Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА
Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ДАРЬЯ ЙОЧИС

Дарья Йочис — поэт, диалектолог, художник. Родилась в 1985 в Ленинграде. Окончила филологический факультет СПбГУ. Учится в аспирантуре ИЛИ РАН. Участвовала в поэтических и художественных фестивалях. Живёт в Праге.

Семафоры

 

* * *

 

Одна умная полуженщина

С правым зеленым глазом

Когда-то сказала мне

Фразу, навязшую черноплодкой:

«Каждый видит только показанное

Поличными документами,

Хочешь ты того или нет».

Я вспоминаю о неявном Аллене Гинзберге,

Который писал о цветущей подростком войне

И о девственном до нее мире,

Но все запомнили только вопли

Любившего мальчиков близорукого толстяка.

Ни он, ни шляпа Берроуза,

Ни веревочный человек Ян Кертис

Не выстрелят в упор и не поймут,

Когда ты видишь на перекрестке

Пожилую женщину-гусеницу

В орущем сиреневом

И хочешь обнять ее ветвистые ноги,

И надеешься на слезящийся взгляд,

Который благословит

Сквозь старческую катаракту,

Диафильм в мозжечке

И отсутствие языков.

 

 

 

 

* * *

 

В монастырской кладовке чуешь:

Текли золотистые струи, совсем не медовые,

Хотя для аббата все было иначе.

Голый св. Себастьян в развратной позе,

С которого он сдувал пыль четырежды в день,

Расправляя под ключами рясу.

Аббат был не чужд каббалы

(И вообще согласных дублетов)

И вызывал смазливого древоточца

Номерами электрощитов,

Когда вспоминал,

Дрожа от похоти и отвращения,

Пухлые бока капеллана.

 

 

 

 

* * *

 

Узкие ноздри мексиканских коров,

Парные семечки яблок,

Похотливые хваткие железы,

Змеиные/ужьи слова,

На том же языке,

Который прижат был к твоему затылку

От головной боли.

Ты не знал ни змеиного, ни человеческого,

Хотя откликался на шипы и рыки,

Как слепоглухонемой, наощупь.

 

 

 

 

* * *

 

Поле закругляется – слово Иосифа –

Над мышами фашистов – прямая как линия сердца речь Марии –

Без малейшей зазубрины – о! еще одна проклюнулась на букву «М»! –

На горящем зонтике.

 

 

 

 

* * *

 

Нарочитые трели вьетнамца Паркера,

Жизнерадостная головная боль,

Чашка, вырезанная из колена любимой

Умелым жрецом белокурых.

Линии бедер и дельта кудрей

Идут казарменным стенам или

Алжирскому монохрому.

Зуавы воют о похоти темнее шакалов,

Звездная голова верблюда

Полощет уши в чашке весов,

Скорпион влезает в окно

Женщиной из средневековья БГ

И прочих приятных сокращений живота и губ.

Она поднимает шпагу

С моим языком уровня starter на острие.

 

 

 

 

* * *

 

Женщина с пустыми бедрами лет сорока

И грудью куницы меньше лет на 15

Смотрит в экран на йогу

И, как зубную пасту, давит ее из себя.

Да, детка, ты секси, ты весела и мокра и вообще

Почти селезень из Силезии.

Запрокидывает тело замерзшим тюльпаном

К теплой стене и жует улыбкой острые буквы.

 

 

 

 

JANIS

 

Полвека назад высшее существо раздавало

Бытовую технику, немецкие машины, героин для побежденной гавани.

В горле техасской бляди

Застревали дифтонги и другие двусмысленные вещи с парными запахами.

Ее утренний голос был старше вечернего и имел другой цвет волос.

По утрам я вижу на шее ее засосы

и татуировку дат ее жизнесмерти, сделанную утюгом.

Воющий сок под крестцом,

«Буравчик и его законы» в пальцах,

Стыдные губы младшего в жизни, извивы чернил на затылке,

Перевернутый дом в итальянской вине,

Чмокающий подросток, пристегнутый к правой лодыжке,

Скатившаяся в колени гамма оргазма мужского любовника

Между Кентукки и Калифорнией.

 

 

 

 

ПОЛЛИ ХАРВИ

 

Женщина в ракурсе.

Скучный экстаз знакомых мест.

Влажные вздохи ситцевым фальцетом в цветочек.

Ласкающий горло ошейник.

Черноволосая австралийка поет из колодца,

Плачет над костями, которым три века,

Гложет суставы нотной азбуки,

Как пристальная ворона в трилистнике.

Ее опасаются спокойные дети,

Никогда не игравшие в доктора.

Глупые дети узнают себя в витражах и витринах.

Худышка-географ,

Впервые шагающая через лоно-болото

В полный голос и рост,

Уложила меня на лопатки

И съела чернику сердца.

 

 

 

 

* * *

 

Ножницы спичек,

Призыв к расстрелу на сахаре,

Забинтованная голова на сигаретном квадрате,

Мужская кудрявая шлюха за стеклом, –

Куда мне деться от вас?

Задастые косули ждут меня на горе,

Шею сосут женщинами-пиявками.

Я заранее знаю их вкус, он скучен и старомоден,

Как туалетное мыло «Букет сирени».

 

Жду любовника с евразийским временем в пульсе и лучистыми радужками.

Они хорошо подойдут к моему циферблату

На ближайшие 8 лет счастливого турникета.

 

 

 

 

* * *

 

Пошлость завитков беличьих кисточек.

Резвость чужого загара,

Ласки с латинским названием

(Впервые – в чертову дюжину и столько же раз).

Любимый сон, чтобы ничего раньше не было,

Никаких ударов баскетбольным мячом в паху.

Ритуальная девственница из ясеня,

Покрытая спермой и лаком,

На стене районного педиатра.

О детский новый мир!

О голубые ступ(е)ни!

Запах резеды и креветок,

Ничего не знающий мальчик из выпускного,

Бегущие люди соцреализма на доме напротив.

Утопленники в реке поют весь «Abbey Road»

И сладко плывут в танго к заливу.

Меня никто не спасет.

 

 

 

 

* * *

 

Узкоглазая страсть с шестью руками из левого позвонка

Растет сельдереем в меня – так же быстро и так же июльски.

Она рождает ярко-зеленый звук соли и мех между пальцами лайки.

Она алфавит с конца до начала, крючкотворная азбука.

Ее платье сшито из мачтовых флагов –

Геометрия Марселя и язвы,

Ледяная сердечность,

Обнимающий шерстью мундштук.

 

 

 

* * *

 

Несколько раз умру - ты поверишь и набьешь рот

Лепестками календулы, а живот – пером черной кошки.

Вызовешь по субботам греческие кошмары,

Когда наутро мой вкус разбудит тебя

И придаст бирюзовый цвет зрению.

 

 

 

 

* * *

 

Автоматический виноград

Растет до головоломного карниза

Под недоброй рыжей черепицей,

Которая по рангу профессий

Между прачкой и хозяйкой борделя.

Романс о гетто

Разносится среди краловых яблонь.

 

 

 

 

* * *

 

Гроза приходит

Подростком в синем тюрбане.

Отчаянно цветные звуки

Толкует часопись –

Последний югославский номер.

 

 

 

 

* * *

 

Нелюдимый предел Порт-Артура,

Полощущий имена

Короткие и шершавые,

Как перья на шее грифа.

Красным гребнем

Над заливом висит

Фаллический дракон фейерверка.

Женский мужчина

Закуривает сквозь sunglass’ы

И сжигает пристань

Хвостом из черно-белой лошади.

 

 

 

 

* * *

 

Мозаичные карпы

Щекочут ступни старухи

На дне бассейна.

Их пугает вуду куриной лапы

Вместо весла.

Бутылочный всплеск с посланием

В сторону юноши

Со свитком в двусмысленном рту.

Семитский профиль жирафа

Кровожадно скалится

На детей в душевой,

И они прорастают кувшинками

Под рыбьим взглядом.

 

 

 

 

* * *

 

Сухие пучки осоки

Головами охранников мертвой невесты

Стучатся в колени

В зеленую клетку.

У тебя прозрачные веки,

Когда ты смотришь на них.

«Это буханана, —

Говоришь ты, —

Редкий тропический вид».

 

 

 

 

* * *

 

Долгие люди с бессменного фото.

Каравай, выбирай и кружись.

Каких наплетут паутин,

Какие выкурят смыслы!

Индийские камни.

Девочка с простреленным глазом

В красном бархатном платье

Бежит по самой красивой поляне,

Унося улыбку прабабки.

 

 

Июнь 2018

Прага

 

____________________

 

 

Босорка и другие

 

 

100011

 

Пустая абиссинская голова из бетона

выросла за двадцать минут,

торчит среди выморочных тюльпанов.

Пальцы привычно за несколько метров от плеч –

как на Рапануи,

пока весь лес не сожгли,

а из пальцев не выдолбили гробовые колоды.

 

Здесь все не так безопасно.

 

 

 

100010

 

Новоиспеченная

румяная

пахнущая эссенцией «цветок ананаса»

шведка

смотрит на новый четырехгла(в/з)ый дом,

на посуду, точь-в-точь как у соседей по побережью

(пойдешь к ним и не заметишь, дома ты или в гостях),

на детского размера тенниски

(популярно все детское,

выпускают даже лифчики для пятилетних любого пола)

и думает

НЕ СЖЕЧЬ ЛИ ВСЕ ЭТО К ЧЕРТЯМ,

когда приходит в себя.

 

 

 

11111

 

Девушка, похожая на маяк

Rubjerg Knude –

белое пальто,

красная шапка,

длинные черные волосы,

такой же бессмысленный

а потому светящийся взгляд.

 

 

 

100000

 

Линии пересекаются,

как светлобровые мужские персонажи

в саге о Саге,

окаменевшей русалке.

Водит пальцем по чашке

со схемой области Вернике

и не врубается, почему

мужские слезы при бритье

можно собрать только после восхода

Большого Снотворного Круга.

Если пропитать ими табачную жвачку,

через три года родится гомункул

с соломенными руками.

 

 

 

100101

 

У восьми Малых Умелей

сырная терка вместо дома,

мазь «вольтарен» вместо льда под ногами,

поролоновые деревья.

Только скворец живой

и неприятно пахнет.

 

 

 

100100

 

Круглоглазая девочка с крыльями из папиросной бумаги

и капризными губами посредственной модели

вечнозеленого итальянца

стягивает с себя кольчугу,

кованную из флейты и дуршлага,

и ахает по сугробам

к четвертому расфокусированному пришельцу.

Если надеть гольфы с помпонами,

вроде не так уж и больно.

 

 

 

 

100110

 

Перистая хвороба

Попытка развоплотиться

Ольха пустельга зазноба

Коми-пермяцкая птица

Загойкали в Перелесье

Закирктали в Подовражье

пугает и куролесит

птичье семечко вражье

когтит-кричит алконостом

летит и коптит сиреной

разбивается в перекресток

но не встает царевной

 

 

 

100110

 

Белоснежка

 

Идет домой в стеклянный шар

в зеленых сапогах

и разгребает снег впотьмах

и пар елово-пряный.

 

Куда сейчас ей без сапог –

убит последний гном.

Пот вытирает рукавом

И – скок в утробу леса

 

есть до волков румяный снег

и яблоком хрустеть,

а свой диснеевский корсет

запечь в пирог невинный.

 

 

 

100111

 

Тот, кто никогда не проходил сквозь стены

или сквозь кафельный пол,

не увидит парня, вчера обрезавшего черные косы,

чтобы стать невидимым для зрячих деревьев

в богемском лесу.

Он становится различим только по ту сторону

кафеля и налипшей на брови строительной ленты.

Парень идет к средневековой границе

Страны цыган и Страны стеклянных шариков,

и когда надевает полосатые шаровары,

превращается в девушку с толстыми черными косами,

пропущенными сквозь бусины на колчане.

 

 

 

101000

 

Если в чужом женском глазу не найдешь свое отражение,

так, если повезет, узнаешь босорку.

Она уходит спиной вперед, платье надев наизнанку,

осторожно переступив через желтый жабник в глазницах

мертвых английских ворон.

Обеих птиц прислали из Тауера

в мантиях Томаса Крамнера и Хью Латимера.

На тихих ногах меньше славянских женских ступней

уносит в лес первого сына молочника,

в колыбели оставив соломенную лисицу.

Если через три дня та не начнет говорить

и вороватъ молоко трехлетних коров,

босорка уйдет за холмы и размешает тучи

деревянной лопатой для масла.

 

А проще ее узнать по бровям, конечно:

правая – русая, левая – голубая.

 

 

 

101001

 

Кто-то наступает по дороге за войском,

через каждые семь поворотов пришивает заплатку на левый рукав,

останавливается и примеряет приглянувшийся череп.

Каждая женщина, встреченная в пути, кивает,

ловко прыгает с виселицы,

и танцует, как Дарья Халприн в пораженной долине.

Последняя несет за ним сломанный черный приемник,

увитый гибискусом, и немецко-русский словарь

позапрошлого века.

Ее волосы не отросли, но глаза уже новорожденные

и разного цвета.

 

 

 

101010

 

У въезда в деревню всегда живут две старухи:

безногая и слепая.

Слепая при звуке шагов пришельцев

доит корову с тремя рогами,

рисует ей пальцем на лбу медное яблоко,

топит в горшке глиняный след чужаков,

вспоминает их жизнь на четыре года вперед.

Безногая в магазине с пыльным синим прилавком

продает им липкий абрикосовый сок –

чем еще порадовать тех, кто через три недели полюбит друг друга? –

и провожает их до первой охотничьей вышки,

обернувшись рыжей коровой с тремя рогами.

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

 

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь,

Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
   — Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали