Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ERIKA BURKART

Эрика Буркарт (нем. Erika Burkart, 8 февраля 1922, Арау – 14 апреля 2010, Мури) – швейцарская писательница, писала на немецком языке.

Перевод с немецкого и вступление Е. СОКОЛОВОЙ

 

 

Однажды я была птицей

 

“Я пишу с самого детства. Только с пером в руке ощущаю себя участницей жизни. (Очень грустно с помощью слов высвечивать мир по кусочкам.) Для меня писательство — форма существования, форма, которую не изменить”, — сказала однажды о себе швейцарская писательница и поэт Эрика Буркарт, которая работает в литературе вот уже более сорока лет.

Первая книга ее стихов называлась “Темная птица” (1953). Ощутив однажды крылья у себя за спиной, Эрика Буркарт так и не сумела вернуться на землю: любимым способом перемещения во времени и в пространстве остался для нее полет, а солнце, звезды, созвездия стали важнейшими элементами лирического мира, точками отсчета. Глядя на нашу землю сверху, издалека, ее лирическая героиня видит хрупкий голубой шарик, один из атомов мировой гармонии. И центр дисгармонии.

Для немецкоязычной поэзии двадцатого столетия мотив бегства вообще очень характерен. В той или иной степени он проявляется в творчестве всех крупных поэтов Германии и Австрии. Но если Готфрид Бенн (Германия) ищет спасения от мрачной действительности в ярких красках экзотической природы, а Ингеборг Бахман (Австрия) мечется, пересекая границы, в поисках родины, “дома”, то швейцарка Эрика Буркарт бежит от сумбура реальности к гармонии космоса. Остро ощущая единство Вселенной, Буркарт создает цельный поэтический мир, гармоничный вопреки абсурду окружающей действительности. В ее стихах гармония космоса одолевает хаос. Посредством слова.

Тут мы затрагиваем другой важный мотив лирики Буркарт: проблему соотношения слова изреченного и неизреченного (то есть молчания) в человеческом мире.

По мнению швейцарской писательницы, “наш родной язык — это молчание” и именно “из молчания рождается слово”. Такое представление хорошо согласуется с ее собственной космологией, в центре которой — звезды и, следовательно, язык звезд, однако несколько выпадает из традиции отождествление “слово=мир”, в основе которого слово как источник творения. Так, у того же Готфрида Бенна Слово-Творец короткой вспышкой озаряет Вселенную, высвечивая на миг гармоничную реальность (стихотворение “Слово”). В восприятии Ингеборг Бахман слово давно утратило свою первоначальную сущность, и потому постоянно пересоздаваемый им мир отвратителен (стихотворение “Слова”). Что касается Эрики Буркарт, то за обесценившимися словами она слышит космическое молчание:

 

Наш родной язык — это молчание.

Прорывается оно

из-под слов

страхами, жестами, болью.

 

(“Речь и молчание”)

 

Все настоящее в мире: страдание, страх, любовь, солнце и звезды — молчаливо и не нуждается в слове для проверки своей подлинности. Однако человек не является органичной частью мировой гармонии, напротив, часто именно он вносит во Вселенную хаос, с которым сам же после отчаянно борется. Слово становится инструментом в этой борьбе:

… Слово пусть станет лотом,

чтоб измерять глубины…

… Слово пусть даст нам крылья,

научит нас высоте…

 

(“Слова”)

 

В отличие от Бенна и Бахман, Эрика Буркарт предлагает живущему в несовершенном мире человеку путешествие от слова — к молчанию, но к молчанию значимому (как понимал его Л. Витгенштейн). Таким образом, несмотря на определенную трагичность тона, в ее лирике нет безысходности. Всегда остается надежда на “новую землю”, на новый восход солнца.

Помимо стихотворений, которые в основном можно отнести к жанру лирической медитации, Эрика Буркарт пишет лирическую прозу, рассказы и романы. Ее книги неизменно отмечаются критикой и находят отклик у читателей, она является лауреатом многих престижных литературных премий.

Юная индианка наблюдает восход солнца

 

В небе вырастает новая страна.

Мы вместе с ней ждем тебя.

 

Руки согревает надежда.

Река зеленеет, я вижу путь.

 

Распахнуты руки. Однажды

я была птицей.

Ты возвращаешь мне крылья.

Выпускаешь на волю

из моей груди голоса.

Я пою, я тебя воспеваю.

 

Три луча укололи мой лоб.

Ты зажег мне глаза: они видят.

Вместе с серыми деревьями я

стряхну с себя сонную пыль.

 

Ты огромно. Я так мала.

Ты светло. Я во мгле.

Где же ты, если здесь тебя нет?

Говорят, ты восходишь из недр.

Говорят, ты восходишь из вод.

Вдруг сегодня ты не придешь, вдруг

влюбленная женщина-тень прячет тебя в своем лоне…

 

Те, кто уже не здесь,

те, кто еще не здесь,

живут рядом с тобой.

Скачут на золотых жеребцах,

стрелами лечат мир.

 

Ты где-то там. Я пока еще здесь.

Здесь — это краешек Там?

Ты светло. Я во мгле.

Мои мысли уходят под воду.

Мои чувства становятся пылью.

Видеть дано мне лишь

глаз, или зуб, или руку.

 

Но ты круглое, как щит любимого,

как моя душа во сне.

Ты одно совершенно.

Я тебе поклоняюсь.

 

 

 

 

 

Рай и ад

 

…и плакала, плакала.

Мокрым было

лицо, голая

красная рана.

 

Потом в тишине

цокал жук-короед,

пробравшийся в сердце.

 

Любящий верит

в Рай и в Ад, —

то и другое

он видел

своими глазами.

 

Мост золотой проломился,

свет глубин оказался обманом.

 

Утонуть.

И всплыть

в другом месте.

 

 

 

 

 

Полночь

 

Ночью проснулась, включила свет,

два мотылька всполошились:

взлетев к потолку,

за собой потянули тени.

 

Полночь. Квиты

пустые чаши весов,

боль стихает, висит

Земля

на золотом волоске.

 

 

 

 

 

Рука под водой

 

Будто она ничего не делала

никогда другой руки

не касалась.

Странный зверь

Далекий как сон

цветок

кажется чем-то

потусторонним.

До него не добраться.

 

 

 

 

 

Ночной ветер

 

Необузданный бестелесный

приближается по пустырю

к слепым зеркалам окон.

 

Он размыкает деревья,

захлопывает облака,

гладит мерцающие огни,

разглаживает их,

возводит далекие города,

где что-то кончается, что-то начинается…

Внемлет он мудрецу,

чьи слова навсегда

позабыты.

 

Кто их вспомнит,

уже не проснется.

 

Вся обратилась в слух, лежу,

скорчившись в клетке ночи.

 

 

 

 

 

Коридоры

 

Ключ висит над кроватью,

но нет от него замка.

 

Ключей все больше. Где же

комнаты и дома?

 

Последняя дверь всегда

остается открытой.

 

 

 

 

 

Речь и молчание

 

Наш родной язык — это молчание.

Прорывается оно

из-под слов

страхами, жестами, болью.

 

Осмос:

речь проникает

в молчание. Многое остается

как есть, слово

без полифонии обертонов —

звуковой ребус.

 

Молчание прячет

невнятный смысл

речи, слова

выбрасывает на берег,

смывает прочь: они,

пустые раковины, диковинные

вогнутые поверхности,

пытаются

объять море.

 

 

 

 

 

Страна молчанья

 

Ну что ж, подумаем теперь.

На слышно въедливых часов.

И тень твоя, как дикий зверь,

явилась из чужих лесов.

 

Шумит листва. Ты ей внемли.

Отчетлив каждый звук впотьмах.

Эльф — в звездной, голубой пыли

прилёг у вечера в ногах.

 

И льётся тишина в окно,

струится ласкова, нежна.

И зеркало растворено —

топазом в нём висит луна.

 

Свеченье наших лиц и рук

к себе приблизиться зовёт.

И лампой выхваченный круг,

как лилия в пруду, плывёт.

 

...Такой страны не будет впредь.

Она граничит с тишиной.

Кто мы? Безмолвно мне ответь,

чтоб слышно было мне одной.