Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
LOUIS ARAGON

Из книги "Беспрерывное движение" (1924)

 


Надежный замок 

 

Речь моя
Как прижатая дверью рука
Сплошные препоны друг мой сплошные препоны
А ну-ка дайте мне слово
Спасибо
Теперь у меня есть ключ 
Язык замочной скважины прищелкнул
Совсем как человеческий язык
Начнем

 

Перевод Григория Стариковского

 

 

 

Благоуханный воздух

 

Плоды со скрипом песка
Птиц безымянных стон
Кони по кругу друг другу вдогон
И любовь как незыблемая тоска

 

Повторяют вечный канон
Покуда заходится дух с глотка
Шампанского светлого на века
В чаду угарных времен

 

Бормочут свой панегирик
И эхо вторит Постой
Лежит под этой плитой

 

Оплаканный всеми лирик
Выведыватель химер
Сад Орфей Аполлинер

 

 

 

Песня умирающего от любви на карнавале перед Великим постом

 

Последние дни обезлюдят Париж
В воскресенье плачешь во вторник сгоришь
Понедельник в маске буен и рыж
Любовь побушует еще смотри ж
Последний день и зарево крыш
Карнавал кричат карнавал кричишь
Полыхал карнавал вот и пост настал

 

    Вчера карнавал сегодня пост
    Я для этого слишком прост

 

Осени меня пост святым крестом
Пригрози мне строгим своим перстом
Покажи мне все как станет потом
Как Господь расправится с шутовством
Как любовь истает в дому пустом
Как провиснет небо кровавым мостом
И падет из звезд сам Великий пост

 

    Вчера карнавал сегодня пост
    Я для этого слишком прост

 

              Перевод Елены Баевской

 

 

 

 


Из книги "Предназначение поэзии" (1925-1926)

 

 


Доброе мартовское пиво  

 

                   Жану Бернье


В лесах Сюрена 
Водилась сирена
Вылитый папочка
Министр финансов

 

Министр монстр
И глуп как пробка
Но попка твоя
Такая попка

 

Папаша с папкой
Дочурка с попкой

 

В лесах Сюрена 
Водилась сирена
Вылитый папочка
Министр финансов

 

В прелестном шале я
Тебя обожая
Дрожа я
В пылу поцелуя
Тебя уважая 
Шалею

 

В лесах Сюрена 
Водилась сирена
Вылитый папочка
Министр финансов


                 Перевод Елены Березиной

 

 

 

ФРАГМЕНТ ИЗ МОНОЛОГА ЮНОГО ПОЭТА

 

Поэзию просил я к телефону
«Здесь не живёт она»,— услышал я в ответ. 
Искал поэзию в сверкающем оружье —
Но в армии совсем её не знали.
Искал поэзию на дне бокала —
И жажду утолить свою не мог.
Во все стучался двери — мне сказали:
«Мадам ушла. Её здесь нет».

 

Так кем же стать, по-вашему, я должен?
Иль уподобиться мне надо человеку, 
Уснувшему на эокалаторе и вдруг
Смешно подпрыгнувшему? Кончились ступеньки!

 

Отправлюсь я один купаться в горьком слове,
Я буду камешки кидать подальше в моpe,
Смотря, как вдалеке мигают маяки.
На улице я буду тыкать в окна палкой,
К её концу птиц мёртвых привязав.
Я буду на заре без устали кричать:
«Старье берём! Старье берём! Эй, люди!»
Как солнце, я разлягусь на скамейках
Полуденных.. И разве нет в метро местечка
Тому, кто для глухих решился петь?

 

Безумье встретил я на набережных Сены.
Все кланялись ему, но мне его прическа
Совсем не нравилась.
Увидел я клыки,
Наточенные по последней моде,
Но преступленье мне от этого не стало 
Казаться более изящным и красивым.

 

Пошёл бы в церковь я, там сел бы отдохнуть, 
Да запах благовоний мне противен.

 

На перекрёстках я поэзию искал, 
Но занята была она тогда.
Чем занята — никто мне не сказал. 
Я нищий. Я прошу: подайте, господа! 
Из милости поэзию подайте!

 

 

 

НОКТЮРН

 

Андре Бретону

 

В лесах взлетают без оглядки
Предположенья и догадки
Мерцанье звезд и светляков
Вошло друг в друга сквозь покров
Душистой ночи
Посмотри ж
Стрижи сидят на скатах крыш

 

 

 

ПАСТОРАЛЬ

 

Максиму Александру

 

Голос потоков рокочет пока я
Слушаю эту грозу засыпая
И сновиденье
Ни на мгновенье
Не оставляет меня пробуждая
Память о доме как память о рае

 

 

 

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

 

По швам порви
Дружок
Карман мой тощий
Пусть свора ключей
Кровопийцы-ключи
В помои канут
Да поглотит их слякоть
Ну же
Если юбкой своей затрапезной
Заметет их метла
Им же хуже
Если хлипкий блюститель и в ус не дует
Морду в кровь
Нога заарканена
Ради ключей канувших
Все равно мне
Пускай себе дамы
С гримасами постными
Когда я мимо иду
От меня свои двери запирают мысленно
Что с того мне
Знай
Я только тебя люблю

 

 

 

ПАСТОРАЛИ

 

Маркиз там ездит на мотоциклетке,
Там под бебе рядится старый кот.
Сопляк там ходит в дамской вуалетке
И, трам-пам-пам, пожарник помпы жжёт.

 

Гниют на свалке там слова святые,
Слова пустые подняты на щит.
Там бродят ножки дочерей Марии,
И там спина эстрадницы блестит.

 

Там есть ручные тачки и повозки,
Автомобилей там невпроворот.
Суют во всё свой нос там недоноски,
А трус иль плут во сто карат идёт.

 

Видальщины, скажу я без обиды,
Навидишься у этих берегов!
Девиц невидных, потерявших виды,
Бандитов видных, с виду добряков,

 

Самоубийц, кидающихся в воду,
Тузов без карт, под видом правды ложь,
И жизнь идёт там через пень колоду,
И ценности не ценятся ни в грош.

 

 

 

БАЛЛАДА О ТОМ, КАК ПОЮТ ПОД ПЫТКОЙ

 

«Нет, колебанье бесполезно.
Всё ясно для меня.
Я говорю из тьмы железной
Для завтрашнего дня».

 

В одной из чёрных одиночек
Шёл разговор всю ночь.
«Согласен,— шепчет переводчик,—
Нам кое в чём помочь?

 

Жить, как мы все. Пусть на коленях.
Но жить. Согласен жить?
Шепни нам только слово, пленник,
Чтоб волю заслужить.

 

Шепни хоть на ухо,— и тотчас
Дверь настежь из тюрьмы.
Взвесь и прикинь, сосредоточась:
Не так уж скупы мы.

 

Смахнуть с земли тебя легко мне.
Легка любая ложь.
Но вспомни, вспомни, только вспомни,
Как белый день хорош».

 

И тот ответил: «Бесполезно.
Все ясно для меня»,—
Так он сказал из тьмы железной
Для завтрашнего дня.

 

И довод прозвучал последний:
«Как люди ни чисты,
Но платят за Париж обедней,—
Плати за жизнь и ты».

 

Шпион ушёл с достойным видом,
Скрывая торжество,
И шепчет узник: «Нет, не выдам,
Не выдам никого.

 

Пусть гибну. Франции известен
Мой лозунг боевой.
За столько слов её и песен
Плачу я головой».

 

Опять вошли, ведут под стражей
На немощёный двор.
И рядом вьется скользкий, вражий,
Немецкий разговор.

 

Но что ни скажут — бесполезно.
Молчал он, честь храня,
Под пулями, во мгле железной
Для завтрашнего дня.

 

Под пулями успел он фразу
Пропеть: «К оружью, граж..» —
И грянул залп. И рухнул сразу
Товарищ славный наш.

 

Но «Марсельеза» стала скоро
Той песнею другой,
Той самой лучшею, с которой
Воспрянет род людской.

 

 

 

* * *

 

Как пахнут черникой
Корзины и мрак!
Нам тайной великой
Казался чердак.

 

Теней королевство,
Былой аромат.
Внизу, по соседству,
Портретов парад.

 

Вот кресла хромые,
Приметы игры,
И тени немые,
И сны детворы.

 

Но кто там? Возможно,
То я.. или он..
Пусты и тревожны
Глаза у окон.

 

Соломинки колки
В полях за рекой,
Где крик перепёлки
Рвёт летний покой,

 

Сел ветер у края
Прозрачной воды,
И цапли, шагая,
Глядятся в пруды.

 

Мне чудится: поезд
Пыхтит вдалеке.
На лозах покоясь,
День спит в ивняке.

 

Сны августа, тая,
Истомой полны.
Деревья ласкают
Лицо синевы.

 

Туманные фото
И времени бег..
О ком-то, про что-то
Забыто навек.

 

 

 

ГЛАЗА ЭЛЬЗЫ (1941)

 

В глубинах глаз твоих, где я блаженство пью,
Все миллиарды звёзд купаются, как в море.
Там обретало смерть безвыходное горе.
Там память навсегда я затерял свою.

 

Вот словно стая птиц закрыла небеса, И меркнет океан.
Но тень ушла — и снова
Глаза твои синей простора голубого
Над спелым золотом пшеницы иль овса.
Расчистится лазурь, померкшая в тумане,
Но всё ж синей небес, омывшихся грозой,
Твои глаза, мой друг, блестящие слезой.
Стекло всегда синей в разломе иль на грани,

 

О свет увлажненный, о мать семи скорбей,
Ты призму пронизал семью мечами цвета.
Когда рассвет в слезах, день плачется с рассвета,
При чёрной чашечке цветок всегда синей.

 

Две бездны синих глаз, два озера печали,
Где чудо явлено — пришествие волхвов,
Когда в волнении, увидев дом Христов,
Они Марии плащ над яслями узнали.

 

Довольно уст одних, когда пришла весна,
Чтоб все слова сказать, все песни спеть любимой,
Но мало звездам плыть во мгле неизмеримой,
Нужна им глаз твоих бездонных глубина.

 

Ребёнок, широко раскрыв глаза, дивится,
Когда он узнает прекрасного черты,
Но если делаешь глаза большие ты,
Не могут и цветы под ливнем так раскрыться,

 

А если молния в лаванде их блеснёт,
Где празднуют любовь мильоны насекомых,
Я вдруг теряю путь среди светил знакомых,
Как погибающий в июле мореход.

 

Но радий я извлёк из недр породы мёртвой,
Но пальцы я обжёг, коснувшись невзначай.
Сто раз потерянный и возвращённый рай,
Вся Индия моя, моя Голконда — взор твой.

 

Но если мир сметёт кровавая гроза
И люди вновь зажгут костры в потёмках синих,
Мне будет маяком сиять в морских пустынях
Твой, Эльза, яркий взор, твои, мой друг, глаза.

 

Перевод Вильгельма Левика

 

 

 

НОЧЬ ИЗГНАНИЯ (1941)

 

Что изгнаннику, если цвета на экране
Неверны, — он Париж узнаёт всё равно,
Пусть он в призраки, в духов не верит давно —
Слышу, скажет он, скрипок игру в котловане.

 

Тот блуждающий, скажет он вам, огонёк —
Это Опера. Если б в глазах воспалённых
Унести эти кровли и плющ на балконах,
Изумруды, чей блеск в непогодах поблёк!

 

Мне знакома, он скажет, и эта скульптура,
И плясуньи, и дева, что бьёт в тамбурин,
И на лицах — мерцанье подводных глубин.
Как спросонья, глаза протирает он хмуро.

 

Вижу чудища в свете неоновых лун,
Ощущаю под пальцами бледность металлов,
И рыданьям моим среди слёз и опалов
Вторят в Опере стоны раструбов и струн.

 

Предвечерий парижских ты помнишь ли час?
Эти розы и странные мальвы на скверах,
Домино, точно призраки в сумерках серых,
Каждый вечер менявшие платья для нас,

 

Помнишь ночи, — как сердца тоску превозмочь? —
Ночи в блесках, как чёрные очи голубки.
Что осталось нам? Тени? Сокровища хрупкие?
Лишь теперь мы узнали, как сладостна ночь.

 

Тем, кто любит, прибежище дарит она,
И с фиалковым небом парижского мая
Шли не раз твои губы в пари, дорогая.
Ночи цвета влюблённости! Ночи без сна!

 

За тебя все алмазы сдавал небосвод.
Сердце ставил я на кон. Над тёмным бульваром
Фейерверк расцветал многоцветным пожаром —
К звёздам неба летящий с земли звездомёт.

 

Плутовали и звёзды, как помнится мне.
В подворотнях стояли влюблённые пары,
Шаг мечтателей гулкий будил тротуары,
Ёрник-ветер мечты развевал в тишине.

 

Беспредельность объятий заполнив собой,
Мы любили, и в ночь твоих глаз не глядели
Золотые глаза непогасшей панели.
Освещала ты, полночь, своей белизной.

 

Есть ли там першероны? В предутренней рани
Овощные тележки, как прежде, скрипят
И на брюкве развозчики синие спят?
Так же лошади скачут в марлийском тумане?

 

И на крюк Сент-Этьен поддевает ларьки,
И сверкают бидоны молочниц лукавых,
И, распяв неких монстров, на тушах кровавых
Укрепляют кокарды, как встарь, мясники?

 

Не молчит ли, кляня свой печальный удел,
С той поры, как любовь удалилась в затворы,
Граммофон возле нашего дома, который
За пять су нам французские песенки пел?

 

В тот потерянный рай возвратимся ли мы,
В Лувр, на площадь Согласия, в мир тот огромный?
Эти ночи ты помнишь средь Ночи бездомной,
Ночи, вставшей из сердца, безутренней тьмы?

 

Перевод Вильгельма Левика

 

 

 

СЧАСТЛИВОЙ НЕТ ЛЮБВИ (1942)

 

Ни в чём не властен человек. Ни в силе,
Ни в слабости своей, ни в сердце. И когда
Открыл объятья он, — за ним стоит беда,
Прижал к своей груди — и губит навсегда.
Мучительный разлад над ним раскинул крылья.
Счастливой нет любви.

 

Что жизнь его? Солдат, оружия лишённый,
Которого к судьбе готовили иной;
К чему же по утрам вставать, когда пустой
Ждёт вечер впереди, пронизанный тоской?
И это жизнь моя. Не надо слёз и стонов.
Счастливой нет любви.

 

Любовь моя и боль, о боль моей печали!
Как птица раненая, в сердце ты моём.
Под взглядами людей с тобою мы идём.
Слова, что я сплетал, что повторял потом
Во имя глаз твоих, покорно умирали.
Счастливой нет любви.

 

Нет, поздно, поздно нам учиться жить сначала.
Пусть в унисон сердца скорбят в вечерний час.
Нужны страдания, чтоб песня родилась,
И сожаления, когда пожар угас,
Нужны рыдания напевам под гитару.
Счастливой нет любви.

 

Нет на земле любви, не знающей страданий,
Нет на земле любви, чтоб мук не принесла,
Нет на земле любви, чтоб скорбью не жила,
И к родине любовь не меньше мне дала,
Чем ты. И нет любви без плача и рыданий.
Счастливой нет любви, но в нас она живёт,
И мы с тобой любить не перестанем.

 

Перевод Михаила Кудинова

 

 

 

ЛЮБОВНИКИ В РАЗЛУКЕ (1942)

 

Как двух глухонемых трагический язык
В гремящей темноте, в сумятице вокзалов —
Прощанье любящих, их молчаливый крик
В безмолвной белизне зимы и арсеналов.
И если к облакам лучи надежд летят
Средь баккара ночей, — их огненные руки,
Коснувшись птиц стальных, испуганно дрожат.
Не соловей — поверь, Ромео, полный муки, —
Не жаворонок вам устроил в небе ад.

 

В сугробах мир поблек, обмяк.
Вдруг замерли деревья, зданья,
Бесцветные, как воздух, как
Бесцветное воспоминанье,
Когда пришло — но в нём рвалось
Из строчек чувств больших дыханье —
Письмо, печальное до слёз,
Письмо, печальное до слёз.

 

Зима похожа на разлуку,
Зимой кристаллы льда поют,
И холод вин рождает скуку,
И звуки медленно текут,
Овладевают мной, и плещут,
И, как часы, все бьют и бьют,
И стрелки времени скрежещут,
И стрелки времени скрежещут.

 

Жена, мой луч и мой родник,
Зачем в письме такая горечь,
Ведь я люблю, зачем же крик, —
Так судно, тонущее в море,
Зовёт и мучит дальний зов,
Который ветры на просторе
Глушат шуршаньем рифм и строф,
Шуршаньем всех своих грехов.

 

Моя любовь, теперь у нас
Осталась только слов помада,
В них по колена день увяз,
Похожий на преддверье ада.
Опять воскрес мечты росток
У башен Жевра, в недрах сада,
Где для меня играл рожок,
Где для тебя играл рожок.

 

Я сделаю из слов бесценные букеты —
Такие в дар кладут к подножию мадонн —
И подарю тебе прозрачность анемон,
Вероник синеву, сирень и первоцветы,
И пену нежную на ветках миндаля —
На майских ярмарках они чуть розовеют, —
И чаши ландышей — за ними мы в поля
Пойдём, когда… Но тут слова в цвету немеют,
От ветра этого ссыхается земля,
Цветы теряют цвет, фиалки глаз тускнеют.
Но буду для тебя я петь, пока волной
Стучится в сердце кровь и наполняет вены.
"Всё это тру-ля-ля", — мне скажут, но смиренно
Я верю: радугой над светлою вселенной
Взойдут слова, что я, простой, обыкновенный,
Твердил тебе, и ты одна поймёшь, — нетленны
Лишь потому любовь и солнце над землёй,
Что осенью, когда весна была мечтой,
Я это тру-ля-ля спел, как никто другой.

 

Перевод Эльги Линецкой

 

 

 

РАДИО — МОСКВА

 

Перевод П. Антокольского

 

Слушай, Франция! В недрах весеннего леса 
Чья там песня вплетается в шелест ветвей, 
Чья любовь совершенно подобна твоей? 
Слушай, слушай! Откройся доверчиво ей. 
Слушай, Франция! Есть на земле «Марсельеза»!

 

О далекая, как она нас отыскала? 
Еле слышимый еле забрезжил мотив. 
Так Роланд погибает, за нас отомстив. 
Мавры мечутся. Но, Ронсеваль захватив, 
Он швыряет вдогонку им горные скалы.

 

Бьется сердце. С биеньем его совпадая, 
Отликается полная слез старина. 
Жанна д’Арк сновиденьями потрясена. 
А в глазах у нее вся родная страна — 
Вся седая история, вся молодая.

 

Чей язык это? Кто его переиначит? 
Не по школе я знаю грамматику ту. 
Так стучит барабан на Аркольском мосту. 
Так Бара и Клебер исстуиленно кричат в темноту. 
«Боевая тревога!» — вот что это значит!

 

Слушай, Франция! Ты не одна. Так запомни! 
Не безвыходно горе, ненадолго ночь. 
Просыпайся, крестьянская мать или дочь! 
Выйди засветло, чтоб партизанам помочь! 
Спрячь их на сеновале иль в каменоломне!

 

До расчета Вальми остаются часы. 
Просыпайся, кто спит! Не сгибайся, кто тужит! 
Пусть нас горе не гложет, веселье не кружит. 
Пусть примером нам русское мужество служит. 
Слушай, Франция! На зиму нож припаси!

 

 

 


* * *

 

Перевод М. Алигер

 

Маргарита, Мадлена, Мари… 
На холодные стекла дышу, 
Имена ваши пальцем пишу. 
Три сестры — как положено, три.

 

Пригласили на бал трех сестер, 
Был у каждой наряд хоть куда! 
Это платье — морская вода, 
Это — ветер, то — звездный простор.

 

Мне покажут в предутренний час, 
А иначе уснуть мне невмочь, 
Башмачки, что плясали всю ночь 
Вальсы венские и падеграс.

 

Маргарита, Мадлена, Мари… 
До чего же одна хороша! 
У другой веселится душа, 
Ну а третья грустит до зари.

 

Я сопутствую сестрам, я тут! 
Ах, какие в Сен-Сире балы! 
У военных перчатки белы. 
Вам бокалы они подают.

 

В трех сестер, словно в трех Сандрильон, 
Ты влюбился, безусый Сен-Сир. 
Пылкий принц! Эту ночь, этот пир 
Завершит, как всегда, котильон.

 

Жизнь промчится, и бал пролетит. 
Ты считал их длиннее вчера? 
И растреплются косы с утра 
У Мадлены, Мари, Маргерит…

 

 

 


* * *

 

Перевод М. Алигер

 

На Новом мосту я повстречал… 
Откуда этот мотив зазвучал? 
То ль от метро Самаритэн? 
То ли с барки, которую ветер качал?

 

На Новом мосту слонялся слепой, 
Без палки, собаки, нагрудной доски. 
Бедняги, отвергнутые толпой, 
Несчастные, как они мне близки!

 

На Новом мосту мне встретить пришлось 
Мой смутный облик из давних годов. 
Глаза его созданы только для слез, 
А губы — только для бранных слов.

 

Я повстречал на Новом мосту 
Эту жалкую нищету, 
Когда не заботит тебя ничего, 
Кроме страдания своего.

 

На Новом мосту подымается дым… 
Я уже видел его весной, 
Когда я был совсем молодым, 
На давней заре, на опушке лесной.

 

На Новом мосту мне стало видней 
Сходство с собой до рожденья на свет. 
О призрак молодости моей! 
О робость моих ребяческих лет!

 

На Новом мосту предо мной возник 
Двадцатилетний невольник лжи. 
Несчастный! И ложь пронеслась, как миг, 
Ты был миражем и любил миражи.

 

Я юношу встретил на Новом мосту, 
Обветренным ртом он песню пел, 
В руках своих он держал пустоту 
И сам от песни своей хмелел.

 

На Новом мосту, где звучат вокруг 
Буксиров печальные голоса, 
Я встретил жонглера, за ловкость рук 
Отдавшего сердце и небеса.

 

На Новом мосту я видал игрока, 
Который сжег свою душу сам, 
Потеряв ее из виду, как голубка 
Между башнями Нотр-Дам.

 

На Новом мосту повстречался мне 
Мой призрак в начале моем, вдалеке: 
Вниз по течению — город в огне, 
Песня смолкает — вверх по реке.

 

На Новом мосту, у тихой реки, 
Мне какой-то малыш указал вперед, 
И я увидел из-под руки, 
Как солнце пятнает зеркало вод.

 

На Новом мосту меня догнал 
Мой ближний — я сам в обличье ином — 
И, озаренный закатным огнем, 
«Товарищ», — тихо он мне сказал.

 

На Новом мосту я узнал на миг 
Тебя, легкомысленный мой двойник. 
И стоял я — уйти мне было невмочь — 
В своей тени, отступающей прочь.

 

На Новом мосту я повстречал, 
Присев на одну из щербатых плит, 
Напев, что в душе моей отзвучат, 
Мечту, что звездой уж мне не горит.

 

Я встретил слепца, я встретил слепца… 
Вчерашний мой день, мне тебя не жаль! 
Ты мимо прошел, не подняв лица, 
По Новому мосту вдал.

 

 

 


ОГРОМНЫЙ МИР

 

Перевод М. Алигер

 

Куда бежать из дому, 
Чтобы сменить солому, 
Если ты сам — огонь?

 

Если ты сам — солома, 
Не надо бежать из дома, 
Неся в себе огонь.

 

Солома так хрупка, 
Что размечешь ее слегка — 
И ярче горит огонь, 
А его бы убавить чуть-чуть.

 

А его бы — вовсе задуть.

 

 

 


* * *

 

Перевод М. Кудинова

 

Как пахнут черникой 
Корзины и мрак! 
Нам тайной великой 
Казался чердак.

 

Теней королевство, 
Былой аромат. 
Внизу, по соседству, 
Портретов парад.

 

Вот кресла хромые, 
Приметы игры, 
И тени немые, 
И сны детворы.

 

Но кто там? Возможно, 
То я… или он… 
Пусты и тревожны 
Глаза у окон.

 

Соломинки колки 
В полях за рекой, 
Где крик перепелки 
Рвет летний покой,

 

Сел ветер у края 
Прозрачной воды, 
И цапли, шагая, 
Глядятся в пруды,

 

Мне чудится: поезд 
Пыхтит вдалеке. 
На лозах покоясь, 
День спит в ивняке.

 

Сны августа, тая, 
Истомой полны. 
Деревья ласкают 
Лицо синевы.

 

Туманные фото 
И времени бег… 
О ком-то, про что-то 
Забыто навек.

 

 

 

* * *

 

Перевод Б. Слуцкого

 

О гитара гитара в чьем горле упрятано сердце мое 
Как собаке усталой мне осталось одно лишь вытье 
О гитара советуй люблю я но я не любим 
Пусть умолкнут поэты перед плачем чуть слышным моим 
На гитаре гитаре

 

О гитара гитара ночь делает лучшей чем ночь 
Кроме слез нет нектара отброшу все прочее прочь 
О гитара покоя гитара забвенья мечты 
Сжал стакан ты рукою в тот час когда спать должен ты 
Без гитары гитары

 

О гитара гитара ты одна лишь находишь пути 
К песне груетной к искусству что крест помогает нести 
О гитара голгофы без тебя мне не нужно гитар 
Жгите все мои строфы и голос гитара я стар 
Гитара гитара гитара

Луи Арагон (1897-1982)(фр. Louis Aragon, фр. Louis-Marie Andrieux; 3 октября 1897, Париж, Франция — 24 декабря 1982, там же) — французский поэт и прозаик, член Гонкуровской академии. Деятель Французской коммунистической партии, лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (1957). Муж французской писательницы и переводчицы Эльзы Триоле.
Учился на медицинском факультете. Принадлежал к группе дадаистов, затем сюрреалистов, с которыми порвал в 1930 г. С 1927 г. — член ФКП, основатель коммунистической газеты «Се суар» (запрещена в 1939 г.). Был гостем Первого съезда советских писателей, одним из организаторов конгресса в защиту культуры. После разгрома Франции летом 1940 г. явился одним из инициаторов создания Национального комитета писателей Южной зоны; выпустил подпольно ряд поэтических сборников, вошедших в золотой фонд литературы Сопротивления («Нож в сердце», 1941; «Глаза Эльзы», 1942, и др.). Прославлению антифашистской борьбы посвящен сборник новелл «Рабство и величие французов» (1945). После войны опубликовал книги стихов и поэмы («Глаза и память», 1954; «Неоконченный роман», 1956; «Меджнун Эльзы», 1963), романы («Коммунисты», тт. 1–6, 1949–1951; «Страстная неделя», 1956; «Гибель всерьез», 1965, и др.), эссе и исследования по вопросам литературы и искусства.