Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ANDRE FRENAUD

ДРЕВНИЙ КРАЙ

 

Из поэмы

 

.........................

Напрасно сверкают на улицах наших новейшие вопли реклам,

напрасны клаксоны, неоны, напрасно шипят попугаями автомобили,

Над рядами доходных домов

нависают хвастливо жирные складки балконов.

Витрины лавчонок оправлены в мрамор,

Стерилизованный серый бетон в униформу безликую вырядил

тысячи трепетных тел.

Кто же выдернул с корнем беззащитную нежность каминов,

Кто развеял по ветру мечты? Человек уже больше не дышит

камнями домов своих. Не отыщешь заветной калитки,

что вела бы в сад потайной.

Пустопорожняя роскошь, одиночество под слоями румян. Под словами

с утра и до вечера дрожащие стынут сердца.

 

Природа, однако, ещё сохранила свою благородную стать.

По-прежнему птицы играют в небесном просторе

над деревнями.

Реки текут. И лес в высоте.

Солнце в лазури над шагающей в гору дорогой

не отворачивается от затерянной этой долины.

В тучной траве молодые зверята на неуверенных лапах,

пугливые кролики в вырубках,

за домами тропинка, крестовник, щавель —

все остается как было; живность снует по земле

или глядит, как все та же заря поднимается над огородами.

 

_О деревья, могучие старцы, дарители скромные сочных плодов!

О детские стайки деревьев, упрямо набычивших лбы

навстречу сильному ветру,

о братья, готовые нас защитить!_

 

Мы разобщенно живем под фальшивыми стягами,

манекены на койках складных,

на пустыре, где к ночи сверкать начинает огнями

отвратительная нищета.

Обман и тоска. Я в них погружен неизбывно. Холодная петля на шее моей.

 

Сирота в толпе бесприютной таких же сирот,

я на ощупь пытаюсь найти-обрести полноту бытия,

какое-то дело найти, что меня к этой цели могло бы приблизить.

Грядущее, смутно мерцая во мгле, продвигается поступью тяжкой.

_Оно утверждает себя чрезмерно жестоко.

Оно уже обмануло меня. Его лик я с трудом различаю.

Я себя заставляю надеяться. Я одинок. Я не вижу дороги._

 

Я буду, наверное, грезить... Но я касаюсь при этом земли.

Из туманного марева до меня еще долетают

запоздалые отблески молний, и, населяя дорогу мою,

они озаряют свеченьем легенды

вереницу моих бесполезных шагов.

 

Мне этих отблесков будет достаточно, чтобы решиться продолжить! свой путь!

 

Я смотрю. Нынче вечером стены

мне видятся в розовом свете, как яблони. Я шагаю вперед...

У меня в голове теснятся виденья.

Теснятся виденья, а быть может, я все это вижу воочью. И вот оно, чудо:

на дороге, у самой деревни,

увитая зеленью церковь облюбовала себе уголок.

Мастер тележный ладит два синих ярма для быков.

В лавках шорника и столяра меня наполняет восторгом

мягкая кротость дорогих мне вещей из былого.

 

_Древний край, который так одряхлел,

что уже запретить мне не в силах с нежностью помнить его._

 

Гаснут последние печи, где выпекается хлеб,

тает последний дымок, отдающий горечью трав.

Снимают с ограды колесо от повозки.

Меняются знаки. Милый отческий край умирает.

Древний край, который в каждом саду дарил нам на память,

словно надпись на книге, ароматы своей резеды.

 

 

 

 

 

МИЛАЯ ДЕРЕВЕНЬКА

 

Милая деревенька

на гладкой зелени луга

и летящие вдаль облака...

Значит, ты никогда не покидало меня,

о мое слишком рано отцветшее счастье,

коль улыбается мне из-за веток самшита

мальчик, когда-то игравший в этих кустах.

 

 

 

 

 

ПОЛЧИЩА ТУЧ

 

Полчища туч в полудреме бредут

по равнине,

на которой тысячи глаз, трепеща, образуют под вечер

синий бескрайний порог...

Вслед за черным хлестаньем грозы, оживившим

меловую прозрачность ячменных полей,

медлительный дол начинает светиться опаловым блеском тумана.

И ты ворошишь большое застывшее небо,

чтоб отыскать свои милые тени

в безднах, разверстых движением туч.

 

 

 

 

 

ОСЕННЕЙ ПОРОЙ

 

Тени туч и тени деревьев — а они ведь не дружат —

смешались на этом клочке опустелого поля, окруженного поздним

золотом осени.

  Но надвигается ночь.

 

 

 

 

* * *

 

Опавшие листья влетели к нам в дом,

словно птицы. Пугаться не стоит —

осень нам предвещает в грядущем

новый год и весеннюю зелень.

 

 

 

 

 

* * *

 

Опавшие листья улетят далеко-далеко, и уже Рождество

возвещает приход свой. Движение к первоистоку,

яйцо, из которого вышел ребенок на свет.

 

 

 

 

 

* * *

 

_Тень_

 

Он поднимается в гору, а тень идет впереди

и венчает его. Он ее не обгонит.

 

 

 

 

 

* * *

 

_Осколки ребенка-бога_

 

Бог — это ребенок, в траве заблудившийся.

Помогите ему отыскаться.

 

_Вечная осень_

 

Золотые развеялись листья, почти не оставив следов.

...Из осенних лохмотьев на свет выбирается поздняя осень.

 

 

 

 

 

ОПУСКАЕТСЯ НОЧЬ

 

День отступал перед тенью,

нехотя ей отдавал уголки прекрасные луга,

и, удлиняясь, деревья с них соскабливали позолоту. Чуть позже

молодые дубки по склонам холмов о чем-то шептались,

кусты, точно оборотни, седели —

так люди мрачнеют порой на обратном пути.

Запираясь на все замки и засовы,

ночь устраивалась на ночлег.

 

 

 

 

 

БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ

 

Жизнь идёт, куда я хочу.

Я гулять её вывожу,

не теряя из виду

ни в шумной толпе,

ни на кладбище,

где я брожу

среди тихих могил

и где каждый мертвец,

кто б он ни был, мне мил,

потому что не сердится,

если мой смех

раздается возле могил.

 

 

 

 

 

ЖИЗНЬ, ВЕТЕР

 

Жизнь сочинит мимоходом

ливень весенний — и в путь;

жизнь — это ветер в сто обещаний

невыполнимых и путь

в сто дерзаний и поражений,

и снова движенье, и ветер, и жизнь

такая ласковая, если захочет.

 

 

 

 

 

НЕБЫТИЕ

 

Когда в один не столь далёкий день

представлю я мой счет небытию,

оно меня насмешкой не накажет.

Подделки в числах нет,

в итоге — чистый нуль..

«Приди ко мне, мой сын,—

небытие мне скажет,—

прижмись к моей груди, её достоин ты».

И с тишиною вечной я сольюсь.

 

 

 

 

 

КОНЕЦ ГОДА

 

В конце года девушки красивы.

В конце года яблоки спелы.

В конце года дым из труб черный,

а старая кожа становится новой.

В конце года снег белый улыбчив.

В конце года грех со счета списан.

В конце года задумчивы руки,

огонь неспокоен, пироги пекутся.

В конце года звенят стаканы.

В конце года забыты невзгоды,

забыт иней, за столом праздник,

звенят стаканы в честь Нового года.

 

 

 

 

 

МОЙ ДОМ

 

Я из сухих камней сложил

мой дом,

чтоб по душе котятам был

мой дом,

чтоб стал мышатам тоже мил

мой дом,

чтоб голубь зерна находил

в нем,

и солнце щурилось бы там

по всем углам,

когда мой дом

нем,

чтоб детвора играла в нем.

С кем?

Ни с кем!

С веселым сквозняком!

И чтобы в радость был мой дом

всем.

Без крыши он и без огня,

мой дом,

и без тебя, и без меня,

мой дом,

и нет в нем слуг, и нет господ

в нем,

и все совсем наоборот

в нем,

ни статуй нет, ни страха нет, ни стен,

нет ни оружья, ни угроз, ни взятых в плен,

в нем ни реликвий, ни религий

днем с огнем ты не найдешь.

Вот почему он так хорош,

мой дом.

 

 

 

 

 

НЕСЧАСТНЫЕ ДЕТИ

 

Несчастный ребенок, собака с подбитою лапой. Кто обидел ее, почему так дрожит она,

в землю сырую уткнувшись? Жестокие дети избили ее, собаку-ребенка,

прижалась она к оскорбленной земле и глаза свои спрятала в грязь.

И нет у нее ничего, кроме страха и дрожи; собака-ребенок не смеет взглянуть на меня

и ответить на нежность мою, которой так нужен доверчивый дружеский взгляд.

Неужели теперь никогда, за порогом страданий, нельзя ни любить, ни играть?

О жестокое горе ребенка, который дрожит и не может кричать, протестуя,

и жить, улыбаясь, не может... которому страшно, и взор его ранен,

и дальше бредет он, ребенок, или собака, или старик...

о горе, великое горе

и бесконечные слезы страданья — огромного и без вины.

 

 

 

 

 

СОБЕРЕМ ОПАВШИЕ

 

Соберем опавшие

листья вдовам,

их любви старой,

их друзьям новым.

 

Будущее наше

разорвем на части,

принести счастье.

 

А нам копать землю,

и мы там не будем,

и уже без нас

жить людям.

 

 

 

 

 

АНКЕТА

 

Бывает ли вашим глазам

Яркий свет неприятен?

Бывает ли так, что свет

Вас уносит на крыльях?

 

Этот свет - он один и тот же

В первом случае и во втором?

 

 

Сообщите, есть ли у вас

Любимый цветок.

Знает ли сам он об этом?

Если да, то откуда, по-вашему,

Удалось ему это узнать?

 

Чьею силой,

Какою силой

Вам хотелось бы обладать?

И зачем?

 

Приходилось ли вам быть травой,

Которую топчут?

Понимали ли вы, почему

Топчут именно вас?

 

Когда вы глядите на небо,

Которое смотрит на землю,

Вам не приходит в голову,

Что небо, пожалуй, могло бы

Не только смотреть?

 

Если б на свете был бог,

Который существовал бы

Лишь ночью,

Что в этом случае вы предпочли бы:

Спать по ночам, в мире, где бог?

Или спать только днем, когда бога нет?

 

Тот же вопрос

Относительно пробуждения.

АНДРЕ ФРЕНО — ANDRE FRENAUD (род. в 1907 г.) Фрацузский поэт. Лауреат Большой национальной премии поэзии. Автор многих книг стихов, в их числе — «Волхвы» («Les rois mages», 1943), «Весь источник» («Source ire», 1952), «Рая нет» («II n'y a pas de paradis», 1962), «Святой лик» («Sainte face», I, «Римская колдунья» («La sorciere de Rome». 1973). Участник движения Сопротивления, автор вышедших нелегально сборников «Цари-волхвы» (1943) и «Парижские тайны» (1944). В поэмах «Черная свадьба» (1946) и «Огромное лицо богини Разума» (1950) воспевается мужество человека, преодолевающего трагическую абсурдность бытия. Лирике Френо («Рая нет», 1962; «Нерукотворный образ», 1968; «Римская колдунья», 1973) присуща философичность, тяга к иносказанию, отточенность стиля в сочетании с яркой образностью.