Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ЭДУАРД ЛИМОНОВ

Эдуард Лимонов (1943–2020). Вырос в Харькове. Учился в Харьковском педагогическом институте. С 1967 по 1974 год жил в Москве, активно публиковался в самиздате, работал портным. В 1974 году эмигрировал в США; в 1979 году вышел роман «Это я — Эдичка», принесший Лимонову славу. В 1980-е годы жил в Париже. С начала 1990-х годов вновь в Москве, где занимается общественно-политической деятельностью, выступает как лидер и идеолог национал-большевистской партии, затем, уже в 2000-е, — оппозиционной коалиции «Другая Россия». Лауреат премии Андрея Белого (2002).

 

Окружение

Во время первого пребывания в Москве Лимонов общался с самыми разными литераторами — как официальными, так и нет. Наибольшее влияние на него в эти годы, по всей видимости, оказали поэты Лианозовской школы (Генрих Сапгир, Игорь Холин, Евгений Кропивницкий). В США его близкими друзьями становятся поэт Алексей Цветков, прозаик Саша Соколов, литературовед Ольга Матич. Уже в 1990-е годы он общается с поэтом и художником Ярославом Могутиным, поэтом и издателем Александром Шаталовым, а также своими идеологическими соратниками по национал-большевистской партии — Сергеем Курехиным, Александром Дугиным и Егором Летовым. Круг знакомств Лимонова всегда был чрезвычайно обширен, но литераторы составляли лишь ограниченную его часть (хотя он был знаком практически со всеми значимыми фигурами эпохи и о многих оставил воспоминания).

 

Поэтика

Лимонов продолжает ту линию русской поэзии, где имитация простодушного графоманства оказывается самым надежным способом говорить о том, что действительно интересует поэта. Он оставляет за скобками то, что делает его слова серьезными, словно не замечая тех противоречий, которые этими словами подразумеваются, или, напротив, сосредоточившись только на них. Эта традиция восходит к поэзии капитана Лебядкина, персонажа «Бесов» Достоевского. Для своих стихов Лимонов также изобретает особого персонажа — не очень умного, но смелого и искреннего, принимающего вызов поэтической стихии, но не способного до конца ее обуздать. В этом можно видеть близость Лимонова к поэтам Лианозовской школы: если последние ограничивались очерками нравов обитателей городских окраин, то Лимонов старался дать голос самой этой среде, а затем и более близкой ему среде богемной. Его стихи — это попытка говорить «изнутри» этого мира.

 

Влияние

Трудно назвать прямых продолжателей манеры Лимонова. Ее следы можно заметить в стихах Д. А. Пригова 1980-х годов: к этому моменту Лимонов уже написал свои главные стихотворения, и они были достаточно известны среди неофициальных литераторов. Но в силу этого индивидуальный голос Лимонова оказался присвоен Приговым и уже в 1990-е годы воспринимался как один из голосов концептуализма. В 2000-е годы наиболее близко к той проблематике, которую разрабатывал Лимонов, подошел Андрей Родионов, также создавший особого персонажа, от лица которого писались его стихи — плоть от плоти московской богемы.

 

Значение

В стихах Лимонова еще в 1960-е годы сформировался тот тип героя, который оказался чрезвычайно востребованным в постсоветской поэзии: нарциссический, лукавый и несколько инфантильный. Часто поэзию Лимонова — как и его романы — воспринимают как лирическую исповедь, однако это не совсем так: «искренность» этих стихов — результат изощренной работы по преодолению косного языка поэтической традиции, устанавливающего границы, которые не позволяют говорить о политике, сексуальности и других важных вещах.

 

Цитата

«Лимонов очень быстро нашел свой голос, сочетавший маскарадную костюмность (к которой буквально толкало юного уроженца Салтовки его парикмахерское имя) с по-толстовски жестокой деконструкцией условностей, с восхищенной учебой у великого манипулятора лирическими и языковыми точками зрения Хлебникова и с естественным у принимающего себя всерьез поэта нарциссизмом (демонстративным у Бальмонта, Северянина и раннего Маяковского, праведным у Цветаевой, cпрятанным в пейзаж у Пастернака)».

Александр Жолковский. «О книге Эдуарда Лимонова „Стихотворения“».

* * *

 

Я в мыслях подержу другого человека

Чуть-чуть на краткий миг… и снова отпущу

И редко-редко есть такие люди

Чтоб полчаса их в голове держать

 

Все остальное время я есть сам

Баюкаю себя — ласкаю — глажу

Для поцелуя подношу

И издали собой любуюсь

 

И вещь любую на себе я досконально рассмотрю

Рубашку

я до шовчиков излажу

и даже на спину пытаюсь заглянуть

Тянусь тянусь

но зеркало поможет

взаимодействуя двумя

Увижу родинку искомую на коже

Давно уж гладил я ее любя

 

Нет положительно другими невозможно

мне занятому быть

Ну что другой?!

Скользнул своим лицом, взмахнул рукой

И что-то белое куда-то удалилось

А я всегда с собой

 

Не позднее 1969

 

 

 

  Эпоха бессознания

 

  Из эпохи бессознания

  миража и речки Леты-Яузы

  завернутый в одно одеяло

  Вместе с мертвым Геркой Туревичем

  и художником Ворошиловым

  Я спускаюсь зимой семидесятого года

  Вблизи екатерининского акведука

  по скользкому насту бредовых воспоминаний

  падая и хохоча

  в алкогольном прозрении

  встречи девочки и собаки

  всего лишь через год-полтора.

 

  Милые!

  мы часто собирались там где Маша шила рубашки

  А Андрей ковырял свою грудь ножом

  Мы часто собирались

  чтобы развеяться после

  снеговою пылью над Москвой

  медленно оседающей в семидесятые годы

  простирающей свое крыло в восьмидесятые

  За обугленное здание на первом авеню в Нью Йорке

 

  Все та же жизнь

  и тот же бред

  настойки боярышника

  "это против сердца"

  сказал художник-горбун из подвала

  впиваясь в узкое горлышко пятидесятиграммовой

  бутылочки

 

  против сердца —

  против Смоленской площади

  где автобус шел во вселенную

  где встречались грустные окуджавы

  резко очерченные бачурины похожие на отцов

  где на снегу валялись кружки колбасы

  и стихи и спички

  и пел Алейников

  и подпевал ему Слава Лен.

  ___________________________________

 

  В краю поэмы и романа

  Всегда бывает хорошо

  В лесах охотится Диана

  Меркурий сладостный прошел

 

  И на груди у Аполлона

  Уснула рыжая сестра

  Так было все во время оно

  У греко-римского костра

 

  К утру натягивали тоги

  И грели сонные тела

  И были Боги — Жили Боги

  Любовь и ненависть была

 

  ____________________________

 

  В дневном пожаре, в тяжком горе

  В Египет проданный я плыл

  И Афродиту встретил в море

  И Афродиту я любил

 

  Молился ей среди пиратов

  Пытался пальцы целовать

  Она смеялась виновато

  Но изменяла мне опять

 

  Она на палубе лежала

  Матросов зазывая вновь

  Текла по палубе устало

  Моя расплавленная кровь

 

  Смеялись воды. Рты смеялись

  Смеялись крепкие тела

  Дельфины горько удалялись

  Их помощь временной была

 

  Не умирая в божьей воле

  Привязан к мачте я стоял

  Во тьме ночной агентства "Золи"

  Пустые окна наблюдал

 

  Она являлась на машинах

  Она шаталась и плыла

  Вся в отвратительных мужчинах

  И шляпка набекрень была

 

  Я так любил ее шальную

  Гордился что она пьяна

  Что в красоту ей неземную

  Душа неверная дана

 

  Я был поэт ее и зритель

  Привязан к мачте я стоял

  Глядел как новый похититель

  Ее покорно умыкал

 

  Смеялись воды. Рты смеялись

  Вдали Египет проступал

 

  И все провинциальные поэты

  Уходят в годы бреды Леты

  Стоят во вдохновенных позах

  Едва не в лаврах милые и в розах

 

  Расстегнуты легко их пиджаки

  Завернуты глаза за край рассудка

  Когда-то так загадочно и жутко

  Стоят на фоне леса иль реки

 

  Где вы, ребята? Кто вас победил?

  Жена, страна, безумие иль водка?

  Один веревкой жизнь остановил

  Другой разрезал вены и уплыл

 

  Аркадий... Ленька... Вовка...

 

  _______________________________

 

  Люди, ноги, магазины

  Все изделья из фасона

  Их стекла и из резины

  Продаются монотонно

  _______________________________

 

  Непреклонною рукой

  Свое личице умой

 

  Соберись поутру строго

  Ты — Елена. Вот дорога.

 

  — Уходи куда-нибудь.

  В черный хаос выбран путь

 

  Дура девица. Тогда

  Были лучшие года

 

  У тебя и у меня

  Был разгар земного дня.

 

  Ну а ныне эти люди

  Для которых моешь груди

 

  — беспросветные лгуны

  Не из нашей тишины

 

  Не из нашего отряда

  Ты ошиблось — мое чадо

 

  Сверхвозлюбленное

  Чуть пригубленное

 

  Потерял тебя навек

  Эдька — смелый человек

 

  Эдька умный. Эдик грустный

  Эдичка во всем искусный

 

  Эдинька вас в каждом сне

  Видит словно на луне

 

  Там вы ходите поляной

  В пышном платье. Рано-рано

 

  И в перчатках полевых

  Эдинька находит их

 

  Из травы их подымает

  И целует и кусает

 

  И бежит к тебе-кричит

  Добрый дядя — тихий жид

  На горе в очках стоит

  И губами улыбается

  Он любуется, качается...

 

  Там есть домик в три окошка

  Яблоко висит блестит

  "Хватит бегать — моя крошка"

  произносит добрый жид

 

  "Ну иди обедать детка!"

  Детка-длинною ногой

  Сквозь траву шагая метко

  Направляется домой

 

  С нею дикие собаки

  Я последний прибежал

  И за стол садится всякий

  И целует свой бокал

 

  Так мы жили. Нынче ужин

  Я один съедаю свой

  И не я ни жид* не нужен

  Деве с легкою ногой

  ................................

 

  Чтобы вас развлечь — малютка

  Я все это написал

  Эдька знает — жизнь минутка

  Жизнь — мучительная шутка

  Лишь искусства яркий бал

 

  этот хаос освещает

  Потому взгляни легко

  Счастлив тот кто сочиняет

  сочиняет сочиняет

  и витает высоко

  Пусть тебя не омрачает

  Жизнь тебя не омрачает

  Пусть земное не смушает

  Будет очень далеко...

 

  _____________________________

 

  * Автор считает своим долгом заявить, что не вкладывает в употребляемое

  здесь слово жид никакого злого или обидного содержания.

 

 

  И двери туго затворялись

  И в верхних окнах свет мелькал

 

  Я шел один, я был в экстазе

  И Бога я в себе узнал

  Однажды на зеленой вазе

  Его в музее увидал

 

  Он там сидел простоволосый

  И дул в надрезанный тростник

  Как я скуластый и курносый

  Мой древнегреческий двойник

 

  Да он любил ее больную

  И на за что не осуждал

  И только песню еле злую

  Он за спиной ее играл

 

  Фотография поэта

  В день веселый и пустой

  Сзади осень или лето

  И стоит он молодой

 

  Возле дерева косого

  Морда наглая в очках

  Кудри русые бедово

  Разместились на плечах

 

  Впереди его наверно

  Рядом с делающим снимок

  Кто-то нежный или верный

  (Или Лена, или Димок)

 

  Фотография другая —

  Через пять кипящих лет

  Маска резкая и злая

  Сквозь лицо сквозит скелет

 

  Никого на целом свете

  Потому тяжелый взгляд

  По-солдатски на поэте

  Сапоги его сидят

 

  Ясно будет человеку

  Если снимки он сравнит

  Счастье бросило опеку

  И страдание гостит