Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
АЛЕКСЕЙ СОМОВ

Алексей Анатольевич Сомов (1976 — 2013) — российский поэт, писатель, критик, журналист. Скончался 13 августа 2013 года от сердечного приступа у себя дома.

Жил и работал в Удмуртии, в городе Сарапул. Окончил ИжГТУ. Был участником панк-групп "Деградация Личности", "Нахуатль", "РадиоПаzzzornick". Работал художником-оформителем в кинотеатре, охранником, преподавателем информатики, инженером по маркетингу, дизайнером наружной рекламы, верстальщиком, выпускающим редактором газеты, редактором отдела прозы литературного сайта.

Один из лауреатов национальной литературной премии «Золотое Перо Руси-2007» в номинации «Очерк». Третье место в номинации «Поэзия» на международном литературном фестивале «Русский Stil — 2008» в Штутгарте (Германия). Шорт-лист «Согласования времен-2010», лонг-лист первой Григорьевской премии, шорт-лист Международного литературного Волошинского конкурса. Член Союза литераторов Удмуртии.

Автор текста песни группы «Корни» — «Ей везет».

В лирике А.Сомова преобладают эсхатологические и некрореалистические мотивы. Религиозные мотивы лирики Сомова и его религиозная философия скандальны и противоречивы, за что автор подвергается гонениям традиционалистов. Не менее часто автор использует фольклорные мотивы. Стихи А.Сомова техничны, автор много экспериментирует с системами стихосложения и стихотворными размерами, в его творчестве преобладают разные формы тонического стиха.

Проза А.Сомова тяготеет к жанру «черного реализма», в ней преобладает мотив безысходности человеческого существования и беззащитности человека перед жестокостью общества и мира.

СНЕГИРИ UPGRADE

 

Асану Исаеву

Не оставлю тебе уж прости-извини

ни кола ни двора ни воды ни земли

Дам в подмогу тебе говорящего пса

а ружье как-нибудь раздобудешь и сам

 

А в награду тебе я придумал врага

потому что все-все снегопад и пурга

кроме кислой как брага и едкой как дым

клочковатой неправды

посконной вражды

 

И еще непонятное есть существо

две руки две ноги называется скво

темнота меж ушей и зверек между ног

вот она-то тебя и погубит сынок

 

Будь в усладу тебе и кумыс и варган

если враг постучится уважь и врага

пусть с ножа оплывает малиновый воск

и урчит на кошме светлоглазая скво

и на черством снегу до полярной зари

дымный потрох собачий клюют снегири

 

 

 

 

appendix. заговор на порог сна

 

лисы небесные, совы дневные,

гончие псы из немецкого плюша,

вы, аллигаторы надувные

с круглыми пуговичными глазами —

 

ныне сбирайтесь в игольчатый терем

сказки послушать,

за смерть побазарить

 

се заклинаю вас на росомашьем,

дивные демоны скважин замочных

с телом стеклянным —

мухой изыдите (4 раза)

 

вы же, которые сказаны выше,

варом садовым покрепче замажьте

спилы древесные, щели дверные,

будьте со мной воробьиною ночью,

совы дневные,

лисы небесные

 

 

 

 

Азбука Брайля

 

В этом цирке уродов, где сплюснуты лбы,

где глаза вынимают скоморохам и зодчим,

в этом мире расхристанном стоило быть беспощадней и зорче.

 

Партизаны любви в суматошной войне,

отступаем, сжигая стихи и селенья,

в голубые поля земляничные вне Твоего поля зренья.

 

Закольцованный страх, вековечный дозор —

ни один не прощен и ни разу не спасся.

Все, что было и не было — сонный узор на подушечках пальцев.

 

Это мы — неживой застывающий воск,

простецы-гордецы-подлецы-человеки —

трудно бредим Тобой, нерассказанный,

сквозь крепко сшитые веки.

 

Это Ты, обитатель безглазых икон,

високосное облако, радуга, копоть,

побивающий первенцев, льющий огонь в города и окопы.

 

Только Ты не забудь, только Ты нам зачти

все, что было до времени скрыто —

ногтевые отметки, слепые значки на полях манускрипта.

 

 

 

 

Закрываются глаза

 

(рождественская колыбельная)

 

Закрываются глаза окраин.

Ангел держит свечку в вышине.

И шуршит-порхает на экране

яркий телевизионный снег.

В вышине — то вспыхнет, то померкнет —

самолет ползет сквозь облака,

сквозь грозу и радиопомехи,

словно сквозь опущенные веки,

словно сквозь дремучие века.

 

Спят антенны, провода и мачты.

Гоблины. Пейзане. Короли.

Все мертво на сотни тысяч ли.

Что же ты не спишь, мой бледный мальчик,

там, под слоем тлеющей земли?

 

Никуда не выйти нам из дома.

Посмотри на ржавый потолок —

вот звезда Тюрьмы, звезда Содома,

а над ней — звезда Чертополох.

 

Усажу тебя, как куклу, в угол,

сказочкой нелепой рассмешу,

только б ты не слышал через вьюгу

этот белый, белый-белый шум.

 

Расскажу про тридцать три печали,

муравьиный яд и ведьмин плач.

Как стонали, поводя плечами,

страшными далекими ночами

линии электропередач.

 

А по корневищам и траншеям,

сторонясь нечаянной молвы,

по костям, по вывернутым шеям

шли скупые мертвые волхвы.

 

Мучились от голода и жажды,

табачок ссыпали на ладонь,

тишиной божились.

И однажды

забрели в наш неприютный дом.

 

Сны перебирали, словно ветошь,

пили, на зуб пробовали швы.

Просидели за столом до света,

а со светом — встали и ушли.

 

Шли тайгою, плакали и пели,

жрали дикий мед и черемшу.

Слушали бел-белый, белый, белый,

белый, белый, белый-белый шум.

 

Спи, мой кареглазый цесаревич —

там, в стране красивых белых пчел,

больше не растешь и не стареешь,

не грустишь ни капли ни о чем.

 

Ведь пока мелькает на экране

мерзлый телевизионный прах —

ангел Пустоты стоит у края,

держит свечку на семи ветрах.

 

 

 

 

М. С.

 

на стогнах многолюдно и мертво

агорафоб глаза подъемлет к небу

сбиваясь с ноты в поисках метро

которого здесь нету

 

все дело в серебре и чесноке

скажи какому демону обещан

кто грезит о прохладной чистоте

колодцев и бомбоубежищ

 

пусть города

стооки и псоглавы

бессмысленно втыкают в пустоту

октябрь уж наступил а им солгали

насчет чего-то там в конце ту-ту

 

останься сенбернаром в сентябре

пляши пылинкой в здешнем дымном свете

(а говорят что мы одни на свете)

бывай

звони

пиши

до новой смерти

 

все дело в серебре

и серебре

 

 

 

 

Говорит бойцам

 

Говорит бойцам политрук

Заберите мой мозг поутру

а когда допьете поллитру

я воскресну с гвоздикой во рту

Заверните меня в мох

ведь не каждый такое б смог

подчиняясь рваному ритму

прорастать у земли между ног

 

Полно горюшко горевать

чорны корочки ковырять

ныне в жаркой печной гортани

поспевает мясной каравай

с целый горний свет вышиной

с целый дольний мiр шириной

и под кожей новой янтарной

вроде молнии шаровой

…………………………………

И тихонько вздыхают бойцы

и втыкают на небеси

причащаясь последней тайны

утешают друг друга Не ссы

И внимая речам Его

рвут в клочки сгоряча Его

и хватают голыми ртами

абсолютное ничего

 

 

 

 

Душа свиньи

 

Душа свиньи растет в аду

цветет единожды в году

и тамошний адовник берет ее в ладони

 

Пока железные жуки обгладывают лепестки

свинья херачит виски ведет себя по-свински

и напевает на ходу

Душа моя цвети в аду

покуда у обрыва я вверх втыкаю рыло

Расти пучком моя душа

как снежный холм воздушный шанкр

Пускай кричат Ату ату Я знаю истину одну

она как яблоко проста

Земля безвидна и пуста

просты у бесов имена и светел свет а тьма темна

Ты изойдешь на семена тебя проглотит синева

как кровь густа венозна

Тогда во ад вернемся

 

 

 

 

Как пришел один саам

 

как пришел один саам

в эмпирический сиам

к морю синему депрессивному

у того ли у саама жила теща во самаре

трехметровая умом тронутая

та ли теща сама кистеперая сова крылом

шорохает глаза широкие

а как закинеца тареном те глаза как две тарелки

и сияют и горят в стопицотмильон карат

а нажреца циклодола обернется козодоем

на три голоса поет мертвым спать не дает

надевали мертвецы костюмы новы и трусы

вышли во поле по рюмке хлопнули

да как почали насыпать себе в карманы небеса

бриллиантовые

нерелевантные

ГРУБЕЙ И НЕБЕСНЕЙ

ОДНОГО ПОЛЯ Я / ИЗБРАННЫЕ ТАНКЕТКИ