Schokn / ЩЕкн

КВАНТОВАЯ ПОЭЗИЯ МЕХАНИКА

Вот, например, квантовая теория, физика атомного ядра. За последнее столетие эта теория блестяще прошла все мыслимые проверки, некоторые ее предсказания оправдались с точностью до десятого знака после запятой. Неудивительно, что физики считают квантовую теорию одной из своих главных побед. Но за их похвальбой таится постыдная правда: у них нет ни малейшего понятия, почему эти законы работают и откуда они взялись.
— Роберт Мэттьюс

Я надеюсь, что кто-нибудь объяснит мне квантовую физику, пока я жив. А после смерти, надеюсь, Бог объяснит мне, что такое турбулентность. 
— Вернер Гейзенберг


Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
— Сальвадор Дали

Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Джим Моррисон
ВЯЧЕСЛАВ КУПРИЯНОВ

Куприянов Вячеслав Глебович (23.12.1939, Новосибирск) — поэт, переводчик, прозаик.

Родился в семье врачей, отец погиб на фронте в 1942. После окончания средней школы работал по комсомольской путевке на строительстве Новосибирского электротехнического института. Поступил в Высшее военно-морское училище инженеров оружия в Ленинграде (1958), где в качестве первого поэтического опыта сочинил не вполне печатную поэму «Василий Биркин», вошедшую в курсантский фольклор.

 

В 1960 был демобилизован и поступил в Московский институт иностранных языков на переводческий факультет, отделение машинного перевода и математической лингвистики. В институте начал заниматься переводами, а также вопросами структурной поэтики, посещал семинары академика А.Н.Колмогорова, посвященные математическим исследованиям стиха. Знакомство с профессором Ю.В.Рождественским во многом определило филологические и литературные взгляды Куприянова. Вместе с поэтом и переводчиком испанской поэзии П.Кореневским организовал в институте литературное объединение «Фотон». Первые стихотворения опубликовал в институтской многотиражке «Советский студент» в 1961.

В 1962 публикует стихи в «Московской правде», а в 1965 в журнале «Москва» (№12).

По окончании института вступил в Профком литераторов при издательстве «Художественная литература», переводил поэзию с немецкого, английского, французского и испанского яз. Среди переведенных им поэтов О.Вациетис, И.Зиедонис, Я.Петере (Латвия); В.Каралюс (Литва); В.Беэкман, А.Сийг (Эстония); П.Севак, А.Граши, А.Авакян, Ю.Саакян, Г.Эдоян (Армения).

Своими учителями Куприянов считает Мих.Зенкевича, А.Тарковского, Арк.Штейнберга.

В 1976 был принят в СП в секцию художественного перевода по рекомендации Л.Гинзбург, Р.Казаковой и Евг.Осетрова.

 

В 1980-е руководил литературным объединением «Алые паруса» при Всесоюзной юношеской библиотеке (отстранен от работы за публичные чтения стихотворений Марины Цветаевой) и читал лекции о поэтике в Доме ученых в Дубне.

Разрабатывая современный русский свободный стих (верлибр), Куприянов вместе с В.Буричем и А.Метсом оказался первопроходцем этого направления (см.: Бурич дикорастущий // Арион. М., 1998. №3. С.65-67). Первая статья Куприянов на эту тему — «Предпосылки и перспективы» была опубликована в журнале «Вопросы литературы» (1972, №2). Куприянов определял свободный стих как особый вид литературы, «симметричный прозе относительно поэзии». Истоки верлибра он находил в кондакарном стихе, в отеческой литургической гимнографии (Псалтырь). Эту точку зрения он отстаивал в 1980-е на ежегодных январских стиховедческих конференциях в ИМЛИ им. Горького. Критика не сразу признала как его теорию, так и практику. Взгляд на верлибр как на полноправный (третий) вид литературы закреплен в труде академика Ю.В.Рождественского «Теория риторики» (М., 1997).

 

Первый сборник стихотворений Куприянова «От первого лица» вышел в 1981, второй, «Жизнь идет», — в 1982, став одной из первых книг верлибров на русском языке в послевоенное время. Критики уже тогда определи творчество Куприянова как поэзию мысли: «Сила и обаяние поэзии Куприянова — в мысли, опосредованной глубоко личностным, чувственным восприятием мира» (Сенкевич А. // Литературное обозрение. 1982. №5); «стихи Куприянова — трезвое эхо на лирический вздох эпохи» (Липневич В. // Литературная Россия. 1983. 23 дек). Литературовед Г.Филиппов приписал его к линии «парадоксального интеллектуализма» (Филиппов Г. О современной философской поэзии. М., 1982) и, как заметил поэт Гр.Поженян в «Московском комсомольце» (1986. 25 апр.): «Стихи Куприянова — интересный синтез лирики и философии». Немецкая критика позже отмечала: «Поэзия Куприянова... ведет к раздумью и сочувствию при помощи речевого и мысленного эксперимента. Ее кажущаяся абстрактность оказывается, если внимательно посмотреть, гораздо более актуальной, нежели в ином захватывающем агитационном стихотворении» (Лауэр Р. // Франк-фуртер Альгемайне Цайтунг. 1990. 21 апр.). Вот пример краткого верлибра Куприянова из книги «Домашние задания» (1986), которую читатели газете «Книжное обозрение» (1987. №5. 30 янв.) назвали в числе лучших книг года наряду с прозой Ч.Айтматова, В.Астафьева и В.Пикуля: «Эпидемия свободы: / самые опасные / бациллоносители / люди / переболевшие / любовью».

 

«"Сердечное умозрение", желание "чуда", "космогонические идеи" не отвлекают Куприянова от того, что происходит в реальной жизни. Он романтик по складу поэтического восприятия. Романтизм по сути своей требователен к действительности. Он мерит ее большими масштабами, нередко жесток и ироничен, унижая зло»,— полагает А.Урбан (Литературное обозрение. 1987. №9). О книге «Эхо» (1989) пишет критик В.Трефилов: «Сегодня, пожалуй, верлибр позволяет использовать наиболее полно и наиболее емко образы, о которых не могло быть и речи не так давно ввиду их физического отсутствия в природе. В.Куприянов развивает современный русский верлибр, делает его равноправным членом в сообществе современного стихосложения» (Москва. 1990. №3). Выстраивая цепь афоризмов, Куприянов создает парадоксальную картину, схватывающую суть течения жизни, как, например, в «Уроке пения»: «в клетках / поют крылатые / о свободе / полета / перед клетками / поют бескрылые / о справедливости / клеток».

Стихи Куприянов (особенно верлибры) быстро завоевали признание за рубежом, появились их переводы на многие европейские языки, а затем и на языки Индии и Шри Ланки. Тем не менее академик Ю.В.Рождественский не без основания отмечал: «Творчество Вячеслава Куприянова слабо освещено нашей критикой в силу того, что критики XX века уделяют главное внимание не столько вопросам эстетики слова, сколько темам и проблемам, которые "поднимали" те или иные авторы» (Независимая газета. 2000. 3 марта).

С середины 1970-х Куприянов участвует во всемирных форумах поэзии в Варшаве (1975), Белграде (1983), Кембридже (1985), Гонезе (Италия, 1986), Мюнстере (Германия, 1987); Роттердаме (газ. «Роттердаме Ньюсблад» писала после его выступления 24 июня 1988: «Этот поэт сочетает заразительную веселость с глубокой серьезностью. Он одновременно музыкален и изобразителен. Кто слушает его стихи, подвергается искушению изучить русский язык»); неоднократно — в Македонии.

В 1987 Литературная община города Вршац в Югославии присудила Куприянов Европейскую литературную премию.

 

В 1988 Куприянов провел первый независимый фестиваль поэтов в Сибири (Ленинск-Кузнецкий).

В 1989 участвовал в организации фестиваля поэзии в Калуге.

В 1999 Куприянову был вручен «Литературный жезл» — награда СП Македонии. В том же году после поездки по разрушенной Сербии он стал почетным членом СП Сербии.

Творческая судьба Куприянова тесно связана с Германией.

В 1976 он посетил ГДР (семинар молодой поэзии в г.Шверине), в 1984 — «Литературный коллоквиум» Западного Берлина, в 1986 стал стипендиатом Г.Мангейма (ФРГ).

С 1985 его поэтические и прозаические книги регулярно выходят в Германии.

С 1992 Куприянов является членом Международной группы писателей в Регенсбурге. Его стихотворные сборники в переводе на немецкий язык получили высокую оценку немецких критиков: в февр. 1997 его «Лупа железного времени» на 1-м месте в «списке лучших книг Юго-Западного Радио», а сборник «Телескоп времени» на 1-м месте в нояб. 2003 (список определяют 35 ведущих немецкоязычных критиков).

Куприянов постоянно переводил немецкоязычную поэзию для антологий. Среди авторов, переведенных Куприяновым с немецкого, — Клопшток, Гёльдерлин, Якоб Ленц, Новалис, Шамиссо, Брентано, Айхендорф, Рюккерт, фон Платен, Ницше, Моргенштерн, Стефан Георге, Гофмансталь, Р.М.Рильке, Б.Брехт, Герман Гессе, Ганс Арп, Вольфганг Борхерт, Пауль Целан, Иоганнес Бобровский, Эрих Арендт, Гюнтер Айх, Гюнтер Грасс, Энценсбергер, многие другие современные авторы; с английского — Уолт Уитмен, Карл Сэндберг. В переводах Куприянова увидели свет отдельные сборники Х.Калау, Э.Фрида и Р.М.Рильке (1999).

Первое прозаическое произведение Куприянов, рассказ «Лопата», опубликовано в журнал. «Простор» (1970. №10).

 

С конца 1990-х рассказы и отрывки из романа «Сырая рукопись» выходят в журнала «Техника — молодежи», «Чудеса и приключения», «Дружба народов». На немецком яз. вышли романы «Сырая рукопись» (1991) и «Башмак Эмпедокла» (1994). В предисловии к русскому изданию «Башмака Эмпедокла» (Литературное обозрение. 1997. №4) Ю.В.Рождественский замечал: «Героем сочинения Вячеслава Куприянова является литератор. Поэт Померещенский — собирательный образ "известного" писателя, который в своих произведениях руководствуется изменчивыми символами массовой информации... Текст Вячеслава Куприянова смешной, ироничный, но отнюдь не злой. Он представляет собой как бы историю современной литературы в кратком изложении ее сути». В.Липневич (Новый мир. 1998. №6.) оценивает его так: «В тексте на окололитературную тему в "несерьезной", иронической форме, прихотливо играя символами культуры и реальности, Куприянов сумел схватить и очертить нечто достаточно серьезное и общезначимое — тип антикультурного существования в рамках культуры». Повесть «Левая нога» (Новая юность. 2004. №2.) можно определить как безжалостную сатиру на совр. эксцессы массового искусства в условиях дурно понятой свободы. Повесть «Затяжной прыжок» с подзаголовком «Агент особой секретности» (Литрос: альм. 2004. №5) — тотальная пародия, где у «агента» под пытками выясняют: «Зачем ты живешь на свете?»

С 2002 Куприянов является членом редколлегии поэтической серии «"Из века в век" — Славянская поэзия XX-XXI вв.», с его предисл. выходят антологии македонской (2002), сербской, белорусской и украинской (2004) поэзии.

 

Куприянов как критик одним из первых поставил вопрос о влиянии средств массовой коммуникации на художественную литературу в статьях «Поэзия в свете информационного взрыва» (Вопросы литературы. 1974. №10.), «Небо и балаган» (Поэзия: альм. 1976. №18). В начале XXI в. Куприянов публикует статьи в «Литературной газете», выступая, в частности, с резкой критикой современного состояния русской словесности: «От имени прыщей: Как СМИ защищают русскую литературу» (2002. №28-29.), «Рыночный реализм» (2002. №39.), «К русской философии языка» (2003. №18.), «Айгитация: Миф, придуманный "западными" славистами» (2004. №24.) и др. В одном из интервью Куприянов замечает: «И если цель деятеля культуры в сопротивлении культурному одичанию, то он как аутсайдер может рассчитывать на успех лишь в том, что его признают как аутсайдера» (Юность. 2002. №11.). Более оптимистично высказывается критик В.Липневич (Дружба народов. 2004. №10.): «...тексты Куприянова стараются утолить давно назревшую жажду повышенной духовности, философичности, тоску по нормальной, а значит, улыбчивой личности, склонной вдумчиво разбираться в сегодняшнем мире...»

 

ИДИОТИЗМ

 

Идиотизм – шепнул

Незнакомый мне известный композитор

(дело было в концертном зале

что за музыка я не помню) –

это слово

я уже слышал от актеров кино –

идиотизм – артистично сказал

один другому

и тот ответил ему крупным планом –

идиотизм

(что за фильм я не помню)

 

Архитекторы это слово повторяют

прямо на улицах

не стесняясь милиционеров

я уже не говорю о литераторах

один пожилой в буфете это слово

несколько раз повторил

литератору помоложе –

преемственность поколений

 

И когда наконец

это слово вымолвил банщик

в адрес мне незнакомого

но известного абсолютно голого

человека – идиотизм –

то я не могу не проникнуться

духом столь популярного слова –

идиотизм –

я вам сообщаю –

это идиотизм

 

 

 

 

ПОДРАЖАНИЕ КИТАЙЦАМ

    

Есть душа у меня

Но нет ни капли туши

Иероглиф любви

Некому мне послать

    

Темная ночь за окном

И громкий словно эпоха

Издали обезьяны пьяной

Доносится крик

 

 

 

 

СОКРАТ

    

Странно

Сократ

ничего не знал о копейках

микробах атомах электронах

    

чем больше мелочей

тем сильнее они влияют

на наше время

    

Уступая им место

    

выкидываем из сознания

добродетель

высокие идеалы

совесть

всеобщее благо

    

Они летят из настоящего

Философскими камнями

в оазисы светлого прошлого

    

и увеличивают исторические шишки

на все еще мыслящей

астральной голове Сократа

    

Хозяева мелочей

Всегда держат наготове

Реальную чашу с цикутой

 

 

 

 

НА ЯЗЫКЕ ВСЕХ

 

1.

 

Этот язык

сух

как порох

Он пересыхает от духовной жажды

как он поворачивается!

его не сдержать за зубами

он может словом перерезать горло

Только подняв перед ним руки

можно заткнуть ему глотку

Он дает вам честное слово

он бьется над правдой

он бьется

он уже не язык

он сердце

 

2.

 

На языке всех

я - ты

мы – вы

мы молчаливым

даем

дар речи

 

3.

 

кто нарек вас

камнями

камни

изумруд

сердолик

кремень

мрамор

кто дал вам

имена

люди

мальчик

юноша

муж

старец

кто назвал вас

травами

травы

чертополох

нарцисс

горицвет

болиголов

на языке всех

 

4.

 

разве с вами

не связана

ясность

соль

смола

слезы

кто из вас

не в родстве

с любовью

мать

подруга

невеста

не вы ли

навеяли

верность

лебеда

полынь

мята

 

5.

 

в ароматном цветном словаре растений

есть много имен

для нас

лекарь срывающий изучающий

косарь наступающий берегущий

влюбленный искатель даритель

в целом мире

не понимающий

ничего

 

6.

 

смола

вечность

на языке деревьев

деревья

минуты

на языке смолы

мы

секунды

с секирами

острых вопросов

у подножия

всеведающих

минут

 

7.

 

на языке подорожников

мы

коренные дорожане

наш путь во вселенной

кровав и далек

за такие слова

подорожникам

вырывают

правдивый язык

 

8.

 

на языке облаков

мы корни

прорастающей сквозь них

мечты

каждый плод наших рук

это плод

сорванный нашими руками

с древа

заоблачных грез

 

9.

 

На языке снов

мы

лабиринт

наших собственных переживаний

где стены

туманные опасения близких

подножие

зыбкие посулы знакомых

потолок

заоблачные мечты незнакомок

о нас

о нас

 

10.

 

на раздвоенном языке змей

мы мудры

но мы

голуби

 

11.

 

на языке огня

мы еретики

не желающие уверовать

в кричащее косноязычие

собственного

пепла

 

12.

 

на честном наречии птиц

мы заглавия глав

где говорится

о синице в руки

о журавле в небе

о том чего не клюют куры

о кукушкиных слезках

о черных воронах

о красных петухах

о синей птице

об аистах лебедях голубках

о соловье без песни

о птице

для полета

 

13.

 

на языке волков

мы

люди

друг другу

 

14.

 

на волглом языке воды

мы

самые поверхностные из рыб

мы плеск

такой же как от камней

мы облик

зыбкий как облако

мы плоть

мы тепло

мы жажда

 

15.

 

в далеком лексиконе звезд

мы числимся

в разряде

междометий

 

16.

 

на небесном языке пространства

мы

щупальца земли

ощупываем сами себя

привязываемся друг к другу

прежде чем

потянуться

к звездам

 

17.

 

на языке времени

мы

слова

языка

единственного

который заставляет

само время

оборачиваться

останавливаться

откликаться

 

18.

 

на родном языке

как на крыльях

мы

в любых временах

и пространствах

летим

навстречу

друг другу

 

19.

 

на языке

волн света

мы частицы

подступающего

бессмертия

 

20.

 

мы

соль

на языке

земли

 

 

 

 

ЗАБЛУЖДЕНИЕ

    

Поэт, всевидящий,

обсуждает с ослепшими

виды на будущее,

    

всеведающий,

выспрашивает у несведущих

о неведомом,

    

и говорит обо всем

во всеуслышанье,

    

чтобы скрыть навсегда

от глухих.

 

 

 

 

* * *

 

волшебные птицы

играют с дождем

    

одни как принцессы на горошине

вертятся на летящих каплях

    

другие словно на провод

пытаются сесть

на косую линию дождя

    

есть и такие

которые сломя голову

сигают в проемы молний

и проникают

за небесную твердь

    

эти самые ученые

дождь им напоминает

клетку

 

 

 

 

СУМЕРКИ ТЩЕСЛАВИЯ

 

Каждую ночь

мертвец

приподнимает

гробовую плиту

и проверяет на ощупь:

 

не стерлось ли

имя

на камне

 

 

 

* * *

 

От её единственного поцелуя,

прежде чем умереть,

он долго старался выжить,

прикладывал к губам снег, полынь,

прикасался к белой коре березы,

ночами блуждал, искал озера,

настоянные на корешках упавших звёзд,

в туман закутывался,

лечился дальней дорогой,

сном, в котором она была похожа на многих,

его долго выхаживали другие руки,

его заговаривали другие губы,

ему прописывали шум прибоя, звон посуды,

и он очень долго старался выжить,

и всё-таки лет через сорок умер,

так и не успев почувствовать перед смертью,

то ли теперь, наконец, они будут вместе,

то ли только теперь

они навсегда расстались.

 

 

 

 

* * *

 

Когда душа отторгнута от тела,

восторг мгновенный: наконец не тесно!

И вдруг сникает в поисках предела

и в страхе постигает: бестелесна…

И невозможно, нечем оглянуться,

чтобы увидеть то, что ныне прах,

то, что её носило на руках

и не давало спрятаться, замкнуться,

то, в чём её порой бросало в дрожь,

чему души порой так не хватало,

что смертное бессмертной рисковало

и верило: меня переживёшь…

И вот она летит, не зная: что я?

Среди живых уже ей места нет,

и, мёртвое пространство беспокоя,

другой души нащупывает след.

 

 

 

БЕЛЫЙ ХАЛАТ

 

Выдайте поэту белый халат –

маскировочный:

с наступлением стужи

он – разведчик

посланный теплом надежды

за языком

подснежников

 

Выдайте поэту белый халат –

он санитар и врач

редчайший специалист

по выхаживанию души

единственный

кто может выправить

переломы

человеческих крыльев

 

Не спешите ему сулить

саван

и смирительную рубашку

 

Выдайте поэту белый халат –

его труд

требует чистоты

 

 

 

ЭТОМУ НЕТ НАЗВАНИЯ...

 

Сорок тысяч дирижеров

машут палочками в свою сторону

единственному скрипачу

который отбивается единственным смычком

и пытается спрятаться

в свою скрипку

 

Сорок миллионов режиссеров

размахивают миллионом сценариев

перед лицом единственного актера

который пытается перевоплотиться

и кричит как подбитая птица

 

Cемь миллиардов людей

окружают единственного человека

каждый каркает – живи как я!

и тогда из человека вырастает дерево

в кроне которого прячется обезьяна

и никак не хочет спускаться на землю

 

Не бойся

спустись

семь миллиардов тебя поддержат

 

 

 

 

УДВОЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ

 

Удвоение населения мира

в недалеком грядущем

вселяет надежду:

ведь один ум хорошо,

а два лучше.

 

Но на месте одного дурака

будут двое

один умнее другого

 

Где скрывался один трус

будут двое

дрожа друг перед другом

они станут жертвой третьего

кто живет поговоркой –

кто смел тот два съел

 

Дабы дать пищу умножившимся умам

плоские мысли о грядущем

будут объявлены дутыми

дутые

будут увеличиваться в объеме

 

Прямые пути в грядущее

станут широкими полями

жизнь будет прожить

что поле перейти

 

Итак глядите в грядущее

в оба

и пусть у вас

не двоится в глазах!

 

 

 

 

ЖИЗНЬ СКОРО НАЧНЁТСЯ

 

Жизнь скоро начнется

с 2-х лет (ты уже говоришь

но приходится слушать) с 7-ми

 

(ты уже читаешь

но приходится говорить) с 17-ти

(ты можешь уже любить

 

но приходится читать) с 33-х

(ты можешь уже думать

но приходится писать) с 41-го

 

с 50-ти с 65-ти со ста (есть же

еще жизнь после смерти)

жизнь скоро начнется

 

в россии ( в америке уже

началась) в армении (в германии

уже закатилась)

 

в стране дураков на земле

обетованной в атлантиде в граде

китеже в лукоморье-беловодье

 

скоро начнется (война

уже началась) после

30-летней 100-летней 6 –

 

дневной после великой звездной

отечественной боснийской

чеченской первой второй третьей

 

мировой холодной гражданской

после заключения мира сделки

перестройки реформы путча

 

зимой летом при новом добром

царе президенте генеральном

секретаре диктаторе жизнь начнется

 

после потопа пожара постмодерна

во время икс железный век

год жирафа змеи черепахи

 

в век ХХ век ХХ1 век ХХХ в

году 1917 1953 1991 1993 2003

2004 2013 2053 2093 3002 3017

 

 

 

 

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

 

Русская жизнь переписывается

арабской вязью Корана

железной латынью крестоносцев

египетской клинописью кремлевских звезд

 

Кто мне пошлет бересту

по электронной почте?

 

Река забвения

впадает в море жизни

 

где коренастые иероглифы

заводят свою огромную сеть

чтобы поймать скудеющую кириллицу

которая из точки А

несет золотой песок азбуки

в бездну

моего Я

 

 

 

 

НЕДАЛЁКИЕ ЛЮДИ

 

Почему-то недалекие люди

Делают вид, что глядят далеко вперед

И принимают судьбоносные решения

Относительно нас и наших близких.

 

Эти судьбоносные решения

Умножают число недалеких людей

И сокращают число наших близких

Которые соглашаются с таким положением,

И стараются от нас держаться подальше.

 

Недалекие люди стремительно заселяют

Не столь отдаленное будущее

Превращая в жилплощадь неевклидово пространство

Присваивая себе осевое мировое время

Любое далекое перетаскивая в свое здесь и сейчас

 

Над нами сияют недалекие звезды

 

Почему же близкие нам люди

Не берут судьбу в свои руки

Разве близкие нам люди

Ничем не лучше людей недалеких?

 

Кто же нам внушает недалекие мысли

Будто близкое и недалекое в итоге одно и то же?

 

 

 

 

ЗАНИМАЯСЬ НЕИЗБЕЖНЫМИ РАСЧЁТАМИ

 

Занимаясь неизбежными расчетами –

Сколько еще надо прожить,

Чтобы успеть расплатиться за пользование

Солнцем, морем и ветром,

Пытаясь вычислить, хватит ли времени,

Чтобы отсеять пустое время от полного, гадая

Наступит ли такое будущее, из которого

Станет невидимым проклятое прошлое,

Ломая голову над вопросом, какова цена

Настоящему, которое не ценит тебя ни в грош,

И так далее, и так далее, и так далее,

Я взглянул наконец на небо,

Которое как-то странно накренилось

И, как мне показалось, стало снижаться,

И я увидел, что это пошел дождь,

Но не из туч, а из провалов звездного неба,

И состоящий не из капель, а из

Сплошных нулей, внутри которых

Не было даже пустоты, иначе

Им незачем было бы падать

На не замечающую их землю.

 

 

 

 

 

СЕГОДНЯ В МИРЕ (22 июня)

 

22 июня стройными рядами

Доблестная германская армия

Неся на подошвах своих сапог

Целостность своей территории

Вступила на так называемую русскую землю

 

Русские войска вероломно оказывают сопротивление

 

Международное сообщество призывает

Русских прекратить кровопролитие

 

Президент Соединенных штатов

Осудил русскую агрессию

 

Русские стягивают к Москве

Вооруженные формирования из независимой Сибири

 

Геноцид немцев под Москвой

Геноцид немцев под Сталинградом

 

Гаагский трибунал требует выдачи Суворова и Кутузова

Голландец Петр Первый преследует шведа Карла XII

Прибышего с визитом дружбы в оранжевую Украину

 

Президент Грузии запретил сержанту Кантария

Водрузить знамя победы над Рейхстагом

 

 

 

 

 

РЕКЛАМА:

 

Западные ценности. Восточные сладости

Права человека. Супружеские обязанности

Европейская безопасность. Азиатский грипп

Автралийские аборигены. Африканский слон

 

 

 

 

 

ДЫХАНИЕ И ПРЯМОХОЖДЕНИЕ

 

Дыхание и прямохождение –

Вот что наиболее ценно

Из всех наслаждений

Дарованных мне природой

 

Чтобы оценить дыхание

Достаточно его затаить на мгновение

И уже следующее мгновение вдоха

Почувствовать как наслаждение

 

Без дыхания нет и речи

А тем более пения

Его перекрывает плач

Над ним издевается визг

 

Как приятно стоять прямо

И при этом дышать всем небом

И представлять себе море

То есть все что перед тобой – море

 

Но это уже следующее наслаждение –

Это роскошь воображения

Воображения прямоходящего человека

Который дышит легко и свободно

 

 

 

 

 

КРИЧАЩАЯ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

 

Кто-то кричит

чтобы его услышали

среди крика

 

Одни кричат

чтобы он

замолчал

 

Другие кричат

что им

ничего не слышно

 

Он кричит

из страха

перед тишиной

 

 

 

 

МОЛЬБА

 

Ландыш лодочник

дай мне лодку

которую выдолбил

дятел из дуба

я поплыву на ней

по ручью по реке

по морю

по свету

по темноте

потому что так тихо

тихо

ничего

ничего мне

не кукует кукушка

 

 

 

 

 

ДИКОВЕННЫЙ СОН КОРОЛЮ ПРИСНИЛСЯ

 

1.

 

Король летит на ковре-самолете,

вокруг него сгрудилась его свита.

– Куда мы летим? – вопрошает король.

– Мы летим в Лапландию, Ваше Блаженство,

мы намерены провести с ней переговоры

о нераспространении льда за ее пределы.

– Странно, говорит король, –

ведь лед несет ветром,

а ведь это мы делаем погоду.

– Но лед производит Лапландия, Ваше Блаженство.

– Великолепно. Однако, когда мы будем пролетать горы,

прошу вас обратить на них мое внимание.

– Горы, Ваше Блаженство, обратите внимание, горы.

– Великолепно! Если бы всю землю покрывали горы,

нам бы не надо было летать на самолетах,

можно было бы просто прыгать с вершины на вершину.

– Совершенно верно, Ваше Блаженство,

но у гор один недостаток:

они производят лед, и следовательно, Лапландия

может предъявить претензии на все горные вершины.

– Невероятно! Невероятно! Как только

мы прибудем на место, напомните мне о моем народе,

о его мощи, величии и названии,

чтобы от его общего лица я мог Лапландии диктовать волю.

– Воля Ваша, Ваше Блаженство,

а что касается народа, то ваш народ – это люди,

люди не позволят дать себя в обиду.

– Великолепно. Но когда мы будем пролетать море,

прошу вас обратить на него мое внимание.

– Море, Ваше Блаженство, обратите внимание, море.

– Великолепно! Если бы всю землю покрывало море,

то нам не надо было бы делить землю.

– Совершенно верно, Ваше Блаженство.

– Но поскольку это не так, обратите внимание,

когда мы будем перелетать границу,

не забудьте всем раздать меховые шапки,

чтобы чуждое веяние не повредило нам уши.

– Будет сделано, Ваше Блаженство.

– Кстати, что это за дымка там на горизонте,

может быть, это враждебные силы

в нарушение всех негласных соглашений

выбивают там свои ковры-самолеты?

– Не волнуйтесь, Ваше Блаженство,

горизонтальная служба наведет там свой порядок.

– А где мы летим? – король вопрошает.

– Мы летим где положено, – отвечает хором свита,

и ее ответ переходит в гимн стихиям,

которые тем и прекрасны,

что нам должны покориться.

Но король опять вопрошает в тревоге:

– Да кто мы?

– Мы сама справедливость, – поет его свита.

– Мы сама справедливость, и на нас вся надежда, –

и король поет вместе со всею свитой,

пока не становится видимым дыханье,

и тогда он отдает распоряженье

раздать всем меховые шапки,

и песня стихает, потому что сквозь шапку ее не слышно.

– Куда мы летим? – вопрошает король в шапке.

– Мы летим в Лапландию, Ваше Блаженство,

мы летим в Лапландию делать погоду, –

но король уже ничего не слышит.

 

2.

 

Король проводит день в большой тревоге,

первый день, а потом второй и третий,

приближенные спрашивают,

что его так тревожит,

и король отвечает:

– Надо рассмешить царевну-несмеяну,

она не хочет смеяться тому,

чему мы смеемся.

У всех есть ковры,

у некоторых самолеты,

но ковры сами по себе не летают,

а самолеты не всегда мягко садятся.

У всех пока есть, что есть,

но никто не знает, что будет,

так что срочно нужна скатерть-самобранка,

а чтобы всего этого добиться

может понадобиться дубинка-самобитка

как для народа, так и для приближенных.

Короче говоря, мне кажется, что дурак нужен,

Иван-дурак, еще не совсем превратившийся в Джона,

Чтобы разрешить некоторые проблемы.

– Что за проблемы! –

восклицает первый приближенный,

а за ним второй и третий, –

– Если я нужен, то я перед вами!

– Нет, король качает короной, –

мне такой дурак даром не нужен,

мне нужен дурак из сказки,

который выловит в проруби подводную лодку

и заставит ее исполнять свои мирные желания,

не обязательно ему ездить на ядерной печке,

но очень хочется, чтобы на душе потеплело,

и хочется, чтобы всем стало веселее.

– Да, такого дурака найти непросто, –

говорит первый приближенный.

– Такого дурака нынче с электричеством не сыщешь –

говорит второй приближенный.

– Таких дураков нету –

говорит третий,

и говорят все вместе:

– Мы дураки не такие,

хотя тоже хочется, чтобы на душе потеплело,

и хочется, чтобы всем стало веселее.

 

3.

 

– Народ ждет от вас действий, Ваше Блаженство

– Откуда это видно?

– Это видно из того, что народ безмолвствует

– Каких же действий ждет безмолвный народ?

– Лучше всего военных

поскольку в этих действиях

народ хорошо себя проявляет

и выявляет свои лучшие силы

которые кричат вперед когда надо

и безмолвствует когда уже ничего не надо

– Против кого должны быть действия?

– Скорее всего против другого народа

который тоже хочет выявить свои лучшие силы

– А когда одни лучшие силы

угробят другие лучшие силы

чего мы добьемся с остатками народа?

– Мы добьемся мирных переговоров, Ваше Блаженство

в результате которых

вам могут предложить остатки другого народа

который будет безмолвно ждать от вас других действий

– Против кого?

– Хотя бы против остатков своего народа,

Ваше Блаженство!

 

4.

 

– Раз вы король, то вам нужна охрана

сказала ему свита

– Что это значит, охрана?

– Это сильные крепкие люди

которые будут вас защищать от прочих

– Кто такие прочие?

– Это сильные крепкие люди

которые захотят отнять у вас корону

а то и жизнь вместе с короной

а то и просто жизнь

вообще без короны

– Что это за жизнь,

если есть такие люди

и в чем смысл охраны такой жизни?

– Смысл в том,

чтобы все сильные крепкие люди

постепенно вошли

в число вашей охраны

не отняв у вас вашей жизни

при этом постепенном переходе

и не покушаясь в дальнейшем

уже в качестве охраны

на вашу корону

– Не проще ли

ходить в обычной меховой шапке –

спросил король, но ему возразили

– Не проще,

ибо все равно тяжела шапка Мономаха

тем более если и под ней

продолжать думать

 

5.

 

Над королем размахивают опахалом

и приговаривают при этом:

– Вы лицо историческое

поэтому не закрывайте лицо руками

В ваших руках судьба народа

поэтому когда идете вперед

смотрите под ноги и мягко ступайте

Когда будете что-нибудь обещать народу

стучите себя кулаком в грудь

это можно

чтобы грудь при этом бренчала

мы ее увешаем орденами

это придаст весомость каждому слову

– А если народ повернется к историческому лицу задом?

– Шутить изволите, Ваше Блаженство

народ есть сущность абстрактная

так что ему фактически нечем к вам повернуться

– Любопытно, а мне казалось

что если кто имеет свое лицо

то имеет и все остальное

– Вашему Блаженству простительны даже крамольные мысли

– Мысли всегда простительны

(по рядам свиты пролетает шепот –

король сегодня в добром расположении духа)

 

6.

 

Как отмечают хроники и хроникеры

народ короля любит

поскольку король накормил свой народ

чужим народом

но если народу тыкать в нос чужим народом

он ничему не поверит

он будет задавать ехидные вопросы

откуда видно что чужой народ съеден

можно проверить все пустые упаковки

на них нет и намека на людоедство

на наших свалках не найти человеческих скелетов

в нашем кофе нет чужого пота

и в блеске наших алмазов и рубинов

ничья чужая кровь не играет

а вы хотите наши рекламные радужные краски

залить краской стыда скорее серой чем красной

в конце концов что вы от истории хотите

всегда в истории сытые давали работу голодным

и если кто-то из голодных делался сытым

это не значило что он съел своих голодных братьев

ведь чем больше сытых

тем больше работы для голодных

это верно как для нашего народа

так и для любого другого

для которого наш народ пример для подражания

потому нашего короля должны любить все народы

и за этим должны следить хроники и хроникеры

 

7.

 

Король был когда-то

Простым человеком

И с ним водились простые люди

Для которых все просто

И вдруг он понял

Что можно быть еще

Проще простого

И тогда с ним стали водиться и те

Для кого все

Проще простого

Главной заботой короля стало

Следить за тем что бы те

Для кого все проще простого

Присматривали за теми

Для кого все просто

То есть те кто проще простого

Не спускали глаз

С простого человека

В надежде на то

Что простой человек

Сам уже не допустит

Никакого другого человека

 

Так они и жили

Люди как люди

 

8.

 

Что за весть нам на хвосте принесла сорока

и не сорока а совсем чужая птица

да и вообще этой птицы никто не видел

только кто-то слышал

будто она провещала

что наш король умер

как мы теперь будем

что с нами без него станет

мы ведь думали что король вечен

а теперь возможны перемены

нам возможно придется

не думать по-другому

а по-другому не думать

это очень болезненная перестройка

вот поэтому мы горюем

мы плачем

на кого ты нас покинул

вокруг кого теперь будет виться наша свита

от лица кого мы будем плясать и петь перед народом

перед лицом кого мы будем твердить о благе народа

вслед за кем

по поручению кого

в чью честь и кому на руку

увы но кто это идет нам навстречу

это же его блаженство собственной персоной

кто же это нам подсунул чужую птицу

да и не чужую а просто сороку

на хвосте у которой мы чуть не поплелись всей свитой

 

9.

 

Диковинный сон королю приснился,

будто народ его процветает,

и король понял, что это сновиденье.

 

Диковинный сон королю приснился,

будто он и не король вовсе,

и тут он в страхе проснулся.

 

Диковинный сон королю приснился,

будто он свой подданный и не больше,

и тут же сон стал еще глубже.

 

Диковинный сон королю приснился,

будто он сам над собой поставлен,

страх объял его от копыт коня до короны

 

С тех пор короля бессонница гложет.

 

 

 

 

 

ПОЛЁТ РУССКОЙ ДУШИ

 

Легко ли тебе на воле,

о, русская душа?

Или все так же не отпускают

протяжные русские песни,

которые так далеко заводят,

не отпуская?

Не пахнуло ли на тебя

из недр мирового духа

нерусским духом?

Райскими птицами,

Жужелицами, мотыльками

мерещатся мимолетные

немецкие, японские,

тьмутараканские души,

сопричастные, странные,

и ты, им невнятная,

соловьиным ли свистом

страшно пролетаешь мимо?

Если души – сплочение плача,

как же ты глубока и прозрачна!

Если души – сплочение смеха,

то ты самая срывающаяся из душ,

о, летящая русская душа!

Итак, наконец, на свободе,

на вожделенной воле,

на просторе, обширнее, чем поле,

без оков тела, ввысь, отвевая

все вести, кроме

благой, отслаиваясь от всего

земного, все позади, или все

впереди, или ты

лишь литота русской земли,

и где оно –

русское небо?

 

 

 

 

 

ЗАБРОШЕННЫЕ ХРАМЫ

 

Много их,

Заброшенных в небо, на зеленых высотах,

Их купола вписаны в голубую

Нетускнеющую эмаль, как знак

Рукотворности духа. Камень их

Держится стойко, как земля. Воздух

Хранит в них запас славянских глаголов,

С позолотой смешана пыль, каждый

Случайный голос усилен голосами

Вымерших певчих, роспись темна, или это

Навертываются на глаза

Невыплаканные слезы

Изверившихся странников.

Возле них на погостах

Есть у многих родня, но не многие

Помнят ее. И не многие

Входят в сорванные двери храмов, не столь

Знаменитых, засыпанных известью, прелой

Листвой, тарой из-под съеденной снеди,

Дровами для снесенных русских печей,

Хаосом, из которого за шесть дней

Реставраторы могут воздвигнуть хранилище мира.

В храмах заброшенных нет прихожан,

Кроме редко на землю сходящего Бога.

 

 

 

 

 

ОДА ВРЕМЕНИ

 

О, половина седьмого!

О, без четверти семь! О, без пяти!

О, семь утра!

О, восемь! О, девять! О, десять!

О, одиннадцать, двенадцать, тринадцать!

О, обеденный перерыв! О, после-

Обеденный сон разума!

О, послеполуденный отдых фавна!

О, последние известия! О, ужас! О, ужин!

О, уже последняя капля! О, последняя туча

Развеянной бури! О, последний

Лист! О последний день

Помпеи! О, после

Дождичка в четверг! О, после

Нас хоть потоп! О, половина

Двенадцатого! О, без пяти!

О, полночь!

О, полдень!

О, полночь!

О, по лбу! О, в лоб!

О, по московскому времени!

О, по Гринвичу

О, по ком звонит колокол!

О, бой часов! О. счастливые!

О, половина седьмого!

О, полдень!

О, полночь!

О, без пяти!

 

 

 

 

 

ОДИННАДЦАТЬ

 

На них одиннадцать костюмов работы фабрики имени пакина

все они пахнут тройным одеколоном

напоминая тем не менее тридцать трех богатырей

вышедших сухими из вод морских

но на самом деле лишь трое еще оставались богатырями

ибо смахивали на лошадей под последними с картины Васнецова

еще четверо имели лица достоинством в 1, 2, 3 и 5 копеек

так что старший из них по старинке пытался прорваться в метро

трехкопеечный все еще искал автомат с газировкой

а двухкопеечный надеялся нахамить кому-то по телефону

еще четверо имели гораздо более озабоченные лиц

достоинством соответственно в 1, 3, 5 и 10 рублей

но они не знали что делать с такими деньгами

и потому один из них всегда забегает вперед

чтобы никто не заметил что у него расстегнута

ширинка брюк костюма работы фабрики имени пакина

а вместо головы футбольный мяч с автографами

всех выдающихся парикмахеров микрорайона

а самый важный их них естественно десятирублевый

все время чирикает меняя ударение с чирък на чърик

и простите нет слов чтоб ответить на те слова

которые он произносит когда ему говорят простите

зачем вы несете свой костюм на вытянутой руке

когда вы сами самая для него удобная вешалка

лучше наденьте его на себя а то обнаженный

вы выделяетесь чем-то из одиннадцати которых

с каждым днем становится все больше и больше

 

 

 

 

 

СИМФОНИЯ СТУЛА, ОПУС 74

 

Анданте

 

Скрип

Скрип стула

Скрип стула под гнетом

Усталого тела

Скрип дубового стула

Скрип плетеного стула

Скрип и сказки венского стула

Скудный скрип стула в столовой

Когда садится за стол голодный

Скрип стула схожий со стоном

Когда встает со стула сытый

Скрип стула в столице

Слышимый в ста соседних странах

Последний скрип электрического стула

Скрип черта в стуле

 

Аллегро

 

Стук

Стук стула

Стук стула со смаком

Стук стула об пол одной ножкой

Стук стула всеми четырьмя ногами

Стук сталкивающихся стульев

До начала спектакля в оркестровой яме

Стук спинки стула сбитого с ног

Растерявшимся растяпой

Постылое постукивание по стулу пальцами

Засидевшегося заполночь гостя

 

Финал, крещендо фуриозо

 

Свист!

Свист стула

Летящего на все четыре стороны света

Свист стула в тоске

По замыслу сделать вместо стула скрипку

Свист!

Удар!

Еще удар!

Удар летящего со свистом стула

По застоявшейся тупой голове

 

 

 

 

 

УТРО ПАЛАЧА

 

Палач просыпается по звонку

будильника ранним утром

долго чистит зубы

еще дольше чистит свои ботинки

ведь на них будет устремлен

последний взгляд жертвы

Он пьет кофе и выкуривает сигару

думая что пора бросить курить

и пить крепкий кофе

 

Уходя он треплет по голове ребенка

машинально определяя на ощупь

достаточно ли отросли волосы

чтобы можно было за них

поднять над ликующей толпой

усекновенную голову

 

Он спешит на свою работу

боясь опоздать в сутолоке

просыпающегося мира

опоздать

вот чего он всегда боится

ведь его с нетерпением ждут

приговоренные к смерти

и нет ничего невыносимей

чем ожидание исполнения приговора

 

По дороге он листает газеты

с удовольствием отмечая отсутствие

сообщений о помиловании

в то же время от себя отгоняя

вечную досаду что его имя

как всегда остается в тени

яркого имени его жертвы

которая якобы примет смерть достойно

когда все дело только

в его неповторимом искусстве

 

Ощущая себя повивальной бабкой

исторической справедливости

он проверяет свои надежные инструменты

веревки хозяйственное мыло

топоры огнестрельные предметы

перелистывает свое рабочее расписание

размышляет о бессмысленности прогресса

в области перехода из времени в вечность

и только очень боится

опоздать

поскольку – как шутят

его коллеги – можно

опоздать родиться

но опоздать с исполнением приговора

это медленной смерти подобно

и сам палач больше всего на свете

боится именно медленной смерти

 

 

 

 

 

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

 

Существует ли право истории?

Историческая истина?

Историческая свобода, если

Настаивать на исторической необходимости…

«Историческая необходимость» - уверенно

Заявил мне на семинаре в 80-х годах

Прошлого века молодой аспирант филфака,

Когда речь зашла о сталинских убийствах,

Его беременная жена осторожно молчала.

Так бывает, одиночное убийство

Лишь повод для сочинения детектива,

Убийство массовое – повод для слухов,

Что кто-то творит историю,

И для уверенности, что мы заслужили

Свою спокойную жизнь за счет чужих неизбежных смертей.

 

История течет, как река, в которой

Играют водовороты крови, ее переливы

Могут дать пищу для художественного

Воображения –но не опасно ли

Купаться в волнах истории, или

Лучше смотреть на все это

С других берегов. Где они

Берега другие? В свирепых очах

Колумба? В ликующем взоре

Летящего космонавта? Во сне дикаря,

Спрятавшего в свою кровь

Свою реку? Чуден Днепр

При тихой погоде. Исторический шквал

В лучшем случае замедляет

Течение мысли. Где история лучше?

Там, где резали сто лет назад, или где

Будут резать лишь через сто лет?

 

Доисторический человек по утрам

Деловито завязывает свой галстук,

Репетируя ежедневно завязывание

Петли на чужой шее. Приходят

Лучшие времена. Уходит

Личное время. В дивный миг перестройки

Добрый писатель И произнес всемирно:

Наконец мы будем жить, как все люди, -

И власти тут же ему даровали

Еще одну квартиру, дабы он

Не усомнился в сказанном.

Историческая справедливость.

Да минует нас чаша сия.

 

 

 

 

 

ЧАСЫ С КУКУШКОЙ

 

Подарили часы со смыслом:

Утром рано вместо кукушки

Выскакивает из них Лев Толстой

И выкрикивает трижды:

– Не могу молчать!

И замолкает, слава Богу.

И где-то вдруг среди дня, –

Прости, Господи, – Владимир Ильич

Ленин, прямо из мавзолея, бледный, –

– Что делать? – говорит, – Что делать? –

И падает навзничь. В двенадцать

Часов по ночам является, как я понимаю,

Очередной президент, живее всех живых,

Глядит на меня, не узнавая _

– Не туда попал, – говорит, – Не туда…

– А куда, – я его вопрошаю,

Но его уже след простыл,

– Что за черт, – обращаюсь я к своему

Времени, – для чего мне эти

Последние двое, не достаточно разве

Одного говорящего Льва?

 

 

 

 

 

НА СЕВЕРЕ ДИКОМ

 

На сервере диком

Стоит одиноко

На голой странице поэт

 

 

 

 

ДЕТСТВО МЕЧТАЕТ О МУДРОСТИ...

 

Детство мечтает о мудрости

Мудрость бьется над правдой

Правда тоскует о счастье

Счастье грустит о мечте

 

Мечта стремится к надежде

Надежда тянется к вере

Вера взывает к совести

Совесть твердит о любви

 

Любовь требует мужества

Мужество ищет женственность

Женственность ждет материнства

Материнство о детстве поет

 

 

 

 

* * *

 

Человека с ножом

не волнует

какие

в головке лука

зреют

мысли

 

При чем здесь

слезы

 

 

 

 

ВОЛШЕБНИК

 

Жил на свете

великий волшебник,

самый великий

на свете.

 

Он мог совершить

невозможное:

жизнь прожить

так незаметно,

что никто его не заметит,

мог незаметно

исчезнуть

и не вернуться.

 

И он исчез незаметно.

Он не вернется.

 

Помните,

жил на волшебник,

самый великий

на свете?

 

 

 

 

MAGICIAN

 

Once upon a time there was

a great magician,

the greatest one

in this world.

 

He could perform

the impossible:

to live a life so

unnoticed,

that nobody would notice him,

he could disappear unnoticed

and not be back.

 

And he did disappear unnoticed.

He won’t be back.

 

Do you remember,

there was a magician,

the greatest one

in this world?

 

Translated from Russian

by Olga Volgina

 

 

 

 

 

КОГДА ВСЕ ТЕБЯ ПОТЕРЯЮТ

 

Когда все тебя потеряют

и никто уже искать не станет,

тогда ты найдешься

и найдешь, что ответить тем, кто спросит –

где тебя носило –

уверяет весенний ветер.

 

Скажешь – засыпало золотой листвою,

скажешь – увлекли перелетные птицы,

умыкнула серебристая рыба.

 

Не говори, что с пути сбивался,

что о горючий камень споткнулся,

долго лежал под снежной корою,

ждал, когда под нею срастутся кости.

 

Скажи – с первой травой вернулся,

скажи – на землю выронили птицы,

на берег выплеснуло с талой водою.

 

Не говори, если вернешься,

что тебя уговаривал ветер

не возвращаться.

 

 

 

 

 

КРОВЬ РЕЧИ

 

не хочу ничего видеть

не хочу ничего слышать

ничего не скажу

 

закусываю губы

чувствую вкус

крови

 

закрываю глаза

вижу цвет

крови

 

затыкаю уши

слышу

шум крови

невозможно

уйти в себя

разорвать с миром

кровные узы

 

остается вечно

говорить и слушать

слушать и говорить

 

слово

у всех

в крови

 

 

 

 

 

СТИХИИ СТИХА

 

1

 

Возвышенные стихи

проплывают вместе с облаками

не оставляя после себя

даже тени стихов

 

2

 

Cырые стихи

выпадают вместе с дождем

но быстро высыхают

не оставляя следов

 

3

 

Белые стихи

выпадают вместе со снегом

но их мало кто различает

на белом снегу

 

4

 

Яркие стихи

читаются при свете молний

но мало кто успевает

уловить их блеск

 

4

 

Громкие стихи

соперничают с громом

но их никто не слышит

гром все равно громче

 

5

 

Свободные стихи

приносит ветер

это может быть морской бриз

утром приносит

вечером уносит

 

6

 

Тёмные стихи

незримы на фоне ночи

но лучше читаются со звезд

они исчезают с рассветом

 

7

 

Новые стихи

не всем по вкусу

или не по зубам

иногда смущают размеры

тогда они просто

показывают вам язык

 

 

 

 

 

* * *

 

Здравствуй

мое старое стихотворение!

Где ты пропадало?

Ты меня узнаешь?

Как я безнадежно молод

в каждой

твоей строке!

 

 

 

 

ПОЭЗИЯ

 

1

 

Поэзия

естественна

как окно в доме

 

искусственна

как стекло в окне

 

случайна

как мир за окном

 

закономерна

как наука

 

возникающая на стыке

восходоведения

и

закатознания

 

2

 

Стихи –

подсолнухи

подстрочники

солнца

 

стихи –

снежинки

для заждавшихся

снега

 

стихи –

подснежники

для уставших

от зим

 

стихи –

деревья

в тени которых

светло

 

 

 

 

УТРО ИСПОЛНЕНИЯ ЖЕЛАНИЙ

 

Такое прозрачное утро

как будто все дети с аквариумами

бегут к морю

 

чтобы выпустить в море

золотых

рыбок

 

Накопились желания

 

Надо только состариться

и забросить

сеть

 

 

 

 

 

МГНОВЕНИЯ ЛЕТА

 

1

 

Птица ростом невелика

и травы

для нее причудливее небес

и сквозь них

проникает снижающееся солнце

и словно

мерцающие костры запалены

на окраине каждой былинки

и птица

никак не может взлететь

загляделась

 

2

 

Птица еще поет

прекрасно и безмятежно

и девушки уже запели

свои песни

из которых они ни одну

до конца

не знают

и солнце застыло

никак не может зайти

заслушалось

 

3

 

Солнце

зашло

От его рассвета

пробуждаясь

встречают его

те

для кого оно

состоит из других

звуков и букв

 

 

 

 

 

ПЕЙЗАЖ С ГРОМОМ

 

Над скалой поющей под ветром

Словно тенор в театре ла скала

Над морем помнящим историю

Не хуже франсуа мориака

Из облака похожего обликом на оруэлла

Вот-вот прогремит антиутопический гром

Раскатистый как имя грэма грина

Вслед за ослепительной молнией

Мимолетной и острой

Как гений мольера

И хлынет дождь как из верлена

 

Монотонный и томный

Одинаково высокопоставленный

В любой радиоточке

Земного рене шара

 

 

 

 

* * *

 

В серый день

я увидел среди облаков

удивительно синий

клочок неба –

 

о эта дисперсия света!

о спектральный анализ!

о моя чуткая сетчатка!

о колбочки, ответственные

за восприятие цвета!

о еще не поблекший

хрусталик моего ока!

о глазной нерв!

о серое вещество!

 

о нежный участок коры головного мозга

блаженно в себя вместивший

клочок синего неба!

 

о замечательная уверенность

в возможности передать

все это

дискретными словами

 

 

 

 

 

ОСЕННИЕ ЗАМЕТЫ

 

Листья наскучили ветру

и игра с огнем надоела,

гаснут костры на полянах, еще раньше погасли осины,

воздух издерган дождями,

скоро капли застынут,

видимым станет дыханье,

небо поднимется выше,

звезды опустятся ниже,

ковш семизвездный

будет клониться,

покуда

нашу, покрытую снегом,

землю не зачерпнет

вместе с нами со всеми,

с нашим внешним и внутренним миром,

о котором сказано все,

но не все

и не всеми

услышано.

 

 

 

 

 

ОАЗИС ВРЕМЕНИ

 

В пустыне пространства

оазис времени

прозрачный ключ

вдохновения

 

мы смотрим в него

как в зеркало

 

мы выпиваем то

что мы

видим

 

чтобы иметь силы

идти

там

где не на что смотреть

 

 

 

 

* * *

 

O эти существа заполонившие телевизор

они для вас уже повидавших телевиды

всегда готовят нечто неотвратимое невероятное

которое и заключается в их вечно внешнем виде

в их открытых всем виртуальным ветрам ухмылках

в их зловещих сказаниях и предсказаниях

в их неизбывном вращении вокруг земного шара

в их бытии инобытии на воле волн эфира

они так вещают об извержении вулкана

как будто это они заставили его изрыгнуть лаву

они так глаголют о свержении правительств

как будто это они готовили заговор

они заполняют ваши глаза и уши

о как они страдают от того что ничем не пахнут

заваливая ваши жилища отходами свежих новостей

они никогда не уйдут с вашего узкого горизонта

не забьются в норы и не совьют гнезда

за пределами вашего алчного взгляда

они будут входить в него с шумом с пением и рукоплеском

как сирены перед привязанным к стулу одиссеем

как входят в море и как выходят из моря

хтонические существа превращающие море в болото

они будут показывать вам свои неуязвимые доспехи

неотразимые костюмы боевые мундиры надежные скафандры

они проникнут к вам в защитной форме

в шапке невидимке с невидимой скатертью-самобранкой

они накормят вас яркой заморской гнилью

они обогреют вас обнадежат и припугнут

они предстанут перед вами доверительно обнаженными

о как они остервенело бьются друг с другом

за право быть включенными в ваше бренное существование

о как они страдают от того что вы их не трогаете

они не покинут вас даже перейдя в качество скелетов

они будут заговаривать вам зубы даже

держа в своих фалангах пальцев свои драгоценные черепа

в полной уверенности что вы их переживете

ибо вы вечно ожидаете что они еще вам покажут

 

 

 

 

 

ПАМЯТИК НЕИЗВЕСТНОМУ ТРУСУ

 

Вы приглашаетесь

на открытие памятника

неизвестному трусу.

 

Памятник выполнен скромно: голый

пьедестал. Сам трус

может смело скрываться

среди приглашенных,

не опасаясь

открытия.

 

Вы услышите много неизвестного:

поскольку неизвестно,

чего трус боялся,

говорить будут только

о неизвестном.

 

В речах будет подчеркнуто,

что благодаря трусости неизвестного

известным вовсе нечего было бояться.

 

Вы приглашаетесь на открытие

памятника

неизвестному

трусу.

 

Попробуйте

не прийти!

 

 

 

 

ПЛАСТИНКА

 

начинается с одинокого плача

потом уже слово за словом

потом разделяются голоса

на мужской и женский

о это пение

смех

вмешиваются новые голоса

снова плач

пение

снова смех

и звучат многоголосые хоры

 

так все быстрее

по черному диску

чувствуя над собой

иглу

 

чувствуя над собой

вращение смутной вселенной

и в ясной собственной глубине

вращение темного омута

 

все кончается плачем

или смехом

уже над тобой

 

чем ближе к стержню вселенной

тем стремительнее вращение

смех и плач отбрасываются на края

еще остается и держится твое слово

остается

немое

упорство стержня

 

ты уходишь все глубже

и слышишь

голоса над собой

 

и переводишь дух

 

между сменой

иглы

или диска

 

 

 

 

ПТИЧИЙ ЯЗЫК

 

Птицы словно ангелы Гумилёва на Венере

говорят языком почти из одних только гласных:

иииииии иииии иии –

и – их любимая гласная

и это и не быват кратким

птицы покрупнее нажимают уже на у –

это у-жасные птицы

совы сычи и болотные выпи

они пугают нас по ночам

а и плюс у звучит почти угрозой

и никогда не переходит в ю

разве что у соловьев

в их любимом слове — люблю —

где звук л заменен на

почти человеческое ч, только чище,

хотя чаще всего и звучит из чащи

 

Птицы говорят на языке приютивших их деревьев

на языке гор приблизивших их к небу

на языке волн в которых им дано отразиться

но молчат они на языке неба

 

Наше ухо недостаточно чутко

чтобы различать все птичьи фонемы

их у нас не больше пяти

и мы не всегда ощущаем переходы

от щелкающих звуков к звукам

чурающимся щелкания

зато у нас

есть зубные звуки но нет

звуков клювных, хотя и нам

не чуждо

взамодействие рта горла и носа

 

Самый человеческий звук это о –

ООО –

это звук удивления а иногда и

отвращения при встрече человека с человеком

но при наличии определённой культуры

оо толкуют как проявление восторга

 

Самый скверный звук называется клекот

звук подобный стуку клюва по кости

(это звук последних известий

когда выключен сам звук)

мы же когда говорим не всегда

думаем о еде и когда едим

не всегда поем и не думаем о песне

 

Потому человек все же отличается от птицы

и хотя Аристотель определяет человека

как двуногое лишенное перьев

то уже мои собраться по перу

как бы уже и не совсем люди

но еще и вовсе не птицы

и Платон определял поэта

как существо легкое и крылатое

однако обреченное на изгнание

из любого благополучного

но бескрылого и поющего

свои дурные песни

идеального государства

 

 

 

 

 

ОТЧЁТ ОБ АНГЕЛЕ

 

Ангел был обнаружен в тринадцать сорок

в районе, где обычно ангелы не обитают,

при поимке не оказал сопротивления,

такая халатность для ангела

считается невозможной.

Крылья ангела достигали в размахе

два метра девяносто восемь сантиметров,

при весе семьдесят два килограмма

летать на таких крыльях,

с точки зрения аэродинамики, невозможно.

Белая ткань обмундирования ангела

искусственного происхождения

и негерметична,

отсюда пребывание ангела в космосе

представляется проблематичным.

С представителями гуманитарных наук ангел

говорить наотрез отказался,

отсюда его речь признана нечленораздельной

и непригодной для возвещения Господней

воли.

Бумаг при обыске ангела не обнаружено,

то есть ангел не является гражданином.

При свете и при искусственном освещении

сияние от ангела не исходило,

что было заметно невооруженному глазу

и бросало тень на воображение живописцев.

Вышеизложенное говорит о факте, что

ангелы для науки не представляют интереса,

а также в целях антирелигиозной пропаганды

содержать его признано нецелесообразным,

после чего вышеупомянутый был отпущен

и растаял в небе в шестнадцать тридцать.

 

 

 

 

* * *

 

Удивленный ангел

похожий на одинокое дерево

стоит на ветру

и греет над снегом

озябшие в полете незримые крылья

 

он боится

снова поднять глаза на звезды

потому что они шепчут

одно и то же: это

твоя

родина

 

 

 

 

Эрнст Барлах – ИЗВАЯНИЕ ЛЕТЯЩЕГО АНГЕЛА

 

Трагически необтекаем

все ветры века

проходят сквозь

его лицо

 

Ангел в военной шинели

Ангел в больничном халате

 

Необходимы цепи

чтобы он не рухнул на землю

 

Необходимы своды храма

чтобы он не взлетел

 

 

 

 

ЛЕГЕНДА ОБ ОКЕАНЕ

 

Однажды от берегов континентов

расположенных друг против друга

отошли

эскадры подводных лодок

 

Чтобы идти незаметно

они погрузились в воду

заполнив балластные цистерны

водой океана

и океана

не стало

 

Кладбищем огромных черных акул

лежали лодки

на голом дне океана

вплотную друг к другу

 

Их рубки возвышались как пьедесталы

для грядущих гениев

которые все и всем объяснят.

 

Утро осветило

эту железную пустыню

и тогда с берегов континентов

расположенных друг против друга

побежали дети

по дну бывшего океана

 

Прыгая с рубки на рубку

обжигая подошвы

они бежали навстречу

друг другу

 

Они

уже далеко в океане.

Мелькают среди акул

их детские платья

 

Лодки

могут выпустить свой балласт –

океан

в любую

минуту

 

 

 

 

БОЛЬШЕ СВОБОДЫ

 

Стало больше свободы

В камерах побелили потолок

И стало просторней

 

С окон убрали решетки

Но убрали и окна

Зато больше внимания дверям

 

Надстроили стены

Теперь на тюремном дворе

Вы можете выше

 

Подбрасывать свой мячик

 

 

 

 

ПРОЕКТ УКАЗА

 

Все тюрьмы с находящимися в них заключенными

объявляются правительственными

учреждениями

обладающими правом законодательного

строительства а так же

неукоснительного проведения

этих законов в жизнь

как за пределами тюрем

так и в их пределах

 

Все психиатрические лечебные заведения

получают статус научных институтов

по разработке нетривиальных

и нестандарных подходов

к решению общенародных

и общегосударствнных задач

как за пределами этих заведений

так и в их пределах

 

Как тюрьмы так и

психиатрические лечебные заведения

переходят в свободное частное пользование

становясь акционерными обществами

с ограниченной ответственностью

и неограниченными правами

как за пределами этих заведений

так и в их пределах

 

Правоохранительные органы

переходят в ведение

выше означенных частных предприятий

обеспечивая последним

безопасность управления

государством и его поддаными

как за пределами этих заведений

так и в их пределах

 

Действующие правительственные

и государственые учреждения

остаются таковыми на переходный период

и обеспечивают плавный переход власти

к означенным выше частным предприятиям

как в пределах нашего государства

так и за его пределами

 

 

 

 

* * *

 

От ее единственного поцелуя,

прежде чем умереть,

он долго старался выжить,

прикладывал к губам снег, полынь,

прикасался к белой коре березы,

ночами блуждал, искал озера,

настоянные на корешках упавших звезд,

в туман закутывался,

лечился дальней дорогой,

сном, в котором она была похожа на многих, –

его долго выхаживали другие руки,

его заговаривали другие губы,

ему прописывали шум прибоя, звон посуды,

и он очень долго старался выжить,

и все-таки лет через сорок умер,

так и не успев почувствовать перед смертью,

то ли теперь наконец они будут вместе,

то ли только теперь

они навсегда расстались.

 

 

 

 

ПЕСНЯ ВОЛКА

 

Я волк волк

Я зимний ночной волк волк

Я своими следами служу духу снега

Я хозяин хруста чужих костей

Это я надышал вам морозные звезды

На ваши оконные стекла

Пока вы спали во сне

Я навыл вам в небе полную луну

Когда вы еще не умели смотреть на небо

Это я научил вас бояться ночных деревьев

Это я заклинаю вас от опасных игр с собственной тенью

Это я подсказал вам что надо сбиваться в стаи

Я волк волк

Я зимний ночной волк

Я ухожу от вас в вашу же зимнюю сказку

 

 

 

 

ПЕСНЯ ТИГРА

 

Я тигр

Я гром тайги и молния джунглей

Когда-то когда еще было много огня

И еще очень мало воды

Я вышел живым из огня

И начал вокруг себя наращивать зелень

Чтобы она отражалась в моих зеленых глазах

Но не следует вам со мною встречаться взглядом

Ибо мой взгляд застывает на срезе моих зубов

И не ходите по моему следу

Ибо я всегда иду за вами

И я презираю человека

Ибо он всего лишь хозяин домашних кошек

 

 

 

 

МАЯКОВСКИЙ

 

Слон в посудной лавке поэзии

Восставший против башни из слоновой кости

Сам ставший вавилонской башней футуризма

Переходящей в водонапорную башню социализма

Которая согласно наклону времени

Все более смахивала на Пизанскую

 

Телебашня

так и не дождалась его

 

 

 

 

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

 

На третий день

вернулся голубь

на Ноев ковчег

с бомбой в клюве

 

Еще нет земли

но уже есть

воздух

 

 

 

 

О РУССКАЯ ЗЕМЛЯ, ТЫ УЖЕ СРЕДИ ЗВЕЗД!

 

1.

 

Плыть быстрее течения времени,

Видеть всюду следы человека –

Мелькает в водах Днепра седая голова Перуна,

Псы- рыцари идут с мечом на дно Чудского озера,

Балтика окном вставляется в каждую избу,

Волна Иртыша поблескивает панцирем Ермака,

От моря идет открывать Академию Ломоносов,

Открывать Антарктиду идут русские бриги,

Север, светлый, как имя Седова,

Плывет перед глазами, как свет

Перед глазами летящих впереди света,

По Черному морю за светом плывет Потемкин,

Аврора сдвигает с места шестую часть света,

Вокруг света плывет и плывет,

Свет плывет

Перед взором взлетающих в небо –

О русская земля,

Ты уже среди звезд!

 

2

 

Земля моя,

Одуванчик света,

Ты мне машешь вослед

Белыми

Платочками,

Облаками,

Звездами

Собственной

Величины…

 

3.

 

Стада звезд,

Козерог, Овен, Телец,

Через все небо –

Млечный Путь;

Но и в туманностях даже

Ты никого из своих

Не теряешь из виду:

Земля,

Пастушья сумка на твоем плече…

 

4.

 

Земля моя,

Незабудка русского поля,

Как на твои цветы не похожи

Розы кромешных ветров,

Подорожники Млечных Путей,

Чертополох и крапива

Полей

Тяготения…

 

5.

 

Осторожно, так же

Как в полете,

Принимая солнце

За одуванчик,

Иду по земле,

Принимая одуванчики

За подсолнухи…

 

6.

 

Время летит.

Души древних греков в полете

Свою родину видят уже

Меркнущей точкой:

По стопам гекзаметров

Они поднялись наконец до своих

Богов и героев. Они пролетают

Мимо Лебедя, мимо

Кита (это море!), Кентавр

(Это твердь!) оглядывается им вослед.

Архимед

С головой уходит в Млечный Путь, –

Эврика! – восклицает и вытесняет

Звезды: над землей влюбленные

Глаза поднимают на метеорный дождь,

Их любовь –

Архимедова точка опоры.

Сократ

Вместо чаши с ядом

Держит чаши Весов: на них

Возвышенное перевешивает,

Уходит вниз. Мудрец

Пытает летящее время, софиста:

На какой же из чаш

Оставленная на произвол

Учеников и книг

Земля? Время

Летит.

 

7.

 

Нам, живым,

Вечно следить за склонением

Наших имен, за склонением

Стрелки часов и магнитной стрелки:

Есть полюса

У Земли, у Вселенной, у Времени,

У любого из нас…

И на пути к полюсам

Ждут не только магнитные

Бури. В небо

Нам вечно глядеть, даже в небе

Склоняться

Над звездной картой

И наносить на нее

Новое звездное небо.

Вечно

Лететь наяву

И во сне, склоняться

На плечо друга, лететь

Друг у друга в объятьях,

И жить, жизнь

Продолжать

Нам живым, провожать

И ждать, вечно

Склоняться над зыбкой

Бездной, склоняться

Над зыбкой ребенка…

 

 

 

 

 

 

Вокруг верлибра

 

Куприянов Вячеслав

 

(Замкнутый круг свободного стиха)

 

Возвращаясь в 60-е и 70-е, для кого-то не только далекие, но и уже не существующие годы, вынужден заявить, что сегодня свободный стих, верлибр, понимают гораздо меньше, чем на заре его появления. О нем высказываются все с той же категоричностью и со все меньшей обоснованностью.

 

Все началось не с Бурича, не с Блока и даже не с Сумарокова. «Зарю появления» верлибра  надо бы сдвинуть в сторону начала нового времени, если согласиться с тем, что его образцом является любой сакральный текст, гимнография, что К.Тарановский называл кондакарным стихом. И стих этот рождался непосредственно из прозы, минуя рифмованные метрические песнопения язычников. Вот полное прочтение молитвы "Отче наш" на церковнославянском языке:

 

ОТЧЕ НАШ, его же сынове есмы, верою во Христе Иисусе.

ИЖЕ ЕСИ, за упование уложенное нам, НА НЕБЕСЕХ.

ДА СВЯТИСТСЯ ИМЯ ТВОЕ,  еже быти нам святым и непорочным пред тобою в любви.

ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЕ,

яко да оправдившеся благодатию твоею, наследницы будем по упованию жизни вечныя.

ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ, благодать спасительная всем человекам, наказующая нас,

ЯКО НА НЕБЕСИ ждати блаженного упования, и явления славы великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, яко

И НА ЗЕМЛИ, отвергшимся  нечестия и мирских похотей, целомудренно, и праведно, и благочестиво в нанешнем веце пожити.

ХЛЕБ НАШ НАСУЩНЫЙ, не ко сласти плотстей, но ко исполнению нужды житейския,

ДАЖДЬ НАМ ДНЕСЬ, не излишний, но довольный.

И ОСТАВИ НАМ ДОЛГИ НАША, яко отец сыном прощая вины, а не яко судия казнь налагая,

ТАКОЖЕ И МЫ обычаем злы суще, ОСТАВЛЯЕМ ДОЛЖНИКОМ НАШИМ:

кольми паче ты, естеством благ, сие сотвориши.

И НЕ ВВЕДИ НАС ВО ИСКУШЕНИЕ, да напасть нас не постигнет.

Аще же и постигнет искушение человеческое, ты сильный Боже,

не остави искуситися паче, еже можем,

НО сотворив со искушением и избытие,

яко возмощи нам понести.

ИЗБАВИ НАС ОТ ЛУКАВАГО: да не прикасается нас, но паче бегает от нас,

тебе всегда в нас действующу, и еже хотети, и еже делати от благоволении.

ЯКО ТВОЕ Отца Вседержителя ЕСТЬ ЦАРСТВО,

И Сына искупителя СИЛА, и Духа освятителя, СЛАВА, во веки, АМИНЬ.

 

Для всех, кто пытается освоить верлибр, да будет это образцом, но не следует объявлять это только художеством, ибо здесь нет вымысла, желательного для художества, но только правда, обязательная для свидетельства (см. об этом у О.Павла Флоренского). Если же во всем этот тексте находим избыточность прозы, то сокращенная молитва, используемая в Божественной литургии, записана здесь заглавными буквами, и прочитанная сама по себе как извлечение, еще более дает нам образец верлибра, как вынутный из прозы самодостаточный смысл, задающий свой ритм. Сам графический прием, столь подчеркиваемый ради верлибра, здесь оказывается возможным, но не обязательным: сакральный текст все едино более чем проза.

 

Этот пример должен как-то отрезвить всех тех, кто непременно приписывает верлибр единственно «западному» мышлению, как это страстно утверждает Олеся Николаева: “В западной традиции — идея «организации пространства»: в своем обмирщвленном пределе — дизайн, верлибр, этот образец без-энергийной вневременной самодостаточности. В восточной — «организация энергии»: интонированный стих, ритм, устремляющийся на борьбу с метром, самовластная своевольная синтагма, не терпящая возражений: драматизм, движение, ветер, вихрь... Наконец, декламация, напоминающая пение, молитвословие, магию, Бог весть что…“ («Знамя» № 2, 2004) Если не теряться в хаосе неустановившейся современности, то почему бы не опереться на опыт немецкого свободного стиха у зрелого Рильке или в гимнах и одах его предтечи — возвышенного Гёльдерлина («ВРЕМЯ ЖАТВЫ»):

 

Вызрел, в огне причастился, свершился

плод, и на земле испытан, и есть закон:

все восходит змееподобно,

пророчески, в грезах, к вершинам

холмов небесных. И многое,

как некий груз неудач

на плечах, выдерживать

надо. Но коварны

дороги. И строптиво,

как кони, ведут себя покоренные

стихии и древние

законы земли. И вечно

(к нескованности стремится…

    …И верности иго….

Вперед же, как и назад мы

смотреть не желаем.  Хотим, чтобы

нас укачивало,

как утлую лодку морская волна.

 

Не к нам ли обращены последние четыре строчки? «Хотим, чтобы нас укачивало», и утешаем себя «организацией энергии»… Но где царит дух Слова, там подражающий образцу верлибр не считает внутри себя слоги и ударения, а логически или эмоционально выделяет ключевые для выбранной темы слова, которых в одном предложении может быть больше, чем в прозе, где логическое ударение обычно одно. Итак, проза строится из предложений, стихотворение из слогов, а верлибр именно из слов. Философ бы мог сказать, что в верлибре многие слова стремятся стать именами. Математик бы обратился к теории графов. Часто слова эти стремятся быть расположенными согласно мистическим (блоковым) числам: 1, 2, 3, 7 и т.д.  Числу 1 соответствует удетерон, однострочие в терминологии Бурича, числу 3 прикинувшееся в Европе верлибром японское хокку.

 

Остроумцы часто поминают мольеровского Журдена, который, якобы, говорил прозой. Журден не зря удивлялся: говорил он устной речью. Сейчас господа и дамы устной речью с тем же успехом пишут «стихи». М.Ю. Лотман прямо отмечает: «Проза не проще, а сложнее поэзии» (АПТ. 1972, Л-д, стр. 33). Тогда может быть и верлибр еще сложнее прозы.

 

Не принимая верлибр как самостоятельное средостение между прозой и стихом, литературовед и автор Ю.Орлицкий предлагает его как вырожденную форму стиха, но каким-то непонятным образом напичканную поэзией.: «Вслед за М.Гаспаровым (как теоретиком) и Буричем (как теоретиком и практиком в одном лице) мы понимаем под этим словом тип стиха, характеризующийся принципиальным отказом от всех привычных стихообразующих принципов: рифмы, метра, уравнивания строк по количеству ударений и слогов, регулярной строфики. От прозы его отличает только авторское деление текста на строки (то есть постановка пауз там, где считает необходимым поэт, зачастую в отличие от правил языка (? В.К.), что и создает особую напряженность и выразительность речи), ну и, разумеется, поэтичность выражаемых мыслей и переживаний. Такой стих может существовать только на фоне вековой традиции “несвободного” стихосложения, отталкиваясь от нее (но, разумеется, не отрицая)». («Арион», 2006, № 1))  Слово «стих» здесь мешает верлибру  еще более, нежели «свободный». Я всегда твердил, что верлибр не является проблемой стиховедения (с этим соглашается болгарский исследователь А.Янакиев). Определяя верлибр как стихотворного калеку можно уверенно переходить к практике. Ю.Орлицкий говорит о научных конференциях на фестивалях верлибра, где «Михаил Гаспаров впервые представил свои “конспективные переводы” — переложение мировой поэтической классики на русский язык верлибром” («Арион», 2006, №1). Об этих «переложениях» отозвался Бенедикт Сарнов: «Стиховеды, как известно (об этом я однажды уже писал), разницы между стихами рукотворными и нерукотворными не понимают. Даже, я бы сказал, принципиально исходят из того, что на самом деле никакой разницы тут и нет вовсе. Хотя настоящий стиховед мог бы по крайней мере понимать, что ритм стиха, рифмы, аллитерации и прочие аксессуары стихотворной речи не украшательские финтифлюшки, а — знаки, свидетельства, если угодно, доказательства той самой нерукотворности. И если уж пришла Гаспарову в голову блажь «перевести» Пушкина или Лермонтова с русского на русский, то мог бы он догадаться, что, «переводя» их верлибром, он не просто калечит — уродует стихи гениев» («Вопросы литературы) № 5, 2004). М.Гаспаров, исходя из своего понимания верлибра делает еще и последнему медвежью услугу: его переводы и не подстрочник и не верлибр, а нехудожественная редукция поэтического текста, вивисекция.

 

Исходя из такой установки многие и пишут, выдавая за верлибр прозу, при чем дурную. Хорошая проза как верлибр видится пока только в опытах Виктора Полищука («Время Икс»… Сам Вл. Бурич стремился именно к упомянутой Сарновым нерукотворности,  а прочее называл «стихами метранпажа», что мы часто видим рекламе (снова проза внутри «прозы»). Примером «стихов метранпажа» могут быть тексты М.Жванецкого («Октябрь», № 3, 2004), первоначально рассчитанные на художественное чтение вслух. Их за понятность хвалит Вал. Краснопольский: «Феномен Жванецкого показал, что у верлибра в России большой потенциал, он может быть понятен большинству…»  Здесь важно не «что» и «как», а кем написано. Вытянем «столбик» в прозу: «Не жить с тобой, хоть видеть тебя. Холодный май. Дожди. Несчастья. Запреты. Преданные женщины. Робкие цветы. Белое небо, лужи…» и т.д. Ближе к верлибру подражание молитве этого автора, здесь сам предмет подражания держит текст, если взять молитву как некий «фон».

 

Понятие «фона» применял Ю.Лотман: «эстетические восприятие прозы оказалось возможным лишь на фоне поэтической культуры», по прошествии времени – обратное: «поэзия начинает восприниматься на фоне прозы, которая выполняет роль нормы художественного текста» (стр. 26). Далее он втягивает в «фон» «разговорную и все виды письменной нехудожественной речи» (стр. 27).  Ему соответственно вторит А.Кушнер: «И верлибр, кстати сказать, может быть очень хорош у нас до тех пор, пока воспринимается на фоне регулярного, рифмованного»  (А.Кушнер). О том же пишет Вл. Губайловский («НМ» №2, 2004):«Верлибр умирает, если вся поэзия становится свободным стихом. Ему просто нечего преодолевать, ему нечему быть границей». Так было бы, если в истории уже ничего не было.

 

Верлибр преодолевает прежде всего самого себя, и потому держится на границе. А что до «фона», то сегодня фон задает газетная речь, где некролог «воспринимается» на фоне футбольного матча,  или гибриды телеобразов, где реклама пива воспринимается  на фоне желания всем добра (иногда от «лица» медведя), где художественный фильм – только фон для пропаганды жвачки. Поэт же, если он не мертвый автор постмодерна, исходит из традиционных античных категорий: пафоса (что он хочет сказать), этоса (к кому он обращается) и логоса (какие художественные средства выбраны, чтобы речь получилась уместной). Комбинации пафоса, этоса и логоса, их отсутствие-присутствие также выстраивают не два, а три жанра художественной речи. Они как бы чреваты друг другом, при чем именно верлибр оказывается наиболее, что ли, беременным, как прозой, так и поэзией. Что же касается упомянутой М.Лотманом «письменной нехудожественной речи», вот как можно расположить текст из военного устава:

 

  Затвор служит:

  для досылания

  патрона в патронник,

  для запирания канала ствола,

  для производства выстрела,

  для выбрасывания стреляной гильзы

 

Это пример деловой прозы, записанной «метранпажем». Здесь исчерпано действие затвора, исчерпана его идея. Предметное содержание этого текста определяет не только его границы, но и четкий порядок слов, изменить слова невозможно, ибо исказится и суть описанного действия. Есть здесь и синтаксический параллелизм. На этом «фоне» прочтем верлибр образцового автора — Вл.Бурича:

 

Стареем

я

моя кепка

мост через реку

Старение камня – эталон старения

Старение – вот что нас объединяет

Мы в едином потоке старения

Мое старение адекватно

старению десяти кошек

четырех собак

я не увижу старости

этого галчонка

 

Художественный текст отличается от делового наличием содержания, дополнительного к предметному. Однако сказать, что нам дано здесь уставное или словарное определение старости, было бы данью слишком бедному воображению. С другой стороны стихи Ломоносова о пользе стекла скорее деловая рифмованная проза, тогда как его Закон сохранения ближе к верлибру: «Все перемены в натуре случающиеся такого суть состояния, что сколько от одного отнимется, столько же присовокупится к другому». Желающие могут разбить на строчки. Есть здесь и тот (внутренний) повтор, о котором упоминает Ю.Лотман как об обязательном для стихов: «Универсальным структурным принципом поэтического произведения является принцип возвращения.» (стр. 39)

 

Бурича однако мало знают, переиздать его некому, хотя подражают ему в верлибре не без успеха многие — Ген.Красников, а вот украинец Илья Стронговский (его же перевод на русский):

 

–medulla–

человек –

насекомое наизнанку

глубоко внутри

крылья

жвала

жало

или до сих пор веришь

что бабочка?

 

Акад. Ю.В.Рождественский в «Теории риторики» (1999)  определяет: «Система жанров художественной литературы делится по формам на стиховую речь (стихотворения, поэмы, стих в прозе), верлибр, нестиховую речь… Как видно, в центре системы жанров лежит верлибр, относительно которого определяется стих и проза». (стр. 431) В верлибре и стиховой речи фонические качества ведут (могут вести) смысл, в верлибре и нестиховой речи семантические качества ведут фонические, в стиховой и нестиховой речи обязателен вымысел (автор развлекает читателя), что не обязательно в верлибре («Отче наш» не призван развлекать).  Так различаются между собою три жанра (или вида) художественной речи, дополняя друг друга. Все разговоры об устаревании рифмы или ее реанимации в этой проблеме абсолютно неуместны. Скорее можно говорить о кризисе не рифмы,  но вообще словаря поэзии.

 

И еще об однобоком взоре на наш родной язык и его историю: «Язык сопротивляется тому, что ему не свойственно, как русский язык с его обширной многовековой традицией фольклорного рифмованного стиха сопротивляется верлибру, несмотря на судорожные усилия его сторонников (например, В.Куприянова) в современной поэзии.» (Б.П.Гончаров, «Стихотворная речь», ИМЛИ, 1999, стр.189). Но русский язык не единственный, где есть рифмованный фольклор, а верлибр есть во всех языках, где представлены сакральные тексты («каноны»), то есть, где есть письменность.  Вот чистейшее потебнианство, остановившееся  на фольклоре и не принимающее во внимание изгнанную радетелями языка традицию гимнографическую, которая, хотя и моложе устно-речевой, но является неоспоримым фактом нашей культуры. И если я прилагал «судорожные усилия», то только к продолжению и  «выпрямлению» традиции, а не к попытке существования на каком-то ее ином «фоне».