Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ELSE LASKER-SCHULER

МОЙ СИНИЙ РОЯЛЬ

 

Перевод И. Грицковой

 

В доме моем рояль стоял

Небесно-синего цвета.

 

Его убрали в темный подвал,

Когда озверела планета.

 

Бывало, месяц на нем играл.

Пела звезда до рассвета…

…Сломаны клавиши. Он замолчал.

 

Для крыс ненасытных прибежищем стал.

…Синяя песенка спета.

 

Горек мой хлеб. Если б ангел знал!

Ах, если б он ведал это —

При жизни мне б на небо путь указал,

Вне правила и запрета.

 

 

 

 

 

УСТАЛО СЕРДЦЕ…

 

Перевод Е. Гулыга

 

Устало сердце и легло в покое

На бархат-ночь, грустя,

А звезды у меня на веках дремлют.

 

Этюд течет серебряной рекою,

И нет меня, и тысячу раз я,

И проливаю мир на нашу землю.

 

Жизнь сыграна, аккорд последний взят.

Так бог судил, и я у грани бытия.

Псалом умолк, но мир ему все внемлет.

 

 

 

 

 

СЕННА-ГОЙ

 

Перевод Г. Ратгауза

 

Когда схоронили тебя на холме,

Сладкой стала земля.

 

Я иду, чуть касаясь тропы,

И пути мои так безгрешны.

 

О, розы крови твоей

Напоили нежностью смерть.

 

И я не боюсь умереть

Отныне.

 

И уже на могиле твоей

Я зацветаю вьюнками.

 

Твои губы так звали меня, —

Не вернется ко мне мое имя.

 

Я засыпана той же землей,

Что тебе кидали на гроб.

 

Оттого я живу в темноте

И подернуты сумраком звезды.

 

И я стала чужой

И совсем непонятной для наших друзей.

 

Но у входа в тишайший град

Ты ждешь меня, мой архангел.

 

 

 

 

 

ДЕНЬ ПОМИНОВЕНЬЯ

 

Перевод З. Морозкиной

 

На берег рушится волна.

Вода струями сверху налетела.

Но теплится свеча, что мною зажжена.

 

Я мать любимую увидеть бы хотела…

В песок прохладный телом я погружена

И знаю: этот мир душе дороже тела…

 

Душе я больше не нужна.

Ее бы я в наряд из раковин одела, —

Но, к этой грубой плоти приговорена,

 

Она в залог мне милой матерью дана.

Слежу за ней тайком — далёко залетела.

Ее приют — моих багровых скал стена.

Она гнездится там, а я осиротела.

 

 

 

 

 

СУМЕРКИ

 

Перевод З. Морозкиной

 

Устало я глаза полузакрыла

На сердце у меня туман и мгла

Я руку жизни больше не нашла

Которую когда-то отстранила

И вот меня безмерно поглотила

И во плоти на небо увлекла

А раннею порою я цвела

Ночь радостно меня взрастила

Мечта своей волшбою напоила

Теперь от щек моих бледнеют зеркала

 

 

 

 

 

Тоска по родине

 

Перевод Грейнема Ратгауза

 

Я не знаю язык

Этой холодной страны

И мне чужда ее поступь.

Облака, бегущие мимо,

Я не могу разгадать.

 

Ночь – самозванная королева.

Я всегда вспоминаю фараоновы рощи

И целую лучи моих звезд.

 

Мои губы уже просияли

И говорят загадочно.

 

Я – пестрая книга с картинками

На твоих коленях.

 

Но твое лицо прядет

Покров из слез.

 

Моим сияющим птицам

Выкололи кораллы.

 

На оградах садов

Окаменели их нежные гнезда.

 

Кто умастит мои мертвые дворцы?

Они венчаны коронами моих отцов,

Чьи молитвы утонули в священной реке.

 

 

 

Тоска по родине

 

Мне чужд язык

Страны холодной этой,

Мне с ней не по пути.

 

Её густые облака

Не значат ничего.

 

Ночь – королева-мачеха.

 

Лесами фараонов грежу,

Целую изображенья звёзд родных.

 

Мои светящиеся губы

Безмолвно шепчут вдаль.

 

Я – цветная книга,

Что на твоих коленях.

 

Из слёз моих

Душа твоя ткёт шлейф.

 

А стаи знакомых пёстрых птиц

В кораллах проклевали дыры.

 

Шары их нежных гнёзд среди плодов

В садах окаменели.

 

Оплачет кто дворцов моих руины,

Короны моих отцов?

Молитвы их покоятся на дне святой реки.

 

 

 

 

 

Моё дитя

 

Ребёнок мой заплакал в полночь,

Он так горяч со сна,

Как юность улетевшая моя.

 

Дала бы с радостью ему цветенье мая,

Биенье сердца моего.

 

В небесных тропах при луне

Крадётся смерть гиеной.

 

Но в девственном цвету Земля,

И утопает весна в круговороте звуков.

 

И майский ветер – благоухащий посланник –

Моё дитя целует нежно.

 

 

 

 

 

Гротеск

 

(Вольный перевод Татьяны Ивлевой)

 

Ждут жёны новый месяц ясный,

Ведь без него вся жизнь напрасна.

 

Весенний бум обрушил вдруг

Цветенье буйное на луг.

 

Как ангел сахарный на блюдце –

В пруду застыла фройляйн Люци.

 

 

 

 

 

В поисках Бога

 

Я всегда жила по велению сердца,

Не заботясь о завтрашнем дне,

Не тоскуя о Боге.

Но золото строк, посвящённых сыну,

Превратилось в планер,

И я ищу Бога.

 

Я устала жить в полусне,

Мне знаком только облик ночи.

Боюсь рассвета

С ликом людей,

Задающих вопросы.

 

 

 

 

 

Молитва

 

(Пер. А.Парина)

 

Повсюду я разыскиваю град,

Где ангел на часах стоит у врат.

Громаду крыл его бескровных

Я на плечах несу, как клад.

Его звезда – меж дуг моих надбровных.

 

Привычна мне ночная мгла.

Любовь как дар я миру принесла,

Чтобы вдохнуть биенье жизни в плоть.

Бессонницей себя я извела,

Но каждый вздох мой охранял Господь.

 

Господь, покров твой – мой надежный дом.

Я – донный слой в бокале шаровом.

Когда ты всех навеки успокоишь,

Меня не бросишь в хаосе пустом

И новый шар вокруг меня построишь.

 

 

 

 

Песня жизни моей

 

Вглядись в лицо моё чужое...

Склоняются всё ниже звёзды,

Чтоб разглядеть лик незнакомый.

 

Мои пути в цветенье буйном

Ведут всегда к слепым затонам,

Как сёстры, чей раздор смертелен.

 

Все звёзды превратились в пятна...

Вглядись в лицо моё чужое.

 

 

 

 

Конец света

 

Несётся к небу плач по всей Земле:

Ответь, пресветлый Боже, жив ли ты?

Падает свинцовая тень – тяжелей

Чёрной могильной плиты.

 

Давай горячо обнимемся, милый...

Жизнь угасает в сердцах унылых –

Будто в холодных могилах.

 

Крепче целуй меня в губы!

В мир уже стучится тоска,

Которая нас погубит.

 

 

 

 

 

Мой лазурный рояль

 

(Перевод В.Маринина)

 

Есть у меня рояль – лазури цвет,

А я не знаю вовсе ноты.

 

В подвал теперь задвинут раритет,

А в моде снова эшафоты.

 

На нём играл сонаты лунный свет,

А звёзды – строили гавоты.

 

Крысиный ныне здесь кордебалет,

И клавиш многих больше нет...

Оплакиваю я пустоты.

 

О ангел, – сколько горьких лет

Судьба играла в повороты,

Нарушь Всевышнего запрет –

Живой мне в рай открой ворота.

 

 

 

 

 

Бегство от мира

 

Перевод: Мария Носилова

 

Я в беспредельность рвусь –

Назад к себе,

Уже цветет безвременник осенний

Моей души,

Быть может, поздно – и отрезан путь!

О, я погибну с вами!

Задохнусь!

Хочу я нить игры в своих руках держать,

Чтоб хаос не впустить!

Запутать вас,

Чтоб вас смутить,

Чтоб убежать

В себя!

 

 

 

 

 

Народ мой

 

Перевод: Мария Носилова

 

Вот рушится скала –

Моё начало,

С которой я молитвы Богу пела ...

С пути я сбилась,

Падает во мне

Поток её камней, слезой текущий

К морю.

Как весь народ мой, истекаю я

Перебродившим соком

Моей кро́ви.

Всегда и всюду этот звук

Во мне,

Когда, исполнен ужаса, к Востоку

Подточенной скалою

Мой народ

Взывает к Богу.

 

 

 

 

 

Любовь

 

Перевод: Мария Носилова

 

едва шелестит сквозь сон

Шелком тончайшая боль,

Это пульсом стучит расцвет

В нас с тобой.

 

И меня переносит домой

Тепло Твоего дыханья,

Околдованную волшебством

Забытых преданий.

 

И терновник улыбки моей

Простирается в глубь Твоих черт,

И слетают иные миры –

К жизни ластится смерть.

 

едва шелестит сквозь сон

Шелком тончайшая боль –

Старый, как мир, мираж

Нас венчает с тобой.

 

 

 

 

 

Сгустились сумерки

 

Перевод: Мария Носилова

 

Сгустились сумерки – и умирает день...

его прохладная меня покрыла тень,

Меня и каждый лист, и россыпь ягод алых.

Я царство горнее воздвигла лишь затем,

чтобы оно тебе принадлежало.

– Но ночь твоей души прочней воздушных стен.

И если вдруг от трели соловья

Встрепещет образ мой в лесу, в вода́х ручья,

Прими как посвященье эту малость.

Сгустились сумерки – и умирает день.

 

 

 

 

 

СФИНКС

 

Перевод: Мария Носилова

 

Она садилась у моей постели

В вечерний час, и ей душа была послушна,

И в тихих сумерках, что день венчают душный,

Порой сужаясь в нити, равнодушно

ее зрачки блестящие глядели.

 

... Из швов недавно смятой им подушки

Мне чудится нарциссов шелестенье.

Их руки разметались по постели,

Где поцелуи расцвести успели

Мечтами, пряный дух вливая в душу.

 

Луна ныряет в облачные волны,

И все мои измученные чувства,

Окрепнув, снова учатся искусству

Борьбы с противоречьями. Их лечит

Земли горячий запах, летом полный.

 

 

 

 

МОЛИТВА

 

Перевод: Мария Носилова

 

Господь, печали я полна...

Не выпускай души из рук –

Покуда день вершит свой круг,

Покуда не взошла луна.

 

О Боже, как устала я

От игр чужой сердечной бури –

Опять два облака в лазури,

Она и он, зовут меня.

 

Мне с детства месяц ворожил,

Меня укутывал сияньем,

Когда была не в состоянье

Сама сберечь огонь души.

 

И хоть душа полна смятенья –

Возьми её в своё владенье...

И тихо пламя потуши.

 

 

 

 

 

КОНЕЦ СВЕТА

 

Перевод: Мария Носилова

 

Этот мир от рыдания изнемог,

Словно умер Бог.

Страх свинцовою тенью лёг,

И могильною давит плитой.

 

Приди, мы укроем друг друга собой,

Мы обманем судьбу...

В каждом сердце жизнь лежит,

Как в гробу.

 

Скорей! Будет наш поцелуй глубок –

Как тоска, что стучится в мир,

Где ступила смерть на порог.

 

 

 

 

МАМЕ

 

Перевод: Татьяна Ивлева

 

Одиноко поёт песню смерти седая звезда

В июльской ночи.

Будто колокол погребальный в июльской ночи звучит.

На ладони óблака скользящие влажные руки теней

Ищут маму мою – тянутся к ней.

И я чувствую, как моя обнажённая жизнь

Отдаляется от материнского берега.

Не представляла, не верила –

Такой обнажённой не была моя жизнь никогда,

Такой растворённой во времени,

Как будто я отцвела за оградой ушедших дней.

Утонула

В безмерности ночи,

В плену одиночества.

Ах, Боже! Безумно тоскую по детству!

Куда же теперь мне деться?

Где потерянный берег мой?

...Моя мама вернулась домой.

 

 

 

 

 

СТРОФА

 

Перевод: Татьяна Ивлева

 

Толпа скучающих зевак на пляже

Стремится потягаться силой с морем

И ранит криком мой чуткий слух.

Бездарна речь её,

как след в песке, волной размытый.

А я, напоённая благом влаги морской,

Позабыв обо всём на свете,

Покоюсь в ладони Божьей.

 

 

 

 

 

ВСТРЕЧА С ТРИСТАНОМ

 

Перевод: Татьяна Ивлева

 

О,

Ты, мой ангел!

Мы высоко парим

В прозрачных облаках.

Не ведаю: жива ли я

Иль сладко умерла

У сердца твоего?

О праздник Вознесенья

В мерцании безмерном!

Как золото икон священных –

Твои глаза.

Скажи, кто я тебе?

Роняю лепестки цветов повсюду.

 

 

 

 

 

РЫЦАРЮ СВЯЩЕННОГО ГРААЛЯ

 

Перевод: Татьяна Ивлева

 

Горящим взглядом

Смотрим друг на друга,

Когда встречаются глаза.

 

О что за чудо! Неужто правда?

Весь мир в гармонии с тобой.

 

И в окруженье звёзд

Из мира улетаем.

 

Мне верится –

Мы ангелы.

 

 

 

 

 

 

Мой голубой рояль

 

Перевод: Ромен Нудельман

 

Стоит у меня голубой рояль,

Но я даже нот не знаю.

Задвинут он в темный

сырой подвал

И злится, весь мир проклиная.

 

Звездный квартет на нем играл,

Луна плыла, распевая,

А крыс хоровод со звоном плясал.

 

Разбитый рояль до слез мне жаль,

Ужасна ты, смерть голубая.

 

Ах, ангел, прошу,

чтоб награду мне дал

При жизни, запрет нарушая,

За горький хлеб,

что жребий послал,

Открой мне двери рая.

 

 

 

 

 

 

ГОЛУБОЙ РОЯЛЬ

 

Вольный перевод: Галина Скутте

 

Брожу по пустому

разбитому дому:

Музею семьи – его

фотоальбому.

Он детством пропитан –

Родительский дом,

Нам было просторно

И радостно в нём.

Средь пыли подвала

И разного хлама

Рояль голубой...

Моя милая мама!

В руках твоих пел он

И чисто, и ясно,

Но добрая мама

Старалась напрасно.

Я всё позабыла:

Гармонию, ноты...

Мне только бы выжить.

Такие заботы...

 

 

 

 

 

 

АГАРЬ И ИЗМАИЛ

 

Перевод: Ирина Альтман

 

Максу Рейнхардту дарю я это стихотворение.

 

Ракушками играли Авраама сыновья,

И перламутровые лодочки их плыли;

Но вдруг с тревогою склонился к Измаилу Исаак.

 

два черных лебедя печаль свою пропели,

И омрачили звуки эти все вокруг.

Агарь, изгнанница, к себе скорей прижала сына.

 

И падала слеза ее в слезу ребенка,

И, как святой источник, бились их сердца,

Когда им в беге страусы попутчиками были.

 

Пылало солнце ярко над пустыней,

Где желтый свой приют нашли Агарь и мальчик,

И где в песок впивалось жгуче Солнце,

белизною скалясь.

 

 

 

 

 

Моя мать

 

Перевод Грейнема Ратгауза

 

Была ли она архангелом,

Ступавшим рядом со мною?

 

Или мать моя похоронена

Под небом из дыма –

На ее могиле не расцветет незабудка.

 

О, если б глаза мои просияли

И ее одарили светом...

 

Если б улыбка моя не угасла,

Я бы ее засветила в надгробье.

 

Но я знаю такую звезду,

Где всегда светло,

Я ее пронесу над могилой.

 

Теперь я буду всегда одна,

Как архангел,

Ступавший рядом со мною.

 

 

 

 

 

Скорбная песня

 

Перевод Грейнема Ратгауза

 

Сенне Гой (Саше)

 

Ночь – черная голубка.

...Ты думаешь обо мне с нежностью.

 

Я знаю, как тихо сердце твое,

Окаймленное моим именем.

 

Твои печали

Приходят ко мне.

 

Блаженства, что ищут тебя,

Я бережно сохраню.

 

 

Я уношу цветы твоей жизни

Все дальше.

 

А хотела бы тихо стоять с тобой рядом,

Как стрелки на циферблате.

О, все поцелуи должны молчать

В пору любви, на озаренных устах.

 

Никогда не наступит рассвет.

Сломана юность твоя.

 

На челе твоем

Умер рай.

 

Пусть скорбящие

Нарисуют на небе солнце.

 

Пусть у печальных

На щеках заиграет румянец.

 

В черной облачной чаше

Замерла почка луны.

 

...Ты думаешь обо мне с нежностью.

 

 

 

 

 

 

Примирение

 

Перевод Грейнема Ратгауза

 

Большая звезда упадет в мое лоно.

Мы не уснем этой ночью,

 

Будем молиться на языках,

Звучащих, как арфы.

 

Мы примиримся с ночью –

Так щедро струится щедрость Б-жья.

 

Сердца наши – дети,

Хотят забыться в сладостной дреме.

 

И наши губы хотят целоваться.

Что же ты медлишь?

 

Мое сердце – вблизи твоего.

Твоя кровь мои щеки румянит.

 

Мы примиримся с ночью.

Пока мы ласкаем друг друга, мы не умрем.

 

Большая звезда упадет в мое лоно.

 

 

 

 

 

 

Тристану

 

Перевод Грейнема Ратгауза

 

Я не могу больше спать.

Ты меня осыпаешь золотом.

 

Слух мой – как колокол.

Кому же доверишься ты?

 

Светло, как и ты,

Зацветает небесный куст.

 

Ангелы срывают твою улыбку

И дарят ее детям.

Те играют ею, как солнцем.

Вот так.

 

 

 

 

 

 

Прощание

 

Перевод Грейнема Ратгауза

 

Ни разу вечером ты не пришел.

Я ждала тебя в мантии звездной.

...Кто-то стучался в мой дом,

но то было сердце мое.

Оно распято теперь на любом косяке,

И на двери твоей.

Отпылала роза в плюще,

Заржавела гирлянда.

 

Я, как соком ягоды алой,

Кровью сердца окрасила небо.

 

Вечерело, но ты не пришел.

...Я ждала в золотых сандалиях.

 

 

 

 

 

 

Авель

 

Перевод Грейнема Ратгауза

 

Очи Каина не радуют Б-га,

Лик Авеля – сад золотой,

Очи Авеля – соловьи.

 

Авель поет так светло

На струнах души своей.

Тело Каина изрыто городскими стоками.

 

И он убьет брата –

Авель, Авель, кровь твоя небо багрит.

 

Где же Каин? Я брошусь к нему:

Ты дивную птицу убил

В облике братнем?

 

 

 

 

Бессмертие

 

Перевод Веры Агафоновой

 

Я люблю тебя, слышишь – люблю тебя безгранично!

Дальше зла и добра простирается эта ширь.

Самородком бесценным, чуждаясь оправы нищей,

Я тебя обрамила бы светом моей души.

Сохрани свои тайны и сны в этом добром лоне –

Я велю защитить их от всех золотой стеной,

Умастить наилучшим из розовых благовоний

И полить, не жалея, греческим сладким вином.

 

Я как птица летела, ты слышишь – к тебе летела,

Сквозь морские шторма и песчаные бури пустынь.

Чтобы в солнечный свет, чтобы в день безупречно-белый

Превратить огонек путеводной моей звезды.

Велика твоя воля – так сделай же так, ты слышишь,

Чтобы мы оставались осеннего тлена выше,

Чтобы смерть, пораженная силой нашей любви,

Превратилась бы в жизнь, окружив себя садом пышным.

 

 

 

 

 

 

 

ДАВИД И ИОНАФАН

 

Перевод Анатолия Кантора

 

В Библии мы, столь разные,

связаны воедино.

 

Но детские наши игры

продолжаются на звезде.

 

Я – Давид,

ты – мой товарищ детства.

 

О, мы расцветили

красным белые наши ягнячьи сердца!

 

Как бутоны на псалмах любовных

под праздничными небесами.

 

Но твой прощальный взгляд –

всегда прощаешься ты с тихим поцелуем.

 

Что сердце твоё

без моего –

 

то сладостная ночь

без моей песни.

 

 

 

 

ДАВИД И ИОНАФАН

 

Перевод Анатолия Кантора

 

Ионафан, бледнею я в твоих коленях,

теряю сердце томно в тёмных сборках;

следи за сединой в моих висках,

звёзд золото храни в них зорко.

Ты – небеса в любовных наслажденьях.

 

Холодный мир мой взор заворожённый

в потоке издали лениво наблюдает…

Твоей любовью окружённый,

теперь туманный морок тает…

Ионафан, прими же царскую слезу, —

она невестой нежной матово мерцает.

 

Ты, Ионафан, — кровь смоквы сочной,

гирлянда пряностей на ветке прочной,

кольцо, что губы мне смыкает.

 

 

 

 

 

АБИГАЙЛЬ

 

Перевод Анатолия Кантора

 

Из дома Мелеха она в пастушьем одеянье

идёт к молодняку верблюдов бархатистых,

на луг ведёт пастись коз серебристых,

с конями дикими вступая в состязанье, —

пока не окружат поля ночные аметисты,

пока по дочке царь Саул не истомится.

 

Отбившихся не отдавала на закланье

в пустыне голодающим шакалам;

рука её была с рубцом кроваво — алым:

козлёнка вырвала она из пасти львицы.—

Слепой пророк давал об этом предсказанье…

Дрожали травы по иудейским скалам.

 

Малышка Абигайль головку сонно гнёт

к отцу, пока Израиля властитель

стерёг Иудею, — хеттов заместитель. —

В его короне скарабей гниёт. —

Бойцы же берегут его обитель,

и туча стрел их в воздухе поёт.

 

Пока Бог не задул златого пастыря сиянье.

 «Отца Авраама», — так Мелех с ребёнком строго объяснялся, —

 «который в вечном блеске безгреховным оставался».

И также поздняя звезда его сверкает и горит,

искрясь, мигая, если ветер поднимался.

 «Его отец однажды жертвенного агнца нёс, как Бог велит…»

 

Как спелым рисом был простор полей покрыт, —

сомкнул Саул могучих оба ока.

У гроба молвил ангел Абигайль, вздохнув глубоко:

«Задул Иегова твоего отца души сиянье»…

 

 

 

 

 

ЭСФИРЬ

 

Перевод Анатолия Кантора

 

Эсфирь стройна, как пальмы полевые,

её устами пахнут злаки наливные

и праздники, что по стране справляют.

 

Ночами любы ей псалмы святые, —

им в залах идолы внимают.

 

Благоволит к ней царь, с улыбкою кивая, —

везде Господь Эсфирь оберегает.

 

Вся молодёжь стихи сестре слагает,

в прихожей на колоннах выбивая.

 

 

 

 

ВООЗ

 

Перевод Анатолия Кантора

 

Всюду ищет Руфь

золотые васильки

рядом с хижиною сторожей,

 

и сладостную бурю

с искрящейся игрой

несёт Воозу в сердце,

 

которое томится

в его садах пшеничных

по чужеземной жнице.

 

 

 

 

РУФЬ

 

Перевод Анатолия Кантора

 

Ты ищешь меня вдоль изгороди,

я слышу, как дышат твои шаги.

Глаза мои – тёмные тяжёлые капли.

 

В моей душе цветут твои взгляды

и наполняются,

когда глаза мои бродят во снах.

 

У ручья, в моей стране,

стоит ангел,

поёт любви моей песню,

поёт песню Руфи.

 

 

 

 

 

 

САВАОФ

 

Перевод Анатолия Кантора

 

Бог, люблю тебя в твоей ризе из роз,

когда из своих выходишь садов, Саваоф,

ты, Бог – отрок,

ты, поэт,

одна я пью твоё благоуханье.

 

Кровь первого цветенья моего тоскует по тебе.

Так приходи,

ты, светлый Бог,

вечно играющий Бог,

золото врат твоих плавится в страстной моей тоске.

 

 

 

 

 

 

СУЛАМИФЬ

 

Перевод Анатолия Кантора

 

Я изучила по твоим устам,

как много сладости они таят!

Я чувствую, как губы Габриэля

на сердце у меня горят…

Ночная туча пьёт

мой сон, что кедр питает.

Мне жизнь твоя знак подаёт!

Я исчезаю

в больном цветении сердечном,

и в мировом пространстве тает –

в вечном

и скоротечном –

моя душа, в вечерних красках угасает

Иерусалима.

 

 

 

 

 

БОГУ

 

Перевод Анатолия Кантора

 

Ты не препятствовал злым звёздам и благим,

все свойства их искрятся.

На лбу моём, сверкая тёмным светом,

горит короны след рубцом больным.

 

Мой мир – покой и тишь.

Ты не мешаешь прихотям моим.

Бог, где же ты?

 

Хотела б ближе к сердцу твоему подняться,

с далёкой близостью твоею обменяться,

когда в сияющих твоих краях

блаженным светом золотым

ручьи благие и зловещие струятся.

Эльза Ласкер-Шюлер (нем. Else Lasker-Schüler, полное имя нем. Elisabeth Lasker-Schüler; 11 февраля 1869, Эльберфельд, ныне Вупперталь — 22 января 1945, Иерусалим, Палестина) — немецкая поэтесса и писательница еврейского происхождения, одна из представительниц экспрессионизма. В немецкой литературе влияние экспрессионизма испытали все крупные писатели, даже такие, на первый взгляд, далекие от его идейной и эстетической концепции, как Генрих Манн и Райнер Мария Рильке. Э. Ласкер-Шюлер сыграла важную роль в обновлении поэтического языка в первые десятилетия века. Лирические и философские стихи в «Стиксе» (1902), «Еврейских балладах» (1913), «Моем синем рояле» (1943) ассоциативны, музыкальны, богаты неологизмами и неожиданными словоупотреблениями. Поэтесса вела скитальческий и богемный образ жизни, умерла в крайней нищете в Палестине, куда эмигрировала через Швейцарию, спасаясь от нацистских преследований.