Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА
Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
АНДРЕЙ МОНАСТЫРСКИЙ

Андрей Монастырский (р. 1949) — художник, теоретик искусства. Родился в поселке Печенга Мурманской области. Затем жил в Москве. Окончил филологический факультет Московского университета. В 1960-е годы участвовал в поэтических чтениях у памятника Маяковскому. Один из ключевых представителей московского концептуализма, основатель перформанс-группы «Коллективные действия» (существовала с 1976 года). Лауреат премии Андрея Белого (2003) за заслуги перед литературой. В 2011 году представлял Россию на Венецианской биеннале современного искусства.

 

 

Окружение

Основной круг общения Монастырского — это художники и писатели, близкие к московскому концептуализму (в старшем поколении — Дмитрий А. Пригов, Лев Рубинштейн, Владимир Сорокин, в младшем — Юрий Лейдерман, Павел Пепперштейн). Кроме того, в перформансах «Коллективных действий» принимали участие многие представители московской творческой интеллигенции, не примыкавшие непосредственно к этому кругу (например, германист, переводчик Вальтера Беньямина Сергей Ромашко).

 

 

Поэтика

Концептуализм Монастырского совсем не похож на концептуализм Дмитрия А. Пригова или Льва Рубинштейна, несмотря на то, что все они были движимы общим стремлением — обнаружить за высказыванием своего рода «пустотную» подкладку, бессмысленный, но навязчивый ритуал. Но если Пригов использовал эту установку для критики идеологии, а Рубинштейн для того, чтобы лучше разобраться в устройстве поэтического «я», то Монастырский стремился обнаружить опустошенность любых форм высказывания и культурных институтов. Причем если у Пригова обнаружение этой пустоты вело в конечном счете к освобождению, к возможности вырваться за пределы границ, прочерченных идеологиями и самим языком, то у Монастырского оно лишь подтверждало экзистенциальную обреченность человека, присущее ему от природы одиночество.

 

 

Влияние

Тексты Монастырского вдохновляли младшее поколение концептуалистов — прежде всего Юрия Лейдермана и Павла Пепперштейна: в центре их внимания также был интерес к пустоте, в обнаружении которой им помогала либо поп-литература (как Пепперштейну), либо советская авангардистская проза 1920-х годов (как Лейдерману). Отзвуки этой поэзии также можно обнаружить у Леонида Шваба, а в следующем поэтическом поколении — у Андрея Черкасова и Никиты Сафонова, которые каждый по-своему восприняли характерное для старшего поэта стремление обнаружить пустотность любого высказывания.

 

 

Значение

Поэт Монастырский всегда был заслонен Монастырским-художником, и поэтому его поэзия 1970-х годов известна не в той степени, в какой она этого заслуживает. Тем не менее многие из этих текстов предугадывают дальнейшие траектории русской поэзии — особенно той, что нацелена на диалог с другими медиа. Так, «Пунктирная композиция» и «Сочинение семьдесят третьего года» показывают, как крупный поэтический текст может быть выстроен по законам музыкального минимализма, а «Элементарная поэзия № 3» намечает пути сближения между философским письмом и поэтическим текстом. В то же время большая поэма «Поэтический мир», во многом созвучная произведениям поэтов американской школы языка 

— интересный пример того, как объемные поэтические тексты могут создаваться при помощи регулярного повторения одних и тех же речевых конструкций, которые от странице к странице меняются лишь незначительно, так что весь текст становится похож на заклинание или буддийскую мантру.

 

 

Цитата

«…Взгляду читателя предстают потоки неких лаконичных словесных формул, паттернов, сквозь которые последовательно и достаточно произвольно прогоняются разнообразные, если так можно выразиться, единицы смысла, для проверки их укладываемости в эти канонические формы. Сами же данные жесткие формы в своей последовательности перемалывают многочисленные смыслы в некую общую однообразную массу. Посему, как уже указывалось, такой процесс подразумевает определенную необязательность смыслового перебора и последовательность кусков. Сам канон все разъясняет. И, в результате, заведенная машина начинает действовать уже дальше самостоятельно, как бы захватывая и подчиняя себе весь, еще не учтенный, окружающий мир».

Дмитрий А. Пригов. «Машина осмысления»

 

 

Визитная карточка

Это короткий отрывок из большой поэмы Монастырского «Поэтический мир»: она состоит из тысячи строф по шесть стихов в каждой и разделена на несколько частей. Центральная тема поэмы — пустота и то, как она обнаруживается в каждой вещи, на которую падает взгляд поэта. Пустота для Монастырского — это не обязательно плохо: напротив, она помогает смиряться с тем, что мир не подвластен человеку, что он движется, руководствуясь собственной непостижимой логикой.

* * *

 

все здесь так же устроено

как и везде

но оно не требует восприятия

потому что его нечем

воспринимать

и изменять

 

на него ничего не воздействует

в действительности

несмотря на существенную

разницу

между ним

и мной

 

оно не подвержено сомнению

и все ему подвластно

бессознательно

и бесчувственно

в силу своего несуществования

оно никогда не прекращается

 

нет неизвестности

все очевидно

и не нуждается в доказательстве

ничего не найдено

но не требует

никаких поисков

 

нет неудовлетворенности

все хорошо

все на своих местах

и не требует передвижения

оно невозможно

но во всех смыслах

здесь непонятно

что это такое

 

ничего не существует

но оно не требует

своего существования

потому что не знает

что это такое

и никак не выражается

 

ничего не происходит

но оно не требует

чтобы что-то происходило

потому что ничего

не происходило

никогда

 

1976

 

 

_____________________________

 

 

 

Я СЛЫШУ ЗВУКИ

 

 

* * *

 

Пушкин читает свое стихотворение

«Безумных лет угасшее веселье».

Его слушают женщины: Голицына Е.Д.,

Одинцова М.А., Нарышкина У.В. и мужчины:

Жуковский В.А., Вяземский П.А., Илличевский М.А.

Во время чтения все присутствующие

молчат.

 

 

 

* * *

 

Фет читает свое стихотворение «О нет,

не стану звать утраченную радость».

Его чтение занимает минут пять-шесть.

 

 

 

* * *

 

Тютчев читает свое стихотворение

«Элизиум теней». Он читает его низким

голосом, интонации его мрачны.

Затем он читает еще несколько

стихотворений до одиннадцати часов вечера.

Чтение происходит в конце декабря, и

гости разъезжаются по домам в теплых шубах.

 

 

 

* * *

 

Жуковский читает какой-то перевод с

немецкого. После чтения он выжидающе

смотрит на Пушкина. Пушкин сидит

неподвижно и молчит.

Два часа. Летний жаркий день.

Солнце заливает столовую. Блестят ножи

и вилки на белой крахмальной скатерти.

 

 

 

* * *

 

Гоголь читает то место в «Мертвых душах»,

где описывается сад Плюшкина. Это происходит

спустя десять лет после чтения Пушкина.

Из тех, кто присутствовал на чтении

Пушкина, остались только Жуковский и

Вяземский. Они думают о другом, но не так умно,

как автор плюшкинского сада.

 

 

 

* * *

 

Фет читает стихотворение «Не спрашивай

о чем задумываюсь я».

Перед его мысленным взором носится стая

ворон и своим карканьем мешает ему читать.

 

 

 

* * *

 

В гостиной Жуковский читает нескольким

старичкам свою «Светлану».

Дверь в спальню приоткрыта, там кто-то

возится и пыхтит. Слышно, как рвется шелк.

Старички вздрагивают и краснеют.

 

 

 

* * *

 

Баратынский читает свой «Пироскаф» лежа

в постели. На пододеяльнике — темное пятно

от пролитого чая. Жуковский сидит рядом и

рассматривает этикетки на пузырьках с

лекарствами. Машинально он берет один

пузырек с желтой жидкостью, переворачивает

его вверх ногами, трясет.

Баратынский закончил чтение и бессмысленно

глядит в потолок.

 

 

 

* * *

 

Баратынский смотрит в окно. Там падает

снег. За его спиной на письменном столе

горит свеча и освещает разные бумаги.

Он только что закончил новую поэму.

Он психически болен и одинок. Это и

отразилось в его никому не нужной поэме.

«Но могло бы отразиться и что-нибудь

похуже», — думает он.

 

 

 

* * *

 

Тютчев в большой компании читает свое

стихотворение «На дорогу».

Только одна дама из присутствующих видит,

что делается у него за спиной.

Сам Тютчев — человек пожилых лет, с круглым

мягким лицом и в пенсне.

Он читает по бумажке как бы для себя.

 

 

 

* * *

 

Лермонтов читает свое стихотворение «Тучки

небесные вечные странники».

Он стоит спиной к окну и не видит, что

происходит на улице. Не только он, но и

никто из присутствующих по его вине

ничего не видит.

На улице снегу намело метра три.

 

 

 

* * *

 

Достоевский читает первую главу

«Подростка». На фразе — «а так писать — похоже

на бред или облако» — он останавливается

и мутными глазами обводит комнату: в

зеркале напротив действительно отражается

облако в окне и кусочек синего неба.

 

 

 

* * *

 

Чехов не явился вовремя читать свою «Степь»,

как обещал накануне. В течение часа

приглашенные то один, то другой подходили к окну

посмотреть, не подъехала ли карета Чехова.

Любовались блеском снежинок, сверкающих

в свете фонаря.

Читать Чехов так и не приехал.

 

 

 

* * *

 

12 апреля 1887 года с шести часов вечера

и до восьми чтение стихов происходило

только в двух местах: в английском городе

Блеквуде и в русском Кишиневе.

Причем в русском городе читались стихи

давно умершего поэта Державина.

Дряхлый старик в течение двух часов

читал одно стихотворение за другим.

 

 

 

* * *

 

К Кафке приходят некий Макс Б. и

с ним дама. Кафка читает им несколько

рассказов. Всем троим нравится видеть друг друга.

У дамы красивая бриллиантовая брошь на

лиловом бархате. У Макса Б. тщательно

ухоженная бородка. У Кафки приятный, немного

грустный голос.

 

 

* * *

 

Блок часа два читает стихи. Андрей Белый

сидит напротив и смотрит на его массивный подбородок.

Борис Николаевич думает о небесах и о

выстрелах, которые слышны за окном.

 

 

 

* * *

 

Хлебников в Торжке читает лекцию о

строительстве подземного железнодорожного

туннеля под Гималаями.

Он читает так тихо, что его почти не слышно.

Сам же Хлебников слышит, как где-то

свистит паровоз. Этот свист пленяет его душу,

он забывает закончить лекцию и уходит

неизвестно куда.

 

 

 

* * *

 

В 11 часов вечера Мандельштам ходит по

зоологическому музею и читает вслух

надписи на стеклянных шкафах.

«Эти чучела смотрят на меня через стекло

и слышат какие-то непонятные для

них звуки» — вдруг приходит в голову

Мандельштаму, и он испуганно озирается по сторонам.

Затем по пустынным залам музея разносится

топот бегущего человека, громкий стук

дверей и скрежет замка.

 

 

 

* * *

 

Хармс рассказывает своему другу Введенскому

анекдоты о Пушкине. Введенский хохочет.

Сначала смех его доставляет Хармсу

удовольствие, но потом он впадает в тоску,

начинает беспокоиться и, наконец, уходит

неизвестно куда.

 

 

 

* * *

 

В гостиной Сапгир читает Холину свое

стихотворение «Я — Адонис, вот мой пенис».

Дверь в спальню приоткрыта, там кто-то

возится и пыхтит. Слышно, как рвется шелк.

Холин вздрагивает и краснеет.

 

 

 

* * *

 

Национальный герой Лимонов сидит за

столом в Америке и пишет статью о каких-то звуках.

— Что же это были за звуки? — вспоминает

Лимонов, вслушиваясь в иностранную речь

и рисуя на бумаге закорючки, — ведь были

же они, были когда-то — непонятные, влекущие?

и Лимонов заканчивает свою статью

фразой: «Я слышал какие-то звуки, и они

привели меня в вашу страну».

 

 

 

* * *

 

Кабаков читает свой альбом «Соня

Синичкина — чашка».

После чтения присутствующие некоторое

время молчат и слушают звуки.

Что это за звуки, еще неизвестно, но они

уже слышны всем.

 

 

 

* * *

 

Пивоваров читает свой «Проект биографии одинокого человека».

Его картина похожа на окно, за которым

кто-то живет, зажигая по вечерам настольную лампу.

Из окна долетают звуки, но нельзя понять:

играют ли там на рояле или разговаривают.

 

 

 

* * *

 

Рубинштейн читает свою Программу работ.

Присутствуют женщины: Алексеева Н.Ф.,

Яворская И., Сумнина А.В., Кизевальтер Г.,

сестры Чачко, Сапонова М.А.

и мужчины: Алексеев Н.Ф., Яворский И.,

Сумнин А.В., Кизевальтер Г. и братья

Чачко, и Сапонов М.А.

Во время чтения присутствующие разговаривают,

сильно шумят — стоит гул, в котором

трудно что-либо понять.

 

 

 

* * *

 

Алексеев читает свою картину «Я слышу звуки».

Присутствующие художники, писатели и

композиторы стараются разобраться в

этих звуках, напрягают слух, и в тишине

слышно, как стучат их сердца.

 

 

 

* * *

 

Алексей Любимов исполняет произведение Кейджа 4.33.

Во время исполнения все присутствующие

молчат и слушают звуки.

Что это за звуки, еще неизвестно, но они

уже слышны всем.

 

 

 

* * *

 

Вот они были, герои нашего времени, законодатели

хорошего настроения, воодушевляющие и

обобщающие скучную жизнь,

вот они были, терзаемые самосознанием,

засыпанные в катакомбах мемуаров,

зажимающие носы, чтобы не слышать запаха

гниющего классицизма,

вот они были сюрреалисты вокруг гигантского

стола, на котором величественно возлежал

незамороженный Державин, на столе, за

которым пировало Возрождение, вечеряло

Средневековье, на котором закладывала тельца

античность и архаика и лежало тело еще

бездыханного Адама — одним словом, на

забрызганном кровью фартуке Господа Бога

они были —

и слышали какие-то непонятные звуки и

чьи-то чужие голоса.

 

 

 

* * *

 

Сумнин читал свою Элементарную поэзию

№ 5 «Я слышу звуки».

На чтении присутствовали только поэты,

художники и музыканты.

После чтения все присутствующие согласились

с концепцией автора и сказали,

что они тоже слышат звуки.

 

 

 

* * *

 

Вот они все на фотографии в черных

костюмах, дамы в длинных платьях.

Они красиво заключены в прямоугольник.

Среди них нет поэта. Он не читает им

своих стихов, но создает из себя центр

внимания. Они сами себе центр — могут

висеть на стене на видном месте и

разговаривать о чем-то таком, отчего

лица их становятся похожими на бред

или облако.

 

 

 

* * *

 

Вот они висят на стене, красиво вправленные

в прямоугольник, никому не известные люди.

Они не смотрят на нас наподобие вождей.

У них есть своя большая комната с

роскошной хрустальной люстрой, удобными

мягкими диванами.

Они увлечены общим разговором и внимательно

слушают друг друга.

Может быть, все они уже давно умерли,

а может быть, они где-нибудь еще сидят,

еще продолжают свою свободную, неизвестную

нам жизнь, полную чарующих, понятных им

звуков.

 

 

 

* * *

 

В большой комнате, на стене висит фотография —

групповой, документальный снимок

мужчин и женщин в непринужденных позах:

кто сидит, кто ходит по комнате, кто стоит,

облокотившись о рояль.

Кабаков и Сапгир смотрят на фотографию

и думают про себя «Черт, кто же это такие —

ни одного знакомого лица, может быть,

иностранцы?».

 

 

 

* * *

 

На другой стене в другом доме висит

еще одна фотография, тоже документальная,

но получилось так, что многие повернулись

спиной к объективу, и вышло

странно — почти одни спины.

Пивоваров и Янкилевский разглядывают

фотографию и стараются хоть кого-нибудь узнать по спине:

«По-моему, вон тот, в клетчатом, — Булатов», — гадает Пивоваров.

«А этот в котелке — Васильев», — гадает Янкилевский,

но потом, как будто услышав, как кто-то

зовет их, они поворачиваются спиной

к фотографии и уходят неизвестно

куда в разные стороны.

 

 

 

* * *

 

Есть целый дом, гигантский особняк,

все стены которого завешаны групповыми

документальными фотографиями людей во

весь рост и разговаривающих друг с другом.

Можно ходить часами по странному музею

и не найти на этих до ужаса реальных

фотографиях ни одного знакомого лица.

Но до чего же они хороши — эти дамы и господа!

До чего лица их полны духовным светом,

как много там цветов и дорогого шелка!

Ах, как милы они нашему сердцу — эти

ускользнувшие от нас призраки с

незнакомыми именами.

 

 

 

________________________________________

 

 

 

Из книги "ДЛЯ ДВУНОГОГО ДРУГА"

 

Октябрь – ноябрь 1972 г.

 

 

 

* * *

 

Желтый пес

где твой мертвый хозяин

Там, на пне,

где сидел он

схватив за ошейник тебя

чтобы я проходил...

Ибо осень кончалась

И надо спешить

бормотал я

и надо спешить

 

 

 

* * *

 

Мертвые не навалены кучей

А в ручьях разговоры ведут:

их осталось немного

но не застить сверкающих глаз

башмаки перепачкав,

а прыгнуть

Все быстрее летя

над болтливой без умолку пашней.

 

 

 

* * *

 

Смою с черемухи кровь

Если никто не вернется

Снова поставлю капкан

для двуногого друга

а если увидят меня

горсть земляники

с шерстью налипшей

отсыплю.

 

 

 

* * *

 

За дверью раскрытой

Веселится братва

и плясун беспризорный

с крыльями, бритвы острее,

бьется о стены

среди перерезанных глоток

и липких осколков стрекоз.

 

 

 

* * *

 

Выгребет ветер

Надейся, что выгребет ветер

И вытерпит мир:

 

Ибо гроб вымеряли на совесть

И мы вымирали не зря.

 

 

 

* * *

 

Не дрожи так, речка

мы тебя обойдем

в полосатых мундирах

со сталью в руках

задевая затопленный город

родными плечами.

 

 

 

* * *

 

Натертый яблоком ветер

за руку с нищим у двери

прикинулся мальчиком

пышным, продажным,

и так вот под ветром

проходят последние дни.

 

 

 

* * *

 

На деревянных коньках

прикарманил меня новый год

 

медленно веки разжав

я умирал не спеша

 

даже за номером лень

руку засунуть в карман.

 

Так и заснул на снегу

с глупою трубкой в руках.

 

________________________

 

 

 

 

* * *

 

философ – нео-андерталец

иду по скромному пути

мой акционный object "Палец”

мне светит ясно впереди

 

к нему стремлюсь я в даль живую

чтоб пенетрировать объект

переживая ночь чужую

как вектор приблатненных сект

 

уж нет вибрации ответной

под веневитина луной

циана каплею бесцветной

пропитан перстень гробовой

 

душою электрозавода

преображенка вдалеке

маячит на исходе года

с москварекой на каблуке

 

иду, объектом запасённый

под ветром спину наклоня

мой ум, зимою занесённый,

несётся, быстр, вперёд меня

 

как шар все боле разрастаясь

и застя бесконечну даль

мой ум – видений белых стая

во красно-черную стендаль

 

преобразится, распадаясь

на миллионы пузырьков

и вознесутся будды рая

из переходов и ларьков!

 

 

 

 

* * *

 

И на краю КД стоит

резиновый завод

Никто о нём не говорит

Никто в нём не живет

 

жуки жужжат, жуки ползут

пусты людские гнёзда

по Яузе плывёт мазут

и отражает звёзды

 

где нашей юности пруды?

где океан за ними?

где озаренья? где блуды?

Где анус Пазолини?

 

Вот этот жук - он был Ли Бо

А этот - был Ван Вэем

средь насекомых и грибов

приятный ветер веет

 

исчезла Слава, и во мгле

мерцают Огоньки

Одна лишь ценность на земле —

Приятные деньки!

 

 

 

 

* * *

 

Леонидом Андреевым

был я призван в астрал

сумасшедшим Андреем

Монастырским я стал

 

Джеймса Эдварда фото

на шоссе я раздал

чтоб осталось хоть что-то

от ушедших в астрал

 

 

 

 

* * *

 

Я вижу Лианозово (где ни разу не был) прежде всего как небесные

ДАЛИ НАД БАРАКАМИ: дерево дверей скрипящих, окон старых,

настоящих, весенний двор и лужи на земле и промельк мысли об орле

летящем в полосе неразличенья и пьющего Сапгира увлеченья...

И Холина стихами излученье

радиактивность рабинского тленья

(помойки номер 8)

Некрасова стихотворение

про осень

дворов барачных испаренья

и вновь, и вновь стихотворенье

крапивой устлана вся даль миротворенья

в бараке крыш есть люки вдохновенья

 

 

 

 

* * *

 

синим небом проплывает

прошлое во мне

пройден путь. никто не знает

что бывает Вне

 

зимний путь не только шуберт

зимний путь — без мух

пробегут за новой шубой

призраки старух

 

пронесутся облака

в чердачное окошко

полакает молока

маленькая кошка

 

махакала замахала

чем-то вдалеке

то ли красным опахалом

в синем кулаке

 

то ли ликом улыбаясь

черепом зубов

прокричала голубая

песенка гробов

 

в этих нишах тишины

спрятались до времени

мухи – нищие весны

девушки беременные

 

 

 

 

* * *

 

астрономом был я в детстве

марсом увлекался я

а теперь — палеонтолог

обложен весь лекарствами!

 

не спеши к зазнобе тыном

рожь сребрит ночная

встало небо исполином

над крышей сарая

 

в земляные полости

злись не злись

черепахи молодости

расползлись.

 

 

 

 

* * *

 

я работал с жирным педерастом тачку он толкал перед собой

и хватал за жопу он ребенка

был он голубой

звали Иннокентий иль Ираклий педераста жирного того

а потом все

это покрылось мраком

и не видно никого.

 

 

 

 

* * *

 

тут жил херасков, жил фуко

в гетеротопии кладбѝща

и между ними серый волк

звезду златую зайца ищет

 

жеблон колбас кричит в сарае

и за холмом лежит ледник

мы ничего о них не знаем

шагал за татлиным летит

 

кролик жирной головой

розовое вѐко

ты подземною травой (совой) (собой)

шаришь человека

 

ужас ужас по утру

сидит на табуретке

дай тебе я разотру

пажить по скелетке

 

видишь алый тупичок

у стихотворенья?

глаз испуганных пучок

страшного старенья?

 

это экзистенциал

молодости Хуйность

и пизды Потенциал

сумашедшебуйность

 

дан ему в глаза испуг

писсуарокáрий

мастурбационных рук

вечный планетарий

 

двух стеклянных медвежат

пьяница-фонтан

а там дальше – воздух сжат

и еще вон там....

 

 

 

 

* * *

 

умерли весенние мухи 1962 года на стене сарая за железнодорожными путями

на Пантелеевской улице

умер Иоганн Себастьян Бах

умер Иммануил Кант

умер Дюшан

умер Кейдж

умер Ван Вэй

 

 

 

 

* * *

 

куда делась куда делась

выставка в сокольниках

вон ворона полетела

в черных треугольниках

 

зима белая легла

добротою снежность

вылезай из-под стола

выбегай в безбрежность

 

ушла молодость в ташкент

в семьдесят девятом

старость — просто как event

втоптанная в атом

 

ботанических сестёр

дали пароходные

во все стороны простёр

сны богоугодные

 

вот под солнцем десять мух

на стене сарая

веселятся средь старух

ничего не зная

 

этот стих — аэропорт

(не сергей есенин)

улетели мухи в Word

облачком весенним

 

их интенция проста

чистый формализм:

улететь за край листа

в концептуализм!

 

 

 

 

* * *

 

ходит ходит пиздорог

Без дорог без дорог

А навстречу рогохуй

Рогохуй с бородой

Тараторит молодой

Мониторит бородой

 

 

 

 

* * *

 

любовь есть чувство бесконечности

упрятанное в наконечности

со всею силою отёчности

ночует мальчик в ночи точности

в ногах валяется бессрочности

теряя идентичность личности

не помышляет он о прочности

и ничего не просит лишнего

а только палечности вечности

а только пальцевости речности

о этот ужас обесточенности

среди космических просроченностей

о эти просранные почести

как будто полости сподручности

о эти девочки – задрочики

о эти мальчиковы ручики!

подруга тронула подругу

и фабрика дала гудок

все изменяемо по кругу

неизменяем только Бог.

 

 

 

 

* * *

  (страдаю как вошь

  Под пальцем Неба)

 

Я грустен был всегда

И в гноях помрачен

Я коротал года

Хоть был всегда ребён

 

Ком слёз стоял у гор

Лазури гробовой

А из могильных нор

Шел непрерывный вой

 

Кричала сатана

И не было целеба

Как вошь страдаю я

Под пальцем Неба.

 

 

 

 

* * *

 

Клопных мыслей бескуражье

Подзалупных чувств тоска

Видишь дом многоэтажный?

Гнойных слоев облака?

 

Видишь синий блеск акулы

Видишь бездну океан

Я вбежал в районы Тулы

Словно в засранный капкан

 

Дребезжали и скрипели

мачты бедные небес

добежали еле-еле

в темный лес.

 

там засели под кустом

с ежиком в обнимку

О спасительном пустом

Поставили пластинку

 

Но царапина на ней

Билась и визжала

Под иглою старых дней

Молодости жало.

 

Что, парнишка, все прошло

Промчалося пластмассой?

Это тоже хорошо

Тоже мимо кассы

 

 

 

 

* * *

 

жизнь страшна невероятно

словно адский лепесток

старость ставит свои пятна

на лицо и на листок (Восток)

 

узок путь, с годами Уже

он становится всегда

и чем старше мы, тех хуже

светит ужаса звезда

 

мы от старости очнёмся

путь – будильника трезвон

и поэта с черной чёлкой

вновь откроет горизонт

 

будто будда будто будда

штукатурка юных губ

рыбка прыгает из пруда

прямо в суп

 

эта жуткая картина

простирает гибло вдаль

в трусах из черного сатина

жизни адскую вуаль

 

 

 

 

* * *

 

кеглями Проезжей

я сошел с ума

на кухне нездешней

темнеет зима

 

за окном налево

угольный двор

там Некрасов Сева

стих распростёр

 

девочка-цыганка

в шалаше

постоянства планка

на карандаше

 

сосед пишет письма

Хрущёву их шлёт

из социализма

никто не придёт...

 

 

 

 

* * *

 

Не на что рассчитывать.

Это хорошо.

Знаешь, впрочем, плохо-

потерял мундштук

вечером, в речушку

уронил с мостков

черный, эбонитовый

на меня похож.

 

1983

 

 

 

 

* * *

 

Угрюмые плывут в пустыне без конца

И конь вспомянется, везущий без лица

Два голоса, скрипящие крылами:

смотри, любовь заброшена под нами,

рука торчит — уж полем занесло,

куда-то ветром губы отнесло,

и ноги вертятся, как мельница в дали,

И Наши в суете смертей отстали,

и спинам здесь тепло,

и спит в пыли

их пламенных речей наш конь усталый.

Переночуем здесь, у мертвого лица.

Угрюмые плывут в пустыне без конца.

 

1972

 

 

 

 

* * *

 

Меня успокаивают цифры

радует пепперштейн

на этом кончаются рифмы

начинается рубинштейн

 

Детства свет в скрябине скрыт

неглинные дали (рыб)

 

 

 

 

* * *

 

гнойными тропáми

земного бытия

мы ползем клопами

среди всех — и я

 

средиземноморье

где-то там, вдали

Одиссея морда

Трои корабли

 

по-крестьянски прямо

бороздою — путь

а за пашней — яма

не перепрыгнУть

 

поверни направо

приверни фитиль

все равно отрава

все равно — в утиль

 

эх да звёзды высоко

скопление галактик

облака плывут легко —

суть духовных практик

 

___________________________

 

 

Станция назначения — Бог

 

 

* * *

 

Девушка с черепаховой заколкой

умерла на рассвете зимой.

Что можно ещё об этом сказать?

Ведь не бесконечно же поле белого снега,

временно безнадёжен дом

и оставлены вещи.

Но не хочется говорить о жизни,

о неотвратимой весне.

 

 

 

* * *

 

Эта лужа мировая

такая живая

метров пять до того края

а рядом смерть торчит

ржавая, витая

от строительства осталась

не вытянуть её никак

такая жалость.

 

 

 

* * *

 

Белый снег

сквозь кустарник

достаточно места

дойти до горы

но небо темнеет

и времени нет

придётся вернуться

на несколько лет.

 

 

 

* * *

 

Не на что рассчитывать.

Это хорошо.

Знаешь, впрочем, плохо —

потерял мундштук

вечером, в речушку

уронил с мостков

чёрный, эбонитовый

на меня похож.

 

 

 

* * *

  Н.С.П.

 

Впереди вороний крик.

Здравствуй, друг.

Это парк или болото?

Ты оттуда? Я туда.

 

Впереди тупик, блевота.

Вавилонские ворота

и библейская вода.

 

 

 

* * *

 

Станция назначения —

Бог.

Прошу прощения,

но в результате красного смещения

семафора —

катастрофа

серафима.

Станцию проехали мимо.

Из окна была видна

Станция ВДНХ.

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

 

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь,

Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
   — Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали