не спет —

если ты меня волнуешь, значит, скоро будет свет.

Тополь, ты такой красивый, как перчатка на столбе,

я ль тобой не любовалась, не молилась о тебе?

Всё. Меня не существует. Я распалась изнутри.

Сотвори меня из пуха, белый тополь, сотвори.

 

 

о траве и о детях

 

я над землею

на самом высоком

живу на каком-то

самом последнем

выше лишь балки

чердачных подпорок

пусть — маломерка

пускай без балкона

но все-таки небо

темное темное

ночью такое

что хочется плакать

хочется думать

о чем-то простом

о траве и о детях

что еще делать

когда проживаешь

на самом последнем

 

 

 

* * *

 

Склеили из плоти и духа,

а потом ушли, обманули.

Если пуля свищет над ухом,

уклоняйся, детка, от пули.

Выглянешь на улицу — ветер

гонит на убой самолёты,

направляйся, детка, на север

к леммингам, песцам и койотам.

Угол наклонения оси

изменился. Тронулась суша.

А медведей, детка, не бойся,

человек страшнее и хуже.

Наши шкуры — верх дешевизны,

удаляйся, жми на педали,

этот мир опасен для жизни,

но другого не предлагали.

 

 

 

* * *

 

Выйдешь из дома, и сразу вернётся

чёрной рукой обведённое солнце,

радуга влаги, гром небоскрёба,

птица пугливая, зной из-под рёбер.

Едут машины, ходят соседки,

ёжится кошка в дворовой беседке,

хриплые стоны бродячей собаки —

жесты, отметины, символы, знаки.

Будет, как будет, так или эдак —

будут шнурки разрываться на кедах,

вместе с походкой вдаль уползая,

схлынет следов вереница косая.

Блеск хризантем на колхозном базаре —

выйдешь из дома — планета в пожаре,

только берёзка из белого фетра

держит под мышкой градусник ветра,

только репейник на платье осеннем

тихо мерцает, дождём подогретый,

будет, как будет, но есть ли спасенье

в этом потоке бессильного бреда.

 

 

 

* * *

 

Отползает в сторону куда-то

день тягучий, словно пастила,

в огороде брошена лопата

и другие важные дела.

Завтра будет ветреней и суше,

а сейчас, в закатном серебре

медленно плывут святые груши,

нимбами красуясь при дворе.

Травы за сараями примяты

оттого, что встретили пчелу

дикие, ушастые котята

в мусоре, оставленном в углу.

И теперь не то, что подорожник,

чистотел лежит, как заводной

и идти, поэтому, несложно

к крану за поливочной водой.

Хорошо здесь. Солнце как пружина

стягивает свет за тополя

и встаёт над точкою зажима

мертвенная, лунная петля.

 

 

 

* * *

 

В настроении безмятежном, с чёрной сумкой наперевес,

я недавно ходила в горы и дотопала до небес.

Было ветрено, было зябко, снег посыпался, как труха,

там, за космосом, на вершине повстречала я пастуха.

Его стадо давно сбежало, ну а он, тишиной объят,

всё сидел на огромном камне, заблудившихся ждал ягнят.

Я к нему подошла, и стало в облаках и в глазах темно,

я из чёрной сумки достала хлеб, стаканчики и вино.

Мигом пластиковая посуда засияла в его руках,

мы сидели и долго пили, говорили о пустяках.

Всё допили, ещё хотели, оказалось, финансов нет,

у добравшихся до вершины вместо денег в кармане — свет,

и глаза у них — космонавты, и любовь у них, как у всех,

и носился над валунами, уподобившись эху, смех.

 

 

 

* * *

 

Сегодня утром выпал снег;

последняя листва,

сорвавшись с голых тополей,

на землю улеглась

и там лежит, врастая в лёд,

темнея и дрожа,

на колком, утреннем ветру;

хочу, чтоб ты любил

меня, пока дрожит листва,

и первый снег идёт,

пока темнеют на снегу

следы кошачьих лап,

и птица краешком крыла

касается ветвей;

хочу, чтобы ты меня любил,

все прочее давно

уже случилось —

выпал снег,

осыпалась листва.

 

 

 

 

Моё

 

моё пространство совсем маленькое

оно недавно родилось

я учу его разговаривать

 

я говорю: тетрадь

оно повторяет: лес

 

я говорю: мука

оно повторяет: колосья

 

я говорю: космос

оно повторяет: дом

 

скоро моё пространство окрепнет

станет большим

и мы заговорим на одном языке

 

 

 

 

Сочувствие

 

Когда я искала сочувствие там, где его не бывает,

я забрела в заброшенный сад.

Там на яблонях созревали глиняные колокольчики.

Они качались на ветках, всхлипывали на ветру,

роняли тихие звуки на дно ручья,

бегущего между деревьев.

Так, вот, как бывает,

значит, мир ещё жив,

значит, не всё безнадёжно,

значит, не стоит

жалеть о том, что течёт.

 

 

 

Мертвая кошка

 

Я шла по тротуару и увидела на обочине мертвую кошку.

К ней приближалась женщина с лопаткой и веником.

Она сгребла труп в пакет и сказала:

— Это моя кошка, я буду ее хоронить.

 

Но я шла в магазин верхней одежды,

поэтому вскоре забыла про кошку.

 

В зале играла легкая музыка.

И стоял мертвый человек в пальто и шарфе.

Я сказала продавцу-консультанту:

— Дайте мне веник и лопатку.

Это моя кошка, я буду ее хоронить.

Он ответил:

— Это не кошка, а пластмассовый человек,

выйди из нашего магазина.

 

Потом он смотрел мне в след, показывал пальцем

и что-то говорил другому продавцу-консультанту.

 

Я вернулась домой.

Зашла в лифт и увидела лужу крови.

Я с трудом доехала до десятого этажа.

Мне было плохо.

Я вышла.

А навстречу мне соседка с тряпкой и ведром.

Я сказала ей:

— Там кровь. Там умерла кошка.

Я буду ее хоронить.

 

Она мне ответила:

— Это не кровь. Я только что пролила томатный сок.

Иду мыть лифт.

 

Потом она смотрел мне в след, показывала пальцем

и что-то говорила другой соседке.

 

Я вошла в свою квартиру.

Посмотрела в зеркало и увидела мертвую кошку.

Это моя кошка.

Я буду ее хоронить.

 

 

* * *

 

над перекрестком глаз открылся

и пешеходы растерялись

идут плечами пожимают

соображают: что же делать?

походку делают ровнее

 

а глаз все смотрит из-под тучи

соображает: что же делать?

подмигивает светофору

на зебру смотрит удивленно

 

 

 

другое копье

 

в землю вонзилось копье

пустило корни

отрастило ветви

покрылось листвой

окружило себя щебетаньем

 

рядом вонзилось другое копье

пустило корни

отрастило ветви

покрылось листвой

окружило себя щебетаньем

 

вскоре пришла женщина

 

натянула веревку

от одного ствола к другому

достала прищепки

и стала сушить на ветру

белую скатерть

пару перчаток

детский чепчик из ситца

 

 

 

Утренний спиритизм

 

Иду, а он стоит на том же месте,

не сводит с меня глаз.

Говорю ему:

— Здрасьте.

Он отвечает:

— А у нас в квартире газ.

Говорю ему:

— Мне нужно идти, у меня разболелся живот.

Он отвечает:

— А у нас водопровод. Вот.

Говорю ему:

— Я очень спешу, у меня кошка дома одна.

Он отвечает:

— А из нашего окошка площадь какая-то... эх, забыл... видна.

Говорю ему:

— Сергей Владимирович, оставьте, наконец, в покое меня!

Он отвечает:

— Нельзя быть такой занудой! —

и на ветру колышется, как простыня.

 

 

Мы будем ходить по воде

 

Чтоб чаянье было убито,

разрежем мечом ананас;

вино благородный напиток -

попьем его тысячу раз,

 

уляжемся вместе со всеми,

траве и асфальту назло,

смотреть, как веселое время,

течет сквозь бетон и стекло;

 

да нет же, не ляжем, не ляжем,

мы будем ходить по воде,

по той, что мерцает за пляжем -

над берегом, дальше, везде.

 

2013-07-08

 

 

чемодан

 

чему-нибудь и как-нибудь

мы все учились понемногу

но чемодан берет свое

и отправляется в дорогу

 

корзины сумки сундуки

во чревах вещи носят тоже

но всех милее чемодан

из чистой кожи чистой кожи

 

плывет носильщиком несом

навстречу северной авроре

служитель культа поездов

плакун карениных историй

 

кому не додано огня

для металлической закалки

тому поможет чемодан

явит из брюха зажигалку

 

легко и просто быть пустым

лежать на полке бить чечетку

но чемодан берет свое

перчатки зонт зубную щетку

 

2013-07-08

 

 

Ни воды, ни земли, ни огня

 

Запределен четвертый этаж,

беден в окнах подольский пейзаж

черен город в белесом тумане,

 

выйдешь в утренний шум налегке -

шевельнется синица в руке,

воробей затрепещет в кармане.

 

Эти птицы прибились ко мне,

поселились в моей тишине,

я зерном их кормила, жалея.

 

Я им матерью доброй была,

но зачем мне четыре крыла,

если воздух воды тяжелее.

 

Не нужны мне ни свет, ни заря,

ни рябина среди пустыря -

я все тяжести безднам вернула.

 

Ни воды, ни земли, ни огня,

лишь две птицы и их трескотня

на каштане замерзшем, сутулом.

 

2013-02-08

 

 

Акулина

 

Я плитка шоколада "Акулина",

на полке в супермаркете лежу,

в моем составе столько инулина,

что мой сосед ореховый пожух.

 

В моей начинке пальмового жира

превышен обозначенный процент,

меня специалисту из ОВИРа

вручали за полученный патент.

 

Печенье и слащавую сгущеку,

рулеты и другую лабуду -

всех покупают - Милку и Аленку,

а я лежу, просроченности жду.

 

Кляну несовершенство заводское

за цепь гастрономических невзгод.

За что мне невнимание такое,

ведь я не хуже плитки Альпен Голд.

 

Мне горше, чем таблетке аспирина,

которую обмакивают в йод,

как будто бы какая-то Марина

меня во время месячных жует.

 

2012-11-22

 

 

Чуден дух застывшего озона

 

Чуден дух застывшего озона –

лучший бонус в сетку ноябрю.

У меня под окнами промзона

барабанит в спину пустырю.

 

Небо, возбужденное, как фаллос

поднимает солнце из глубин.

Ветра нет. Из всех ветров осталась

лишь ветрянка сохнущих рябин.

 

На ветвях кленовые мембраны

изливают мертвенность, как медь.

Из столиц музейных, ресторанных

приезжайте музыку смотреть.

 

2012-11-08

 

 

индустриальный блюз

 

бурая туча

нависает над заводом

 

труба дымит

и газовой пуповиной

тянется к туче-плаценте

 

подольский машиностроительный плод

сосет из нее

свежее небо

и возвращает матери

продукты распада

 

над крышами

технических сооружений

льется тихая музыка

 

но исполняет ее

не оркестр духовых инструментов

а грейфер подъемного крана

стальные канаты

контейнер камаза

гудок на проходной

 

2012-11-08

 

 

Бабушке не спится

 

Ветка цвета хаки

стукает в стекло,

черные собаки

брешут за селом.

 

Шахта, словно птица,

ухает в степи,

бабушке не спится -

койкою скрипит.

 

Куст стоит терновый.

Прячутся в кусты

кладбища ночного

профили-кресты.

 

От соседней хаты

свет идет косой,

бабушка, куда ты,

страшно мне одной.

 

Старая,не слышит,

хоть в подушку вой,

подлетает выше

в ступе зерновой.

 

Я бегу во мраке,

а за мной – коты,

черные собаки,

ржавые кресты.

 

2012-11-08

 

 

Мастер Чеков

 

Мастер Чеков мне выписал чек,

и теперь я другой человек,

у меня всякой ложки по паре,

моя кухня – летящий ковчег.

 

В ванной сохнет льняное белье,

дождь за окнами музыку льет,

над плитою – парабола пара

совершает прозрачный полет,

 

на столе хризантемы стоят.

В моем чеке загадочных дат

узелок безналичного света,

и Сатурны расходов горят.

 

И пускай я несу ахинею,

я плачу за поставки елея,

тварь дрожащая, право имею.

 

2012-10-26

 

 

Автострада

 

Коснись, прохладный ветерок,

полуночного жженья,

о, этот сладостный урок

самоуничиженья.

 

Сдавала старые хвосты,

цитировала Лорку,

чтобы учитель пустоты

поставил мне пятерку.

 

Съедает голову туман,

зудит подкожный зуммер,

но все проблемы от ума

решаются безумьем.

 

Вооружившись до зубов,

себя я доконаю,

за жизнь, за слезы, за любовь,

за все, чего не знаю.

 

Неси, покорное такси,

витийствуй, автострада,

не верь, не бойся, не проси,

не одевайся в Prada.

 

2012-10-17

 

 

* * *

 

Бересклет открывает глаза,

чтобы увидеть ее,

молодую рябину

в чешуйках воды черноплодной.

На игольчатом небе

растут, как кристаллы тельцы,

и темный пастух им играет

на флейте.

 

За окнами ветер.

Щетинистый город-кристалл

лучами районов

ночные поля освещает.

Он тоже телец,

пасут его тысячи трав,

и флейта-рябина

поет им скрипучую песню.

 

Я рядом с полями,

лежу за кирпичной стеной.

Болезненный сгусток,

плазмоид, мне некуда деться.

Мой темный пастух

непонятную песню поет.

Поет и поет.

 

Не буди,

если поздно вернешься.

 

2012-10-16

 

 

Тете Брунгильде, с нежностью

 

О закрой свои бледные ноги.

В. Брюсов.

 

Ветром случайным листвы намело

в кубрики лестничных клеток.

Минус четыре. Прощаясь с теплом,

шарфы ползут на соседок,

 

и обвивают колодези шей

шерстью овечек безвинных.

Тетя Брунгильда, перчатку зашей,

капор достань с горловиной.

 

Чувственный луч направляет луна

в звездную синь купороса,

черный Малевич в квадрате окна

машет сиренью мороза.

 

Будем всю зиму глинтвейны цедить,

слушать органные фуги,

тетя Брунгильда, тихонько войди,

сбрось свои бледные угги.

 

2012-10-16

 

 

Полиуретановая Зина

 

Есть у куклы Зины свои печали,

у ее хозяйки характер мерзкий -

то придушит, голую, в одеяле,

то за косу дергает изуверски.

 

То играет в клинику, пузо режет,

достает из полости батарейку,

то откроет краны, под душем нежит,

то посадит в клетку, как канарейку.

 

А вчера швырнула ее котятам -

пусть играют в хищников, чешут зубки.

И лежала Зина, зверьем распята,

подставляла пальцы кошачьей группке.

 

На полу тепло. На полу прохладно.

Проступает лик в BJD-гримасе.

Что творят, не ведают, ну и ладно,

у нее сто жизней еще в запасе.

 

2012-10-12

 

 

* * *

 

Я люблю погоды тихой омертвевшую листву.

ЖКХ вправляет трубы в горло вырытому рву,

тихо, тихо по дороге прожужжал мотоциклист,

над канавой водосточной воздух замер, золотист.

 

Обнаженные рябины непростительно худы,

учат песенку про осень школы, детские сады,

возле мусорного бака клювом стукает щегол,

а на небе цвета мыши солнца нет ни одного.

 

Где вы, солнца удалые, кто природе навредил,

закатились, потерялись или слопал крокодил?

Укрываясь листопадом, ветер клонится к траве.

Все померкло, будто стерлось,

мягко мыслям в голове.

 

2012-10-11

 

 

* * *

 

На заводе вод прорвало турбину,

оборот дождя громыхнул немалый,

ночью ветер шляпой хлестал рябину -

закровил асфальт от горошин алых.

 

И текут ручьи, далеко, незвано,

на земле туманов темно и скользко,

и ладонь цемента, как будто ванна,

принимает в лоно потоп Подольска.

 

Но воде все пофиг, она прилюдно,

запускает ток в колесо балласта,

и плывет по руслу асфальта судно,

то ли форд седан, то ли опель астра.

 

Можно стать рыбачкой, застыть в фарфоре,

можно любоваться своей тоскою,

только я, увы, не старик и море,

а простая женщина над рекою.

 

2012-10-08

 

 

История собак

 

На горизонты наступая

восходит полный дирижер,

он эбонитовою палкой

стучит по драповым домам.

И поднимаются стрекозы

на подвесные небеса.

Они горят. Они медузы.

Они обратный звездопад.

Под черной шерстью теплой ночи

многоэтажный чан стоит,

но нет среди его соседей,

того, кто нужен для бесед.

Кто слышит музыку простую

в дуделке старого сверчка,

кому я рассказать могла бы

свою историю собак.

 

Телега катится впотьмах,

в ней облако сидит,

На длинных челках тополей

пришпилены скворцы.

Телега катится впотьмах,

по челкам тополей,

скворцы кричат из-под колес

историю собак.

 

Под черной шерстью теплой ночи,

сокрыт трехглавый пекинес,

он царство мертвых охраняет,

от самого себя.

 

От эбонитовых колес примяты небеса,

медузы встроены в луну

и светят за окном

там, на поверхности воды,

колышется звезда.

Моя история собак закончена теперь.

 

2012-08-11

 

 

Сиеста

 

И как в жару мотаться ей не лень;

летит девчонка - кепка набекрень,

виляет тощим задом, паразитка.

Под каблуками город, как кремень -

у Тулы тротуарная болезнь,

ее съедает язвенная плитка.

 

На перекрестках радуги дрожат;

сегодня на фонтаны урожай,

они светлы и пахнут парусами.

Сиеста наступает, но давай

послушаем, как старенький трамвай

щекочет электричество усами.

 

Кому журчит вода на киселе,

кому витрины делают sale,

кому меняют бирки на товаре.

Здесь только мы – две бабочки в смоле,

две косточки в оранжевом желе,

две дольки в мандариновом угаре.

 

2012-07-31

 

 

Чудище

 

Там, где на склонах цветет резеда,

где под травой луговая руда

никнет в корнях зверобоя,

там, на вершине рябого бугра

крутится-вертится обод копра,

кашляет горло забоя.

 

Я там жила, я могла как раба

на калькуляторе фуги лабать

днями, на радость главбуху.

А по ночам на балконе своем

я упивалась протяжным вытьем

сладкоголосого Ктулху.

 

Что это было, поди, разбери,

я не ложилась да самой зари,

слух обостряла до боли.

Если идти по полночной траве,

если во тьму обращен человек,

значит не кончится поле.

 

Там, где на склонах не счесть спорыша,

в темных утробах заброшенных шахт

чудище это ночует.

Я и сейчас его чую.

 

2012-07-24

 

 

* * *

 

Там, где Любич впадает в Десну,

водомеркой истоптано небо,

белый аист берет тишину

и несет своим детям на пробу.

В низкой заводи ивы дрожат,

распустили печальные гривы -

покрывают собой лягушат,

чтобы аист прошествовал мимо.

У запруды речная возня

оттолкнула пугливую рыбу -

стайка, стайка, не бойся меня,

я любуюсь песчаным обрывом.

Неподвижно, на влажной траве,

умирая от солнечной ласки,

я стою, как другой человек,

неожиданный, витрувианский.

 

2012-07-13

 

 

Табельщица Анна

 

Кисейный воздух пахнет дымом,

неолитичен сельский двор -

механик паники Кудимов

ведет о ведьмах разговор.

О том, как сделалась туманом

гнедая тройка лошадей,

о том, как табельщица Анна

иголки прятала в людей.

Как небо Боровска гремело,

когда чертовка шла вразнос,

о том, как Аннушка умела

из хлеба делать купорос.

И, поднимаясь над буграми,

над тихой зеленью травы,

мы, оказавшись комарами,

достали жала для любви.

И загудели над Россией,

как взвод летательных турбин.

О, мама мия, мама мия,

о, нереальная, их бин!

 

2012-06-18

 

 

Купание красной старухи

 

Не придет она к обеду,

у нее смертельный вид.

По закону Архимеда

тело в жидкости лежит.

 

Выцветает обстановка,

постепенно гаснет свет.

Нервы. Сердце. Остановка.

Все. Приехали. Привет.

 

Погружается, раздета,

обронивши тела клеть.

По закону Архимеда

кто-то должен умереть.

 

Но душа ее неслышно,

уподобясь журавлю,

поднимается над крышей,

чертит в воздухе петлю.

 

2012-05-31

 

 

прикол

 

белый кролик устал поди

опостылела беготня

успокойся и в рот клади

булку с надписью съешь меня

 

мы тут маемся на межи

неизвестность сжирает тлей

выпей чаю и расскажи

что хорошего под землей

 

как бы ни были мы борзы

все окажемся в западне

белый кролик твои часы

очерняют природу дней

 

я не верую в слово смерть

это шутка прикол игра

но ответь мне ушастый зверь

глубока ли твоя нора

 

2012-05-31

 

 

Подмалевок

 

Отражаясь в залетном чиже

появилась весна в макинтоше.

Я таких повидала уже

три десятка, а может и больше.

Эта молния на рукаве,

эти грозди сирени парчовой,

этот дождь, этот лаковый свет

приукрасят любой подмалевок.

Раздевайся скорее, весна,

брось резиновый плащ на отшибе;

в небе вертится солнце-блесна,

облака его ловят, как рыбы.

Белогривой водой изойдя

бьют копытом порожние своды.

На приталенном платье дождя -

этикетка хорошей погоды.

 

2012-05-16

 

 

* * *

 

Она появилась из точки,

из пыли небесных саванн,

плывя в акушерском лоточке

за околоплодный туман.

 

Сжималась, горела, крепчала,

тряслась, обрастала корой,

ее мировое начало

пугало соседей порой.

 

Вдыхала тяжелые газы,

утюжила внутренний слой,

и звезды, как модные стразы

росли над ее головой.

 

Ее лихорадила магма,

вулканы вводили в мандраж,

Ах мамочка, мамочка, мама,

нимфетка, вошедшая в раж.

 

Природой ее молодою

однажды увлекся Творец,

покрыл белоснежной водою

и силой повел под венец.

 

Волнуя пространственный сбитень,

великая, как кашалот,

плывет по привычной орбите

Земля, усмирившая плоть.

 

2012-05-15

 

 

* * *

 

Мертвецам не страшна непогода

между плит они ходят толпой,

озираются, ищут чего-то

на траве прошлогодней, скупой.

 

Колокольчики церкви далекой

сотрясают небес купола -

наблюдает вселенское око,

как по кладбищу бродят тела.

 

И один благородный и тонкий,

(мудаков среди них не найти)

неживой от усов до печенки,

бледнолицый, прозрачный почти,

 

молчаливый, холодный, унылый

на могиле является вдруг,

чтоб букет увядающих лилий

исцелить наложением рук.

 

2012-04-22

 

 

Сошла с ума

 

Она сошла с ума –

сорвалась с небосвода,

пустилась по холмам,

по зимним огородам.

 

Скрывается, дрожит,

она подобна мухе -

то, тихая, лежит,

то ползает на брюхе.

 

В стране переполох,

неразбериха в прессе -

догнать ее не смог

Шойгу на «мерседесе».

 

Волнуются послы,

трясутся миротворцы,

взлетают, как орлы,

пилоты-добровольцы.

 

Над сферою Земли

вершат свои полеты,

но пишут «не нашли»

в космических отчетах,

 

ведь сверху не видна

ни Богу, ни ракетам

безумная луна

оранжевого цвета.

 

2012-04-07

 

 

* * *

 

Диковинна, необъяснима,

ошеломительна порой

случайной жизни пантомима

под непроглядною чадрой.

 

Подбросишь ласточку больную

и, руки распахнув, стоишь -

она вращается, волнуя

веками созданную тишь.

 

Но кто потом поверит слепо

курьезу истины простой,

что камни, брошенные в небо,

вернулись теплой немотой.

 

2012-03-26

 

 

Нормально

 

Сижу себе пылинки тише,

какао утреннее пью,

как вдруг ко мне заходит Миша

с высоким уровнем IQ.

 

И говорит: «Открылась бездна,

в ней звезд полно, и дна в ней нет,

скала над бездною отвесна

колышет тени от планет».

 

Я говорю ему: "Нормально.

Вы хоть влиятельный поэт,

таких вот образов банальных

сегодня полон интернет".

 

И он, обиженный, сквозь стены,

с улыбкой вялой на устах,

ушел, хромая по вселенной,

на кошек нагоняя страх.

 

2012-03-26

 

 

Женщиной быть жутковато

 

В фартуке ситцевом, длинном,

немолодая на вид,

рядом с плитою «Дарина»

женщина с ложкой стоит.

 

Пар возлетает как птица

в грозной своей красоте,

в белой кастрюле томится

суп из куриных частей.

 

Запах душистого перца

едко щекочет в носу,

варится, варится сердце,

тихо вращается суп.

 

Женщиной быть жутковато -

кухня страшнее войны.

Вздернуто тело прихвата

без доказательств вины.

 

2012-02-20

 

 

Евросказка

 

Иван Емеле не товарищ, он печь на камни разложил,

на щуку счастья не надеясь, ночами делал чертежи.

 

И вот ремонтом обновившись, предстала в еврокрасоте,

квартира нанотехнологий, однушка квантовых систем.

 

И в ней Иван, как центр вращенья, как иноходец, как дурак,

кровать с подъемным механизмом готовит для любовных благ.

 

Свершилось чудо: возле люстры блеснула надпись «небеса»,

судьба вошла к нему нагая и попросила «сделай сам».

 

Янтарный мед водопровода из крана хлынул, как вода,

здесь русский дух, здесь Русью пахнет, все остальное – ерунда.

 

2012-02-15

 

 

 

 

* * *

 

Просыпаемся рано, детей одеваем,

на бегу выпиваем свой утренний чай,

из подъезда выходим, в перчатку зевая,

мой хороший ребенок, не озорничай.

 

Вот Сережина мама, вот Катина мама,

вот Макар завершает детей череду,

показалась Кариночка между домами,

не реви, я сегодня пораньше приду.

 

В полвосьмого темно. Освещают дорогу,

фонари, им привычен наш утренний бег,

и ложатся, помалу рождая тревогу,

скоротечные тени на выпавший снег.

 

Мы идем под прицелом бесшумной винтовки,

нас ведет через темень небесный спецназ.

И становится страшно, досадно, неловко,

почему-то становится жалко всех нас.

 

2012-01-28

 

 

 

Гостья из будущего

 

Алиса, ты меня помнишь, мы лежали с тобой вдвоем

в больнице. Ты помнишь? Я - Юля, Грибкова Юля.

Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, прием, прием!

Мы тут все в шоке. Нас кажется, обманули.

Вы обещали, что Мила станет врачом,

а она торгует, держит точку на «Черкизоне»,

Фима бухает, Герасимов стал бичом,

я растолстела, Сулима сидит на зоне.

Что у вас там случилось? Вы проиграли войну?

Спаси, сохрани нас, Господи, твоя воля.

Пираты сбежали, или еще в плену?

Ведь им ничего не сказал истерзанный мальчик Коля.

Алиса ты меня слышишь, ответь мне, прием, прием!

Наш мир завоевали Крысы с Весельчаками.

Но мы еще терпим, мы дышим, живем и ждем,

что скрипнет белая дверь в заброшенном доме

с высокими потолками.

 

2011-12-29

 

 

 

Подайте, кто может

 

Спит, обнимая костыль

старая алкоголичка,

воздух вокзальный остыл,

в пригород мчат электрички.

 

Бабушка дремлет, как йог,

лежа на грязных ступеньках,

рядом газетный ларек,

светится глянцем Ваенга.

 

Бабка в проходе лежит,

рядом — консервная банка,

тряпкой вершит виражи

тощая азербайджанка.

 

Что ей поток укоризн,

что ей вокзальное ложе?

Люди, подайте на жизнь.

Звери, подайте, кто может.

 

2011-12-28

 

 

 

День убывает

 

День убывает, такое бывает,

звезды горят в темноте,

осени только еще не хватает

этой вселенской тщете.

Возле подъезда таджики хохочут,

гравий под ноги кладут,

утром прохожие все же затопчут

их жизнерадостный труд,

вдавят ботинками плоские шутки

в новый, пахучий асфальт.

А над Подольском которые сутки

звезды горят и горят.

 

2011-12-26

 

 

 

Сезон отопленья

 

Сезон отопленья не начат,

промозгло в берлоге твоей.

С ветрами над пашнями пляшет

душа деревенских печей.

 

Коттеджей каминное сердце

уже застучало теплом,

а ты все не можешь согреться,

в хрущевском углу нежилом.

 

То чай, обжигаясь, глотаешь,

гоняешь под свитером дрожь,

то кутаешь нос в малахае,

и нехотя в кухню идешь.

 

Включаешь четыре конфорки,

садишься на пару минут

смотреть, как небесные зорьки

на газовом поле цветут.

 

2011-12-26

 

 

 

Пожалуйста, вам

 

Однажды придёт занимательный день -

старуха падёт на плетень,

взойдет из оврага навстречу ветрам,

и скажет: «Пожалуйста, вам».

 

Спрошу её: «Где ты так долго была,

зачем ты в овраге спала,

зачем распрямилась на стыке угла,

зачем над дорогой взошла?»

 

Она мне ответит: «Неделю назад

мне снился сияющий сад,

как будто на ветках цветёт всё подряд

как будто рябины горят,

И я пробудилась от долгого сна,

восстала с пустынного дна,

смотрю, надо мной заострилась сосна,

смотрю, наступила весна»

 

«Ступай, же, старуха, - отвечу я ей, -

туда где сады горячей,

туда, где рябины горят у корней,

туда где трава зеленей».

 

Она не ответит на эти слова -

из глаз засочится смола.

Пойдёт, молчалива и тяжела,

как тень моего естества.

 

2011-12-21

 

 

 

Пепельница

 

Спит придорожный камень и видит сон:

небо созрело, тучи со всех сторон

пенятся, пузырятся и все черней

ветер шампанский в чаше пролитых дней.

В колотом небе льдинки острее сна -

гром накаляет комнату докрасна,

тихую спальню со столиком посреди,

комната стонет, в окнах ее дожди.

Столик подрагивает, пепельница звенит,

к самому краю воздух ее теснит,

никто не подхватит, руки не протянет ей –

пепельница на грани, камень, проснись скорей.

 

2011-12-21

 

 

 

Охранник Геннадий Сушко

 

С редеющей грядкой последних седин,

с обтянутым формой брюшком,

томится у кассы № 1

охранник Геннадий Сушко.

 

Он утром увидел ее у стола -

она покупала морковь,

но мимо него, изогнувшись, плыла

ее равнодушная бровь.

 

В "Пятерочке" цены сегодня смешны

на яблоки и молоко.

Он сделал бы скидку, ушёл от жены,

но образ ее далеко,

 

как будто она - молодой лимузин,

а он догоняет пешком.

Томится у кассы № 1

охранник Геннадий Сушко.

 

2011-12-17

 

 

 

* * *

 

Мне в детстве было многое дано:

тетрадь, фломастер, твёрдая подушка,

большая спальня, низкое окно,

донецкий воздух, угольная стружка.

 

Когда на подоконнике сидишь,

то терриконы сказочней и ближе,

мне нравилась базальтовая тишь

и мёртвый флюгер на соседней крыше.

 

А за полночь, сквозь шорох ковыля,

сквозь марево компрессорного воя,

подслушивать, как вертится Земля,

вращая шестеренками забоя.

 

2011-12-13

 

 

 

Шестирукий человек

 

Вот шестирукий человек

идёт к сараю. Видит грабли.

Глаза на доброй голове

не удивляются ни капли.

 

Он грабли за руку берёт,

в сады весенние ведёт.

 

Его походка силача

любого устрашить могла бы.

Капель он держит на плечах,

вода – игрушка не для слабых.

 

Он грабли за руку берёт,

листву засохшую гребёт.

 

Парят над ветками садов

его натёртые ручищи.

Уходят тучи холодов.

Природа делается чище.

 

2011-12-13

 

 

 

На платформе

 

Глухой стоит на платформе, с ним рядом стоит слепой.

Глухой говорит:

-Что происходит, куда они едут толпой?

Электрички забиты, по швам трещат поезда,

в экспресс не достать билета. Куда они все, куда?

Один, вон, забрался на крышу товарняка…

К чему эта спешка? Что-то случилось наверняка.

Слепой отвечает:

-Был вчера у врача,

он говорит, мне не нравится ваша моча,

тоже мне, ценитель прекрасного с запахом сигарет,

нет в этом мире гармонии, гармонии в мире нет,

ладно, пошел я, ну тебя, трепача,

никто никуда не едет, колеса-то не стучат.

 

2011-11-28

 

 

 

где же ты теперь

 

у женщины одной меланхоличной

пришельцы отобрали собачонку

подпалого йоркширского терьера

с янтарно-желтым бантиком во лбу

и улетели на свою планету

показывать терьера эрудитам

ученым журналистам книголюбам

и бантом любоваться в микроскоп

 

а женщина с тех пор преобразилась

часами смотрит на ночное небо

и повторяет

космос космос космос

и повторяет

звезды звезды звезды

и вопрошает

где же ты теперь?

 

а муж ее совсем не понимает

он думает что дело не в собаке

он думает что стала поэтессой

его меланхоличная жена

 

2011-11-28

 

 

 

Ты бухгалтер?

 

Я видела коня, его загривок

из виноградных гроздей сотворен,

его подшерсток - плачущая ива,

в его хвосте волокон миллион.

Он плыл в тумане, медленно качаясь,

вокруг себя вращая вещество,

его копыта цвета молочая

подсвечивали темного его.

Коня как будто выложили в смальте,

и бросили качаться одного;

я у него спросила:

«Ты бухгалтер?»,

но он мне не ответил ничего.

Я у него спросила:

«Финансистом

тебя хотя бы можно называть?»

Он повернулся боком серебристым,

волнуя мириады вещества,

и полетел над новою брусчаткой,

над кленами, над горной черемшой,

невыносимый, вытесненный, шаткий,

немой, манящий, призрачный, большой.

 

2011-11-23

 

 

 

Мужчина по имени Зима

 

Его имя Зима. Он приехал к нам утром

с чемоданом носков, молотком деревянным,

и нежнейшей подушкой для пудры.

 Говорит:

– Вызывали? Подайте мне небо в стакане.

Говорит:

– Я умею быть сильным, холодным, густым, вдохновенным,

протяните мне небо, я вам покажу, что я профи.

Мы ему протянули,

а он как ударит своим молотком здоровенным

по стеклянному небу, и посыпался молотый кофе.

Он подушку для пудры достал, и давай покрывать

этой смесью проблемную кожу Подольска,

а мы рассмеялись, говорим, Рождества

с таким вот Зимой не дождешься.

 

С другой стороны, я считаю, что чудо случилось,

с утра в новостях показали следы катастрофы.

Такой вот Зима.

И чему его в школе учили?

На улице нашей не тают сугробы из кофе.

 

2011-11-23

 

 

 

Ходят портреты

 

Ходят портреты из города в город,

виснут на стенах, роятся в музеях,

как приведенья, шагнув сквозь заборы,

входят в дома, на хозяев глазея.

 

И застывают, прилипнув к обоям,

смотрят внимательно на приходящих.

Смотрят и смотрят. Сверяют с собою,

ищут тех самых, живых, настоящих,

 

тех, кто позировал в платье парадном,

нежась в лучах феерической славы,

чтобы прижаться к ним телом квадратным,

чтобы спросить их: ну как вы, ну как вы?

 

2011-11-23

 

 

 

Мой холодильник Дима

 

Это невыносимо,

неопытен, годовал,

мой холодильник Дима

Катей меня назвал.

 

В окнах творится осень,

темные облака,

видимо, губы просят

капельку кипятка.

 

Может быть, в магазине,

где он приобретен

пластик или резина

были со всех сторон.

 

 Да и сейчас не лучше -

вспорот живот тунца,

в камере сбились в кучу

бройлерные сердца.

 

Дима, держись, я тоже

маюсь своей зимой,

как мы с тобой похожи,

господи, боже мой.

 

2011-11-08

 

 

 

* * *

 

Когда сквозь пальцы улица текла,

прохожие маячили кругами,

я чувствовала небо под ногами

была материальнее стекла.

 

Мне так хотелось этот городок,

воссозданный из плит и ламината,

прижать к себе у стен военкомата,

обвить шарфом, как будто он продрог.

 

Но сквозь меня текли его дома,

прокрадывалась тень универмага,

хромала иномарка-колымага,

протискивалась серая тюрьма.

 

А я стояла, расстегнув пальто,

смотрела вслед идущему потоку,

мне вспоминалось: эта жизнь жестока.

И я застыла, понимая, что

 

мой городок, засеянный людьми,

готов взорваться новым урожаем.

Мне кажется, что он неподражаем

вот здесь, за незнакомыми дверьми.

 

2011-11-08

 

 

 

Холодный день

 

Холодный день, окраина Подольска,

в окне стоит природа, как живая,

морозно, но еще не скользко,

я этот день хорошим называю.

 

Я этот день предвидела когда-то,

я говорила: ветки опустеют,

мне кажется, я называла дату,

мне кажется, что я гордилась ею,

 

вот этой датой, названною кожей,

предчувствованной снами и кровями,

что я однажды закричу: о боже,

все небо заштриховано ветвями!

 

И стану звать с какой-то дикой жаждой

под слоем неба спрятанное солнце.

Мне жаль, что день закончится однажды,

мне жаль, что ночь когда-нибудь начнется.

 

2011-10-25

 

 

 

Здесь ничего не происходит

 

Здесь ничего не происходит, застыли стрелки циферблата,

в окне застыли занавески, застыли лацканы халата,

застыла женщина в халате, принять забыла витамины,

застыл щенок эрдельтерьера под имитацией камина;

 

здесь ничего не происходит, товар на полках залежался,

охранник возле первой кассы прозрачен, словно не рождался,

момент сезонной распродажи для потребительской корзины

мгновенно съежился в пространстве недорогого магазина;

 

здесь ничего не происходит, река и та исчезнет скоро,

лежит, как лента неживая, у горла стягивая город,

и только ветер налетает, качая крыльями каноэ,

здесь ничего не происходит,

а если что-то происходит,

то не со мною,

не со мною.

 

2011-10-17

 

 

 

Перчатки

 

Я перчатки сестрице вязала,

шлифовала свое ремесло,

беспокоилась, нитку терзала,

чтобы пальчикам было тепло.

 

Похвала моему средоточью -

не смотрела ни в дверь, ни в окно,

я ходила на кладбище ночью,

из крапивы плела волокно.

 

Лицевая. Изнанка. Зазоры.

Нелегко со скрещеньем вязать.

Мне такие являлись узоры,

ни сказать, ни пером описать.

 

А когда я закончила дело,

мне сестрица сказала: «фигня»,

усмехнулась, перчатки надела,

а потом задушила меня.

 

2011-10-09

 

 

 

Про Валеру

 

Валера живет возле мусорных баков,

копается в хламе, как кладоискатель,

живущая рядом большая собака

его понимает, как добрый приятель.

 

Валера безумен. Ведет диалоги

то с тополем старым, то с новым забором,

то с мышью в своей деревянной берлоге.

Я слышу его обращенье, в котором

 

Валера на чай приглашает соседа:

"Я чайник поставил, нажарил картошки,

тепло в моем доме, проведайте деда,

зайдите ко мне, поболтаем немножко".

 

И стонет, и воет, и плачет как-будто,

и словно рукой раздвигает портьеры,

и пальцем елозит по векам надутым.

Зайду на минутку, тепло у Валеры.

 

2011-10-05

 

 

 

Запах бузины и чабреца

 

Заколочен досками колодец,

возле грядок брошены лопаты,

незнакомый и нетрезвый хлопец

курит возле дедушкиной хаты.

 

Выплывет хозяйка, озираясь -

что хотят незваные шпионы?

Выплеснет помои из сарая

в бабушкины флоксы и пионы.

 

Детство отшумело и пропало,

убежало странствовать по стерням,

затерялось в гуще сеновалов,

растворилось в воздухе вечернем.

 

Лишь стоит за сломанной калиткой,

возле обветшалого крыльца,

нерушимый, крепкий, монолитный,

запах бузины и чабреца.

 

2011-09-30

 

 

 

 

Подъемные краны

 

Подъемные краны держат небо, как силачи.

Оно надулось, хочет рухнуть косым дождем.

День семенящим шагом пришел к ночи,

но никак не справится с ее замком.

Мир завис между светом и темнотой.

Ждут своего на щитах неоновые слова.

А в «Зоомагазине», как прежде, царит покой,

плавают рыбы, молчит сова.

Даже если на землю обрушится огненный дождь,

рыбы будут плавать. Сова молчать.

От «Зоомагазина» далеко не уйдешь.

Тень упадет, как мертвая,

будет лежать, лежать…

 

2011-09-19

 

 

 

хорошо

 

хорошо

что никто никого не ждет

что секундная стрелка

идет идет идет

что ты срастаешься

с раною ножевой

и никто не знает

ты мертвый

или уже живой

хорошо

что ты созреваешь

как зернышко на весах

и никто не видит

что происходит

в твоих глазах

 

2011-09-19

 

 

 

* * *

 

Я эту ткань не выбирала,

меня к ней женщина пришила,

она пол дня меня рожала,

затем в коляску положила.

 

А я лежала и смотрела,

как мир баюкался устало,

как грудь в халатике пестрела,

как молоко в ней закипало.

 

Ах, мама, мамочка родная,

твои лекала неказисты,

мне ткань досталась набивная,

но напортачили стилисты.

 

Я вещь полезная для дома,

я мою окна и посуду,

я с миром моды не знакома

и никогда уже не буду.

 

Ведь жизнь летит и очень скоро

я стану бабушкой корявой,

меня, как выцветшую штору

в комод на тряпочки отправят.

 

2011-09-12

 

 

 

* * *

 

писать стихи

очень просто

записываешь слова

в столбик

и все

даже рифмовать

не обязательно

 

2011-08-30

 

 

 

* * *

 

такая жара

что я начинаю видеть горы

просевшие от времени

они мне кажутся чистыми

потому что на их плечах

лежит стиральный порошок

 

такая жара

что горы начинают видеть меня

осевшую на диване

я кажусь им серой

потому что на моих плечах

лежит вулканический пепел

 

такая жара

что по вечерам

все старушки нашего подъезда

выползают на улицу

садятся на скамейки

и говорят о жаре

 

такая жара

что я не знаю

как закончить это стихотворение

поэтому ставлю вот здесь

знак вопроса

?

 

2011-08-30

 

 

 

Утренний спиритизм

 

Иду, а он стоит на том же месте,

не сводит с меня глаз.

Говорю ему:

— Здрасьте.

Он отвечает:

— А у нас в квартире газ.

Говорю ему:

— Мне нужно идти, у меня разболелся живот.

Он отвечает:

— А у нас водопровод. Вот.

Говорю ему:

— Я очень спешу, у меня кошка дома одна.

Он отвечает:

— А из нашего окошка площадь какая-то... эх, забыл... видна.

Говорю ему:

— Сергей Владимирович, оставьте, наконец, в покое меня!

Он отвечает:

— Нельзя быть такой занудой! —

и на ветру колышется, как простыня.

 

2011-08-27

 

 

 

Мертвая кошка

 

Я шла по тротуару и увидела на обочине мертвую кошку.

К ней приближалась женщина с лопаткой и веником.

Она сгребла труп в пакет и сказала:

— Это моя кошка, я буду ее хоронить.

 

Но я шла в магазин верхней одежды,

поэтому вскоре забыла про кошку.

 

В зале играла легкая музыка.

И стоял мертвый человек в пальто и шарфе.

Я сказала продавцу-консультанту:

— Дайте мне веник и лопатку.

Это моя кошка, я буду ее хоронить.

Он ответил:

— Это не кошка, а пластмассовый человек,

выйди из нашего магазина.

 

Потом он смотрел мне в след, показывал пальцем

и что-то говорил другому продавцу-консультанту.

 

Я вернулась домой.

Зашла в лифт и увидела лужу крови.

Я с трудом доехала до десятого этажа.

Мне было плохо.

Я вышла.

А навстречу мне соседка с тряпкой и ведром.

Я сказала ей:

— Там кровь. Там умерла кошка.

Я буду ее хоронить.

 

Она мне ответила:

— Это не кровь. Я только что пролила томатный сок.

Иду мыть лифт.

 

Потом она смотрел мне в след, показывала пальцем

и что-то говорила другой соседке.

 

Я вошла в свою квартиру.

Посмотрела в зеркало и увидела мертвую кошку.

Это моя кошка.

Я буду ее хоронить.

 

2011-08-25

 

 

 

 

* * *

 

над перекрестком глаз открылся

и пешеходы растерялись

идут плечами пожимают

соображают: что же делать?

походку делают ровнее

 

а глаз все смотрит из-под тучи

соображает: что же делать?

подмигивает светофору

на зебру смотрит удивленно

 

2011-08-25

 

 

 

Сделать это

 

Работал телевизор. На столе остывала рыба.

Кто-то из гостей сказал:

— Малышева рекомендует

мочалки для посуды

перед мытьем

на три минуты класть в микроволновку.

Рыба остывала,

а я боялась, что никто из гостей не сделает это.

Кто-то сказал:

— У Николаева и Проскуряковой скоро родится ребенок...

Боже мой, рыба еле теплится на столе,

но никто из гостей до сих пор не сделал это!

Кто-то предложил:

— Переключите канал...

Все. Так дальше продолжаться не может.

Мочалка для посуды лежит в микроволновке,

ребенок Николаева и Проскуряковой зреет в утробе,

рыба с каждой секундой становится все холоднее,

но никто из гостей не делает это.

Я подошла к хозяину дома и сказала:

— Я должна вам что-то открыть...

— Что? — спросил он.

Я отвела его в угол и, наконец,

укусила за ухо.

Кто-то ведь должен был это сделать.

 

2011-08-23

 

 

 

Конфетное сердце

 

Плачь, кувыркайся, толстей,

пудинги смазывай перцем —

сколько запретных сластей

дарит конфетное сердце.

 

Нет и не будет черней

этой питательной ночи,

у калорийных чертей

жизнь на три метра короче.

 

Жарится на сковороде

блюдо голодного пупса.

Кушай, еда на суде

слаще чем кровь чупа-чупса.

 

2011-08-23

 

 

 

Стакан воды

 

Когда ушли последние гости,

я стала на год моложе,

и мама— кубик для игры в кости,

вынырнула из-под кожи.

 

— Ну что ты, доченька, снова чудишь,

плюешься и строишь рожи,

гости, они ведь тоже люди,

гости — они хорошие.

 

— Послушай, мама, какого кляпа

ты начинаешь орать.

Вот возьму, брошу тебя на пол,

и ты ударишься цифрой пять.

 

Подари мне лучше свое жало.

Хватит на сегодня белиберды

Мама зачем я тебя рожала?

Дай мне стакан воды

 

2011-08-23

 

 

 

* * *

 

большие и круглые

белые киты

плывут в океане

каждый в своём направлении

иногда встречаются

радуются

пытаются обняться

но ничего не выходит

они отталкиваются как мячи

большие и круглые

и плывут дальше

каждый в своём направлении

 

2011-08-20

 

 

 

Чистого льна

 

Я надела блузу чистого льна,

светлые джинсы

и пошла на пруд.

Села на траву,

закинула удочку

и вытащила рыбу.

На ней была блуза чистого льна

и светлые джинсы,

испачканные травой.

Она задыхалась.

 

2011-08-20

 

 

 

Мальки хлеба

 

Сидит сестра моя

на берегу вспаханного поля,

как рыбку ловит последние зёрна.

Чернозём волнуется, брызжет отравленной солью,

выбрасывает пену под куст тёрна.

 

Подхожу к ней, старая и кривая,

рыдаю, чтоб вызвать жалость.

Говорю:

— Видишь, мне холодно, я умираю.

А она мне:

— Ты не жила ещё,

не рождалась.

 

Кричу ей:

— Сейчас будет буря!

Взгляни, заволокло небо!

Она брови хмурит,

не двигается,

смотрит на мальки хлеба.

 

2011-08-14

 

 

 

мое пространство

 

моё пространство совсем маленькое

оно недавно родилось

я учу его разговаривать

 

я говорю: тетрадь

оно повторяет: лес

 

я говорю: мука

оно повторяет: колосья

 

я говорю: космос

оно повторяет: дом

 

скоро моё пространство окрепнет

станет большим

и мы заговорим на одном языке

 

2011-08-14

 

 

 

Пугало

 

Я говорю ему:

– Что ты стоишь, как пугало,

нет радости в тебе, нет умиленья.

Даже когда детишки бегают рядом,

стоишь как мёртвый, не улыбнёшься.

Глаза твои, как орехи,

руки сухи как ветки,

шапка набита сеном,

рот обтекаем, как камень под водопадом.

 

Он отвечает:

– Глаза мои – два ореха,

руки сухи как ветки,

шапка набита сеном,

рот обтекаем, как камень под водопадом.

Я пугало, пугало огородное.

Стою себе посреди огорода, ни с кем не знаюсь.

И на детишек, которые бегают рядом,

плевать мне, и всё такое…

И вообще, не мешай мне, иди отсюда,

отойди от меня, не заслоняй мне солнце.

 

2011-08-11

 

 

 

Невеста

 

По мягким полозьям вельвета

идёт, озаряя углы

невеста, продетая светом

в любовное ушко иглы.

 

Отец поцелует сердечно

в дизайнерский локон виска

и в море отпустит навечно.

 

Посмотрит с улыбкою, как

минуя нарядные лица,

плывёт к ней её водолаз,

с цветком в белоснежной петлице

с блестящими кошками глаз.

 

2011-08-11

 

 

 

 

* * *

 

я не знаю что теперь делать

мои руки стали ветвями

мои ноги длинны как корни

я не знаю что теперь делать

как я пойду на работу

как открою зелёный зонтик

как ударю по клавиатуре

я почти ничего не вижу

кроме птиц

на ладонях сидящих

 

2011-08-08

 

 

 

 

Загробные секреты

 

Когда дома в бетонных гетрах

нашли друзей по переписке,

погода, кутаясь от ветра,

надела шарф из жёлтых листьев.

 

И побежало время множиться

на "до" и "после" преломления,

на зеркалах пожухла кожица

и поломалось отражение.

 

И зазвонил однажды за полночь,

будильник с острыми часами,

для тех, кому идти на кладбище,

прогуливаться с мертвецами.

 

Взглянуть, во что они одеты,

как им живётся под давлением.

Узнать загробные секреты

об элементах Менделеева.

 

2011-08-07

 

 

 

Я так люблю

 

Я так люблю огонь,

что я его ревную.

К дверям бросаюсь,

только лишь шаги

услышу,

и кричу ему:

 

-Неверный!

Ну, где ты пропадал?

Я без тебя

на молнии бросаюсь животом.

и бьюсь, как кремень, о другие кремни!

 

А он горит и смотрит на меня.

И мы молчим,

схлестнувшись языками.

 

2011-08-06

 

 

 

На двенадцатый день

 

А на двенадцатый день

я встретила того, кто со мной говорил.

Он лежал больной, в млечный путь завёрнут как в одеяло.

Не то, что бы он этим меня удивил,

но я не таким его себе представляла.

Он запивал лекарство, с трудом удерживая стакан,

другой рукой что-то нащупывая на серебряном блюде,

потом протянул мне пуговицу и сказал:

-Вот океан,

лети и покажи его людям.

В тот момент пошёл метеоритный дождь, и я промокла

от макушки до платья,

а пуговица растворилась, как горстка соли.

Знаете, наверно это и есть счастье,

когда океан плещется в твоём подоле.

 

2011-08-04

 

 

 

* * *

 

я не видела «вихри космических бурь»

но видела пластичный танец занавески

вокруг цветущих бегоний

 

я не знаю как «рождаются вселенные»

но знаю как тяжело и мучительно

рождаются люди

 

я не представляю как «рвётся ввысь нагая душа»

но знаю как она вздрагивает

когда оступается и падает

мой ребёнок

 

2011-08-03

 

 

 

Мать

 

Я зашла в опустевший вагон и увидела мать.

— Что ты делаешь в этом составе,

среди шелеста старых пакетов,

среди колыхания стен? —

спросила я маму свою.

 

Она мне сказала:

— Можно

раны твои расцелую,

плечо твоё пледом укрою,

пылающий лоб увлажню?

Можно я буду рядом, куда бы ни ехала ты?

 

Я растерялась:

— Мама, скажи, ты больше не будешь

пугать меня искупленьем?

В угол меня не поставишь

за то, что коса расплелась?

Не назовёшь меня дылдой

за то, что я выше других?

 

— Ах, глупый, глупый ребёнок, —

тихо ответила мать, —

скоро наступит утро,

ты, наконец, проснёшься,

память твоя зарастёт

ромашками и земляникой.

Реки в твоих глазах

выйдут из берегов.

На поле твоих колосьев

выпадет первый дождь.

Всё будет иначе.

Всё будет по-другому.

Поверь мне,

я знаю,

о чём говорю.

 

2011-08-01

 

 

 

яблоко полудня

 

хорошо

что яблоку негде упасть

пропасть заполнена перьями и цветами

и только розовый куст машет крыльями на краю

и дышит прерывисто полными парусами

хорошо

что собака лежит под кустом

дрожит хвостом

грызет соленую клетку

парус взлетает на миг

оседает как пыль

а яблоко полудня

падает

падает с ветки

 

2011-07-29

 

 

 

Улыбнуться, что ли

 

Середина лета. Зной томится над головой,

из форточки пахнет скошенною травой.

Это дворник газонокосилкой жужжал с утра,

у него жизнь проста, как веник, а у меня игра,

то в жену, то в подругу, то в дочь, то в мать.

Куда бежать мне? Где мне себя искать?

В какой берлоге такие, как я, живут?

Где то, без чего жабры мои гниют?

 

Вот, суп сварился. Нужно выключить газ.

Я рассеянна, забывала уже не раз.

Обо всём забывала.

“Хит FM” мне сейчас поёт,

что учение стоиков меня спасёт,

что сильный воин и один не загнётся в поле.

Подойти к зеркалу, улыбнуться, что ли.

 

2011-07-28

 

 

 

Все будет хорошо

 

Всё будет хорошо,

пока ещё мы живы,

пока горит блесна

от тяжести наживы,

пока течёт река,

пока не рвутся сети,

пока несёт рыбак

вселенную в пакете,

пока горчит икра

крупицами сомнений,

пока готовит мать

уху по воскресеньям,

пока не тает свет

за шторою кухонной,

пока не умер Бог

за маленькой иконой.

 

2011-07-26

 

 

 

Воздух

 

Вот он, танцующий воздух кружится у костра,

лёгким прозрачным платьем делает ветерок.

Скатерть поляны тихой ласкова и пестра,

возле огня неспешно выгорел ободок.

 

Воздух из глины,

из комариных писков,

воздух сверчковый в белых цветах каштана,

воздух из мяты,

воздух из тамариска,

воздух молочный тёплых густых туманов.

 

Воздух из кремня,

воздух из малахита,

замерший воздух каменных истуканов,

угольный воздух

древнего антрацита,

взорванный воздух кратеров и вулканов.

 

Чтобы метать горстями выстраданный огонь,

нужно себя до точки испепелить в костре.

Кто там вверху буянит как норовистый конь?

Это восставший воздух мечется на горе.

 

2011-07-25

 

 

 

Вера

 

Она встречает его в прихожей, говорит:

— Вымой руки.

Идёт в кухню, наливает горячий суп.

Смотрит, как он ест.

Замечает, что две волосинки поседели у него в носу.

 

Он вспоминает:

— У Сергея Петровича сегодня умерла мать.

Она головой качает,

ставит будильник на семь тридцать пять.

 

Потом они ложатся в постель,

укрываются пледом и спят.

Спят. Спят. Спят.

Прижавшись друг другу спинами,

восемь часов подряд.

 

Утром он кричит ей:

— Вера, у нас кончилась бумага!

Она ворчит сквозь сон,

затем встаёт, прихрамывает,

подаёт ему новый рулон.

 

2011-07-25

 

 

 

Похожее на слово "клумба"

 

Я постоянно куда-то бегу, у меня заботы.

Вот и сегодня пошла за хлебом, вижу белое что-то

под ногами мелькнуло и юркнуло в летнее кафе под столик.

Я - за этим белым. Думаю, а вдруг это кролик.

Сижу и жду, как дурочка на вокзале,

покрутила в руках меню, пиво себе заказала.

А это белое из-под стола взметнулось,

как мячик подпрыгнуло и птицею обернулось.

А я из кафе уходить не стала,

сидела за столиком, меню листала.

И в этой книге на последней странице

рядом с ценами на итальянскую пиццу

три стрелочки «прямо», «налево», «направо»

нарисованы неотчётливо и коряво.

Под стрелкой «направо» написано – «как бы жизнь», под стрелкой «налево»- «как бы смерть».

Зачем я села за столик? Зачем стала это меню смотреть!

Зачем вообще я в это кафе припёрлась!

Я бы выбрала стрелку «прямо», но под ней надпись стёрлась…

А та птица белая ещё долго надо мной летала,

будто я ей нужна, словно я чем-то ее заинтересовала.

А потом вдруг села на тротуар недалеко от ночного клуба,

и превратилась во что-то цветущее, похожее на слово «клумба».

 

2011-07-20

 

 

 

* * *

 

Тиха расплавленная ночь

в степи восточной Украины,

не превзойти, не превозмочь

не долететь до середины.

 

Но отрывается скала,

плывёт, как парус одинокий

в тумане моря и стекла,

чтобы найти в стране далёкой

 

дом, что цветёт на валунах,

растёт и делается выше,

покуда жидкая луна

стекает с черепичной крыши.

 

2011-07-19

 

 

 

Косточки перечесть

 

Рыба лежит,

дребезжит хвостом,

ёрзает животом.

-Ты, - говорит, - не жалей о том,

что я попала в твой дом,

что руки твои в моей чешуе

и запах стоит кругом.

Я полежу на твоём столе,

рядом с твоим ножом

и расскажу о воде, земле,

или ещё о чем…

На блюде - отрезанная голова,

стеклянными стали глаза,

но я ведь жива,

всё равно жива…

И хочется мне сказать

о тихой, медленной

смерти моей,

о дробном дрожании скул,

о том, как старик ходил по песку,

словно по волоску.

Щурился,

в море забрасывал сеть,

и долго-долго тянул…

 

Тебе остаётся всего лишь съесть,

косточки перечесть…

 

2011-07-18

 

 

 

 

Отныне она твоя

 

Выходи из дома, брат, и иди туда,

где горят деревья синим, густым огнём,

где стеной прозрачной, хлесткой стоит вода,

где нависло небо облачным полотном.

 

Там ещё есть пустынный дол и дремучий лес,

где живут большая жаба и скарабей.

Есть избушка на курьих ножках и мелкий бес,

есть вершины скал, где мучался Прометей…

 

/ Это всё туфта, галимое попурри.

Ты не верь мне, брат, метафизика – это бред.

Лучше съешь конфету с вишенкою внутри,

лучше выпей чаю с парою сигарет./

 

…Ну, а если ты доберешься, всё же, до этих скал,

то увидишь столб, мерцающий, как маяк.

Там, под горячим камнем лежит тоска –

забирай её, отныне она твоя.

 

2011-07-18

 

 

 

в-о-д-а

 

переполняющая

сочащаяся

утоляющая

 

тёплая

мягкая

вытесняющая себя из себя

по закону Архимеда

столько

сколько заняло

тонкое женское тело

в ванной

колышущая лепестки роз

в белоснежной пене

для ночи любви

ароматами напитывающая

расслабляющая

 

бегущая

по ржавым водосточным трубам

в открытый кран

в ладошку ребёнка

вернувшегося с прогулки

очищающая

ползущая мутными змейками

в сливную воронку

частицы дворовой пыли

уносящая

 

фильтрованная

обездвиженная

в прозрачном кувшине

ожидающая чаепития

наполняющая электрический чайник

до отметки 1л

нагревающаяся

поднимающая серебристые пузыри

за секунды до кипения

льющаяся из носика

в горку китайского зелёного

заваривающая

темнеющая

согревающая

 

растворяющая

в половине стакана

20 капель корвалола

трясущаяся

в ветхой руке старухи

текущая

в горло в желудок

всасывающаяся слабой кровью

сосудами капиллярами носимая

испуганное сердце

успокаивающая

 

испаряющаяся

поднимающаяся к куполу атмосферы

тяжелеющая

собирающаяся в облака в тучи

зреющая гремящая

падающая косыми стежками

кладбищенские цветы

омывающая

 

перетекающая

впитывающаяся

ускользающая

 

2008-11-03